Пролог
Информатор возвестил о сообщении. Она протянула руку, нажала изящным пальчиком кнопку. Зашуршала бумага – информатор начал распечатывать сообщение. Один лист, второй, третий, четвёртый…
«Это кто ж такое прислал?!» – недоумевала она, когда сбилась со счёта на тридцать шестом листе.
Наконец печать прекратилась. Она взяла увесистую стопку бумаги. Положила руку на первый лист. Нащупала указательным пальчиком перфорированные буквы первого предложения.
И начала читать.
Глава 1. После катастрофы
Самолет падал. Это чувствовалось во всем, начиная от перегрузок, когда я не мог пошевелить не то, что ногой, а даже пальцем, и заканчивая невыносимым криком сотен глоток…
Нет, это далеко.
Наверное, стоит начать с того, что ничего не предвещало беды. Ровный гул двигателей, мерное посапывание супруги, несколько голосов, создававших фоновый эффект, облака, словно вата, стелившиеся ниже, в руках «История одного города».
Мы с женой летели в Италию, в отпуск. Идея принадлежала моей ненаглядной, будь моя очередь, то мы бы ехали в комфортабельном автобусе на север Европы – Швейцария и Финляндия мне нравятся гораздо больше.
Вот так я с женой оказался в самолете на высоте десяти тысяч метров.
Лида уснула ещё во время взлёта, потому так и осталась пристегнута.
Я отстегнулся, затем посидел, понаблюдав за удалявшейся землей с ее скучными и серыми людишками. Когда под ногами оказались облака, снова пристегнулся. Не знаю, что на меня тогда нашло. Может шестое чувство подсказало? Сосед, сидевший через проход от Лиды, и похожий на киношного воротилу шоу-бизнеса, хмуро глянул на мои действия. Будто я мешал ему чем-то. Затем снова принялся за оставленный журнал.
Он, кстати, не выжил.
Мы летели уже полтора часа, во время которых мне удалось прочитать несколько глав из «Истории одного города». Я тогда как раз решил заняться самообразованием.
Самолёт стал снижаться. Неприятно заложило уши. По салону прошла стюардесса – довольно симпатичная блондинка, но в её глазах я увидел холод безразличия, который бывает лишь у злых людей. Хотя я мог себе это и придумать. На её бейдже было написано «Софья».
У меня так кошку когда-то звали.
Мельком глянув на часы, я стал наблюдать, как в иллюминаторе приближаются облака, как обволакивают мягкими белыми лапами самолет, и как неохотно расступаются, выпуская металлическую птицу из чрева. Под нами простирались поля, кое-где перемежаемые рощами и паутинками дорог, вдалеке виднелись озера и речка, соединявшая их. Еще дальше, на возвышенности, лежал город, без сомнения крупный, но с такой высоты казавшийся игрушечным.
В этот самый момент я и почувствовал приближение беды. Не долетим – говорило сердце.
Так оно и случилось.
Шум двигателей стал стремительно стихать и вскоре вовсе прекратился. В салоне на сотые доли секунды повисла абсолютная тишина, от которой даже уши резало. Потом железная птица с безумной скоростью стала падать по касательной, радиус которой с каждой секундой уменьшался. От перепада давления напрочь заложило уши. Пульсация в голове стала настолько сильной, что давила изнутри на глаза. Люди страшно, дико кричали, но я слышал лишь отдаленные голоса. Не помню, кричал ли я. Вполне вероятно, ведь меня, как и других, захлестнул бесконтрольный ужас. Ты сидишь в кресле и падаешь с громадной высоты. И ничего-ничего не можешь с этим сделать. Ну, разве что обмочиться от страха…
Дальнейшее я не помню. В воспоминаниях есть короткий фрагмент, как на подгибающихся ногах несу Лиду в сторону деревьев, но не доношу несколько метров и спотыкаюсь, падаю, а сил подняться уже нет.
***
Очнулся я лицом на влажном и холодном асфальте, зато спину припекало неимоверно. Плотной стеной стоял удушливый смрад гари. Прокашлявшись, я увидел Лиду. Она уже сидела и хлопала глазами, пыталась понять, где оказалась. Слышался треск пламени и неясные, сбивчивые и сумбурные голоса.
– Ты как? – прохрипел я.
Собственный голос показался чужим.
Лида медленно кивнула. Затем поморщилась и приложила правую руку к виску. Вероятно, ударилась, и теперь болела голова. Сущий пустяк, если учитывать, с какой высоты мы грохнулись.
Я огляделся. На всем видимом пространстве царствовала смерть. От разбившегося самолета мне уйти далеко не удалось – метров тридцать, не далее. Стальная птица горела, чадно и задорно, словно костер в пионерском лагере. Вокруг лежали тела в самых невероятных позах, чем ближе к самолету, тем сильнее обгоревшие. Всюду валялись тряпки, бутылки, детали всевозможных электронных устройств, кресла, части фюзеляжа и человеческие останки. Неподалёку от нас находились люди, семь человек.
Лида смотрела на произошедшее пятирублевыми глазами, еще слабо отдавая себе отчет в том, что произошло. В момент крушения она проснулась – это естественно. Но, сколько длилось то крушение? Считанные секунды, а затем, от удара о землю, снова оказалась без чувств, как и многие другие, чьи останки сейчас лежали внутри и снаружи раскуроченного и вывернутого наизнанку самолета.
– Пойдем, – я медленно поднялся. Равнодушно отметил, что джинсы на мне грязные, но целые, а оранжевое, в чёрный цветочек, платье супруги даже не испачкалось.
Лида посмотрела на меня круглыми глазами.
– Скажи, что я сплю! – взмолилась она.
– Я бы рад… – прохрипел я и снова закашлялся. От удушливого смрада гари начало подташнивать.
Я помог супруге подняться. Придерживая друг друга, мы заковыляли к остальным выжившим. Отчего-то казалось, что нам должны обрадоваться, но на нас почти не обратили внимания. Не до того всем было.
Из семи выживших трое изувечены. Когда мы подошли, мужчине как раз накладывали шину на бедро, искривленное внутрь. Рядом сидела девочка лет тринадцати с переломом обеих рук, на которые также наложили шины, и повязкой на голове, из-под которой сочилась кровь, поминутно вытираемая той самой, ненавистной мне, стюардессой, потерявшей весь свой лоск с потерей пилотки, галстука и пиджака. Третья пострадавшая – женщина лет сорока, которой не повезло больше всех – ей оторвало правую руку в районе локтя. Ее предплечье перетягивал ремень, но из культи все равно сочилась кровь, которой на асфальте накопилось уже порядочно. Женщина смотрела в одну точку, с трудом удерживая равновесие. Когда мы подошли, она перевела взгляд на нас. Большие зеленые глаза, в которых без труда читалась скорбь и мольба о помощи, резко выделялись на бледном как мел лице. Ее светлые волосы, бывшие еще совсем недавно великолепной прической, теперь имели вид старого веника. Хотя о чем говорить – все, кто выжил, выглядели немногим лучше. Женщина попыталась что-то сказать, но ее губы, с трудом разлепившись, пошевелились в беззвучной попытке, глаза закатились и, вдохнув последний раз, она медленно опрокинулась на спину.
Первой медицинской помощью занимались девушка и мужчина, оба приблизительно моего возраста.
Последним из выживших был мужчина сорока лет. Судя по одежде, пассажир бизнес-класса. Он сидел на асфальте в позе лотоса, нимало не беспокоясь о довольно дорогом костюме, и усердно стучал по клавише «enter» массивного ноутбука с металлическим корпусом.
– Это и все? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Никто не ответил.
***
К тому времени, когда первые впечатления и эмоции поостыли, самолет уже потух, а мы перестали дико смотреть на место крушения. Пришлось отойти подальше от обгоревших останков, слишком невыносим был запах.
Мы разбились посреди поля, о чем свидетельствовала изуродованная оторванная носовая часть самолета, лежавшая в воронке, а потом, по инерции, то, что осталось, протащило еще около километра, попутно разрывая и кромсая. В итоге относительно целой осталась только одна десятая всего фюзеляжа, и та выгорела. Восемь, из полутора сотен, выживших людей сидели и беззвучно наблюдали за тем, что творилось посреди дороги.
Последнее следует описать подробнее. Конец пути самолета пришелся на трассу, видимую от горизонта до горизонта и заключенную в стройный ряд незнакомых деревьев – приземистых и широких, точно гномы.
Пустота трассы сразу бросилась в глаза, но настоящее значение этого феномена я, как и все остальные, понял несколько позже.
– Не могу выйти в интернет! – воскликнул пассажир бизнес-класса. – Пишет, что соединение невозможно! Да у меня такого даже в Гималаях не было!
– Может, он хорошо стукнулся? – предположил мужчина, делавший перевязку.
– Наверно, – согласился «бизнес-класс» – Хотя я этого не помню…
– Во молодец! – злобно восхитился мужчина со сломанной ногой. – Даже во время крушения старается не жизнь спасти, а машину…
– Между прочим, – ответил ему «бизнес-класс». – В этой машине и состоит моя жизнь!
– Что же такого ценного в этом куске металла, что жизнь оказывается дешевле?! Хотя это ваше право – только на том свете ноутбук вам не пригодится.
– Я точно окажусь на том свете, если не сохраню этот ноутбук.
– А кем вы работаете? – меланхолично поинтересовалась стюардесса.
– Если скажу – то придется вас убить.
Никто не понял, шутит ли пассажир бизнес-класса, или говорит всерьез.
– Хватит на сегодня смертей! – поднявшись, обратила на себя внимание девушка, делавшая перевязку. – Нас уже должны искать. У кого-нибудь есть идеи, как помочь спасателям выйти на след?
– Я как раз этим и занимался, – ответил «бизнес-класс». – Только…
– А, по-моему, и вовсе не надо никому помогать, – перебила Лида. – Мы же не в тайге разбились, а рядом с Миланом! Скоро здесь будет столько народу…
– Они уже должны быть здесь, – вставила стюардесса. – Мы заходили на посадку, и до приземления оставались считанные минуты. Я даже могу предположить, что мы разбились вблизи города…
– Может, попытаемся найти среди вещей мобильник и позвонить? – робко вставила девочка.
– Точно! – воскликнул пассажир бизнес-класса. – Вот я дурак!
Достав из чехла на поясе дорогую модель с большим цветным дисплеем и даже камерой, он разблокировал его. Понажимал кнопки, затем приложил к уху. Остальные с нетерпением за ним наблюдали. Спустя несколько долгих и томительных минут мужчина с переломом ноги не выдержал:
– Ну что? – дрогнул его голос.
– Ничего, – пассажир бизнес-класса посмотрел на экран. – Сети нет.
– Может, у тебя и мобильный того? – предположил мужчина, делавший перевязку.
– А может, это ты того?! – съязвил пассажир бизнес-класса.
– Не ссориться! – остановила перебранку девушка, делавшая перевязку. – Нервы у всех на пределе, поэтому попрошу следить за разговором! Значит так – сидим и ждем спасателей! Вопросы есть? – спросила она, обведя всех взглядом.
Пассажир бизнес-класса хотел что-то сказать, даже открыл рот для этого, но в последний момент передумал. Тон этой женщины заставлял подчиняться, имелись в нем командирские нотки, упразднявшие собственную волю.
Не встретив вопросов и возражений, девушка присела на дорогу.
– Меня зовут Кристина, – сказала она. – А тебя? – обратилась к девочке.
– Кристина… – шмыгая носом, ответила девочка.
– Значит, мы тески?! – наигранно обрадовалась Кристина.
– Да. Тески, – неуверенно и тихо ответила девочка.
По ее лицу было видно, что она держится из последних сил, чтобы не заплакать от боли, и… Наверняка она летела с кем-то из родных, а может и со всей семьей. Девочка еще не поняла, что потеряла. Шок от случившегося перекрывает мысли, но скоро это состояние пройдет, и она в полную силу ощутит горечь утраты.
Я обвел всех взглядом. Каждый был погружен в свои мысли. Только пассажир бизнес-класса смотрел в небо и о чем-то напряженно думал, словно подсчитывал, сколько теряет каждую минуту денег, и как возместить эту сумму.
«Скорее всего, это только иллюзия, – подумал я. – Не может человек, недавно спасшийся от смерти, думать о подобном!»
Я машинально взглянул на наручные часы. Разбиты.
– Сколько времени? – спросил я, сняв ставший ненужным аксессуар.
– А какая разница? – вопросом на вопрос ответил мужчина со сломанной ногой. На его руке имелись часы.
– Да что-то мы сидим и сидим, а никого нет, – ответил я.
– От того, что станет известно время, спасатели приедут быстрее?
– Да вам что, сложно время сказать?! – не вытерпела Лида.
– Нет, не сложно… Половина третьего, – меланхолично ответил мужчина.
– Сколько? – от удивления переспросил я. – У вас часы идут по московскому времени?
– Да, – он еще не понимал, к чему я клоню.
– Перед самым крушением мои показывали начало одиннадцатого, значит уже четыре часа как…
Теперь поняли все.
– Никогда больше не полечу на самолете, – сказал пассажир бизнес-класса. – Если они столько времени в центре Европы ищут, сколько же в тайге искать будут?!
– Месяц, как в девяносто пятом… – тихо и незаметно ответила Кристина. – Но тогда условия были другие…
– Меня Андреем зовут, – вдруг представился мужчина со сломанной ногой. – А вас? – посмотрел на представителя бизнес-класса.
– Владимир, – ответил пассажир с ноутбуком.
Они обменялись рукопожатием.
Мы по очереди представились. Стюардессу звали Софьей, а мужчину, помогавшего Кристине – Эдуардом.
– Вадим, – представился я последним.
***
– Надо что-то делать! – не вытерпела Кристина-старшая спустя еще час бесцельного просиживания на асфальте. – Я больше не могу сидеть и спокойно наблюдать эту картину.
– А я могу! – как ни в чем ни бывало, ответил Андрей. – Сфотографировать надо, – и достав из брюк телефон, он включил камеру, навел на дымившиеся остатки самолета, раздался двойной щелчок. – На память, – пояснил в ответ на беззвучный вопрос.
– По-моему, это не очень культурно… – начал Владимир, но Андрей перебил:
– Вы кого сегодня потеряли?
– Никого… – догадался Владимир, на что намекает Андрей. – Я один летел.
– А я летел не один. Со мной летела жена, пятнадцатилетняя дочь и девятилетний сын. Летели отдыхать, побыть все вместе эти несколько счастливых недель. Мы долго собирались и планировали, долго копили и отказывали порой себе в чем-то, специально, чтобы отложить деньги. И вот подходит знаменательный день – двадцать первое июля. Жена, моя Людочка, – самообладание Андрея закончилось, из глаз брызнули слезы, но он этого не заметил, продолжая говорить. – Поссорилась на работе – ей в последний момент отказали в долгожданном отпуске, заняли немного денег у друзей и поехали в аэропорт. Сашенька и Леночка были в восторге – они никогда раньше не летали. Мы с Людочкой не могли их угомонить, когда они воевали за место у окна, а когда самолет взлетел, оба уснули, а мы играли в карты, а потом… Вон… Людочка… – указал он пальцем в сторону «посадочного пути». – Я нашел ее… Разорванное тело… Мою любимую… Сашенька и Леночка… Я не смог их найти… Сейчас пойду…
Андрей действительно стал подниматься, неловко опираясь на левую руку. Эдуард мгновенно оказался рядом, помешал Андрею выполнить задуманное.
– Моя семья… Вся погибла… А вы говорите: «Не очень культурно!». Да плевал я на вашу культуру! Слышишь меня?! Плевал! – последние слова Андрей выкрикнул во всю силу легких, обращаясь непосредственно к Владимиру.
Повисла гнетущая тишина, перемежаемая лишь всхлипами Андрея, да далеким и оттого неясным звуком, словно кто-то…
Я поглядел на Лиду, она на меня. Затем все выжившие стали искать ответ в глазах друг друга, безмерно надеясь, что слышимое – лишь иллюзия, порожденная много перенесшим за один день разумом.
Я медленно поднялся, словно опасаясь, что могу спугнуть существо, производившее звук. Следом поднялся Владимир. Переглянувшись, и поняв друг друга без слов, мы направились в сторону фюзеляжа, обходя его справа. Именно оттуда доносились звуки, похожие на повизгивание, тихое рычание, перемежаемое хрустом и чавканьем. Без слов стало ясно – кто-то поедает останки погибших. Сердце стучало, словно набат в тихую летнюю ночь, каждым своим движением поднимая из глубины души страхи, накопившиеся с рождения.
Скоро мы подошли к тому месту, где на дороге лежала девушка с оторванной рукой, но так никого и не увидели, а звуки стали громче. Тот, кто издавал их, находился за фюзеляжем. Оглянувшись назад, я увидел, что оставшиеся люди с тревогой наблюдали за нами.
Вонь за прошедшее время поднялась неимоверная. Нам пришлось прикрыть лицо одеждой, чтобы хоть немного ослабить тошнотворный запах, висевший в воздухе. Владимир поднял с асфальта костыль, выпавший, судя по всему, из багажного отсека. Перехватив его за тонкий конец, пару раз ударил по воображаемому противнику, примеряясь, как импровизированная дубина сидит в руке. Я также поискал глазами какое-нибудь оружие, но ничего, кроме мужского зонта с острым наконечником, не обнаружил. Подняв это воображаемое копье, я подумал, что это лучше чем ничего и, действительно, почувствовал себя более уверенно.
Осторожно, чтобы не наделать шума (хотя тишина стояла полнейшая, каждый камешек под ногами издавал невероятный грохот), мы стали обходить выгоревшие останки фюзеляжа, переступая и обходя трупы и всевозможные вещи, стараясь не смотреть при этом на погибших. За самолетом открылась точно такая же картина, какую мы видели с другой стороны, также лежали тела и вещи из самолета, но среди всего этого находились два существа.
С первого взгляда они походили на собак. Больших собак. Только вместо морды у них оказалось безухое человеческое лицо с едва заметным коричневым пушком и более развитыми челюстями. Их тело покрывала коричневая шерсть, а по спине, вдоль позвоночника, шла белая полоса шириною в ладонь. Лапы оканчивались четырьмя длинными, слегка закрученными, когтями, которыми животные вырывали куски плоти из трупов и отправляли в рот.
– Твою мать! – прошептал Владимир.
Животные нас услышали. Оторвались от трапезы и посмотрели.
Их глаза наполняло безумие. По крайней мере, мне так показалось. Животные секунд двадцать разглядывали нас, а мы их. Наконец, удостоверившись, что опасности мы не представляем, звери на согнутых лапах, готовые каждую секунду отпрянуть или напасть, двинулись в нашу сторону.
Первое мгновение мы стояли и смотрели, как существа слаженно начали обходить нас с флангов. Первым очнулся Владимир. Издав безумный вопль, он кинулся бежать. За ним бросилось одно из существ, огромными прыжками сокращая расстояние. Все это я заметил краем глаза, не сводя взора со второго существа, которое продолжало медленно приближаться. Хотелось побежать, но куда? К остальным? Эта идея сразу отпала. Сражаться? С зонтом в руках? Немыслимо! Но, ничего другого не оставалось.
Я стал обходить существо таким образом, чтобы мне был виден первый зверь, рванувший за Владимиром. Когда угол обзора стал достаточным, я увидел, что пассажир бизнес-класса далеко убежать не успел и теперь отчаянно махал костылем, мешая существу подойти ближе. Наши соседи по несчастью вскочили, с ужасом наблюдая за происходящим на дороге.
Зверь, круживший вокруг Владимира, наконец подобрал момент и прыгнул, выставив перед собой страшные когти.
Окончание я увидеть не успел. Существо, подошедшее тем временем достаточно близко ко мне, тоже прыгнуло.
Дальнейшее я помню словно в тумане. Увидев когти и безумный взгляд с оскаленной пастью, я успел выставить острие зонта. В то же мгновение удар повалил меня на спину, вырвал из рук импровизированное оружие. Послышался всхлип. Повернув голову, я увидел дрыгавшееся подле существо с зонтом, торчавшим в районе сердца. Оно сопело и кашляло, издавая при этом звуки похожие на плач ребенка. Мгновенно оказавшись на ногах, я отпрыгнул на безопасное расстояние. Взглянул последний раз в человеческие глаза этого существа и обернулся на Владимира.
Там дела обстояли намного хуже. Повалив человека, существо насело сверху и беспрерывно рвало задними лапами область паха, а передними грудину. Владимир мертвой хваткой вцепился врагу в шею, не давая дотянуться к яремной вене. С каждым движением зверь окрашивал себя в темно-красный цвет человеческой крови. Владимир давил, как только мог, стараясь задушить это исчадие. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Мгновенно оказавшись рядом, я схватил валявшийся костыль и обрушил его на животное, целясь в голову. Существо чуть сместилось, и я попал ему по спине. Создалось впечатление, что ударил по каменной стене. Ладони налились чугуном и отказались слушаться. Существо прекратило рвать тело жертвы. Попыталось оглянуться на нового противника. Эта секундная проволочка стала для него губительна.
Каким-то нечеловеческим усилием Владимир сжал руки так, что на них вздулись вены. Глаза существа вылезли из орбит, оно несколько раз судорожно дернулось, пытаясь вырваться. Его рот открывался в безуспешной попытке вдохнуть хоть немного кислорода. Животное сделало еще несколько конвульсивных и сильных рывков, разрывая без того изуродованное тело жертвы. Наконец собака упала, чтобы никогда больше не подняться. Владимир, возле лица которого лежала морда существа, взглянул последний раз в глаза поверженного противника. Улыбнувшись, перевел взгляд на меня, словно спрашивал: «Ну, как я его?!».
Эта улыбка навсегда застыла на лице Владимира.