000
ОтложитьЧитал
Лиза. Подарили вы мне! Скоро всем виден будет подарок ваш.
Прохор. Лучше – я, чем Пятеркин. Передвинь кожаное кресло, от солнца кожа портится, а ему шестьдесят пять рублей цена.
Лиза. Солнцу?
Прохор. Креслу, подарок мой сестре. Солнце ничего не стоит. Погоди-ка! Ты что это? Шутки шутить? Ты не забывайся, однако! Солнцу! Избаловала тебя сестра, как старая девка – кошку. Ступай к чертям! (Разглядывает бумаги на столе, чихает. Поет на «шестый глас».)
Под вечер осенью ненастной
В пустынных дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала…
Наталья (входит). Какой хороший день…
Прохор. Еще ничего не известно, день только начался. Ты что росомахой такой бегаешь? Не причесана… растрепа!
Наталья. Знаешь – решили судить отца.
Прохор (испуганно). Кто сказал?
Наталья. Евгений Мельников.
Прохор (сел). Ах, черт… Не отвертелся капитан. Вот те и Железновы! Вот те и Храповы, старинна честная фамилия! Дожили! Довел капитан наше судно. Ой, будет срама! По смерть всем нам срама хватит.
Наталья. Может, оправдают?
Прохор. Не в этом дело! Дело в суде, в позоре. И, наверное, засудят. Теперь такая мода: ежели богат, значит – виноват. Несчастные люди – богатые! Ты пойми – не столько капитана Железнова судить будут, сколько нас, Храповых.
Наталья. Ничего нельзя сделать?
Прохор. В Америку бежать, куда все жулики скрываются.
Наталья. А – подкупить суд?
Прохор. Делали. Сестра не одну тысячу посеяла, чтобы скандал этот погасить. Полиции дано, следователю – дано. Не вышло, значит. Теперь мне городским головой – не быть, тебе с Людмилой женихов своего круга – не найти, даже и с приданым вашим. Запачкал вас папаша – сукин сын, проходимец! Эх, идиётка…
Наталья. Мать?
Прохор. Ну да.
Наталья. Она – не идиотка.
Прохор. А на кой черт лезла замуж за капитана этого? Почти на двадцать лет старше ее.
Наталья. Вы уговаривали. Он приятель ваш.
Прохор. Я, я? Я – человек… не от мира сего! Да, я – добродушный. Артист в натуре. Я, молодой, мечтал в оперетке комиков играть. А он… по морям плавал! Эка важность! Мало ли дерьма по морям-то плавает!
Наталья. Она его любила?
Прохор. А поди ты к черту! Это не любовь, ежели от своего стада девка отбивается. Это – безумство! Ежели дворяне на цыганках, на актрисах женились – это нашему сословию не пример, не указ!
Васса (входит). Кто это тебе не указ?
Прохор. Мы тут с Натальей…
Васса. Вижу, что тут и с Натальей.
Прохор. Как Сергей-то?
Васса. Ничего. На сердце жалуется. Ната, скажи, чтоб чаю дали мне.
Наталья. Сказали бы прямо, что мешаю…
Васса. Да. И – мешаешь. А чай я еще не пила. Ты чего кричал?
Прохор. Закричишь! Суд-то не удалось отвести.
Васса. С девицами подожди говорить об этом. Сама скажу.
Прохор. Наталья знает. Она и сказала мне.
Васса. А ей – кто?
Людмила тихонько входит.
Прохор. Сын Мельникова. Напрасно девицы принимают его.
Людмила. Он интересный, а нам – скучно! Подруги всё хворают, не ходят к нам.
Васса. Ты, Люда, поди-ка помоги Лизе убраться в комнатах.
Людмила. Я хочу с тобой побыть. Что ты меня все толкаешь куда-нибудь?
Васса. Дела, Людок, хозяйство.
Людмила. Хозяйство, хозяйство! А для дочери и нет время, ни минутки!
Васса. Вот, буду чай пить – придешь, поговорим, а теперь – иди!
Людмила. Плакать хочется от этого. Я ведь знаю – ты будешь дядю Прохора ругать за то, что он папу распутным зовет, знаю!
Васса (гладя голову дочери, провожает ее к двери). Распутный, это… не обида. Распутный – распутывает. Кто-нибудь напутал, а он распутывает. Вот я – всю жизнь распутываю путаницы разные…
Людмила. Это ты шутишь! Я ведь знаю, что такое распутный! Вот – дядя Прохор.
Васса хочет закрыть дверь за ней – не удалось.
(Выскользнув из-под руки матери.) Распутный. Лизу беременной сделал. Папу ругает, не любит его.
Прохор. Сочиняешь! А вообще старики на любовь скупы.
Людмила. И ты, мама, не любишь?
Васса. Ну полно, полно!
Людмила. Почему не любишь? Дядя – тоже пьяница, так его – любишь… Пьянство – болезнь. Женя Мельников…
Прохор. Источник премудрости… к черту!
Людмила. Вроде… колик, какая-то…
Лиза вносит маленький самовар, за ней – Наталья с подносом посуды. Васса, обняв дочь, ходит по комнате, как бы прислушиваясь к чему-то. Возбуждена, но скрывает возбуждение. Остановилась, рассматривает замки.
Васса (брату). Все еще балуешься, не надоело?
Прохор. Баловство недорогое. А может быть, и не баловство?
Васса. Ну, а что же?
Прохор. Да – как знать? Никто замки старые не собирает, а я собираю. И выходит, что среди тысяч рыжих один я – брюнет. Н-да. Замок – это вещь! Всё – на замках, всё – заперто. Не научились бы запирать имущество, так его бы и не было. Без узды – коня не освоишь.
Васса. Ишь ты как! Даже не глупо. Наталья, разливай чай.
Прохор (следит за ней). Ты говоришь, зря деньги трачу, а я вот за этот амбарный замок семь целковых дал, так мне за него уже двадцать пять дают. Соберу тысячу замков – продам в музей… тысяч за двадцать.
Васса. Ну ладно, ладно! Дай бог нашему теляти волка поймати. (Людмиле неожиданно и громко.) Отца полюбила я, когда мне еще не минуло пятнадцати лет. В шестнадцать – обвенчались. Да. А в семнадцать, когда была беременна Федором, за чаем в Троицын день – девичий праздник – облила мужу сапог сливками. Он заставил меня сливки языком слизать с сапога. Слизала. При чужих людях. А нашу фамилию Храповых – люди не любили.
Людмила. Ой, Вася! Зачем ты рассказала?
Наталья все время следит из-за самовара за матерью.
Васса. Он – веселый был. Забавник.
Людмила. Шутил?
Васса. Наталья, помнишь, как ты коловоротом дырку в переборке просверлила и забавами отца любовалась?
Наталья. Помню.
Васса. А потом прибежала ко мне, в слезах, и кричала: «Прогони их, прогони!»
Наталья. Помню. Это вы домашний суд устраиваете?
Прохор. Ох, язва какая!
Васса. Значит – помнишь, Наталья? Это – хорошо! Без памяти нельзя жить. Родила я девять человек, осталось – трое. Один родился – мертвый, две девочки – до года не выжили, мальчики – до пяти, а один – семи лет помер. Так-то, дочери! Рассказала я это для того, чтобы вы замуж не торопились.
Людмила. Ты никогда не рассказывала… так.
Васса. Времени не было.
Людмила. Почему все помирали, а мы живы?
Васса. Такое уж ваше… счастье. А помирали оттого, что родились слабые, а слабые родились потому, что отец пил много и бил меня часто. Дядя Прохор знает это.
Прохор. Н-да, бивал! Это – было. Приходилось мне отнимать ее из капитановых рук. Он людей бить на матросах учился, так что бил… основательно!
Людмила. А ты почему не женатый?
Прохор. Я – был. В оперетке одной поется:
Жениться нам весьма легко,
Но трудно жить вдвоем…
Людмила. У тебя все песни на один мотив.
Прохор. Так проще, лучше слова помнишь. Я с женой четыре года жил. Больше – не решился. Спокойнее жить одному – сам себе хозяин. Зачем свои лошади, когда лихачи есть?
Наталья. Федор будет жить с нами?
Васса. Вылечится – будет, конечно.
Наталья. И – Рашель?
Васса. Ну… а как же? Жена.
Людмила. Какая хорошая она, Рашель!
Наталья. После суда над отцом – будут жить?
Васса (вспыхнув). Много спрашиваешь, Наталья! И любопытство твое нехорошее.
Людмила. Не сердись, не надо!
Лиза (испуганно). Васса Борисовна… Сергей Петрович…
Васса (как будто пошатнулась, но спокойно). Что? Зовет?
Лиза. Они, кажется, померли…
Васса (сердито). С ума сошла! (Быстро ушла.)
Людмила за ней. Наталья встала на ноги, смотрит на дядю, он – растерянно – на нее.
Прохор. Даже… ноги трясутся! Иди, Натка, иди! Что там… такое?
Наталья. Если помер, значит, судить некого?
Прохор. Ид-ди, говорю! (Остался один, пьет холодный чай. Бормочет.) Вот так… черт! Ух…
Лиза (вбегает, говорит испуганно, вполголоса). Прохор Борисыч, как же это? Он совсем здоровый был…
Прохор. Что – как же? Был и – нет! И может, это обморок?
Лиза. Совсем здоровый… Прохор Борисыч… давеча, порошок-то…
Прохор (ошеломленный). Что-о? Это ты… (В ярости схватил ее за горло, трясет.) Если ты, дикая рожа, не забудешь… если ты… ах ты, змея! Что выдумала, а? Как ты смеешь? (Оттолкнул ее, отирает пот с лысины.)
Лиза. Вы же сами приказали все говорить вам…
Прохор. Что говорить? Что видела, слышала, о том – говори! А – что ты видела? Ты – выдумала! Вы-ду-ма-ла, а не видела. Пошла вон, идиётка! Я те всыплю… порошок! Слово это забудь… (Выгнал. Мечется по комнате, подходит к двери и как будто не может шагнуть дальше.)
Входят Васса, Людмила, за ними Пятеркин.
Что, Вася, как? Действительно?
Васса. Да. Кончился.
Людмила. Мама, я возьму лавр?
Васса. Да, бери.
Пятеркин выкатывает кадку с лавром. Людмила взяла с подоконников цветы, уходит, тотчас возвращается.
Прохор. Удивительно, как это он? Вполне… здоров был. Мы с ним до четырех утра…
Васса. Коньяк пили.
Прохор. Верно. Мне сейчас вот Лизавета сказала – порошок ты ему…
Васса. На изжогу жаловался. Соды попросил.
Прохор (обрадовался). Сода? Ага!
Людмила. Дядя Прохор, ты ужасный! Папа скончался, а ты улыбаешься… Что это?
Прохор. Ничего, Людок…
Васса(у телефона). Шесть – пятьдесят три. Да. Спасибо. Кто? Вы, Яков Львович? Пожалуйте к нам. Нет, сейчас, немедля. Да, Сергей Петрович скончался. Нет, был вполне здоров. В одночасье. Никто не видел как… Пожалуйста.
Прохор (тихо, с восхищением). Богатырь ты, Васса, ей-богу!
Васса (изумленно). Это что еще, что ты плетешь? Опомнитесь! Дурак…