Повесть-легенда
Если пшеничное зерно, упав в землю, не умрет, то останется одно;
а если погибнет, то принесет много плода.
Библия. Евангелие от Иоанна, 12:24
Первобытное
История – это правда, которая в конце концов становится мифом.
Жан Кокто
Прошли миллионы лет, прежде чем огненная планета остыла, и из воды на сушу выползло позвоночное. Оно было слабое, худое и немощное, ноги его дрожали под собственным весом. Оно тряслось, боясь попасть в когти какой-нибудь дикой птице. За ним выползло еще несколько, и они стали прятаться в высокой траве, чтоб не выдать себя, когда хищник заметит кого-то одного из них.
Иногда они просыпались, когда их грызли тигры, или когда волки их уже тащили за ноги в лес. Когда змеи затягивали на их шее узел, а пауки заползали им в уши. Они в испуге просыпались и кричали о помощи, но вокруг никого не было. Все были такими же беззащитными перед зверьми и насекомыми. И с этими мыслями они отходили каждый вечер ко сну, не зная проснуться ли снова.
Они пугались даже друг друга, вылезая из укрытий лишь на некоторое время. Срывая ягоды и снова прячась под камень; они жевали коренья и напивались их соком земли. В то время они больше спали, чем бодрствовали; им чужда была еще дружба, пока они открывали для себя любовь. Мужчины стали бегать за женщинами отдавая им свои последние запасы кореньев и ягод.
Их привлекало все, чего не было у них, но было у другого. Их привлекало кардинальное различие между слабым и сильным полом. Им казалось, что они являлись одним целым, и задача каждого найти свою половинку, которая дышала бы так же. И чем ближе они подходили друг к другу, тем меньше они контролировали свои руки и ноги. Эти периоды они считали самыми приятными.
Любовь быстро осветила их тела солнечным светом, в них появился смысл, помимо простого выживания. Они испытывали необъяснимое удовольствие от обыкновенных прикосновений к противоположному полу. В глазах друг друга они стали разглядывать себя, и думать о любимых больше, чем о себе до этого. Их сердца стали стучать не просто мелодичнее, а одновременно.
Мужчины дарили женщинам цветы, а те их вплетали в волосы. Красота и формы имели решающее значение, которые появлялись только за трудом и охотой, а значит, и недостатка пищи с таким ухажером не будет. Кто же ленился искать подношения, добивался своего грубой силой, унижая и оскорбляя более трудолюбивых. Драки за право прикоснуться к самке на закате были регулярными.
Они не могли понять, почему их так тянуло друг к другу, и в чем заключалась эта сила, будто бы натянутая ветка дерева, просилась обратно в свое положение. Через девять месяцев в их животах стали появляться дети, но они думали, что они их просто когда-то съели. Никто из них не мог тогда связать свою близость с появлением нового человека. Им все это казалось тогда неожиданным.
Считая детей подарками природы, они стали их приручать как зверей к труду, сделав их почти своими слугами. Так что поначалу слабых они сбрасывали в пропасть, а некрасивых топили в реке, чтобы те им не мешали только. Но позже слепые младенцы становились отличными певцами и поэтами, а глухие прекрасными рассказчиками. Только после этого они отказались от этого обычая.
Узнав о периоде девяти месяцев, они стали объединяться в семьи, чтобы сохранить частичку тепла. В своих детях они стали разглядывать себя прошлых, и учить их тому, чему научились сами за долгое время. Так стали появляться кланы и династии в их поселении, имена которым давали похожие на них повадки зверей или птиц. Все они тогда считали себя частью огромного леса.
Им казалось, что весь мир был создан для них и служит только им. Все ручьи, какие они видели текли только к ним; все горы, которые они встречали, спасали только их от солнечного зноя, располагаясь возле их жилищ. Солнце, которое освещало их лица и тропинки между деревьев, было их личным помощником в поисках ягод и сухих веток для новых убежищ. Мир был их кладовой чудес.
Они копали огромные ямы, а потом в них загоняли мамонтов, используя себя как приманку. Когда те погибали от голода, их делили на всех поровну и ели весь год одно и то же мясо. Они быстро поняли, что если натирать еду морской водой, то она сохраняется дольше. Теперь им стало не страшно ходить далеко от дома без возможностей для охоты. Очень скоро они приручили собак и кошек.
Долгое время их обирали крысы, которые по ночам подъедали запасы съестного. Как-то раз они заметили, что маленькие тигры гоняют грызунов. Тогда они стали кормить пушистых, чтобы те их не покидали. За регулярную пищу те стали к ним ластиться, урчать, а позже вообще стали ручными. Некоторые рисовали кошек на своих амбарах, а некоторые просили похоронить их вместе с ними.
Обжигая глину, они заметили, что некоторая часть ее рассыпалась, а некоторая растекалась как вода. Так они открыли плавкость металла и стали заливать его в выкопанные заранее палками ямки, и получать различной формы предметы. Так у них появились первые орудия труда и средства охоты. С помощью этих изделий они стали быстрее подчинять себе окружающую природу.
Они никогда не спрашивали разрешения, когда брали палку, которую нашел сосед, или стреляли из лука, который выточил для себя другой охотник. По этой причине часто возникали конфликты, ведь одни не понимали, как можно жалеть того, что дала им сама природа, а другие, почему то, что они сделали своими руками, должны использовать ленивые. Так появилась частная собственность.
А вместе с ней началось и накопление имущества, сначала трудом и усердием, а потом любыми средствами, включая обман и жестокость. У кого было больше палок и прутьев, тех больше уважали женщины и дети. Зато те, у кого ничего не было, спали спокойно, потому что им не нужно было думать, где все это хранить, чтобы не украли, и беречь, чтобы все это не испортилось.
С появлением собственности появился обмен товарами, созданными своими руками. Меняли щиты на стрелы, цветы на камни, коров на молоко, и многое другое, что неудобно было складывать. Имущества становилось так много, что оно не вмещалась в жилища, и головы их обладателей. И чтобы большое не казалось таким огромным, они придумали деньги, которые помешались в одной руке.
Но продолжали бояться грома и молний, шум ветра загонял их снова под камни, где они съежившись молча ждали, пока не закончится стихия. Некоторые говорили, что это им в наказание за то, что они делали что-то плохое, или даже помышляли что-то не доброе против своих собратьев. И стали жить они тогда в мире, делясь и хваля друг друга, но к сожалению, стихия снова стала повторяться.
Тогда некоторые решили, что это небо на них серчает, за то, что некоторые из них смотрят на него так же, как и на землю – с пренебрежением. И стали тогда они наблюдать друг за другом, и наказывать тех, кто кричал или ругался, глядя на небо. Пойманным за этим занятием выкалывали глаза, если те не могли побороть эту пагубную привычку, чтобы они никогда не смогли больше обидеть небо.
Но это тоже не помогало. Стихия раз за разом возвращалась. Пока один из них не заявил, что после того как пообщался с небом, так же как со своим соседом, и попросил у него прощения за всех них, и оно перестало больше гневаться на них. И пришло прозрачное небо на их земли после этого, и ни одно облако больше не загораживало им солнце, но потом снова начались громы и молнии.
Они не знали, как усмирить небо, которое заливало их пещеры и превращало землю в мутные реки. Это затрудняло им охоту и сбор ягод, а промокшие под дождем стали чаще болеть и умирать. Пока один из них не придумал обувь на толстой и мягкой подошве, а другой закутываться в звериные шкуры. После этого они научились жить под проливными дождями, и больше уже не боялись молний.
Они могли долго любоваться заходом солнца, если при этом появлялись ярко красные цвета, а на обычный желтый круг уже мало обращали внимания. Им казалось, что светила подменяли и этим подавали им знак, и что за красный им скоро придется платить своей кровью. Поэтому они все так жадно любовались закатами, ведь каждый при этом представлял себе свою нелегкую долю.
Кто-то готовился к тому, что его дом скоро развалиться; кто-то готовился, что умрет кто-то из его близких; кто-то что потеряет то, что ему так дорого, и уже прощался с этим. Кто-то был уже уверен в том, что сам нечаянно поскользнется и ударится головой о камень насмерть. Кто-то не дожидаясь печальной судьбы, готовился сам броситься с горы, лишь бы не мучиться этими ожиданиями.
Они верили в то, что и деревья и горы имеют свою душу, поэтому часто призывали их к себе на помощь. Они наделали своими страхами камни и выбрасывали их в реку. Они рассказывали о своих планах веткам, а потом вешали их себе на пояс, чтобы не забыть. Они вставляли себе в волосы перья, чтоб перенять силу птиц. Они плясали вокруг костра, чтобы услышать мысли своих предков.
Они не знали получится у них или не получится, но они должны были это попробовать. Они решили построить самую высокую башню на свете, чтобы подняться по крутой лестнице на самый вверх, и увидеть что находится там, в небесах. Но когда они взялись за инструменты, то стало ясно, что никто не понимает друг друга. Казалось, что таким образом их кто-то наказал за дерзость.
Они клали убитых оленей в лесу, делясь с ним своей добычей, но лес не принимал ее, оставляя на растерзание насекомым. Тогда они стали приносить в жертву богам различных животных на костре, выбирая особенно самых жирных и сочных, предполагая, что сгорая в огне, их вкус и запах поднимался к ним прямо на небо. Они не жалели подношений, зная, что получат больше за подарки.
Они целовали землю, чтобы из нее вырастали цветы, и приносили в жертву лучших животных своим богам, думая, что те едят ту же пищу, что и они сами. Они бросали в реку яблоки и спелые ягоды, благодаря тех, кто давал им рыбу. Они пели песни солнцу за то, что оно отгоняло тьму и грело их, когда им было холодно. Они отказывались верить в простые совпадения и везения.
И так изо дня в день, они провожали солнце и встречали его снова. И как только оно вставало, они уже хватались за свою работу, махая палками по земле, пока не темнело. Они теперь знали, что если они проснулись сегодня, то точно так же они проснуться и завтра, и ничего не сможет изменить эти повторения. И каждую ночь их встречали все те же яркие звезды, и все те же черно-белые сны.
Но они долгое время не могли жить сообща, потому что каждый мычал по-своему. Они не могли понять друг друга, как поющая птица немую рыбу. Когда они брались за что-то совместное, то они разбегались в разные стороны, и у них никогда ничего не получалось. Но когда кто-то из них нарисовал на земле волка, то все стразу взялись за оружие. Так у них появился алфавит и картинное слово.
Тогда чтобы не путаться, они решили объединить все знания, которые были у каждого из них, и собрав их, назвали со-знанием. Теперь они стали говорить общими для всех словами. И теперь одного стали понимать многие, а идеи самого смелого сразу становились идеями всех. Но после этого они начинали спорить, ведь слова не поменяли стремление одних идти налево, а других сворачивать направо.
Они не могли отвыкнуть думать самостоятельно, и перейти к совместному мышлению. Ведь даже слово собственность происходило у них от чего-то совместного. Когда кто-то оглашал свою сокровенную мысль, то каждый в ней находил что-то свое личное, и выражал свое согласие с говорящим. А потом случалось так, что когда их мнения сходились, то возникало сомнение, что оно верное.
Им нужен был какой-то регламент, который разводил бы их мысли на плохие и хорошие. И они стали вспоминать заветы своих предков, которые учили их жить по сигналам совести. Те, говорили им, что если они будут жить в одиночку, то их гораздо легче будет победить, ведь по одному их сможет легко одолеть стихия и звери. И в одиночку они не смогут создать ничего невозможного.
Они были еще неграмотны и не умели считать себя еще личностью, но зато знали, что есть целое и есть его равные части. Беды они стали называть участями, а победы – счастьем. Себя они считали равной долькой от всей общины, и с радостью помогали другому, но взамен ожидали такой же отдачи. У них все еще было эгоистичное сознание, но коллективное поведение, и они ничего не могли с этим поделать.
Когда один был несправедливо обижен, у них у всех выступали слезы на глазах, и это чувство почему-то появлялась внутри них, и всегда было одинаково. Так они открыли нравственность, а боль от сострадания назвали совестью, или совместной вестью, о которой даже не сговаривались. Они постепенно научились угадывать мысли и чувства других, чтобы стать для них незаменимыми.
Они отгрызали зубами ветви, а потом придумали отбивать их острыми камнями, и делать из них копья и стрелы. Так они сначала стали обороняться от дикого зверя, а потом научились охотится на него, ради теплой шкуры и сытного мяса. И всегда всем они делились поровну, потому что тот, кто сегодня попадал в зверя, завтра мог подвернуть себе ногу и стать ненужным для остальных.
Они видели как вода обтачивает скалы, создавая свои узоры и волны на них. И тогда они захотели так же вырезать из камня все лишнее, чтобы получались изображения богов, которых они никогда не видели. Статуи идолов они ставили прямо перед своим жилищем, чтобы те охраняли их и берегли. Так они стали превращать камни, которые раньше не замечали, в произведения искусства.
Они выбирали угловатые камни на берегу, и толкали их до самого леса, там ставили их друг на друга и создавали себе жилища. Сверху стелили сухие ветви и покрывали широкими листьями. И все они делали вместе, так как камни эти были такого размера, что осилить их в одиночку было невозможно. Вскоре стали появляться дома, вдоль их неторопливо текущей реки.
Когда солнце поднималось, они расходились по лесам и болотам, собирая ягоды и стреляя в птиц. Они опускали глыбы, перекрывая ручьи, чтобы рыба, которая в них водилась, выходила на мель. Они собирали росу в широкие листья, и пили из них по очереди, пока не случались новые дожди. Когда они слышали вой волков, то загоняли их сами в ловушки, закидывая палками.
Когда они царапались во время охоты, то растирали раны горькими травами. Некоторые из них они жевали, чтобы почувствовать бодрость перед схваткой, а некоторые, чтобы успокоиться перед длинным походом. Они не просили друг у друга о помощи, потому, что каждый кто видел другого в беде, тут же сам спешил ему на помощь без лишних слов. Ведь по одному им было гораздо тяжелее.
Из леса стали раздаваться странные звуки, не похожие ни на вой зверей, ни на крики человека. И они стали гадать, когда это доберется до них, многие даже потеряли сон из-за этого. Некоторые уверяли, что это кричали души умерших зверей, вылезших из земли. Другие стали придумывать одичавшего человека-волка, якобы рожденного нечистыми силами. И только они стали успокаиваться..
Однажды вечером на них напали дикари с визгами и в звериных масках, и было их так много, что они ничего не успели сделать. Их застали безоружными и уже отходящими ко сну, поэтому часть их перебили, а часть выгнали за пределы их селений. В них кидали острые палки и свистели спотыкающимся вслед, чтобы те в испуге падали. Многие из них не проснулись следующим утром.
До этого они пытались питать в себе только добро, чтобы жить в мире с ближними. Но опасно оставаться добрым, когда за твоей спиной точат ножи. Ведь на всех все равно не хватит плодов, которые побило градом. Они протягивали им часть своих ягод, но они улыбались криво, потому что им нужна была не часть, а абсолютно все! Они желали не победы, а полного уничтожения и власти.
Их прогнали с земель, на которых они выросли, и где были похоронены их деды. Они ничего так не почитали, как своих предков, поэтому поклялись отомстить, и вернуться к знакомому лесу. Терпеть лишения для них уже стало привычкой, а сопротивляться – свойством характера. Когда они сталкивались с вызовами, то делались неуязвимыми перед болью и любыми страданиями.
Теперь тучи сошлись на их лицах, молнии засверкали в их глазах, гром раскатами зазвенел в их груди, а ветер гнал их туда, где еще не так давно светило их солнце. Но вернуть назад утекшую воду они были пока еще не в силах. Они сжимали в кулаках скалистые камни, словно глотки всех, кто виноват был в их несчастьях. И камни те с треском рассыпались в их кулаках в мелкую пыль под ногами.
Их терзала обида и месть, она ползала в них червями, и они не знали как ее вытравить из себя. Им хотелось бить, кричать и толкать тех, кто только что причинил им боль и страдания. Они не могли понять, почему люди бывают так жестоки и не могут жить в мире и спокойствии. Что мешает им признать незнакомого человека другом, и не пытаться его убить ради собственного счастья.
На новом месте они научились приручать диких животных, которые раньше на них бросались. Теперь они стали бегать и прыгать только по их указаниям, и виляли хвостами, когда им прикажут. И тогда они стали загонять этих голодных зверей с разных сторон, замыкая в кольцо, где находились их неприятели. И вскоре животные всех их врагов с ревом и воем перегрызли, и исцарапали кожу до смерти.
Они возвращались в свои жилища с грустными лицами, еще никогда им знакомые леса и горы не казались такими не привычными. Они не узнавали даже друг друга, и всех кто допустил все это. Их дома были разрушены, памятники осквернены. Везде лежал мусор и огрызки от вчерашней еды. Впервые они увидели свою землю оплеванной и разорванной в клочья. Их переполняла злоба.
Они терпеть не могли вида крови и криков о помощи, но все равно убили всех, кто стоял еще на ногах напротив них. То есть всех, кто мог их запомнить, а потом неожиданно отомстить, так же как они сейчас сами. Они знали, что в порыве ярости выживают только те, кто идут до конца: либо они их раз и навсегда, либо их потом так же. И тот, у кого дрогнет рука, – проиграет и будет жалеть дважды.
И они стали задумываться: кто они такие на самом деле, что их окружает и почему. Стали искать причину своих поступков и никак не находили ее нигде, но сам процесс поиска их так сильно занимал, что они назвали это самой важной наукой. И решили называть, все что им запрещает, совестью. И стали спорить, о том, что хорошо, а что плохо, и почему люди постоянно путают одно с другим на деле.
Ночами они не отрывали глаз от черного неба. Их восхищали эти беленькие точки, которые они называли звездами, и по ним вскоре научились читать свою судьбу и характеры соседские. Они прислоняли пальцы к их краям и получались образ разных животных. От их положения зависело то, сколько раз они споткнуться сегодня и сколько раз найдут то, что им вскоре может понадобиться.
Им нравилось рассуждать о том, что такое хорошо, а что плохо. И почему их так легко ввести в заблуждение с помощью слов. Одни утверждали, что ничего не знают, а другие залазили в бочки. Другие ходили днем с факелами, и искали хоть одного честного человека. Они искали ответы, на вопросы которые их беспокоили. Почему мир так прекрасен, а человек несправедлив и жесток.
Даже те, кто преуспевали в торговле, так же искали способы понять других. Им важно было понять, кто их окружает, и почему вчерашний друг, завтра может воткнуть нож в спину, или столкнуть с высокого обрыва. С одной стороны, они не могли жить без посторонних, но с другой, не знали чего от них ожидать. Они пытались найти эту невидимую середину между собой и окружающими.
Одни загоняли оленя сбоку, другие спереди, а третьи кидали ему сети на рога и валили наземь. После чего все набрасывались и добивали зверя. Им приходилось объединяться, потому что по одному они бы остались голодными. Даже на рыбалку стали ходить вместе: один выглядывал стаи плавников, другой пугал их из глубины выгоняя на берег, а третий ловил ладонями на мелководье.
Им приходилось решать все совместно, так как по одному у них ничего не получалось. Поэтому они стали друг с другом обходительнее, и стали понимать, что все, что хорошо другому, точно так же будет хорошо и самому. Они превращались в огромный организм с тысячью рук и одной головою. Так все, что было хорошо для всех они стали называть добром, а то, что только для одного – злом.
В лесу охотники однажды повстречали чужих, лица и глаза их были иного цвета, и сразу же рассказали другим о незнакомцах. И все сразу подумали, а может быть эти гости и есть воплощение тех богов, которым они молятся. А пришельцы стали подносить им дары и подарки, гладили их и заботились, чтобы они не работали много. После этого все стали радоваться каждому их приходу.
Вскоре пришел старейшина, которые едва уже говорил, и с трясущейся головой сказал, что от даров чужаков бывает мало пользы, но никто его не послушал. Они ели досыта, вкушая подношения, стали меньше работать и больше танцевать. Мало что их теперь заботило. Через некоторое время стали замечать, что некоторые, самые довольные и доверчивые, стали бесследно исчезать.
Тогда они решили проследить за щедрыми иноземцами, и узнать куда они уходят каждую ночь, уводя с собой некоторых из них. Оказалось, они откармливали их как скотину, чтобы потом съесть. И когда в следующий раз те пришли к ним снова улыбающимися, они заперли их в своих жилищах и подожгли их, не жалея ни врагов, ни своего имущества. Теперь они решили стать осторожнее.
Они стали искать того, кто смог бы их огородить от будущих непредвиденных событий. И поняли, им нужно слушать тех, кто их больше всего пережил. И тогда они позвали того старейшину и призвали его править ими. Все захотели узнать, что было раньше. И стал он им всем рассказывать эту историю. Голос его дрожал от ветхости, но руки сжимались от злобы, вспоминая те события:
«Никто не помнил, когда точно они впервые появились у нас. Они пришли на нашу землю из глубокого леса, их было много, и все они были испуганными и уставшими. Никто не стал им теребить душу и спрашивать, что с ними приключилось. Сами же они все время молчали, и быстро заняли пустые места в скалах, лишь по ночам разводили костры и шептали что-то друг другу на ухо.
Мы все жили разными племенами, иногда дружили, а иногда враждовали друг с другом, но всегда в последнюю минуту останавливались, когда стрелы созданные для охоты на зверей, направлялись на людей. Некоторые из нас расходились группами по тем местам, которые им особенно нравились. Имена нам давали названия рек, холмов, и даже сплетни и слухи, которые с нами тогда случались.
Обилие плодов и зверей в нашей местности, сделало нас добрыми и щедрыми, поэтому мы не ставили противиться новым своим соседям. Наоборот же, некоторые из нас, видя их тоскливые лица и неумение охотиться, подносили им то шумных зверей, то перистых птиц. Те, же смотрели на нас все с тем же недоверием, будто бы они пришли сюда ненадолго, якобы проходя мимо куда-то вдаль.
Они пользовались нашими вещами так, будто все это принадлежало им уже давно, без тени смущения. Некоторые смотрели на нас как-то с высока, будто мы им чего-то должны. Если бы при них было бы оружие, мы бы их сразу же прогнали, но они пришли с пустыми руками, поэтому мы с почтением приняли их и проявили все свое гостеприимство. Ведь думали, что все люди – братья.
Но однажды ночью после шумного праздника в честь плодородной земли, напившись соком винограда, мы крепко уснули все у священной реки. Некоторых из нас разбудили отдельные вскрики, а остальные вскакивали в ужасе. Пришельцы ходили и забивали дубинами нас спящих, другие из них грызли тела наших земляков своими кривыми зубами. Невыносимый крик стоял от реки до самых гор.
Это были людоеды, о которых нам рассказывали еще деды, а им их деды, но сами мы их встретили впервые. Оказалось, что они не какие-то страшные там чудовища, а имеют такие же лица, как и у нас, столько же рук и ног, только глаза у них были другими, – имели иную глубину и множество тоннелей. Нам пришлось бежать от них через реку, в которой еще многие из нас потонули.
Перебравшись на тот берег, мы наблюдали как оставшихся там, эти звери доедали смакуя. Но ничем помочь им мы не могли, – мы слишком поздно проснулись, и перевес был уже не на нашей стороне. Оружие наше они заранее выкрали, не умея им пользоваться, просто сломали, а какое не смогли – сожгли. Мы стояли на том берегу с голыми руками, и обессиленными от страха ногами.
Тогда мы дали себе клятву, что наберемся сил и вернем себе свои земли, а так же всех их уничтожим как коварных змей под ногами. Мы стали таскать камни с места на место, чтобы наши руки крепли, мы плавали на перегонки в реке против течения, чтобы не утонуть. Мы точили стрелы как можно острее, чтобы они не отскакивали от их твердой кожи, а проходили насквозь их тела.
И точно так же ночью, переправились на их берег, и нашли их спящими на наших ветвях. Мы чувствовали, как они смотрят сны о том, что им повезет и как у них все будет хорошо. И мы бы сохранили им жизнь, если бы их «хорошо» не было бы для нас так плохо. В ту ночь не было даже ни единого крика, все их тела потом унесла река, и больше мы о них никогда не слышали».