Мальва (спектакль)

Завершая личный моб чтения Горького, я вновь хочу порекомендовать не только рассказ, но и спектакль. Чем больше читаю этого автора, тем больше очаровываюсь, ведь даже достаточно простой сюжет он превращает в волнующую историю, затрагивающую множество тем. Данное произведение напоминает Максим Горький – На плотах , тут также рассматривается любовный треугольник «отец-взрослый сын-женщина». Но если в «На плотах» писатель изучал весьма неприглядную ситуацию снохачества, когда отец, пользуясь слабостью сына, «отбил» у него жену, то в этом рассказе история несколько иная.Причем помимо «любовного» конфликта (хотя любовью тут и не пахнет, страсть и другие причины движут героями), здесь поднимается множество иных вопросов, например, психологическое противостояние «самцов», ведь взрослый сын и отец становятся в некотором роде соперниками, если раньше отец мог легко выпороть сына, то теперь неизвестно, кому достанется победа.цитаты— За такое малое время многого здесь и нельзя добыть, – резонно ответил Яков.– А коли так, так нечего тебе тут шалыганить – иди в деревню.Яков молча усмехнулся.– Что рожу кривишь? – угрожающе воскликнул Василий, озлобляясь спокойствием сына. – Отец говорит, а ты смеешься! Смотри, не рано ли начал вольничать-то? Не взнуздал бы я тебя…Яков налил водки, выпил. Грубые придирки обижали его, но он крепился, не желая говорить так, как думал и хотел, чтоб не взбесить отца. Он немножко робел пред его взглядом, сверкавшим сурово и жестко.А Василий, видя, что сын выпил один, не налив ему, еще более освирепел.– Говорит тебе отец – ступай домой, а ты смешки ему показываешь? Проси в субботу расчет и… марш в деревню! Слышишь?– Не пойду! – твердо сказал Яков и упрямо мотнул головой.– Это как так? – взревел Василий и, опершись руками о бочку, поднялся со своего места. – Я тебе говорю или нет? Что ты, собака, против отца рычишь? Забыл, что я могу с тобой сделать? Забыл ты?Губы у него дрожали, лицо кривили судороги; две жилы вздулись на висках.– Ничего я не забыл, – вполголоса сказал Яков, не глядя на отца. Ты-то все ли помнишь, гляди?– Не твое дело учить меня! Разражу вдребезги…Яков уклонился от руки отца, поднятой над его головой, и, стиснув зубы, заявил:– Ты не тронь меня… Здесь не деревня.– Молчать! Я тебе везде – отец!..– Здесь в волости не выпорешь, нет ее здесь, волости-то, – усмехнулся Яков прямо в лицо ему и тоже медленно поднялся.Василий, с налитыми кровью глазами, вытянув вперед шею, сжал кулаки и дышал в лицо сына горячим дыханием, смешанным с запахом водки; а Яков откинулся назад и зорко следил угрюмым взглядом за каждым движением отца, готовый отражать удары, наружно спокойный, но – весь в горячем поту. Между ними была бочка, служившая им столом.– Не выпорю? – хрипло спросил Василий, изгибая спину, как кот, готовый прыгнуть.– Здесь – все ровня… Ты рабочий – и я тоже.– Проклят ты от меня… вовеки!Василий так громко крикнул проклятие, что Яков невольно оглянулся в даль моря, к промыслу, точно думал, что там услышат этот крик бессилия.Но там были только волны и солнце. Тогда он сплюнул в сторону и сказал:– Кричи!.. Кому досалишь? Себе только… А коли у нас так вышло, я вот что скажу…– Молчи!.. Уйди с глаз… уйди! – крикнул Василий.– В деревню я не пойду… буду тут зимовать… – говорил Яков, не переставая следить за движениями отца. – Мне здесь лучше, – я это понимаю, не дурак. Здесь легче… Там ты бы надо мной верховодил, как хотел, а здесь – на-ко выкуси!свернутьИли тема свободы, которую получает человек, вырвавшись из деревни, из сковывающих оков общественного мнения, от волости, способной покарать ослушавшегося сына по распоряжению отца, от рабского труда, ведь жизнь наёмного рабочего проще и беззаботнее, чем крестьянина, свобода от супружеских уз, ведь муж совсем не горит желанием вернутся к оставленной пять лет назад супруге.цитатыПрисев на корточки перед костром, над которым висел закипавший котелок, сбрасывая пену в огонь, Василий задумался. Все, что рассказал ему сын, не особенно сильно тронуло его, но породило в нем неприятное чувство к жене и Якову. Сколько он им за пять лет денег переслал, а они все-таки не справились с хозяйством. Если бы не Мальва, он сказал бы Якову кое-что. Самовольно, без отцова разрешения из деревни ушел – хватило ума на это, – а с хозяйством справиться не мог! Хозяйство, о котором Василий, живя до сего дня жизнью приятной и легкой, вспоминал очень редко, теперь вдруг напомнило ему о себе, как о бездонной яме, куда он пять лет бросал деньги, как о чем-то лишнем в его жизни, не нужном ему. Он вздохнул, мешая ложкой уху.– Никакого лешего не поделаешь, брат ты мой! – воскликнул Василий, взмахивая руками. – Терпел я сначала – не могу! Привычка… Я женатый человек. Опять же и одежду она починит и другое прочее… И вообще… эхма! От женщины, как от смерти, никуда не уйдешь! – искренно закончил он свое объяснение.– Мне что? – сказал Яков. – Это твое дело, я тебе не судья.А про себя думал:"Станет тебе такая штаны чинить…"– Опять же мне всего сорок пять лет… Расхода на нее немного, не жена она мне… – говорил Василий.– Конечно, – соглашался Яков и думал: «А все, чай, треплет карман-то!»– Нашему брату – много ли надо? Избу, да хлебушка вдоволь, да в праздник водки стакан… Но и этого нет… Разве бы я ушел сюда, ежели бы можно было кормиться дома-то? В деревне я сам себе хозяин, всем равный человек, а здесь вот – слуга…– Зато здесь сытнее и работа легче…– Ну, этого тоже не скажи! Бывает так, что все кости ноют. Опять же здесь чужому работаешь, а там – самому себе.– А выработаешь больше, – спокойно возражал Яков.Внутренно Василий соглашался с доводами сына: в деревне и жизнь и работа тяжелее, чем здесь; но ему почему-то не хотелось, чтобы Яков знал это. И он сурово сказал:– Ты считал заработок-то здешний? В деревне, брат…– Как в яме: и темно, и тесно, – усмехнулась Мальва. – А особенно бабье житье – одни слезы.– Бабье житье одинаково везде… и свет везде один, одно солнце!.. нахмурился Василий, взглянув на нее.– Ну это ты врешь! – воскликнула она, оживляясь. – Я в деревне-то хочу не хочу, а должна замуж идти. А замужем баба – вечная раба: жни, да пряди, за скотом ходи, да детей роди… Что же остается для нее самой? Одни мужевы побои да ругань…– Не всё побои, – перебил ее Василий.– А здесь я ничья, – не слушая его, говорила она. – Как чайка, куда захочу, туда и полечу! Никто мне дороги не загородит… Никто меня не тронет!..свернутьГолос матери звучит в книге лишь мельком, но благодаря режиссерской работе в спектакле это очень горький момент – отчаяние одинокой женщины, оставленной и стареющей без мужчины.Скажи ты ему, Яша… Христа ради, скажи ты ему – отец, мол!.. Мать-то одна, мол, там… пять годов прошло, а она все одна! Стареет, мол!.. скажи ты ему, Яковушка, ради господа. Скоро старухой мать-то будет… одна все, одна! В работе все. Христа ради, скажи ты ему…И она безмолвно заплакала, спрятав лицо в передник.Не менее трагичной кажется и судьба самой Мальвы, хотя она тоже наслаждается свободой – что ждёт бабу в деревне: каторжный труд и побои мужа, а на промысле она сама себе хозяйка, никому не принадлежащая. Но чувствуется в ней некая потерянность и тяжёлые события в прошлом: работа служанкой, рождение ребенка, судьба которого вряд ли удачна. Мальва при всей своей красоте и власти над мужчинами, оставшись в одиночестве, борется со слезами, то любит людей, а то ненавидит и радовалась бы, исчезни все вокруг. Даже связь с Василием скорее некая плата за возможность сбежать от всех, насладиться красотой моря и покоем звёздного неба.цитаты— И еще скажу тебе вот что. Ты Сережке бахвалился, что я без тебя, как без хлеба, жить не могу! Напрасно ты это… Может, я не тебя люблю и не к тебе хожу, а люблю я только место это… – Она широко повела рукой вокруг себя. – Может, мне то нравится, что здесь пусто – море да небо и никаких подлых людей нет. А что ты тут – это все равно мне… Это вроде платы за место… Сережка был бы – к нему бы я ходила, сын твой будет – к нему пойду… А еще лучше, кабы вас вовсе никого не было… обрыдли вы мне!.. Если я с моей красотой захочу – я всегда себе мужика, какого мне нужно, выберу…Мальва ленивым движением разнежившейся кошки отодвинулась в сторону, он неохотно встал и пошел к шалашу. Женщина, чуть приподняв ресницы, посмотрела вслед ему и вздохнула, как вздыхают люди, сбросив ношу, утомившую их.– Мне всегда хочется чего-то, – задумчиво заговорила Мальва. – А чего?.. не знаю. Иной раз села бы в лодку – и в море! Далеко-о! И чтобы никогда больше людей не видать. А иной раз так бы каждого человека завертела да и пустила волчком вокруг себя. Смотрела бы на него и смеялась. То жалко всех мне, а пуще всех – себя самое, то избила бы весь народ. И потом бы себя… страшной смертью… И тоскливо мне и весело бывает… А люди все какие-то дубовые.свернутьТак что, подвоя итог, рекомендую читателям это небольшое произведение, чтобы открыть новую грань Горького, не только певца революционных идей и глашатая социальных низов, но и тонкого психолога, внимательно вглядывающегося в окружающих его людей.

«Море – смеялось»,– так начинается рассказ Горького о том, как на фоне удивительно прекрасных морских пейзажей кипят нешуточные страсти босяцкой «Санта – Барбары» с поправкой на конец XIX века в России.Итак, крестьянин Василий, оставив дом и семью, уезжает из села на заработки и устраивается смотрителем морской косы. Неудивительно, что домой к тяжелой крестьянской работе и стареющей жене его не тянет, тем более, что на промыслах он завел любовницу, рыбачку Мальву, которая по выходным ездит к Василию на «романтические свидания». Приехавший из деревни к Василию подросший без него сын Яков становится невольным соперником отца за внимание своенравной и непредсказуемой, как море, жизнелюбивой красотки. И неважно, что Мальва ходит в линялой ситцевой кофте, что крутит любовь с неопрятным оборванцем с растрепанной бородой, к тому же грубым, немолодым и женатым, с которым распивает водку при каждом свидании, главное: она способна вызывать в сердцах мужчин такие сильные страсти, что сын, забыв обо всем, вступает в кровавую схватку с отцом за обладание прекрасной босячкой… А потом она отталкивает победившего «в честном бою» Якова, ведь она совсем его не любила, а «обнадеживала» лишь ради шутки, как, впрочем, не любила и Василия, а спала с ним, расплачиваясь «за место», уж больно на косе море красивое…А море, ослепительно улыбающееся голубому небу «тысячами серебряных улыбок», было, действительно, прекрасным. «Солнце было счастливо тем, что светило; море – тем, что отражало его ликующий свет». И рядом с этой гармонией особенно неприглядны и дисгармоничны поступки людей, погрязших в «свинцовой мерзости» своей грубой жизни. И можно понять Мальву, не желающую надолго связываться с мужиком, в темной душе которого собственнические инстинкты вместе с изуверскими наклонностями порождают страстное желание ударить женщину, «свалить ее себе под ноги и втоптать в песок, ударяя сапогами в ее грудь и лицо»… В итоге, Василий, потерпевший любовную катастрофу, возвращается в деревню, невольно вспомнив слова сына, который глядя на море сказал: «Эх, если бы все это был чернозем, да распахать бы его!» Мальва выбирает себе нового возлюбленного, пьяницу и босяка Сережку, а Якову, получившему первый урок женского коварства остается только смотреть, как «солнце сияло, море смеялось», и учиться уму- разуму у матушки -природы…

Время перечитывать классиков. Один расклад, когда это делаешь в школе и из-под палки, и совсем другой – когда тянет прочитать уже добровольно, испытывая внутреннюю потребность приобщиться к чему-то значительному и вечному. Это просто разные уровни восприятия. И если в школе ранний рассказ Горького кажется не более, чем поучительная история из жизни, то сейчас смотришь на сюжет немного под другим углом зрения и как-то шире. Наслаждаешься буквально каждой строчкой образного, ёмкого, сочного повествования. История «из жизни» как-то незаметно вырастает до размеров библейской притчи, где мораль проста, понятна и основательна: отец и сын не могут любить одну женщину! Это противоестественно, аморально и ведёт к дурным последствиям в жизни как для одного, так и для другого. А может, Горький этим рассказом хотел донести до современного читателя, что отрыв от корней, от своей природной и социальной стихии грозит для человека полной потерей морального облика и прочими, повреждающими карму последствиями? Впрочем, кто его знает, что ещё хотел сказать этим текстом автор? В школе я читал его с интересом. Прошло четверть века, а ранний горьковский текст не утратил своего простого обаяния. Море смеялось. Пусть сильнее грянет буря! Классика, как и было сказано…