Мои университеты

Данная книга является заключительной в его увлекательной автобиографической трилогии, рассказывающей о детстве и юности будущего писателя.Она начинается там, где остановилась предыдущая часть и доходит до его 20-летия, как всегда полная колоритных персонажей и перипетий жизни. Здесь уже близкие и родные писателя, знакомые читателю по предыдущим частям, отходят на второй план, практически исчезая из поля зрения.Главными героями полностью становятся те, с которыми ему пришлось столкнуться за время странствий и работы на чужих. Отличительной чертой при этом является желание понять людей из своего окружения, особенно тех, кто так или иначе чем-то подкупил автора, с кем завязались дружеские отношения, основанные на общих взглядах и интересах.В ходе чтения перед мысленным взором читателя в очередной раз проходит целая галерея увлекательных портретов людей того времени, в каждом из которых автор стремится разглядеть уникальные черты, чувствуются временные маркеры того времени, проглядывают национальные черты и особенности, присущие русскому человеку, не всегда благоприятные, но никуда от этого не деться.Рассказ и рассуждения писателя в очередной раз подкупают наличием тонких и точных наблюдений, большим разнообразием персонажей из простого народа, прекрасным литературным языком, богатым и образным.Рекомендую всем любителям классической литературы и автобиографий.

Окончание трилогии, на мой вкус, вышло менее увлекательным, чем вторая часть «В людях», но читалось приятнее, чем безрадостное, полное насилия «Детство». Жаль, Горький не продолжил свою историю, было бы интересно узнать из первых уст о том, как сложилась его судьба дальше, о выборе политических идеалов, о знакомстве с Владимиром Короленко и обретении славы писателя. «Мои университеты» – небольшое повествование, где автор рассказывает о своей жизни в Казани, о несбывшихся надеждах на поступление в университет, о знакомстве со студентами и различными политическими кружками, о концепциях, которыми руководствовалась прогрессивно настроенная молодёжь того времени. Не оставляет Алеша Пешков и вдумчивых наблюдений за окружающими, он словно находится между двумя мирами, не принадлежа ни «к простым», ни «к образованным»: удивляется представлениям интеллигенции о мудром, добросердечном народе и расстраивается, видя враждебное отношение простых работяг к «чистой публике».цитатыКогда говорили о народе, я с изумлением и недоверием к себе чувствовал, что на эту тему не могу думать так, как думают эти люди. Для них народ являлся воплощением мудрости, духовной красоты и добросердечия, существом почти богоподобным и единосущным, вместилищем начал всего прекрасного, справедливого, величественного. Я не знал такого народа. Я видел плотников, грузчиков, каменщиков, знал Якова, Осипа, Григория, а тут говорили именно о единосущном народе и ставили себя куда-то ниже его, в зависимость от его воли. Мне же казалось, что именно эти люди воплощают в себе красоту и силу мысли, в них сосредоточена и горит добрая, человеколюбивая воля к жизни, к свободе строительства ее по каким-то новым канонам человеколюбия.Именно человеколюбия не наблюдал я в человечках, среди которых жил до той поры, а здесь оно звучало в каждом слове, горело в каждом взгляде.Освежающим дождем падали на сердце мое речи народопоклонников, и очень помогла мне наивная литература о мрачном житии деревни, о великомученике-мужике. Я почувствовал, что, только очень крепко, очень страстно любя человека, можно почерпнуть в этой любви необходимую силу для того, чтоб найти и понять смысл жизни. Я перестал думать о себе и начал внимательнее относиться к людям.Спокойные рассказы «экономки» и злые жалобы девушек на студентов, чиновников и вообще на «чистую публику» вызывали в товарищах моих не только отвращение и вражду, но почти радость, она выражалась словами:– Значит – образованный-то хуже нас!Мне тяжело и горько было слышать эти слова. Я видел, что в полутемные маленькие комнаты стекается, точно в ямы, вся грязь города, вскипает на чадном огне и, насыщенная враждою, злобой, снова изливается в город. Я наблюдал, как в этих щелях, куда инстинкт и скука жизни забивают людей, создаются из нелепых слов трогательные песни о тревогах и муках любви, как возникают уродливые легенды о жизни «образованных людей», зарождается насмешливое и враждебное отношение к непонятному, и видел, что «дома утешения» являются университетами, откуда мои товарищи выносят знания весьма ядовитого характера.свернутьВообще, в произведении Горького именно галерея различных характеров, идей, которыми делились с ним собеседники, составляет для меня главный интерес, позволяет лучше понять прошлую эпоху, увидеть столь разные мироощущения людей дореволюционной России. На фоне этих моментов история самого Алексея словно находится на втором плане, хотя рассказывается даже о драматической попытке самоубийства, но это подано словно вскользь, без надрыва или глубокого погружения в самоанализ.Третья часть вышла более политизированной: тут тайные собрания и аресты, жандармы, выслеживающие смутьянов, запрещённая литература и «хождение в народ», попытки просвещения масс и частые упоминания о ссылках, откуда вернулись те или иные персонажи. Из действующих лиц, оказавших особое влияние на судьбу юного Пешкова, выделяется Андрей Деренков, казанский торговец, помогавший революционной деятельности молодёжи, устраивавший в своем магазине и в булочных кружки по самообразованию, владелец уникальной для Казани библиотеки со множеством запрещенных изданий. А так же Михаил Ромась – бывший политический ссыльный, ведущий народническую пропаганду в селе Красновидово. В его лавке Горький работал до момента ее поджога богатыми мужиками, которым мешала торговая деятельность Ромася и организация им крестьянских артелей по сбыту яблок без перекупщиков.Подводя итог, по мере взросления главного героя усложняется и проблематика романа, хотя тут нет нарочито-закрученного сюжета, скорее, жизнь как она есть, те различные идеи и настроения, которые волновали людей прошлого, попытки юного Алексея Пешкова обрести свой собственный путь. Так что книгу можно советовать любителям неспешной русской классики и тем читателям, кому интересно прошлое Российской империи конца ХIХ века

Третья часть трилогии выбесила меня окончательно. Бесконечный хоровод одинаковых персонажей, все как на подбор бородатые, курчавые, одетые в лохмотья, безграмотные, вечно пьяные и агрессивные. И этот сброд, низы общества, бродяги и забулдыги, берутся рассуждать о судьбах человечества, государственном устройстве, царях и справедливости! Да ты рожу умой сначала, животное, да читать-писать научись… Возмутительно. Да и вообще во всем этом видится мне претензия на русскую душу, на истинное лицо русского народа, вроде как Горький самую суть один только и видит нашу. Но блин извините, если ты среди быдла родился, рос и взрослел, то это не значит, что вся Россия такая и была. Были в ней и благородные, развитые, умные, образованные, трезвые наконец люди! Классиков критиковать не принято, не подобает. Кто я такая, разумеется. Но вот для меня эту трилогию вообще нельзя переводить на иностранные языки. Какими мы покажемся другим нациям? Чего потом удивляться, что про нас думают, будто все мы сплошь дикари, и пьяные медведи у нас по улицам ходят, напялив на бошки ушанки? Всю эту трилогию можно было в трое сократить. Выбрать действительно зерна умных мыслей (а они есть, справедливости ради надо сказать), сократить количество персонажей в трое, и уже было бы поживее и плодотворнее что ли. Даже для человека, который терпеливо прочитал «Войну и мир» от корки до корки, эта трилогия – прям кирпич! реальный кирпич был!