Сказка о колдовском лесе

Книга посвящается моему другу.

Его предки украшали скульптурами московское метро, а он решил посвятить себя работе с деревом.

* * *

© Городенцева Е.Н., 2021

* * *

 
Глубокий вечер, за окном луна…
Расправил мрак плащ тёмный над землёю.
Настало время сказок. Вам сейчас
Придётся вновь постранствовать со мною.
 
 
Мы посещали много разных мест.
Сегодня же окажемся в деревне,
Что сделали известной мастера,
Которых звали прежде древоделы.
 
 
Ремёсел много славных на Руси
Себя в живых легендах закрепили.
Но есть такие, о которых мы
Несправедливо, кажется, забыли.
 
 
Труд мастеров о ком пойдёт рассказ,
Как раньше, так и впредь будет цениться.
Умелец, что работает с душой,
Всегда сумеет ярко проявиться.
 
 
Итак, представьте сказочный рассвет…
Будя хозяев, петухи запели,
Зашевелилась с нежностью листва,
Люд начал покидать свои постели…
 
 
В деревне наступал обычный день,
Наполненный работой и заботой.
Озвучивал окрестность громко скот,
На пастбище идущий с неохотой.
 
 
А в двух больших бревенчатых домах
В то время ожидалось прибавленье.
И данные события легли,
В рассказе, как существенные звенья.
 
 
Всё разрешилось, к счастью, как должно.
Преподнесли тем временем подарком
В одной семье жена супругу дочь,
В другой – богатыря с «копною» яркой.
 
 
Да, да… Он от рожденья рыжим был.
То красоту его не уменьшало.
В роду его прибавилось мужчин,
Что счастьем небывалым в доме стало.
 
 
Случилось так, что каждая семья
Желаемое в руки получило
Наградою великой за любовь,
И временные муки облегчило.
 
 
Мальчонке дали имя Серафим,
За кудри ярко-огненного цвета.
Девчушку предки Ольгой нарекли,
Ведь в их дому прибавилось с ней света.
 
 
Жизнь малышей до времени была
Счастливою, весёлой, беззаботной.
И до пяти лет каждого в семье
Не занимали важною работой,
 
 
Хотя в домах тех жили мастера
И тонких, кружевных дел мастерицы.
Детишки познавали внешний мир.
Они играли, слушали песнь птицы,
 
 
Смотрели на красивые цветы,
Закатом и рассветом любовались…
При сборе ягод спелых и грибов,
Их души благодатью наполнялись.
 
 
Природа им давала посмотреть
На дивные пейзажные картины
Лесов, реки глубокой и полей,
Узоры на стекле зимою длинной,
 
 
Сияние сугробов серебром
В морозное и солнечное утро…
Растущим помогали осознать
Как мир чудесен, поступая мудро.
 
 
Заложен в этом был глубокий смысл.
Увиденное чудо сохранялось,
И всё, чем так прекрасен дивный мир,
В дальнейшем в их работах отражалось.
 
 
И даже безобидная игра,
Дарующая счастье и веселье,
В дальнейшем помогала воссоздать
Предметы, что достойны восхищенья,
 
 
Закладывала в творчество настрой,
Что в душах породить сумеет благость.
Скажу вам, настоящим мастерам
Приносит это истинную радость.
 
 
К пяти годам, рождённые тогда,
Конечно друг о друге уже знали.
Им нравилось носиться, веселясь,
По улице с другими малышами.
 
 
Но вскоре время беззаботных игр
Сменилось полосою обученья,
Когда удача в маленьких делах,
Как праздник поднимало настроенье.
 
 
Девчушка вышивала и плела
Невиданные, тонкие узоры
И нежною пригожестью своей
Ласкала устремлённые к ней взоры.
 
 
А в восемь лет подросший Серафим
Топор в руках держал довольно крепко.
Он с лёгкостью умел колоть дрова,
Для розжига печи снабжал всех щепкой.
 
 
Конечно, погруженье в ремесло
Свершалось, безусловно, под приглядом.
Осваивая острый инструмент
Про безопасность забывать не надо.
 
 
Парнишку брать старались чаще в лес.
Он должен был познать виды деревьев,
Прислушиваясь, впитывать в себя
Всё познанное в прошлых поколеньях.
 
 
Теперь он ведал – дерево несло
Внутри себя магические силы,
И в дом, что был построен из него
Дыхание живое привносило.
 
 
Скажу вам больше, в сказках перед сном
Рассказывались мальчику поверья,
Где говорилось, почему нельзя
Срубать и приносить домой деревья,
 
 
Стоящие вдоль брошенных дорог,
Растущие близ неких перекрёстков…
Описывалась в сказках святость рощ,
В которых проявлялась чудотворность.
 
 
Немудрено, ведь много должен знать,
Допущенный до плотницкого дела.
И опыт, навык предков помогли
Любую малость выполнить умело,
 
 
А также труд великий полюбить.
Внушалось парню: «Вкладывая душу,
Ты можешь мир вокруг преобразить,
Лишь к делу относись неравнодушно».
 
 
И вскоре повзрослевший Серафим
Прекрасно резал ковшики и ложки,
Узорчатые кружки, для гостей,
Тарелочки с рисунками и плошки.
 
 
Ему несложно было на заказ
Стол сделать так, что просто загляденье,
Резную лавку или табурет
С удобным и узорчатым сиденьем.
 
 
Всё спорилось у юноши в руках.
То было невозможно не заметить.
И я скажу вам, эдакий талант
Не каждому даётся в жизни встретить.
 
 
Рыжеволосый яркий Серафим
К семнадцати годам в своей деревне,
Среди таких же молодых парней
В своих успехах был тогда на «гребне».
 
 
Девицы при гуляньях на него
Внимание всех больше обращали.
Он весел был, красив, широк душой
И очень работящий… Это знали.
 
 
Да только сердце юноши давно
Красавице одной принадлежало.
Рождённая в один и тот же день
Пригожестью подружек затмевала.
 
 
И зная, как собою хороша,
Она преподнести себя умела,
Не позволяя рядышком стоять
Или вести при разговоре смело.
 
 
Была не просто в Ольге красота,
В ней ощущалась сила неземная.
При гордой неприступности своей
Она была совсем не «ледяная»,
 
 
Чем больший разжигала интерес,
Желание добиться и бороться.
И юноши из кожи лезли вон,
В надежде, что она им улыбнётся.
 
 
Её расположение порой
Ухаживаньем разным достигали —
То подносили колотый орех,
То сладостями щедро угощали.
 
 
Казалось, что красавица тех мест
Внимания тому не придавала.
Она, имея множество подруг,
Все чувства свои тщательно скрывала.
 
 
К несчастью, неземная красота
Во многих порождает часто зависть.
Соперницы не могут мирно спать,
Стараясь злом подобное исправить.
 
 
В те времена в деревне подросла
Девица, что как раз была такою,
Что сплетни распускала о других,
Ведь ревность не давала ей покоя.
 
 
Но к Ольге почему-то клевета,
Как ни старалась та, не прилипала.
Напраслина при первых же словах,
Неверием в безвестность утекала.
 
 
Я имя той коварной не скажу.
Она ведь среди многих – единица.
Боюсь, девиц, что звали, как её,
Беспочвенно начнут все сторониться.
 
 
Мне хочется лишь только указать,
Что в пору, когда девушка невестой
Могла достойно числиться уже,
Она не находила себе места,
 
 
И день, и ночь, мечтая сотворить
С красавицей удачливой такое,
Что юношу навек отворотит
От той, что не даёт ему покоя.
 
 
Но видимо была не так сильна,
Как та, что проживала рядом в чаще.
В лесу колдунья страшная жила,
Считаясь для лихих дел подходящей.
 
 
В один из дней, когда вся молодёжь
Отправилась под песни на гулянье,
Задумавшая зло пошла тишком
В места, куда заходят с замираньем
 
 
Души. Скажу вам, светлый человек,
Боясь напастей, порчи или сглаза,
По слухам зная, где колдуньи дом,
Не пребывал в краях этих ни разу.
 
 
Но эта не ища иных путей,
Чтобы достичь желаемой ей цели,
Хоть было страшно и бросало в дрожь,
Пошла по тропке меж кустов и елей.
 
 
И у болота рядом, где вода
И птица выпь ревела и стонала,
Привиделся ей затемнённый дом.
Хозяйка гостью явно ожидала.
 
 
Она уже стояла на крыльце
И в это время желчно улыбалась.
Сегодня к ней удача в руки шла,
Сказать вернее потихоньку кралась.
 
 
У девушки захватывало дух,
Хотелось в миг последний развернуться
И убежать назад, к себе домой.
Но ей не дали в сторону метнуться.
 

 
Деревья заскрипели, а кусты
Отходные пути загородили,
Как стражники зловещих тайных мест,
Которые за пришлыми следили.
 
 
Задумавшая подлые дела,
От ужаса на миг оторопела.
Она уже боялась сделать шаг,
Страшась, ту, что с ухмылкою смотрела.
 
 
За краткий срок промчались в голове,
Рассказы, в коих здешняя колдунья
Детишек ела, что являлись в лес,
И на метле в ночи была «летунья»…
 
 
И если раньше верилось с трудом
В подобные ночные небылицы,
То в данный час девица поняла,
Что усомниться в том могли «ослицы».
 
 
В ночи раздалось: «Что ж ты? Заходи!
Не стой столбом. Пока тебя не трону.
Не бойся, если в доме у меня
Увидишь говорящую ворону…
 
 
Мне ведомо достаточно, и всё ж,
Хотелось бы внести немного ясность:
Что хочешь сделать с помощью меня,
Придя, забыв про ужас и опасность?
 
 
Пока внутрь не войдёшь – не говори.
Наш разговор никто не должен слышать,
Ведь уши есть буквально у всего
Кто воздухом в лесу подобном дышит…»
 
 
Вошла хозяйка в дом, дверь не прикрыв.
Девицу что-то с силой подтолкнуло,
Заставив перейти через порог.
Она не передумав, внутрь шагнула,
 
 
Где пребывала также темнота.
Безвестность ещё более пугала.
Пришедшая, задумавшая зло,
Соперницу неистово ругала.
 
 
Казалось, в гостье кто-то разжигал
Невероятный гнев, чтоб обнаружить
Всё худшее, приведшее сюда,
И выпустить быстрей это наружу.
 
 
Подкравшись очень тихо в темноте,
Колдунья прошептала ей на ухо:
«Рассказывай, зачем сюда пришла.
Неужто не хватает ещё духа?»
 
 
И тут, как будто что-то прорвалось.
Коварная почти что закричала:
«Не просто так я в этот дом вошла!
Но то, что будет страшно мне, не знала.
 
 
Теперь уж всё равно… Приход сюда
Лишь значит, что я сильно полюбила,
Но на пути соперница стоит,
Что красотой своей меня затмила.
 
 
Построенную хитро клевету,
Что очерняла, милый не заметил.
Напраслина не возымела верх.
Для парня нет милей её на свете.
 
 
В хитросплетеньях я, увы, слаба.
Желанье есть, но не хватает силы
Разлучницу с дороги устранить
Любым из средств, ведущим до могилы».
 
 
Поверьте, очень трудно передать
То ощущенье, когда за спиною,
Чуть не прилипнув, рядышком стоять
Вдруг станет та, что водится со тьмою.
 
 
Пришедшей приходилось то терпеть.
Хозяйка дома обошла девицу,
Подула в печь, чем тут же разожгла
Огонь в ней. В это время чудо-птица
 
 
Откуда-то слетела для того,
Чтоб с гостьи снять красивые серёжки.
Она бесцеремонно сорвала
Блестящие и прыгнула в окошко.
 
 
Сощурив свои страшные глаза,
Колдунья долго молча, наблюдала
Реакцию на действия слуги,
А девушка в безмолвии стояла.
 
 
Тогда в избе раздалось: «Ладно, что ж…
Пусть украшенье явится залогом.
Теперь ты будешь связана со мной
Незримо, оказавшись за порогом.
 
 
Уж так и быть, тебя я научу,
Что нужно непременно будет сделать.
Ты всё получишь здесь и далеко
За средством роковым не нужно бегать.
 
 
Ворона мне давно уж донесла,
Что парень приглянувшийся – работник,
Которого на свете не сыскать,
И что он резчик и чудесный плотник.
 
 
Тебе его придётся попросить
Из дерева красиво сделать ложку,
И намекнуть, что это прихоть той,
К которой он порой стучит в окошко.
 
 
Не сомневайся, за единый день
Исполнится им знатная работа.
Ты только лишь должна предупредить,
Что передать её – твоя забота.
 
 
Резной подарок нужно погрузить
На день иль два в полученное зелье.
И, как бы ни хотелось – не спешить.
Здесь нужно будет проявить терпенье.
 
 
Цвет ложки станет дивной красоты.
С такой расцветкой дерево не купишь.
Себе не оставляй. Предметом сим
Соперницу ты с лёгкостью погубишь.
 
 
Она захочет есть лишь только ей.
В растворе ядовитом будет сила,
Манящая, зовущая к себе…
Вручишь – считай, что ты уж победила.
 
 
Заранее тебя предупрежу.
Что есть от зелья и противоядье.
Сокрытый от людей лихих секрет
Хранится у одной старушки кладью.
 
 
И если повернуть случится вспять
Задуманное действие тобою,
То ты вороной чёрной можешь стать,
Как та, что проживает здесь со мною.
 
 
Старайся сделать так, чтобы никто
Не смог о совершённом догадаться.
Теперь ступай, пока ещё темно.
До времени нам незачем встречаться.
 
 
Понадобится что-то – передай
Помощнице, что сердце беспокоит.
Её довольно просто отыскать.
Она сидит частенько на заборе…»
 
 
Колдунья, «пошуршав» в углу, нашла
Обмазанную глиною бутылку,
Её тотчас же деве отдала,
Изобразив, лукавую ухмылку.
 
 
Хозяйке было в радость наблюдать
Свершаемое здесь грехопаденье.
Коварная желала хохотать,
Но ей хватило всё-таки терпенья
 
 
Сдержать себя немного до поры,
Когда дом, наконец-то, опустеет.
А насладиться совершённым злом
Она и после вволюшку успеет.
 
 
Желаемое в руки получив,
Девица от колдуньи убежала.
Безмолвно… Нужно ли благодарить
За помощь тёмных сил, она не знала.
 
 
Отрезавшие путь назад, кусты
Теперь её возврату не мешали.
Наоборот, построившись в ряды,
Они кротчайший путь ей указали.
 
 
Всё было к сроку. Девушка домой
Прийти до дойки первой успевала.
Никто и не заметил, что она
Отсутствовала и не ночевала.
 
 
Красиво начинался новый день.
Лучами солнце живность пробуждало.
И ничего плохого на земле
Ничто ещё пока не предвещало.
 
 
Обычные житейские дела…
Все заняты привычною работой.
И находилась только лишь одна
Теперь с особой каверзной заботой.
 
 
Задумавшая подлые дела,
Явилась к Серафиму между прочим,
Как будто что-то важное спросить,
А также намекнуть о том, что ночью
 
 
Ей подсказали сделать… И она
Шепнула парню о желанье Ольги —
О ложке, что ей грезилась давно,
И то, что ожиданья девы долги.
 
 
Услышанное было, как бальзам,
Что радует и греет светом душу.
Он рад был ненаглядной угодить,
Ведь так давно был к ней неравнодушен.
 
 
Пришедшая ещё не скрылась с глаз,
А он уж рисовал в душе картинно
Рисунки ручки ложки и всего,
Что вырезать ему необходимо.
 
 
Для Серафима кажется теперь
Другого в свете не существовало.
Девица это сразу поняла,
И злоба её больше обуяла.
 
 
Старясь тем не выказать себя,
Пришлось ей очень быстро удалиться.
В злодействе ей свершён был первый шаг.
Всё вскоре должно будет совершиться.
 
 
Но в это день, для многих роковой,
Случилось и другое, что как в сказке,
Значительностью действий приведёт
К счастливой и желательной развязке.
 
 
Пришёл в деревню некий человек,
Заметно подуставший от дороги.
Он к дому Серафима завернул,
Как будто направляли его Боги…
 
 
Радушная и дружная семья
Гостей всегда приветливо встречала.
И то сказать, от эдаких людей
Она довольно много узнавала
 
 
О том, что происходит на Руси,
Чем мир, что далеко был, интересен.
Лились легенды, россказни… Порой
Звучало много новых дивных песен.
 
 
А этот гость хорош ещё был тем,
Что создавал чудесные картины.
Сюжеты на холстах были просты,
Понятны, интересны и невинны.
 
 
Но каждый мог отметить, что ему
Особенно портреты удавались.
Он рисовал особенных людей,
Которые в пути ему встречались.
 
 
О каждом он мог много рассказать —
Чем именно герой затронул душу.
Портреты раскрывающий рассказ
Возможно бесконечно было слушать.
 
 
И видя, как работал Серафим,
Художник тоже делом загорелся.
Он натянул имеющийся холст,
Напротив парня тотчас же уселся
 
 
И стал изображать его в делах,
Когда тот вырезал для Ольги ложку.
Обоих было трудно оторвать
От творчества, отвлечь хоть на немножко.
 

 
Никто и слова вслух не произнёс,
Ведь каждый пребывал в особом мире.
К обеду уже виделся итог
Того, что оба в действах совершили.
 
 
Работы были сказочны. В руках
У паренька был редкостный подарок.
Узор на ручке был замысловат
И дивен, хотя в цвете и не ярок.
 
 
Картина же раскрыла глубоко,
Как парень в дело вкладывает душу.
Красавец был как будто бы живой,
С холста готовый выбраться наружу.
 
 
Художник произнёс: «Ты выполнял
Работу, будто сердце твоё пело.
Отмечу, что при возрасте своём,
Ты делаешь всё быстро и умело.
 
 
И мне б теперь хотелось посмотреть,
Хоть краем глаза, для кого старался.
Уверен, в доме нету таковых.
Не им ты, творя ложку, улыбался.
 
 
Не думай ни о чём-либо плохом.
Мне просто почему-то стал вдруг важен
Ещё один задуманный портрет,
Пред тем, как я займусь здешним пейзажем».
 
 
А Серафим – открытая душа,
Пред гостем в этом и не укрывался,
И искренне и честно рассказал
О той, для коей в этот день старался,
 
 
Пообещав, что сможет показать
Красавицу, когда наступит вечер,
Когда придёт счастливая пора
Прогулок и дозволенные встречи.
 
 
На том и порешили. А пока
Задумал вдруг художник прогуляться.
Сегодня им как будто кто владел,
Чему он не хотел сопротивляться.
 
 
Он подошёл к колодцу. Рядом с ним
Бабулька очень ветхая стояла.
Ей было трудно приподнять ведро.
Рукам её сил явно не хватало.
 
 
И гостю захотелось ей помочь.
Ему сия работа была в радость.
Он лишь спросил: «Куда мне отнести,
Водицу, уважаемая „старость“?»
 
 
Старушка, видя эдакий порыв
Пришедшего в деревню, ободрилась.
Она такой открытой простоте
И щедрости душевной удивилась.
 
 
Отнёс художник бабушке ведро,
Затем запас воды надолго сделал.
Для этого, скажу вам, много раз
Он с вёдрами к колодцу быстро сбегал,
 
 
Хотя никто об этом не просил.
По свету путешествуя немало,
Творец невероятнейших картин,
Знал из чего в селе жизнь состояла.
 
 
И бабушка казалась непростой.
Взгляд у неё глубок и интересен.
Она смотрела с некой теплотой,
Хоть гость, что угождал, был неизвестен.
 
 
Конечно, не затеяв разговор,
Хозяйка пришлого не отпустила,
А в благодарность, усадив за стол,
Сначала чаем травным напоила,
 
 
Узнала для чего сюда пришёл,
В котором из домов остановился…
Тот тотчас же ответы изложил
И рассказал, что очень удивился
 
 
Растущему в деревне пареньку,
Как он умело вырезал подарок
Для девушки. Не ложку, а шедевр,
Хотя он однотонен и не ярок.
 
 
Художник посмеялся, что ему
Хотелось бы взглянуть, хоть краем глаза
На редкостную, видно, красоту,
Что он, возможно, не встречал ни разу.
 
 
Старушка уточнила: «Ты сказал,
Что Серафим строгал сегодня ложку?
Признаюсь, ты меня насторожил.
А ну-ка посмотри сейчас в окошко.
 
 
Вороны нет сидящей на плетне,
И не следит ли чёрная за нами?
Боюсь, в деревне снова быть беде,
Сплетённой невиновными руками.
 
 
Как видно тебя Бог сюда послал.
И если ты действительно художник —
Вручу тебе я чудотворный холст.
Надеюсь, ты крещён и не безбожник.
 
 
Тебе ещё придётся написать
Хотя б одну реальную картину.
Пусть девушка предстанет во весь рост.
Её нельзя казать наполовину.
 
 
Кого изобразить, я подскажу
И расскажу тихонько по секрету,
Что Серафим наш преданно влюблён,
И для него милее Ольги нету.
 
 
Все парни по ней сохнут. И понять,
Несложно, за что дарится вниманье.
Любому, даже если кто подслеп,
Приметится она на расстоянье.
 
 
Боюсь, что над красавицей теперь
Ненастье тучей чёрною нависло,
И нужно реагировать на зло
Немедленно и очень-очень быстро.
 
 
А потому исполни, что прошу,
И дальше занимайся чем захочешь.
Написанное только мне отдашь,
И сделаешь то под покровом ночи.
 
 
Я буду ждать. Теперь же уходи.
Не вздумай обронить хотя б полслова
Про наш с тобою тайный уговор».
При этом она глянула сурово.
 
 
К лицу её подобный взгляд не шёл,
Но видимо старушка показала,
Ответственность за тайные дела.
Она вручила то, что обещала.
 
 
Напившись чая, спрятав дивный холст,
Отправился художник к Серафиму,
Чтоб краски взять и всё что в этот день
Сумеет стать ему необходимым.
 
 
Там встретил он девицу, что к себе
Лукавостью в лице не привлекала.
Она подарок дивный забрала,
И вот её уже как небывало.
 
 
Гость юношу, конечно же, спросил:
«Неужто, ложка ей предназначалась?
Я не могу судить, но мне она
Достойною её не показалась.
 
 
Не думай, внешний вид тут ни при чём.
Я насмотрелся всякого на свете
И чувствую, который человек
Душой красив и, будто солнце, светел.
 
 
Неясно, почему ты не вручил
Подарок сам? Отдал бы его в руки
Желанной. Та дарует нежный взгляд,
Как благодарность за труды и муки.
 
 
Иль всё же вещь сготовлена была
Для той, что сейчас в гости заходила?
Тогда прости. Возможно жизнь тебя,
Людей иначе видеть научила.
 
 
Ты тоже мастер, спорить не решусь.
Никто мне не давал такого права.
Могу сказать, любая принять дар,
Что сделан был тобою, будет рада».
 
 
А Серафим ответил: «То не та.
Пришедшая лишь Ольгина подруга.
Что нравится – заносчиво-горда,
Мы всей деревней ходим при ней в „слугах“.
 
 
Обещано, её я покажу.
А ложка была, видимо, секретом.
И чтобы изготовил её я,
Она лишь намекнуть могла об этом,
 
 
Решив, что будет лучше попросить,
Желанье передав через подругу.
Поверь, мне любо было угодить
И оказать подобную услугу.
 
 
Надеюсь, когда все пойдут гулять,
Голубушка позволит быть с ней рядом.
Я для неё на большее готов…
В ней счастье и другого мне не надо.
 
 
Пойдём. Ты поглядишь издалека
На, в самом деле, редкостное чудо.
Захочешь – можешь Ольгу написать,
Я ревновать к тебе её не буду.
 
 
Мне хочется иметь её портрет.
Такой, чтоб находился возле сердца.
Я сделаю сегодня медальон,
В котором раскрываться будет дверца,
 
 
Где будет место тайное внутри,
Невидимое для чужого глаза.
Прошу тебя всем сердцем – услужи,
Я не просил других людей ни разу
 
 
Исполнить это. Ты по нраву мне.
Лишь потому открыто доверяюсь.
Ты первый, кто узнал, что я влюблён,
При ком признаться в этом не стесняюсь».
 
 
Смекнул художник, что ему теперь
Исполнить нужно будет два портрета.
И для второго, малого клочка,
Что плотным был, к несчастью пока нету.
 
 
И он решил, что будет рисовать
Красавицу уже на деревяшке.
А Серафим, как мастер, сможет сам
Оформить её в виде круглой бляшки.
 
 
Теперь осталось только лишь успеть
Предмет мечтаний молодцев увидеть.
Причём не только дивное лицо,
А во весь рост – ни лёжа и не сидя.
 
 
Дом Серафим, конечно указал,
Но сам войти в хоромы постеснялся,
Ведь Ольга и подумать не должна,
Что он за благодарностью являлся.
 
 
Он позже встретит девушку итак.
Чрез несколько часов пойдут гулянья,
И любая ему, уже сама
Признательность окажет и вниманье.
 
 
И юноша ушёл. Художник же
Сначала стукнул до трёх раз в окошко,
Когда увидел в нём лик старика,
В душе забеспокоился немножко.
 
 
Но было то напрасно. Вскоре дверь
Открылась, и приветливые люди
Его впустили внутрь. Он знать не мог,
Что дальше за порогом крепким будет.
 
 
А там он за работой увидал,