Эрато и Эрот. Поэты о любви: опыты ментального анализа. Часть I

© Горошкевич С.Н., 2021

Книга, которую вы держите в руках, называется "Эрато и Эрот". Эрота знают все. Эрато менее известна. Одна из 9 муз, у древних греков она «отвечала» за любовную поэзию. Что же касается «опытов ментального анализа», то пусть вас не пугает философская на вид формула. «Опыты» со времен М.Монтеня – это всего лишь свободные размышления на тему, а «ментальный анализ» – анализ с применением мозгов. Кстати, анализом автор не ограничивается. Он не забывает и про необходимость синтеза (сборки) информации. Несколько слов об авторе есть во 2-й части на этом же месте.

Жанр книги определить довольно сложно из-за отсутствия прецедентов в мировой литературе. Уникальное издание представляет собой тематически организованные подборки стихов, искусно соединенных авторским текстом: ясным, сочным, живым. С одной стороны, это первая настоящая, строго организованная, энциклопедия мировой любовной лирики; с другой – цельное (пусть и не вполне научное) исследование любви во всех ее многообразных формах и проявлениях.

Диапазон использованного литературного материала максимально широк: поэзия всех времен и народов, 600 авторов, из них 250 писали не на русском языке. Книга предназначена для интеллектуально и эмоционально активных людей, которые интересуются поэзией и «межполовыми» взаимоотношениями.

Вводная глава

Любовь в ее многообразных формах и проявлениях занимает огромное место в жизни человечества и отдельного человека. Большая часть мировой художественной культуры «вертится» вокруг этой оси. В частности, почти вся поэзия от ее глубокого и серьезного философского крыла до Ордена Куртуазных Маньеристов (плесени на останках всемирной литературы, как называют его некоторые доброжелатели) пишет слово Любовь с большой буквы и рассматривает ее как стержень бытия:

В.С.Соловьев (1853–1900)

 
Смерть и Время царят на земле, —
Ты владыками их не зови;
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце Любви.
 

В.Ю.Степанцов (р. 1960)

 
Сменяются вожди, законы и кумиры,
границы грозных царств сметает ужас толп,
и лишь одна Любовь от сотворенья мира
незыблемо стоит и высится как столп.
 

Очевидно, именно поэтому уже в греческой мифологии среди 9 муз, «ответственных» за научное и художественное творчество, была Эрато – покровительница любовной лирики. С тех пор и поныне любовь остается главным «предметом» поэзии:

Пьер де Ронсар (1524–1585) Франция (пер. М.Я.Бородицкой)

 
Не правда ли, друзья, в какой чести у Муз
Венерино дитя, крылатый карапуз:
Камены следуют шаг в шаг за мальчуганом!
Кто дружен с ним – того они наперебой
Спешат ласкать, учить премудрости любой,
Созвучьям сладостным, и плавным, и чеканным.
 
 
Но горе дерзкому, кем оскорблен Эрот, —
Камены вмиг его лишают всех щедрот:
Напрасно призывать он станет вдохновенье,
Ему заказано вступать на Геликон,
И непокорным ртом уже не сможет он
К священному ключу припасть хоть на мгновенье.
 
 
Я по себе сужу: лишь только петь начну
Героев и богов, войну и старину —
Язык отнимется, слова нейдут часами;
А песнь любовную лишь стоит мне начать,
Незримая рука снимает с уст печать,
И дышится легко, и строки льются сами.
 

Дорогой Читатель, перед Вами книга, которую я, может быть, и не вполне удачно назвал «Эрато и Эрот». В этом названии Эрот символизирует любовь, а Эрато – любовную поэзию. Как Вы уже заметили, книга начинается вводной главой, которая довольно пространна. Она не всегда была такой. Все начиналось с обычного введения из нескольких страниц. До несуразных размеров оно разрослось вот по какой причине. В процессе работы над книгой я давал почитать ее промежуточные варианты своим знакомым. Они, естественно, делали мне разнообразные замечания: дескать, то не так, а это не эдак. Как водится, каждый тянул в свою сторону. Угодить одному было невозможно без того, чтобы не навлечь на себя гнев другого. Оно и понятно: автор – плоть от плоти народа; читатели – вокруг него. Пойти им навстречу – значит разорваться. «Не хочешь переделывать, так изволь объяснить – почему», – сказали читатели. «Пожалуйста», – ответил я. Так и родилась вводная глава, цель которой – предотвратить возможные недоумения и самооправдаться:

Б.А.Слуцкий (1919–1986)

 
Начну не с предмета и метода, как
Положено в книгах новейшей эпохи, —
Рассыплю сперва по-старинному вздохи
О том, что не мастер я и не мастак.
 

Жанр книги определить довольно сложно, а то и вовсе невозможно из-за отсутствия прецедентов в мировой литературе. Именно последнее обстоятельство и подвигло меня на ее создание, ибо чем же нам еще заниматься, если не тем, что никто не сделает, кроме нас:

В.А.Большаков (1947–2008)

 
Из глины вылепили нас,
мы снова глиной станем,
но что же в свой последний час,
товарищ, мы вспомянем?
Да, видно, то, чего никто
за нас с тобой не сделал,
совсем немного, да зато
совсем не мало в целом.
 

Книга представляет собой тематически организованные подборки стихов самых разнообразных авторов, соединенных (если угодно, разделенных) текстом компилятора. Основная идея, реконструировать объект (жизнь) по его отражению (поэзии), не оригинальна:

И.Л.Сельвинский (1899–1968)

 
Подобно тому, как скелет динозавра
Воссоздают по одной кости,
Мир любой не сегодня-завтра
Воссоздадим, узнав его стих.
 

В.А.Павлова (р. 1963)

 
Буквы буквальны не менее цифр,
не менее к формулам склонны.
Книга стихов, если врубишься в шифр,
становится телефонной.
Верую: свившись спиралью, строка
в мудрых руках потомка
явит структуру моей ДНК,
и вот уже не строка – рука
в руках его, длинная, тонкая.
 

Действительно, если бы вся Древняя Греция в VII веке до новой эры опустилась на дно морское, как Атлантида, но остались бы поэмы Гомера, то мы бы знали о жизни ее обитателей ненамного меньше, чем знаем сейчас. Принцип организации стихов по тематическому принципу при их публикации также не нов. Скорее наоборот, это хорошо забытое старое. Например, все древнеиндийские поэтические антологии были составлены именно таким образом. В некоторых из них насчитывается более сотни тематических рубрик. Одна из крупнейших книг такого рода начинается следующим стихотворением, написанным, кстати, ее составителем:

Шарнгадхара (ХIV век) Древнеиндийская поэзия

(пер. И.Д.Серебрякова)

 
Сотни мудрых речений, изящных и смелых,
собрала эта книга во многих разделах.
Многотрудной работой доволен я буду,
Если книга понравится доброму люду.
 
 
Пусть же это собрание стихотворений,
где с сегодняшним древний соседствует гений,
где порой и мои попадаются строки,
вас на миг отвлечет от житейской мороки.
 

Переадресуя это пожелание своим читателям, я могу только позавидовать его автору, который владел пером не хуже тех поэтов, чьи стихи он использовал при составлении антологии. Если вы сейчас откроете наугад и прочтете любую страницу моей книги, то самым заметным впечатлением почти наверняка будет малоприятное ощущение вопиющего контраста (языкового, стилистического, ментального и любого другого) между стихами и моим текстом. Очень заманчиво было бы заявить, что этот контраст есть результат целенаправленных творческих усилий составителя, сознательно используемый им «литературный прием». Заманчиво, но очень уж далеко от правды. А правда состоит в том, что я просто писал «как умею». Говорят, во время освоения американского Дикого Запада в «салунах» обязательно висел плакат для ковбоев с надписью: «Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет!». Вот и я обращаюсь к уважаемому Читателю с примерно таким же призывом. Беспокоило ли это меня? Да, беспокоило, но лишь в начале работы. Я даже пробовал поступить так, как иногда делают настоящие писатели:

Г.Н.Оболдуев (1898–1954) Советский андеграунд

 
Я с духом соберусь,
С рассудком тоже,
Перешлифую вкус
И «позу рожи».
 

Однако очень скоро выяснилось, что эта самая «рожа» у меня безнадежно крива и простыми косметическими средствами ее не исправить. Тут я и вспомнил прочитанную когда-то новеллу одного из французских классиков. В ней говорится о некоем предприимчивом человеке, который первым догадался делать деньги не на красоте, как многие другие до него, а на безобразии. Он нанимал некрасивых женщин и сдавал их напрокат обычным, которые на их фоне выглядели красавицами:

Н.К.Доризо 1978 (1923–2011)

 
Если б мир
                 был тождествен
                                           по сходству,
Было бы
              бесцветным
                                  бытие.
Красота
             обязана
                           уродству
Тем,
      что замечаем
                            мы ее.
 

Просто, но очень эффективно. Разве заметишь яркое на ярком? Разве не является контрастный душ замечательным средством «от всего»? Наконец, разве не контрастен сам мир, в котором мы живем?

О.Н.Григорьева (р. 1957)

 
На чашечках весов
лежат добро и зло.
У вечности веков —
секунда и число.
Два полюса Земли,
то ненависть, то страсть…
Куда ты ни взгляни —
контраст, контраст, контраст…
 

Использованный в книге принцип создания нового из фрагментов старого вызовет у многих неприятие и законный вопрос: «Зачем же перелопачивать прошлое? Лучше уж попытался бы сочинить что-нибудь новенькое». Действительно, именно этим занято великое множество современных сочинителей. С завидным упорством они изобретают и изобретают велосипеды. Как положено всему новоизобретенному, их изделия далеки от совершенства и малопригодны для использования:

М.А.Зенкевич 1941 (1891–1973)

 
Поэт, зачем ты старое вино
Переливаешь в новые меха?
Все это сказано уже давно
И рифмою не обновишь стиха.
 

Поэты стараются. Надо отдать им должное. Удачи редки. Однако на то они и поэты, чтобы стремиться к невозможному:

Н.Н.Матвеева (1934–2016)

 
Все сказано на свете:
Несказанного нет.
Но вечно людям светит
Несказанного свет.
 

Увы, создать нечто абсолютно оригинальное, особенно в области поэзии, в наше время просто нереально. Современная культура – это немыслимо сложная система прямых и причудливо искривленных зеркал, отражающих самое себя. «Написано всего такая бездна, что новое, поверьте, бесполезно»:

И.М.Губерман (р. 1936)

 
Люди воздух мыслями коптят
многие столетья год за годом,
я живу в пространстве из цитат
и дышу цитатным кислородом.
 

У многих крупнейших современных авторов скрытые и открытые цитаты, не говоря уже про аллюзии, составляют скелет произведения. «А кто не чтит цитат, тот регегат и гад». Есть целые направления, которые ставят этот принцип во главу угла, например, так называемая центонная поэзия. Так может быть, действительно, лучше разобраться с уже имеющимся, обобщить и систематизировать его? В предлагаемой Вашему вниманию книге заимствование возведено в абсолют: «Стяжал и за грех не считаю».

Фрагментарность, мозаичность, пестрота предлагаемой Вашему вниманию книги кого-то заставит усмехнуться, кого-то – поморщиться, а кого-то и вовсе плюнуть. Предлагаю уважаемым посмотреть вокруг. Для современных Человека и Человечества меньше всего характерна цельность. Лоскутное одеяло – вот знамя того мира, в котором мы живем. На каждом из лоскутиков – свой девиз. А можно ли написать что-нибудь поверх всего этого? Да, только одно слово. И это слово:

«Любовь».

В наше время как никогда быстрыми темпами падает интерес ко всем остальным вечным проблемам. Явно грядет век полного безразличия к ним. Что же остается? Только такие не просто высшие, а единственно подлинные ценности, как Любовь и ее частное проявление – Любовь к Прекрасному, Красоте:

Шарль Пьер Бодлер (1821–1867) Франция (пер. В.В.Левика)

 
Ты рождена от звезд или пришла из ада?
О Красота, ответь: ты бес иль божество?
Ты к злу или добру влечешь лишь силой взгляда,
Ты, как вино, пьянишь, но ты сильней его.
 
 
Ты вечер грозовой, из ароматов свитый,
В твоих глазах закат вплетается в восход.
Твои уста – сосуд, избранникам открытый,
Твой строгий поцелуй – как зелье – приворот. /…/
 
 
Ты Ужас делаешь невинною игрушкой,
По трупам шествуешь, минуя кровь и грязь,
Убийство и разврат блестящей погремушкой
На грудь, надменную, ты вешаешь, смеясь. /…/
 
 
И что мне за печаль, из мрака преисподней
На землю ты пришла, с небесных ли высот,
Сирена злая ты иль серафим господний,
Наивное дитя, страшилище, урод, —
 
 
Когда лишь ты одна: твой взор, движенья стана,
Рука твоя, нога, – лишь ты, о Красота,
В то Бесконечное, что нам всегда желанно,
Всегда неведомо, открыла мне врата.
 
 
И что мне, рождена ты светом или тьмою,
Когда с одной тобой, о вечный мой кумир, —
О ритм, о цвет, о звук! – когда с одной тобою
Не так печальна жизнь, не так ужасен мир.
 

Да, природа красоты сложна. Но вся надежда – только на нее. Моралисты уже пробовали спасти нас, грешных, проповедью добра и справедливости. Да только воз и ныне там. Возможно, Лев Николаевич Мышкин был не таким уж идиотом, когда сказал свою знаменитую фразу:

А.А. Коринфский (1868–1937)

 
Да, красота, – и только красота, —
Спасает нас от гибели позорной…
Она одна осталась непокорной
Тебе, житейская слепая суета!
 
 
Ни чувства мелочность, ни мысли нищета, —
Ничто не затемнит ее – нерукотворной;
Нет, ни отравой лжи, ни клеветою черной
Ее не запятнать! Она – всегда чиста.
 

Итак, любовь и красота – две нетленные ценности. Очевидно, что ядро любви вообще есть половая любовь, равно как и ядро красоты вообще – есть красота возлюбленной:

Константэн Григорьев (1968–2008)

 
Что делать с женской красотою —
волшебной, грешной и святою?
Я, как мужчина, как поэт,
конечно, должен знать ответ.
Но я его не знаю, нет;
итак, обсудим сей предмет.
 
 
Красавицу свалить на ложе?
Да, это на ответ похоже,
но за последнею чертой
поймешь вдруг с резкой прямотой,
что обладал ты красотой
и той и вроде бы не той.
 
 
Ведь красота – такое чудо!
И, говорят, – привет «оттуда»…
А вот откуда – все молчат.
Она и рай для нас, и ад,
она ласкает слух и взгляд,
несем мы ей, кто чем богат.
 
 
Зачем живем – и то не знаем,
мы Красоту не понимаем,
лишь знаем – это Красота,
она нетленна и чиста,
она – как дымка, как мечта,
ужель лишь сердца маета?
 
 
И к ней привыкнуть невозможно,
как и ответить односложно,
чем красота нас в плен берет,
и я стою, разинув рот,
пред красотой, как идиот, —
она мне больно душу жжет. /…/
 
 
Вопросы эти, эти чувства
есть тайный двигатель искусства —
увековечить красоту,
поймать, загнать в силки мечту,
вручить бумаге иль холсту,
крича: «Да вот она в цвету!»
 

Любимая женщина – это чистая поэзия для влюбленного поэта. Она прекрасна и безупречна во всех отношениях. Она – эталон красоты, «чистейшей прелести чистейший образец»:

Генрих Гейне (1797–1856) Германия (пер. В.В.Левика)

 
Женское тело – те же стихи!
Радуясь дням созиданья,
Эту поэму вписал Господь
В книгу судеб мирозданья.
 
 
Был у Творца великий час,
Его вдохновенье созрело.
Строптивый, капризный материал
Оформил он ярко и смело.
 
 
Воистину женское тело – песнь,
Высокая песнь песней!
Какая певучесть и странность во всем!
Нет в мире строф прелестней.
 
 
Один лишь Вседержитель мог
Такую сделать шею
И голову дать – эту главную мысль —
Кудрявым возглавьем над нею.
 
 
А груди! Задорней любых эпиграмм
Бутоны их роз на вершине.
И как восхитительно к месту пришлась
Цезура посередине.
 
 
А линии бедер: как решена
Пластическая задача!
Вводная фраза, где фиговый лист —
Тоже большая удача.
 
 
А руки и ноги! Тут кровь и плоть,
Абстракции тут не годятся,
Губы – как рифмы, но могут притом
Шутить, целовать и смеяться.
 
 
Сама Поэзия во всем,
Поэзия – все движенья.
На гордом челе этой песни печать
Божественного свершенья.
 

Таким образом, любовь и красота наиболее гармонично соединяются в художественном творчестве, особенно поэтическом. Воистину нет бога, кроме Эрота и поэты – пророки его:

Андон Зако-Чаюпи (1866–1930) Албания (пер. Д.Самойлова)

 
Нигде я бога не встречал,
Любовь везде видна.
Жизнь наша без ее начал
Бесплодна и скудна.
 
 
Чему молиться – божеству
Или любви земной?
Любовь я богом назову
И ей молюсь одной!
 

Для чего вообще люди пишут книги? С целью облагодетельствовать человечество, поведав ему то, что ты знаешь, а оно – нет? Может быть. Но для этого нужно быть неправдоподобно хорошим человеком, альтруистом. Обычный человек если знает, то молчит:

И.М.Губерман (р. 1936)

 
Кто понял жизни смысл и толк,
давно заткнулся и умолк.
 

Разговор или писанину затевают те, кто сами и для себя хотят в чем-то разобраться. Вот Вам, дорогой Читатель, и ответ на давно возникший у Вас законный вопрос: а при чем здесь сам компилятор? Уверяю Вас, абсолютно ни при чем. Я действительно не имею ни малейшего отношения ни к стихам (не сочинил за свою жизнь ни одной строчки), ни к любви (ни разу не испытывал этого чувства). Отсюда интерес и к тому, и к другому. «Кто про что, а вшивый про баню», – говорит наш мудрый народ, и он совершенно прав. Хорошо ли это? И да, и нет. Я сознательно поставил себя в довольно сложное, но в такой же мере и выигрышное положение инопланетянина, которому поручено изучить самое иррациональное явление в психике жителей Земли – половую любовь – при помощи настолько же иррационального метода, как анализ мировой любовной лирики. Вижу, как многие из людей романтических и одухотворенных поморщились, а некоторые даже и «содрогнулись». «Да как же он, не любивший и не творивший, смеет замахиваться на самое святое – любовь и поэзию», – ужаснулись они:

Лидия Койдула (1843–1886) Эстония (пер. П.И.Железнова)

 
Коль не лелеял в тишине
              Любви в груди своей,
То, как слепой о белом дне,
               Ты не суди о ней.
 

«Протестую», – как говорят стороны в суде. Если ставить вопрос таким образом, то логично просто поднять руки вверх и вообще отказаться от изучения чего бы то ни было. Исследование предполагает наличие реально существующего объекта и познающего его субъекта именно как двух несовпадающих данностей. В Англии есть пословица: «Onlookers see more than players». Среди читателей наверняка найдутся более или менее ярко выраженные «агностики», которые вообще сомневаются в том, что любовь поддается исследованию. Есть такие люди и среди поэтов:

В.А.Рождественский 1976 (1895–1977)

 
Любовь, любовь – загадочное слово,
Кто мог бы до конца тебя понять?
Всегда во всем старо ты или ново,
Томленье духа ты иль благодать?
 
 
Невозвратимая себя утрата
Или обогащенье без конца?
Горячий день, какому нет заката,
Иль ночь, опустошавшая сердца?
 

Что ж, сомнение – это обязательный мотив и компонент познания. Вопрос только в их гармоничном сочетании:

И.М.Губерман (р. 1936)

 
Мудрость Бога учла заранее
пользу вечного единения:
где блаженствует змей познания,
там свирепствует червь сомнения.
 

Сомнение в возможности познания какого-либо предмета только разжигает азарт истинного исследователя. Следующий вопрос: а нужно ли это познавать? Некоторые утверждают, что изучение любви не только невозможно, но и не нужно:

К.Н.Льдов (1862–1930) Поэзия эмиграции

 
Пусть влечение страсти – загадка,
Пусть прекрасны влюбленные взоры:
Отдаваться их неге так сладко!
Так ничтожны о них разговоры!
 

С.К.Маковский (1877–1962)

 
Не спрашивай. Люби, не понимая.
Любовь – печаль. В неведеньи земном —
Предчувствие о веденьи ином,
в земной тоске – отрада неземная.
 

Н.К.Доризо (1923–2011)

 
Моя любовь —
Загадка века,
Как до сих пор
Каналы марсиан,
Как найденная флейта
Человека,
Который жил
             до древних египтян. /…/
Что ж,
             может быть,
В далекий век тридцатый
В растворе человеческой крови,
Не лирики,
А физик бородатый
Откроет
              атом
Вещества любви.
Его прославят
                            летописцы века,
О нем
             молва
                           пойдет
Во все края.
Природа,
              сохрани от человека
Хотя бы
             эту
Тайну бытия!
 

И.М.Губерман (р. 1936)

 
Разбираться прилежно и слепо
в механизмах любви и вражды
так же сложно и столь же нелепо,
как ходить по нужде без нужды.
 

Само слово «изучение» некоторые авторы считают неуместным, когда речь идет о живых чувствах. Впрочем, они не отрицают необходимости для каждого отдельного человека разбираться во всем этом посредством некоего интуитивного «понимания»:

М.И.Алигер 1956 (1915–1992)

 
Изучать положено от века
ремесло, науки, языки.
Но живые чувства человека,
жар любви и холодок тоски,
негасимый свет, огонь горячий,
тот, который злу не потушить…
Это называется иначе.
Понимать все это – значит жить.
 

С этим трудно не согласиться. Но почему же одно должно быть вместо другого, а не вдобавок к нему? Действительно, половая любовь – это на редкость сложный и противоречивый комплекс психических явлений:

Гаспара Стампа (1523–1554) Италия (пер. Н.Н.Матвеевой)

 
Проклятие – в меня влюбленным страстно!
Я пред надменным жажду преклоняться,
Смиренна с не желающим смириться.
Люблю того, кто смотрит безучастно.
 
 
В негодованье он меня приводит!
Другие мир, довольство мне готовят,
Но лишь за ним душа моя стремится.
 
 
И все в любви навыворот выходит:
Бесчестье чести гордо прекословит,
Смиренный – плачет, злобный – веселится.
 

Разобраться во всем этом очень не просто. Я имею некоторый опыт в обобщении и систематизации самых разнообразных фактов. Тем не менее, признаюсь, что в начале работы и у меня глаза разбегались, а концы не сходились:

Г.Н.Оболдуев (1898–1954) Советский андеграунд

 
Но начал я писать —
И что ж? Куда та
Девалась – стройность, гладь,
Отбор понятий…
Смешалось все, как в доме
Облонских: даже
Погуще, повесомей…
Для камуфляжа
Тут что ль во всей красе
Не дом, а цирк,
Где производят все
Кувырк?
 

Однако постепенно все более или менее «устаканилось». Орешек знанья, действительно, тверд, но стремление к познанию всего сущего

неистребимо в человеке, ибо человеком его сделал Разум:

В.Ф.Ноздрев (1913–1995)

 
Моим дерзаньям нет предела,
Я не могу сидеть без дела.
Был человек четвероногий,
И беззащитный, и убогий,
Явился я – и стал он прям,
И дерзновенен и упрям.
 

Эмили Дикинсон (1830–1886) США (пер. В.Н.Марковой)

 
Наш Мозг – пространнее Небес.
Вложите – купол в купол —
И мозг вместит весь небосвод
Свободно – с Вами вкупе.
 
 
Наш Мозг – глубиннее Морей.
Пучину лей в пучину —
И он поглотит океан —
Как губка – пьет кувшин.
 

Безусловно, наиболее сложным объектом познания для человека является сам человек. Суть его настолько неуловима и противоречива, что у многих, в том числе и у поэтов, просто опускаются руки:

Б.А.Слуцкий (1919–1986)

 
И положительный герой,
И отрицательный подлец —
Раздуй обоих их горой —
Мне надоели наконец. /…/
 
 
Зверь это зверь. Дверь это дверь.
Длину и ширину измерь,
Потом хоть десять раз проверь
И все равно: дверь – это дверь.
 
 
А – человек?
Хоть мерь, хоть весь,
Хоть сто анкет с него пиши,
Казалось, здесь он.
Нет, не здесь.
Был здесь и нету ни души.
 

Разочаровавшись в возможности познать человека, некоторые бросают это «темное дело», переходят на живую или неживую природу. Я представляю встречный поток: тех, кто идет от природы к человеку. Уверен, что человек вообще и его половое поведение в частности как объекты познания принципиально не отличаются от всего остального. А что касается сложности предмета, то, как говорится, по Сеньке и шапка. Поэтому мне ничего не остается, как вместе с поэтом сказать господам агностикам следующее:

С.Я.Надсон 1883 (1862–1887)

 
Не вини меня, друг мой, – я сын наших дней,
Сын раздумья, тревог и сомнений;
Я не знаю в груди беззаветных страстей,
Безотчетных и смутных волнений.
Как хирург, доверяющий только ножу,
Я лишь мысли одной доверяю, —
Я с вопросом и к самой любви подхожу
И пытливо ее разлагаю!..
 

Вернемся к стихам. Обычно те, кто «работает» с ними (критики, интерпретаторы, исследователи) ставят своей целью проникнуть в «творческую мастерскую» поэта, постигнуть «механизм» рождения стихов. В истории филологии известны случаи, когда один-единственный сонет служил поводом для написания довольно толстой книги. Большинство поэтов скептически относятся к попыткам исследования их творчества:

Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) Ирландия (пер. Г.М.Кружкова)

 
Хрычи, забыв свои грехи,
Плешивцы в стане мудрецов
Разжевывают нам стихи,
Где бред любви и пыл юнцов,
Ночей бессонных маета
И – безответная мечта.
 
 
По шею в шорохе бумаг,
В чаду чернильном с головой,
Они от буквы – ни на шаг,
Они за рамки – ни ногой.
Будь столь же мудрым их Катулл,
Вы б закричали: «Караул!»
 

Л.Н.Мартынов 1954 (1905–1980)

 
Творим мы из чего-то что-то,
А что творим мы из чего —
Не ваша, умники, забота,
И в том – искусства торжество!
 

М.Н.Воскресенская (р. 1913)

 
Мир созидания – вечная тайна…
Что в ней обдуманно? Что в ней случайно?
Мир – постижим. Только это одно —
Как осеняет? – постичь не дано!
 

Михаил Гробман Поэзия эмиграции

 
Когда филолог всех берет на пушку
И расчленяет слово на слога
И смысл рассекает как лягушку
И упирает в нас свои рога /…/
 
 
Беги поэт той алгебры паскудной
Она на вивисекторском столе
Переиначит путь твой многотрудный
И на предметном разотрет стекле
 

И.М.Губерман (р. 1936)

 
Навряд ли наука найдет это место,
и чудом останется чудо.
Откуда берутся стихи – неизвестно.
А искры из камня – откуда?
 

Поэзия – это «звуки сладкие». Она, в сущности, одинаково близка и к литературе, и к музыке. Объяснять стихи так же бессмысленно, как и музыку:

Н.Н.Матвеева (1934–2016)

 
Вы объяснили музыку словами.
Но, видно, ей не надобны слова —
Не то она, соперничая с вами,
Словами изъяснялась бы сама.
И никогда (для точности в науке)
Не тратила бы времени на звуки.
 

Скажу сразу: я вообще не ставил перед собой задачу изучать творчество поэтов – авторов любовной лирики. Боже упаси. Задача книги принципиально другая – исследование половой любви на основе их «готовой продукции». Если бы за это дело взялся специалист – профессионал в науке о поэзии или в науке о любви, то перед ним сразу же встали бы неразрешимые проблемы. Для того, чтобы правильно и безошибочно использовать какой-либо стихотворный текст (а именно это – свойство профессионала), ему пришлось бы получить о нем точную научную информацию: когда и при каких обстоятельствах личной и социальной жизни поэт создал данное стихотворение, насколько искренним он был при этом, в какой мере совпадают в этом произведении автор и лирический герой, а также многое, многое, многое другое. Первый вопрос: а этично ли это? Сами поэты уверены, что нет. Как и большинство психически здоровых людей, они резко отрицательно относятся к попыткам вывернуть наизнанку и проанализировать их частную жизнь:

Редьяд Киплинг (1865–1936) Англия (пер. К.М.Симонова)

 
Я вам оставлю столько книг,
Что после смерти обо мне
Не лучше ль спрашивать у них,
Чем лезть с вопросами к родне!
 

И.Л.Сельвинский 1964 (1899–1968)

 
Каждый человек имеет право
На туманный уголок души.
Но поэт… Лихие легаши
Рыщут в нем налево и направо,
Вычисляют, сколько пил вина,
Сколько съел яичниц и сосисок,
Составляют донжуанский список —
Для чего? Зачем? Моя ль вина,
Что, пока не требует поэта
Аполлон, – я тоже человек?
Эпохальная моя примета
Только в сердце, только в голове!
Мы хотим сознание народа
Солнечным сияньем оплесть…
Так не смей, жандармская порода,
В наши гнезда с обысками лезть!
 

И тут поэты совершенно правы. «Я поэт. Этим и интересен», – говорят они. Этим, и только этим! А все остальное – не наше собачье дело. Если оставить этику в стороне, то встает второй вопрос: а возможно ли получить искомую информацию о происхождении каждого стихотворения? Уверен, что нет. Конечно, имеется целая отрасль науки, которая как раз этим и занимается. Однако опереться на ее достижения даже теоретически очень сложно, а практически – совершенно невозможно. Почему? Во-первых, объем научной и полунаучной литературы, имеющей отношение к потенциально пригодным для использования стихам, совершенно необозрим. Нужна не одна жизнь, чтобы ознакомиться со всем этим хотя бы поверхностно. Во-вторых, серьезными и глубокими исследованиями охвачено творчество лишь очень немногих великих поэтов. Творчество остальных – средних и особенно мелких, изучено слабо или вовсе не изучено. Наконец, в-третьих, наука о стихах, как и любая другая наука, особенно из числа гуманитарных и вдобавок имеющих дело с прошлым, изобилует противоположными, спорными, взаимоисключающими взглядами ученых на один и тот же вопрос. Учитывая все вышесказанное, я принципиально не использовал научное литературоведение в своей работе и попытался забыть то немногое, что мне было известно из его достижений. Я поступил так отнюдь не из пренебрежения к науке, а как раз из уважения к ней. Ведь я не ученый-литературовед, а самый что ни на есть простой читатель – дилетант. «Я не филолог, я логофил», – сказала Вера Павлова. Так вот, она Логофил с большой буквы: открывает слова. А я – с маленькой: мне просто нравятся слова красивые, при этом не лишенные смысла. Как обычный человек читает стихи? Очень просто: он прочитывает стихотворение и понимает или не понимает его так, как хочет и может, т. е. СУБЪЕКТИВНО. В процессе работы над этой книгой было несколько случаев, когда я, уже вставив в текст некий стихотворный фрагмент, случайно узнавал из какого-то источника информации, что поэт написал данное стихотворение совсем в другой ситуации, совсем по другому поводу и вкладывал в него совсем другой смысл. Обычно это было связано с неясностью и двусмысленностью самого стихотворения:

Ю.Ю.Власенко (р. 1949)

 
Ясность
Но она слишком прозрачна
Чтобы ее замечали
 
 
Расходится муть метафор
И по ним
Гадают
 

Бывало и так, что неправильная интерпретация происходила явно по причине моего недомыслия. Так вот, я во всех без исключения случаях оставлял фрагмент на прежнем месте! Не думаю, что это хорошо. Но и не плохо, ибо субъективность восприятия есть основа литературы и искусства, со стороны как их производителей, так и потребителей.

В свое оправдание приведу хрестоматийный пример. Сочиняя знаменитый фрагмент «Куда, куда вы удалились?..» А.С.Пушкин явно насмехается над слюнявым стихотворчеством Ленского, пародирует лишенные поэтической правды и истинного чувства творения эпигонов романтизма. П.И.Чайковский, то ли не разобравшись в ситуации, то ли, наоборот, совершенно сознательно стремясь продемонстрировать свои уникальные возможности композитора, делает на этом изначально

«юмористическом» материале совершенно серьезную арию, которой верят и над которой рыдают поколения благодарных слушателей, сожалея вместе с автором об утраченных иллюзиях. К моменту создания арии А.С.Пушкина уже не было в живых. Поэтому он не мог предъявить претензий П.И.Чайковскому. Признаюсь, что в этом плане я особенно боюсь современных, ныне здравствующих авторов. Вначале я даже старался избегать использования их стихов в своей работе. Во-первых, они в среднем пишут более мудрёно, чем их предшественники. А во-вторых, они живы-здоровы и им, конечно, должно быть обидно и досадно, что какой-то недоумок без спросу использовал и вдобавок неправильно интерпретировал их нетленные произведения. Поэты вообще страшно не любят, просто не переносят читателей, которые вместо того, чтобы наслаждаться стихами, начинают ковыряться в них, выуживать и отцеживать неизвестно что. Такие читатели, тем более, горе-писатели, представляются поэтам просто какими-то ползучими гадами: