bannerbannerbanner
Название книги:

Замок над Морем. Голос рода

Автор:
Галина Гончарова
Замок над Морем. Голос рода

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Гончарова Г., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Пролог

Рассветное утро на море всегда красиво. Особенно если смотреть на восток.

Солнце словно восходит из моря. Сначала окрашивая его в нежный розоватый цвет, потом море алеет, по воде пробегает огненная дорожка – и, наконец, солнышко чуть лениво выныривает из-за горизонта самым краешком. Стряхивает с лика капли морской воды и весело улыбается: «Ну, люди, что вы успели натворить без меня?»

Эта заводь устроена природой так, что любой, заходящий в море, глядит на восход. Маленькая, уютная, округлая, спрятанная, словно в ладонях, в острых выступах скал.

Море чуть слышно облизывает камушки. Если бы можно было разглядеть их – было бы видно, что они все одинакового голубоватого цвета. Словно море продолжается дальше, стараясь пометить свою землю.

Впрочем, сейчас в воде по пояс стоит девушка. Издалека – в белой ночной рубашке, с длинными светлыми волосами – она кажется просто размытым бледным пятном. Но если приглядеться вблизи, становится виден и упрямый подбородок, и широко раскрытые темные глаза, и плотно сжатые губы…

Ветер треплет длинные волосы, откидывает их назад, безжалостно хлещет ее мокрыми концами прядей, но она не обращает ни на что внимания.

Она смотрит, пока на море не появляются первые проблески рассвета.

– Море, мать всего живого. Своей кровью, своей жизнью, своей душой. Другого способа отомстить за родных у меня нет. Пусть моя смерть откроет ворота тому, кто отомстит вместо меня.

Отдаю все.

Жизнь, душу, смерть, посмертие… кровью и властью рода Карнавон!

Вспыхивает на воде алая дорожка.

И в ответ на это девушка безжалостно полосует себя ножом по левому запястью, чудом не перехватывая сухожилие.

Алая кровь смешивается с алой водой. Девушка без звука уходит под воду.

* * *

Есть такое старое поверье.

Если ты готов отдать все ради своего желания, ты должен на рассвете прийти к морю, войти до пояса в воду – и попросить.

И если ты будешь признан достойным…

Впрочем, кто может в это верить? Только отчаявшиеся, обезумевшие, те, у кого не осталось никакой надежды.

А может, должна быть еще и особая кровь…

Никто точно не знает. Говорят, эти сведения передаются из уст в уста, от отца к сыну в старых аристократических семьях.

Да сказки все это.

Простые сказки…

Глава 1

Таня шла домой.

На душе было… паршиво. Словно там порезвилась банда бешеных кошек, раздирая когтями все, до чего доберется, а самая жирная еще и от души нагадила напоследок.

Грустно и тошно.

Так вот тоже бывает. Тебе немного за сорок, семья… нет семьи. Мужа нет, мама и папа умерли, детей тоже нет.

Так бывает.

«Дорогая, я люблю тебя и только тебя. Но если бы мы встретились раньше!.. Ты понимаешь, моя супруга…»

О да, все всё понимают. Эту песню поют молодым глупым любовницам женатые мужчины, начиная, наверное, с Адама. И девочки верят.

«Да, у меня ужасная жена, но она серьезно больна».

«Да, у меня ужасная жена, но я не могу ее бросить, пока не подрастут дети».

«Да, у меня ужасная жена, но…»

Вечное «но». А ты подожди, дорогая, пока тебе не исполнится сорок и ты никому не будешь нужна. А зачем тебе кто-то еще, когда в твоей жизни так хорошо устроился Я?

И что в итоге?

Ни семьи, ни детей, потому что чаще всего сопливую девчонку отправляют на аборт: «Дорогая, сейчас еще не время, я хочу, чтобы наш малыш рос в полной семье». Одинокие вечера и праздники, звонки украдкой, ворованные минуты счастья, отпуска, в которых шифруешься, словно Штирлиц…

Что заставляет тебя идти на эти унижения? Терпеть, ждать, верить?!

И ведь в глубине души ты все понимаешь, вообще все, но разорвать порочный круг не хватает сил.

Таня и сама не знала, как она так вляпалась. Но вот ведь…

Сорок лет на носу, а Германа все нет и нет. Да лучше б его Пиковой Дамой убило! Миша, так зовут мужчину всей ее жизни, словно заядлый рыболов, чувствовал, когда надо ослабить, а когда потянуть, чтобы она не сорвалась с крючка. Таня и не срывалась, вопреки слезам родителей, уговорам сестры и обещаниям брата набить негодяю морду.

С другой стороны, Миша был и полезен. Поддержал ее семью, когда у отца обнаружили рак, решил проблему с операцией, пристроил в администрацию области саму Таню (а ты поди найди работу, будучи юристом, при перепроизводстве их в девяностые годы!), помог племяннице с поступлением…

Так что и ругательства поутихли. Таня смирилась со своим положением незамужней тетки, Миша по-прежнему приезжал к ней три раза в неделю…

Сорок лет. И двадцать из них – Миша.

Задумавшись, она ступила на пешеходный переход, не замечая вывернувшейся из-за туши автобуса иномарки. Только когда джип поддел массивным рылом тонкую фигурку, отбросив на несколько метров, пришло удивление.

Не боль, не осознание, просто удивление.

Неужели конец?!

Так странно…

Семейство Даверт

Тьер Луис Даверт прислушался. Ночь ухала филином. Три раза. Потом еще два и через несколько секунд пять раз.

– Готовность!

Он всей кожей ощутил, как по обе стороны от дороги напряглись и замерли его люди.

Карета выехала из-за поворота…

По счастью медленно, иначе, наскочи лошади на заботливо уложенное поперек дороги бревно, благородные животные ноги бы переломали.

– Тпр-р-р-у-у-у! – рявкнул кучер.

Сидящим в засаде того и надо было.

Команда сработала слаженно и четко. Том и Галт повисли на упряжи у лошадей, стреноживая их и лишая возможности двинуться, Карс навел на кучера небольшой арбалет, а сам Луис небрежной походкой вышел на дорогу и распахнул дверцу кареты.

– Предстоящий Эльнор! Какая замечательная встреча! Позвольте представиться, тьер Луис Даверт.

Судя по скрежету зубов предстоящего, имя было ему хорошо знакомо.

– Простите, что выбрал такой неудачный момент для нашего знакомства, – разливался соловьем Луис. – Возможно, мы продолжим его позднее, чтобы убедиться в благонадежности друг друга?

– Что вам угодно, Даверт? – процедил сидящий в карете человек.

Луис очаровательно улыбнулся.

– А что мне может быть нужно? Скажите, предстоящий, это ведь ваша дочь?

Сидящая в карете девушка побледнела, вцепившись в руку отца.

– Я всего лишь хочу пригласить ее погостить у моей матери. Ненадолго, до выборов Преотца. Потом же, когда правильный выбор будет сделан, – Луис чуть подчеркнул нужное слово, – я лично верну ее вам целой и невредимой.

– Вы негодяй, Даверт.

– У меня хорошая наследственность, – отрезал Луис. – Тьерина, извольте выйти?

– Нет! – взвизгнули в карете. – НЕТ!!!

– Тьерина, либо вы выходите, либо мои люди проявят определенную невежливость, – продолжил уговоры Луис. – В свою очередь, гарантирую, если вы и ваш отец поведете себя правильно, с вами ничего не сделают.

– А если нет? – мрачно поинтересовался предстоящий Эльнор, отчетливо понимая, что их с дочерью жизни сейчас в руках этого мальчишки. Ирион его дернул поехать ночью! Но так хотелось приехать пораньше, переговорить еще кое с кем, выяснить настроение других предстоящих, может быть, намекнуть кому-то на выгоду…

Поехал… дурак старый.

– Тогда, может быть, я даже женюсь на вашей дочери. Потом, – непрозрачно намекнул Луис.

И хотя тьер был хорош собой, но и отца, и дочь равно передернуло при этих словах.

Тьер Луис молча ждал.

Минуту, две, потом, когда ему надоело, прищелкнул пальцами – и из темноты раздался ответный щелчок. С таким взводится тетива арбалета.

Предстоящий Эльнор прикусил губу.

– Тьер, дайте мне слово, что не причините вреда моей дочери.

– Мое слово, – согласился Луис. – После избрания Преотца ваша дочь вернется к вам целой и невредимой. Тому порукой слово Давертов.

– Мелания…

Девушка вздохнула, а потом вышла из кареты. Она была удивительно хороша в льющихся серебристых потоках лунного света. Золотистые волосы, громадные голубые глаза, точеная фигурка, подчеркнутая простеньким дорожным платьем, – и неприступное, высокомерное выражение лица.

– Я вынуждена воспользоваться вашим гостеприимством, тьер Даверт.

– И я признателен вам за это, – отозвался Луис. – Прошу вас, тьерина. Предстоящий, мои люди сейчас уберут дерево с дороги, чтобы вы могли беспрепятственно продолжать свой путь.

Предстоящий скрипнул зубами, но что тут скажешь?

Его дорога лежала в вечный город Тавальен, где вскоре должны были состояться выборы Преотца.

* * *

Тьерина Мелания стиснула руки под плащом.

Пальцы дрожали.

Даверты…

Семья подонков, негодяев, подлецов… сброд, а не люди! Отец всегда так говорил! Но теперь она в полной власти одного из них.

Луис Даверт провел ее короткой дорогой через лес, к просеке, где ждали его люди с лошадьми. Ее, невзирая на протесты, усадили в мужское седло, так, что юбка задралась выше колен, показывая сапожки и стройные коленки в белых чулочках. Один из его зверообразных подручных привязал поводья ее коня к луке своего седла, а дальше была быстрая ночная скачка.

Тьерина неплохо держалась в седле, но из дамского она бы точно выпала. Только вот и бешеный конский бег не избавлял от тяжелых раздумий.

Путь окончился у маленького охотничьего домика, почти крестьянского. Правда, у крестьянских домиков не бывает настолько выглаженных досок, украшенных искусной резьбой, да и внутри дом был далеко не крестьянским. Камин, громадная кровать, стол и пара кресел. И все. Ясно, для чего его строили. Гнёздышко для любовных утех.

Неужели…

– Вы дали слово, Даверт!

Голос, как она ни старалась, сорвался, чуть дрогнул.

 

– И я не дотронусь до вас и пальцем. – Луис прекрасно понимал, о чем думает девушка. Но не в городской же дом ее везти? – Даже и не мечтайте. Поживете здесь, пока не выберут Преотца, а потом пожалуйте к папаше на руки и обратно домой.

Луис сильно подозревал, что предстоящий Эльнор потом не доедет до дома, но это уж как отец распорядится.

Тьерина вспыхнула, когда смысл его слов дошел до девушки. И долго же он шел! Не всегда красоте сопутствует острый ум.

– Вы мерзавец, Даверт! И я искренне надеюсь, что…

– Можете и не надеяться. Я в вас не влюблен, – отрезал Луис. – Учтите, я оставлю охрану. Если попытаетесь сбежать, я снимаю с себя всякую ответственность за их действия. Вы девушка красивая, а они люди простые, темные…

Мелания побледнела.

– Арден покарает вас за это!

– Когда у него дойдут до меня руки, я уже буду в гостях у Ириона, – ухмыльнулся Луис. – Счастливо оставаться.

Развернулся и вышел вон, оставив девушку кусать губы.

Мерзавец, подонок, негодяй!!!

Да как он только посмел намекнуть?!

За дверью, там, где тьерина не могла его видеть, Луис тут же стер с губ глумливую усмешку и подозвал к себе старшего.

– Десятник! Дим!

Мужчина сделал несколько шагов к молодому тьеру. Не поклонился, да Луис и не требовал. Дим когда-то его мечом владеть учил, какие тут могут быть церемонии?

– Стеречь, как свою дочь. Если кто ее хоть пальцем тронет – отрезать буду сам. И не пальцы даже, и не в один прием, поняли?

Дим кивнул.

– Попугать можно?

– В меру. Чтобы от страха не описалась и в бега не сорвалась. Поняли? Она мне нужна живой и невредимой.

– Да, тьер.

Луис хлопнул старого вояку по плечу, развернулся и вскочил в седло.

Ему нужно было обратно, в Тавальен. Завтра будет тяжелый день. Поспать бы хоть часок, что ли?

Ирионопоклонники, той же ночью
 
– И восстанет Ирион,
И наш мир поглотит он.
Чешуя его блеснет,
Он родит водоворот…
 

Голоса сплетались в хор.

Красивый, даже восхитительный. Таким многоголосием не побрезговал бы и Морской Король.

Но был и один участник, который не мог оценить красоту песнопений. А именно жертва.

Сейчас она лежала на алтаре.

Совсем юная девушка, голубые глаза которой были полны слез. Она не кричала, дурманное снадобье делало свое дело. Собравшиеся не хотели раньше времени нарушить ритуал криками жертвы или ее преждевременной смертью от болевого шока…

Сейчас она почти ничего не чувствовала.

Верховный жрец посмотрел на нее, коснулся бьющейся жилки на шее.

Да, уже скоро.

Восемь человек, положенных по ритуалу, уже овладели ею, сейчас свою работу заканчивал девятый. Потом можно будет продолжать…

Крест был готов, готовы были и ядовитые змеи…

Этой ночью Ирион получит еще одну жертву.

Род Ольрат

Массимо Ольрат посмотрел в окно.

Занимался рассвет.

И где эта соплюшка?!

Ругался он не то чтобы зло, не слепой же! Давно видел, что у племяшки что-то сладилось с молодым Шернатом, могли сегодня и до сеновала дойти, дело-то житейское… Но ведь все равно душа не на месте.

Ладно.

Подождем еще чуть-чуть, а потом зайдем к соседям… или сейчас сходить?

А, ладно! Сколько можно?

Спустя десять минут его уже лихорадило. Роман Шернат был дома. А вот Мариль…

Они вчера расстались чуть ли не у калитки. Он проводил девушку, Массимо тогда еще был в лавке, Роман думал, что Мари дома. А ее нет?!

А где она?!

Массимо тоже хотел бы это знать. Они с Романом переглянулись – и разбежались в разные стороны. Искать, выспрашивать…

Улицы, дома, люди… вы не видели светловолосую девушку? Красное платье, белый передник?

Нет?

Жаль, очень жаль. Вы не видели?..

Так, в своих расспросах, Массимо добрался до рыночной площади. По раннему времени там бывало совсем немного народа, но не сегодня. Нет, не сегодня…

Люди стояли толпой, плечом к плечу, и смотрели на что-то… там? Впереди?

На что?

Что толкнуло Массимо в спину? Что заставило его пробиваться вперед, расталкивая зевак локтями? Он и сам бы не ответил.

– Уведите парня, рехнется!

– Самогона ему налейте!

– Куда стража смотрит?!

Сердце Массимо недобро сжималось от каждой фразы, но он упорно шел вперед. Толкался, получал в ответ тычки и пинки, но продвигался к центру площади, словно его чья-то воля гнала.

Он и не осознавал ничего, пока не увидел это.

Тонкое тело в алом платье. И кровь.

Черная на алом…

Мариль лежала на серой брусчатке. Светлые волосы тоже слиплись от крови, в глазах отражалось небо, руки еще хранили следы гвоздей, а распоротый живот явственно указывал на причину смерти. Рядом с телом любимой на коленях рыдал Роман.

А потом Массимо услышал чей-то вой и только через пять минут осознал, что этот звук вырывается из его груди. Столько в нем было боли…

ЗА ЧТО?!

Семейство Даверт

Тьер Луис Даверт поправил волосы, еще раз погляделся в зеркало. Из позолоченной рамы на него надменно взирал красавец двадцати семи лет от роду в бархатном берете. Черные волосы локонами падают на широкие плечи, идеально овальное лицо окаймлено короткой шелковистой бородкой, под черными усами белеют ровные зубы, высокий лоб и тонкий прямой нос идеально дополняют картину. Все портят только глаза.

Карим глазам сложно быть холодными, особенно если они имеют цвет горького шоколада. Луису это удалось.

Шоколад его глаз был давно и надежно затянут льдом.

Стуча каблучками, в комнату вошла мать.

– Ты готов, сынок? Отец не любит ждать.

Луис еще раз скользнул глазами по зазеркальному красавцу. Поправил небрежную складку мантии, улыбнулся…

– Да, мама.

Единственное живое существо, к которому он до сих пор питал приязнь. Его мать, тьерина Вальера Тессани.

Луис придержал перед ней дверь, галантно предложил руку и проследовал вместе с матерью вниз, в большой зал, пред светлые очи своего отца.

Тьер Эттан Даверт. Точнее, сейчас предстоящий Эттан Даверт.

Луис склонился в почтительном поклоне, поцеловал протянутую ему руку с сапфировым перстнем, коснулся губами камня цвета моря – и выпрямился.

– Отец…

Шоколадные глаза встретились с такими же, но чуть светлее. В глазах Эттана плясали золотые тигриные искры.

– Ты готов, мальчик мой?

– Да, отец.

– Сегодня наш день.

Глаза мужчины горели веселой радостью, только вот Луис не обманывался. Это была радость хищного зверя, который чует кровь. Много крови.

Если сегодня все пройдет как надо, Совет Предстоящих выберет Эттана Преотцом. Это важно для всей семьи. Для матери, для Луиса, для братьев, для сестры – они смогут получить намного больше, чем будучи просто детьми служителя или возносящего. Даже сан предстоящего ничто перед властью Преотца. Под его рукой будет весь Храм Ардена. Но для этого необходимо, чтобы избрали именно Эттана Даверта.

Как проходит Избрание?

Должны собраться сорок предстоящих и принять решение. Тридцать голосов за, десять против – и Преотцом изберут кого-то еще. А значит, необходимо обеспечить решительное большинство. Каждый добивается этого по-своему.

Кто-то трясет мошной, кто-то угрожает силой, кто-то…

Много есть возможностей, хотя на люди они и не выносятся. Совет Предстоящих избрал.

Точка.

Еще не хватало тупому быдлу судить о путях власть имущих!

Луис все знал о подводных течениях в Совете. Он знал каждого предстоящего на всем Треугольнике[1], знал, чем они дышат, с кем спят, на что особенно падки, знал, чем можно пригрозить, а чем прельстить, знал чуть ли не о каждом их вздохе. Так распорядился его отец – этого достаточно.

А еще…

Всего предстоящих – семьдесят человек. Если отец станет во главе Совета, его младший сын Родригу сможет стать предстоящим Тавальена, и не важно, что ему всего двадцать четыре недавно сравнялось, сам Луис будет воевать, а Эрико, средний из сыновей Даверта, встанет во главе купеческой гильдии. У отца найдутся средства, чтобы обеспечить им эти посты.

Но только в случае победы. А поражение…

Поражение принесет им смерть. И матери, и Лусии…

– Отец!

– Дочь моя?

Сказано было с легким неудовольствием. Эттан считал, что дочь должна знать свое место – сейчас на женской половине дома, а потом в постели того, за кого он отдаст Лусию замуж. Разумеется, для укрепления своей власти. А зачем иначе нужны дочери?

Хотя Лу обещает вырасти красавицей. Ей всего пятнадцать лет, но у нее уже громадные черные глаза, гладкие черные волосы и мраморная кожа, как у матери. И начинает оформляться фигура…

Матери будет далеко до нее, а ведь Вальера Тессани была известна как первая красавица Тавальена. Ей было всего пятнадцать, когда ее семья разорилась из-за неудачных торговых сделок отца. У девочки оставалось два выхода – либо срочно выйти замуж хоть за кого-то, либо продать свою молодость и красоту по самой высшей ставке. Что она и сделала.

И не прогадала.

Вальера была красива, умна, она получила хорошее образование, в ее жилах текла благородная кровь – такие товары нечасто выставляются на продажу. И вскоре о ней заговорил весь Тавальен.

Ухаживал за ней и молодой тогда Эттан Даверт. Ухаживал, будучи уже возносящим.

Всей истории Луис не знал, но Вальера сделала правильный выбор. Иначе его и на свете не было бы.

– Батюшка, я хотела поцеловать вас перед уходом.

Эттан протянул дочери руку. Лусия склонилась в легком реверансе, целуя пастырское кольцо, выпрямилась, посмотрела на отца.

– Я буду молиться за вас.

– Молись, дочь моя.

Эттан собственническим жестом потрепал дочь по щеке. Блеснули кольца на тонких пальцах. Лусия вздрогнула…

Ее еще не сломали. Но дочь не так важна для предстоящего. А когда понадобится…

Луис отогнал неприятные мысли. Все равно он ничего не сможет сделать.

Глава 2

Род Карнавон

Вначале было темно и страшно. А еще больно. Тело словно чужое, Таня попыталась пошевелиться – и не смогла. Разве что приоткрыла глаза…

По счастью, работали уши – и улавливали обрывки фраз.

– На заре… на берегу…

– Едва не умерла…

– Тьер Таламир будет недоволен…

Таня слышала, но всерьез эти слова не воспринимала. Так, сотрясения воздуха.

Ей было плохо, тошно, больно…

Кажется, кто-то переворачивал ее тело, кто-то обмывал, менял простыни… кажется. Пока она ничего не знала. Она спала и видела сны. Красивые сны.

Тело реципиента приняло новую душу, расплачиваясь за это с лихвой.

Жар, боль, тошнота – спасибо еще не померла, а могла бы. Хотя…

Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет, и полы в храме попортит. Молитва – это хорошо, но купание в морской водичке, по весне, с большой кровопотерей, да еще надолго, да под холодным ветром…

Одним словом, Алаис Карнавон свалила элементарная пневмония. Но в мире, где не знали антибиотиков, легче от этого знания Тане не было. Ее просто трясло в лихорадке.

Тело реципиента адаптировалось, адаптировался и разум. Есть теория, что наш мозг сохраняет все воспоминания прошедшей жизни, просто надо уметь их извлекать оттуда. Таня могла бы поклясться теперь, что это правда, потому что перед ней разворачивались картины жизни Алаис Карнавон. И была эта жизнь откровенно несчастливой.

Золушка?

Нет, не совсем то слово и не совсем тот человек. Хотя Алаис лучше бы золу выгребала.

Первое воспоминание, которое увидела Таня, – о семье Карнавон.

Старый герцог Эррен, действительно старый, поздно женившийся на очаровательной тьерине Катилине Эмеро. К рождению Алаис ему исполнилось уже пятьдесят лет, но годы не согнули его. Только добавили седины, которая превратила некогда русые волосы в платиновые.

«Люциус Малфой, шестидесятилетний вариант», – отмечает для себя Таня. И верно – хорош! Даже в этом возрасте невероятно хорош. Четкие черты лица, высокий лоб. Породистый нос с горбинкой, крупные, недовольно поджатые губы, тонкие пальцы истинного аристократа… и плеть, с которой он не расстается. Знак герцогского достоинства, но в то же время и оружие. Девочка знала, как болезненны ее удары, и даже во сне Таня чувствовала ее отчаяние.

 

Мать – Катилина Карнавон, очаровательная блондинка лет сорока. Хорошенькая настолько, что в юности наверняка была ослепительна. Ясно, на что повелся отец.

Два старших брата – Филон и Эштон – удачный симбиоз отца и матери, его черты лица при ее окраске волос и глаз. Гроза женских сердец всей округи.

Старшая сестра – Алита. Копия матери в юности, нежно любимая всей семьей.

И Алаис.

Вечный гадкий утенок. Даже хуже того – альбинос.

Ну да. Не слишком красиво. Белые волосы. Белые брови и ресницы, кожа, лишенная пигмента и мгновенно обгорающая на солнце, глаза, цвет которых варьируется от красного до лилового.

Увидишь в полумраке, так и молитвенником запустишь. Подумаешь: нечисть на охоту вышла.

По счастью, отец не усомнился в своем авторстве, а то могло бы быть что угодно, вплоть до полета младенца с замковой башни в море. Да, бывало и такое, иногда только с ребенком, а иногда и с неверной женой. Официальная версия – несчастный случай. О двух таких Алаис знала из летописей рода Карнавон.

Алаис оказалась младшим и неудачным ребенком в семье. Иногда таким везет, и их любят и балуют. Иногда. К Алаис это не относилось. Ее воспринимали настороженно, словно опасного грызуна: то ли больного бешенством, то ли просто ядовитого.

Во сне Таня видела окружающий мир ярко и четко, как никогда не бывало ранее.

Вот замок. Высокий, величественный, из массивного серого камня, крытый алой черепицей. Ее комната – простенькая по меркам герцога и Алаис, но роскошная, с точки зрения самой Тани. Одна комната ненамного меньше, чем вся ее квартира. Громадная кровать под балдахином, туалетный столик, шкаф с одеждой, ковер на полу и кресло.

Нищета?

Ну да.

Нет ни гардеробной, ни комнатки для прислуги, чтобы спала ночью рядом. Окно забрано самыми простыми стеклами в тяжелой свинцовой раме, не цветными, без узора, шторы старые, ткань, которой обтянуты стены, выгорела и высолилась от времени. Именно высолилась – неподалеку от замка шумит море. И влажный воздух оставляет на губах нотку соли…

Для сравнения Алаис вспоминает комнату старшей сестры. Вот это настоящие покои: гостиная, спальня, гардеробная. У Алиты есть и личная служанка, которая ночует в отведенной ей комнатушке, и даже личный грум. У Алаис – никого и ничего.

Раньше была, но потом девочка лишилась и ее.

Кузина Ланисия.

Единственный человек, который любил и ценил маленькую Алаис, разговаривал с ней, научил читать и писать. Но прилюдно выражать свои чувства кузина не смела, иначе ей сильно досталось бы. Да и отношение к ней, как к служанке.

А еще есть море.

Море…

Оно ласковое, живое, оно ластится к пальцам – и Таня готова часами сидеть на его берегу, как и в родном мире. Кажется, ей было не больше трех лет, когда она впервые сбежала из-под надзора служанок и добралась до берега моря. Сидела, пересыпала песок с руки на руку, купаться почему-то не пробовала, просто гладила ладошками воду. Хорошо помнится лицо нашедшей ее служанки – бледное, растерянное, испуганное, облегчение, вспыхнувшее в темных глазах, а потом страх.

Но почему?

Сейчас, взрослым разумом, Таня не может понять его причину.

Наказание?

Вполне возможно. Но Тане почему-то казалось, что боялись малышку. Почему?

Загадка…

Вспыхивает следующая картинка.

Алаис всего пять лет. И она притаскивает в замок ужика. Змееныш запутался в зарослях колючего кустарника и сильно поранился. Девочка, как могла, промыла ранки, накормила молоком…[2]

Кто донес?

Служанка? Да, наверное. Уже другое лицо, но Алаис все равно неприятно его видеть. Поджатые узкие губы, нахмуренные брови, гримаса вечного неодобрения на простоватом лице, колючие темные глаза – для этой женщины она уродина. Выродок в герцогской семье.

Визит отца заканчивается выброшенным в окно змеенышем и ударом плети по спине ребенка. Алаис помнит эту боль. И помнит свое отчаяние.

Ей ведь так мало было нужно!

Ну хоть бы одно существо рядом, которое не питает к ней отвращения!

Удар обжигает плечи, и девчонка невольно заходится в крике.

Больно! БОЛЬНО!!!

Болит не столько рубец от удара, сколько душа ребенка. Отверженного своей семьей, нелюбимого… дети не всегда могут сказать, но чувствуют они все.

Герцог замахивается еще раз, но ударить не успевает. Таня помнит, как Алаис кричит, умоляя не выкидывать змейку, и как в ответ на ее крик боли неподалеку от замка в берег ударяет молния.

И разражается гроза.

Понятно, что это совпадение, но кто б объяснил такие вещи суеверным людям.

Шторм, молнии, ветер со шквалом…

Алаис заходится от плача – и еще сильнее разыгрывается за окнами природа.

Конечно, совпадение, но вот о чем думает в тот момент ее отец?

Таня видит картину со стороны и видит страх на лице мужчины. Словно произошло что-то неожиданное, он не знает, как на это реагировать, а потому Алаис просто оставляют в покое.

Служанку, кстати, заменяют через пару дней. Эта оскользнулась на ступеньках, мокрых после вчерашней грозы, да так неудачно, что сломала ногу. Бывает…

Для Тани это простое совпадение, но хотелось бы ей знать, как происшествие истолковали обитатели замка?

Девочку оставляют в покое. Ее лишний раз не трогают, не замечают, не…

Она призрак в собственной семье. Тень, которую стараются не видеть в упор. И это больно.

Неизвестно, что стало бы с Алаис Карнавон в таком окружении, что бы из нее получилось. Заносчивое маленькое чудовище?

Истеричная, измотанная безответной любовью и жаждой любви неграмотная страшилка?

Таня могла набросать еще с десяток вариантов, но ей повезло. В замок привезли кузину Ланисию.

Картинка в мозгу сменяется новой.

Ланисия. Темные волосы, крупными кудрями ложащиеся на плечи, зеленоватые умные глаза, добрая улыбка, вздернутый нос и пухленькая фигурка. Дочь двоюродной сестры герцога, весьма дальнее родство, но все же не позволяющее прогнать сироту, чьи родители умерли от лихорадки. Да и кое-какие деньги у малышки водились.

Достаточно, чтобы ее взяли замуж.

Ланисия оказалась старше на восемь лет. Малышке Алаис пять, Ланисии – тринадцать. Самый тот возраст, когда пора влюбляться, и Ланисия делает худшее, что только можно.

Влюбляется в старшего брата Алаис.

Естественно, безмолвно и безответно. Ума у нее хватает понять, что рассчитывать не на что, разве что на конюшне поваляться, но это уничтожит все ее надежды на брак, да и вообще, после такого позора одна дорога – в монастырь. К сожалению, Алита замечает чувства Ланисии, и принимается издеваться над девочкой. Дразнит ее, насмешничает, выставляет дурочкой перед предметом обожания… Однажды Алаис находит кузину плачущей и принимается утешать. По-детски, нелепо, наивно, но для Ланисии и это оказывается спасением, и две девочки вцепляются друг в друга.

Ланисии позарез нужен хоть кто-то близкий рядом, а Алаис нужна хотя бы чья-то любовь. К тому же, что немаловажно, рядом с Алаис к Ланисии никто не цепляется.

А чем можно заниматься рядом с маленьким ребенком?

Учить его.

Читать, писать, считать… Шить, вышивать, играть на музыкальных инструментах – краткий курс обучения благородной девицы. Даже танцевать и строить глазки. Алаис оказывается благодарной ученицей, герцог тоже смотрит на их занятия благосклонно. После того случая с плетью Алаис стараются не трогать, видимо, и к учителям это относится. А Ланисия чужая, случись с ней что, так не жалко…

И Алаис влюбляется в книги. Когда у тебя нет рядом близких людей, чтение – неплохая замена. Или когда они – твои близкие, да ты-то для них дальняя. Особенно сильно любовь к книгам проявляется через четыре года, когда Ланисии подбирают подходящую партию и выдают замуж. Кузина уезжает, а Алаис принимается проводить все свободное время в библиотеке рода Карнавон, благо библиотека богатейшая по любым меркам.

Легенды, предания, дневники герцогов, рукописи служителей, истории святых – и любовные романы, священные книги – и откровенные ереси, Карнавоны собирали все. И собрание попало в цепкие лапки Алаис.

А что еще делать, если ты никому не нужна?

Только читать…

В том числе и об устройстве мира.

И вот тут Тане становится страшновато.

Мир, в который она попала, называется Рамтерейя. Три материка, острова, море…

С точки зрения Алаис, ничего странного. А вот для Тани…

Три материка – Лиарда, Адрея, Дармен, расположенные треугольником, примерно одинакового размера. Но местные жители не видели ничего странного в материках, которые словно кто-то ровно положил на море.

А вот Таня видела.

Три материка образовали здоровущий треугольник, в центре которого находился небольшой остров, носящий название Королевского. Неподалеку от него находился архипелаг из нескольких десятков островов (коралловых?), носящий название Маритани. Причем материки были достаточно крупными, а проливы между ними больше всего напоминали Ла-Манш. При хорошей погоде они даже вплавь форсировались. Правда, дураков не было.

Водовороты.

Бичом здешних вод стали водовороты, которые возникали с совершенно неясной периодичностью. Корабль мог проскочить мимо, мог попасть в воронку, мог почти разбиться, но в последний момент выскочить…

Чем это обусловлено? В мире Рамтерейи хватало краткого «воля Ардена». Тане не хватало, но кто б ей что объяснил?

Насколько вероятно такое расположение с точки зрения географа? Геолога? Литолога?

Да пес их знает!

Сама Таня могла припомнить только названия профессий, но соответствующими знаниями она не обладала. Не учат юристов ни геологии, ни океанографии, ни…

Собственно, ничему полезному в данном случае их просто не учат. Римское право – это хорошо, но откровенно маловато. Спасибо еще познавательным программам и каналам, а то бы вообще ничего не знала.

1Треугольник – общее название трех материков мира Рамтерейи. (Прим. авт.)
2Вообще змеи молоко не едят, но если нет выбора, то могут попробовать и даже не помрут. Существовало поверье, что ужи присасываются к коровьему вымени и сосут молоко, полагаю, Алаис могла его знать. (Прим. авт.)