Чары хрустального сердца

Пролог

Дом не доверял Ки. Может, он уже и забыл ее, а может, не простил ей побега.

Дом смотрел на нее опасливо и настороженно. Когда Ки поднималась по ступенькам крыльца, они недовольно прокряхтели. В их старческом бормотании отчетливо слышалось «принесла нелегкая». Ки коснулась дверной ручки, и та вздохнула – почти обреченно. Дому нравилось быть пустым.

– Солнышко, заходи скорей и не держи дверь открытой, – раздался сзади нетерпеливый голос мамы.

Теперь уже вздохнула Ки. Толкнула дверь и вошла в дом.

После залитой солнцем улицы Реденвуда показалось, что она очутилась в каком-нибудь северном городке, на который опустился вечер. Сквозь плотно задернутые шторы внутрь почти не проникал солнечный свет, и спрятавшаяся под белыми чехлами мебель, похожая на фигурные сугробы, тонула в полумраке. Пока Ки осматривалась, водитель грузовика заносил коробки с вещами в дом. Ее мама, Дейдра – тоненькая, с длинной темно-русой косой, командовала, куда их поставить.

Последний раз Ки была здесь пять лет назад – они уехали из Реденвуда через несколько недель после ее семилетия. Теперь в доме царствовала пыль, лежащая на покрывалах. Ки стянула первое и оглушительно чихнула. «Будьте здоровы», – сказала стена. Вторая, с окном, неодобрительно промолчала. Ки едва не сказала вежливой стене «спасибо», но вовремя прикусила язык.

«Она пришла…» – изумленно выдохнул роскошный трельяж, когда она сдернула с него накидку, как с невесты – фату. «Вернулась!» – тихо пропело пианино.

Выгрузив коробки, водитель закрыл за собой дверь. Для Дейдры Грей воцарилась тишина, но в голове Ки голоса духов слились в непрерывный гомон, в котором трудно было что-то разобрать. Как же, такая весть! Младшая и старшая хозяйка вернулись! Перемены, перемены…

Живущие веками делятся на два вида: тех, кто обожает перемены, считая их шансом растормошить однообразные будни, и тех, кто сторонится их. И вот теперь две стороны отчаянно спорили друг с другом, к добру эти перемены или к худу. А дом по-прежнему молчал. Теперь очевидно: он все еще обижен на Ки из-за того, что она однажды его оставила. Не зная, что делать это ей очень не хотелось.

Дейдра растерянным взглядом окинула десятки подписанных коробок, в которые они упаковали свою прежнюю жизнь и для надежности скрепили скотчем. Неуверенно улыбнулась дочери:

– Может, сначала чаю?

– Чаю, – с готовностью откликнулась Ки.

Дом понемногу оживал, хоть и ворчал на незваных гостий. Вспыхнул газ на плите, зажурчала вода из крана, стол и стулья руками Ки сбросили с себя парадно-белые накидки, которые прятала под собой пыль. Закипевший чайник весело засвистел, словно радуясь, что годы безделья подошли к концу. Тарелки подставили фарфоровые животы под купленные по дороге пирожные – специально по случаю возвращения в Реденвуд.

– Ох, сколько работы, – вздохнула мама. – Распаковать коробки, прибраться и расставить наши вещи по местам… Возможно, придется сделать перестановку. Мебель в твоей старой детской, боюсь, тебе уже мала. – Она разулыбалась – наверное, от воспоминаний. – Надо убрать на чердак ненужную мебель. Поспишь пока в бабушкиной комнате, ладно? Пока я тебе новую не обустрою.

– Ладно. Я приберусь тогда? Пока ты будешь вещи разбирать.

Дейдра подозрительно взглянула на Ки, которая с аппетитом поглощала пирожное и, жмурясь от удовольствия, запивала горячим чаем.

– Что-то я никогда не замечала за тобой любви к уборке.

Ки неопределенно пожала плечами. Маме не объяснишь, что сейчас она слишком устала, чтобы слушать, как новые обитатели дома будут ссориться со старыми, отвоевывая себе пространство. Лучше она побудет со старыми знакомыми, которые действительно рады ее видеть, и наведет среди них порядок. Подумает о том, как изменилась ее жизнь. И… о школе.

Будет наверняка непросто: Ки пропустила несколько месяцев учебы в Глероме – городе, откуда они только что вернулись. Из-за болезни. Так родители это называли: «болезнь». На самом деле Ки много «чудила», как любил говорить ее сводный брат, из-за чего ее временно пришлось перевести на домашнее обучение.

Она пыталась измениться ради мамы, но ничего не могла с собой поделать. Отец говорил, что это очень хорошая школа, но для Ки каждый день в ней был настоящей пыткой. Там у всех вещи были новыми, а их духи – глупыми, кричащими и очень требовательными. Взять хоть компьютеры в компьютерном классе – их духи очень заносчивы и высокомерны. Думают, что знают обо всем лучше всех. Или вот новенькие телефоны, с которыми щеголяла половина учеников. Их духи – ужасные создания, очень жадные до внимания. Как только хозяин забывал о телефоне хотя бы на несколько минут, он тут же начинал вопить, привлекая к себе внимание. И хотя голоса духов могла слышать одна лишь Ки, ученики послушно прикасались к телефонам – снова и снова, будто не отдавая себе в этом отчета.

Из-за постоянного шума, который издавали нашедшие пристанище в чужих вещах духи, Ки никак не могла сосредоточиться на учебе. Однажды не выдержала и закричала вслух, чтобы они замолчали. Над ней смеялся весь класс, ее начали дразнить, и находиться в школе стало совсем невыносимо.

Доев пирожное до последней крошки, Ки направилась в комнату, которая раньше принадлежала ее бабушке. Когда Ки была малышкой и еще не знала о том, что отличает ее от других людей, ей всегда нравилось здесь находиться. Теперь она понимала, почему. Бабушкины вещи будто бы впитали частичку ее души и сами были теплыми и добродушными. Ки всегда подозревала, что в домах у хороших людей и духи никогда не бывают плохими.

Старое зеркало радостно отметило, как она повзрослела. «Вернулась, Ки вернулась!», – пораженно зашептала кровать. Растянувшись на ней, Ки улыбнулась – на душе стало уютно и тепло.

Она дома.

Глава первая. Время перемен

Первый день в школе стал первым испытанием для Ки.

– А у нас новая ученица! Ее зовут Кира, – нарочито веселым голосом сказал мистер Пип.

Ки не понравился его голос. Она никогда не любила притворство. Зачем притворяться, если можно говорить то, что думаешь, и делать то, что захочешь?

Но больше всего ей не понравилось другое.

– Вы ошиблись. Меня зовут Ки, а не Кира, – строго поправила она.

– Хорошо, – растерялся мистер Пип. – Ки так Ки.

– Ки – это кикимора, что ли? – рассмеялась девочка за первой партой.

– Ки – это Ки, – неодобрительно сказала она. – Ты слишком глупая, если не понимаешь таких очевидных вещей.

Мистер Пип подавился кашлем – зато хоть приклеенная к лицу улыбка сползла. Девочка побелела и пронзила ее злым взглядом, а Ки невозмутимо направилась вперед, чтобы занять единственное свободное место в классе. Когда она села, черноволосый и кареглазый паренек за партой слева повернулся к ней, выставляя растопыренную пятерню:

– Дай пять! Викторию давно надо было на место поставить. Слишком много о себе воображает.

– Ничего я тебе не дам, – растерялась Ки, на всякий случай покрепче обнимая рюкзачок. – Ты что, вымогатель?

– Тебе что, никогда пять не давали? – изумленно отозвался тот. Руку опустил и, бросив на нее еще один косой взгляд, уткнулся взглядом в доску.

«Дать пять», – мысленно повторила Ки, вынимая из рюкзака тетрадь и учебник.

Урок был скучным, мистер Пип – тоже, ученики оглядывались на нее и перешептывались. Ки долго смотрела на того самого парня с пятерней, увлеченно грызущего ручку. Она знала, что не должна вмешиваться – мама настойчиво попросила ее «постараться не говорить людям всяческих странностей», но все-таки не удержалась и шикнула, заставив его обернуться.

– Твоей ручке не нравится, когда ее грызут.

Новоявленный одноклассник фыркнул и снова повернулся к доске. Ки нахмурилась.

– Я серьезно! Ей неприятно. И больно – ну, не в прямом смысле, но… Вот тебе бы понравилось, если бы тебя грызли?

Он задумался – наверное, представлял.

– Думаю, вряд ли.

– Ну, так вот! – возмущенно воскликнула Ки.

Черноволосый вздохнул, отвел ручку ото рта. Теперь он крутил ее между пальцев, и у нее явно кружилась голова, но так всяко было лучше. Наклонившись к проходу, чтобы оказаться поближе к Ки, он шепнул:

– Ты странная, – непонятно было, одобряет он это или осуждает.

– Знаю, мне часто это говорят.

– И имя у тебя странное.

– Вот и неправда! – снова возмутилась Ки.

Мистер Пип оглянулся на нее, но она и ухом не повела. Все равно ясно, что и в этой школе она надолго не задержится. Как и в любой другой.

– Вот и правда. Я – Филипп, и это самое нормальное имя из всех возможных.

– Филин.

– Нет, Филипп, – терпеливо повторил он.

– Но ты похож на Филина. Ты взъерошенный, и глаза у тебя умные. Я буду звать тебя Филин.

Филипп во все глаза уставился на Ки.

– Ты всегда такая упрямая?

– Да, я же заставила всех называть меня Ки.

Он заинтересованно прищурился.

– Ага, так я и знал – это не настоящее твое имя!

– Очень даже настоящее! – вскипела Ки. – Мама просто не такая, как я. Многого не чувствует, вот и назвала меня странным именем Кира. А я выбрала из него только те буквы, которые мне подходили.

– Хм. А я бы выбрал… – Филин, кажется, всерьез раздумывал над метаморфозой ее имени. – Н-да, особо не разгонишься. Но я бы называл тебя Кис. Как по мне, самое подходящее для тебя имя – такое же странное и пушистое.

– Пушистое? – опешила она.

– У тебя очень много волос, – отозвался Филин, указав погрызенным кончиком ручки на ее длинные кудряшки.

Густая копна Ки и впрямь сильно курчавилась и пушилась, особенно после дождя. Да еще и будто бы жила своей собственной жизнью: ни резинки, ни заколки на ней не держались.

– Так что я буду звать тебя Кис, – важно заключил он, явно ей мстя.

– Не смей, – прошипела она.

Филин широко ей улыбнулся.

– Поздно.

Ки вздохнула, отворачиваясь. Кажется, единственное задание, полученное от мамы сегодня утром, она провалила. «Постарайся не привлекать к себе внимания», – так звучал ее наказ.

На обеденном перерыве новый знакомый потащил ее в столовую. Там было много людей и много звуков – и от них самих, и от духов их вещей. Но столовая, как и вся школа, была построена давно, а это хорошо. Духи-старики молчаливы, их энергия мягкая и успокаивающая. В таких стенах Ки думается лучше – они будто бы заглушают постоянно беспокоящие ее голоса. Не то, что новая школа в Глероме – там даже стены болтали без умолку, постоянно кривляясь и кичась своей новизной и красивой одежкой.

Ки выбрала овощной салат и странного вида бифштекс, Филин набрал полную тарелку пюре с гордо венчающими его котлетами, добавил помидор, пирожок, кекс и два стакана сока.

– Ты не лопнешь? – спросила Ки, с сомнением глядя на его поднос.

– Не-а, – гордо сказал Филин. – Мой растущий мужской организм требует постоянной подпитки.

Ки покачала головой. Мальчишки…

Они стояли с подносами в руках, выискивая взглядом свободные места за столами. Воздух рядом с Ки вдруг потеплел. Удивленная переменой, она взглянула на источник тепла – Филина, который со странным выражением на лице глядел в одну точку. Так их кот Чарли из старой квартиры смотрел на яркие елочные шарики. Мечтательно и завороженно.

Ки проследила за взглядом Филина и увидела сидящую в одиночестве девушку лет шестнадцати: очень миленькую, хрупкую, с длинными волосами цвета льна – гладкими и золотистыми.

– Кто это? – заинтересовалась она.

– Дайана Морэ, – выдохнул Филин, еще больше напомнив кота, зачарованного красотой сверкающих шаров.

– Она тебе нравится! – с восторгом воскликнула Ки. Удерживая поднос в одной руке, легонько ударила его кулачком в плечо – подсмотрела этот жест у ребят.

– Тише ты, – зашипел Филин. Кажется, он покраснел.

– Почему тише?

– Потому что она может услышать.

– И что? – по-прежнему недоумевала Ки. – Люди любят нравиться другим. И хотят знать, что они кому-нибудь нравятся. Разве не так?

Филин послал ей беспомощный взгляд. Открыл рот – видимо, чтобы возразить, но нужных слов не нашел. Ки многозначительно кивнула в сторону Дайаны.

– Подойди и скажи ей, что она тебе нравится. Ей будет приятно.

– С ума сошла? – цветом лица Филин сравнялся с белым кафелем на стенах.

– Тогда просто пойдем и сядем за ее столик. Нам же нужно где-то сидеть?

– Ни за что, – запротестовал он.

Ки устало вздохнула. Чем больше она узнавала людей, тем больше ей нравились духи. Они никогда не спорили по таким пустякам.

– Ну и стой тогда здесь, как столб. Очень упрямый и глупый столб.

И Ки, вздернув подбородок, направилась к столику. Филину ничего не оставалось делать, как с несчастным видом поплестись за ней.

Только подойдя ближе, Ки поняла, какая же Дайана красивая. Кожа очень светлая – кажется, такую называют алебастровой. И еще глаза… Невероятные, светло-бирюзовые – почти прозрачные.

– Привет, я Ки! – жизнерадостно представилась она.

– Какое интересное имя, – улыбнулась золотистоволосая, пряча за улыбкой смущение. – А я – Дайана.

– Я знаю, мне уже Филин сказал.

Дайана растерянно взглянула на паренька, который стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу.

– Я Филипп, вообще-то, – буркнул он, не поднимая глаз.

Ки нахмурилась. Странный он. Если Дайана так ему нравится, почему он на нее не смотрит? Впрочем, она никогда не понимала мальчишек.

Ки опустилась на стул напротив Дайаны и принялась с аппетитом поглощать свой обед. Филин, поразмыслив, сел рядом. Принялся за еду, не отрывая взгляда от солонки в центре стола, будто бы в жизни не видел ничего интереснее. Все его лихачество и беззаботность куда-то испарились – будто ветром смело.

– А ты почему одна сидишь? – с набитым ртом поинтересовалась Ки у Дайаны. – У тебя совсем нет друзей?

– Ну, ты даешь, – протянул Филин, мотая головой.

Ки непонимающе округлила глаза, но Дайана только рассмеялась.

– Ничего, она ведь права. У меня нет друзей… в школе.

– Это не страшно, – успокоила ее Ки. – Теперь мы будем твоими друзьями!

Дайана рассмеялась и подняла кружку с чаем, будто произнося тост.

– Договорились!

Ки, сияя, повернулась к Филину.

– Видишь? А ты подходить не хотел!

– Ки-и, – простонал он, отчаянно краснея.

Лицо Дайаны было предельно серьезным, но подрагивающий уголок губ ее выдавал. Она осторожно откусила от пирожного, держа его двумя пальчиками, и так же осторожно, не уронив ни крошки, положила на тарелку. Отпила чай и промокнула салфеткой губы. Элегантная, настоящая юная леди… Ки вздохнула. Она совсем не такая.

Про таких, как она, говорят: «Витает в облаках». Беда в том, что Ки витала в них так часто, что порой забывала об элементарных вещах – могла в холод выбежать на улицу без куртки или прийти в школу без рюкзачка с учебниками, постоянно теряла то платки, то расчески. Всякий раз, когда это случалось, мама вздыхала и, потрепав ее по голове, говорила: «Непутевая моя». Но Дайана была старше, а значит, у Ки есть еще года четыре, чтобы научиться быть леди. Чтобы все мальчики смотрели на нее так, как Филин смотрит на Дайану.

Конечно, когда отрывает взгляд от солонки.

Доев пирожное, Дайана извиняющимся тоном сказала, что ей пора идти. Филин расплылся в глупой улыбке, а Ки важно произнесла:

– Тогда завтра в то же время, в том же месте? – она уже и сама не помнила, где подцепила эту фразу.

Дайана закусила губу. В ее потрясающих бирюзовых глазах резвились бесенята. Она кивнула и, понизив тон, со всей серьезностью сказала:

– В то же время, в том же месте.

Стоило ей уйти, Филин тут же набросился на еду. «Долго ему пришлось терпеть, бедняге», – подумала Ки.

– Пожалуйста.

– А? – Филин послал ей растерянный взгляд.

Ки терпеливо объяснила:

– Ты говоришь «спасибо», я отвечаю тебе «пожалуйста». Если бы не я, ты никогда бы не подошел к Дайане. А теперь мы друзья!

Филин покачал головой. Хотел было что-то сказать, но передумал.

После уроков из школы они выходили вдвоем. Ки бросала на вышагивающего рядом Филина косые взгляды. Так непривычно… Никогда еще прежде ей не удавалось так быстро заводить друзей. Обычно люди – и сверстники, и взрослые – ее сторонились. А тут… Два друга, и все в один день!

– Почему ты меня не сторонишься? – молчать Ки не привыкла.

Филин удивленно взглянул на нее.

– А почему я должен тебя сторониться?

– Не знаю. Потому что я странная?

– А я люблю все странное, – беззаботно ответил Филин и зашагал быстрее.

В школьном автобусе они сели на одно сиденье. Ки вышла раньше, помахала Филину рукой на прощание. Зайдя в дом, крикнула с порога:

– Мам, школа ужасна, как всегда, но у меня теперь есть два друга!

– Настоящих? – уточнила Дейдра, появившись из кухни. На ней были желтые резиновые перчатки и фартук, в руках – намыленная губка.

Ки немного обиделась.

– Конечно, настоящих. Филин – вообще-то он Филипп, но это имя совершенно ему не подходит, поэтому я зову его Филин – и Дайана Морэ, – выпалила она на одном дыхании.

– О, семья Морэ, я хорошо их помню! – обрадовалась мама. – Алистер и Беатрис… такая чудесная пара! И Дайану помню. Очень красивая была малышка.

– Она и сейчас красивая, – вздохнула Ки, – хотя и совсем не малышка.

– Эй, котенок, ты чего загрустила? – улыбнулась Дейдра. – Ты у меня самая лучшая.

Ки пожала плечами. Мамы всегда так говорят.

– Надо как-нибудь их навестить, – между тем щебетала та. – Они должны меня помнить. Ой, у нас же почти новоселье! Давай пригласим их к нам!

Ки пообещала, что завтра передаст мамины слова Дайане.

«Ох, та самая Дайана!», – вдруг сказала стена с окном – самая вежливая в гостиной. «Бедняжка», – подхватила вторая. «Такая печальная участь…» – со слезинкой в голосе протянула третья. «Ужасно», – поддакнула четвертая.

Ки навострила уши. Стены – самые большие сплетники. В отличие от предметов мебели и вещей, они всегда стоят на одном месте. И от скуки нет-нет, да и заведут с тремя своими сестрами разговор. Увы, но стены тут же замолчали, а расспрашивать их было не только невежливо, но и совершенно бесполезно. В спальню Ки вошла в задумчивости. Глядя на Дайану, трудно было назвать ее «бедняжкой». И о какой участи говорили стены?

Она решила, что подумает об этом завтра.

Глава вторая. Странности только начинаются

В обеденный перерыв Ки, Филин и Дайана снова встретились в школьной столовой. Ки передала приглашение мамы, и Дайана с радостью согласилась.

– Боюсь только, папа прийти не сможет, – помявшись, добавила она. – Он в последнее время редко выбирается из дома. Хотя… я постараюсь его уговорить – вылазка пойдет ему на пользу.

– А твоя мама?

Ки впервые увидела, как чье-то выражение лица изменилось настолько резко – словно маска, слетевшая с лица и обнажившая под собой другую – по щелчку пальцев, в один взмах ресниц. Только что перед ней сидела улыбающаяся, счастливая Дайана, а затем хрустальная улыбка слетела с ее лица и разбилась на мельчайшие осколки. В бирюзовых глазах было столько боли, что у Ки перехватило дыхание.

– Я снова что-то не то сказала? – пискнула она, сопротивляясь желанию сползти под стол, только бы скрыться от этого взгляда раненого зверька.

Сидящий рядом с ней Филин, казалось, окаменел.

– Ничего, ты же новенькая, – мягко произнесла Дайана. Лицо ее немного разгладилось, но тоска из глаз не ушла. – Даже хорошо, что ты спросила. А то все упорно делают вид, что ничего не происходит. Им будто бы все равно.

– Мне не все равно, – неловко сказал Филин столешнице. – И мне очень жаль…

Дайана улыбнулась ему печальной улыбкой.

– Мне тоже, – она перевела взгляд на Ки и тихо сказала: – Моя мама пропала несколько лет назад. Ее искали всем Реденвудом, но… так и не нашли. Пока не нашли, – добавила она, сжав руку в кулак.

– А ты знаешь, что могло с ней случиться? – прошептала Ки, ошеломленная новостью. Во рту враз пересохло, и она потянулась за кружкой.

– Нет, – ответила Дайана. Но от Ки не укрылись ни короткая заминка, ни опущенные вниз глаза.

«Знает», – шепнули стены.

От неожиданности Ки дернула рукой и пролила чай на стол.

– Ты… приходи к нам сегодня, ладно? – выпалила она, чтобы сгладить оплошность. – Будет вкусный пирог. Мама очень вкусные пироги печет – правда, давно не пекла, потому что очень много работала, но сейчас она работает на дому, и у нее много времени, и пироги у нее получаются с каждым разом все лучше и лучше… Ой.

Она всегда много говорила, когда волновалась. Дайана благодарно ей улыбнулась.

– Я приду.

Когда она вышла, Ки проворчала:

– Мог бы мне рассказать.

– Я не знал, что ты не знала! – защищался Филин. – И что, я должен был сходу всю ее биографию рассказать? И я, между прочим, не сплетник.

– Да я не о сплетнях говорю, – возмутилась Ки. – Но я же… я своими неосторожными словами сделала ей больно…

Филин помотал головой.

– Ты не виновата. К тому же, Дайана сама сказала: ей хуже от того, что все вокруг молчат. Делают вид, что все нормально. А это ненормально – мамы не должны исчезать.

– Да, – глухо сказала Ки, подумав о своей маме. Если бы она исчезла, у Ки сердце бы остановилось.

Уроки тянулись как резина, да и мысли были совсем не об учебе. Стены… они знали что-то о Дайане Морэ – что-то из ее прошлого и настоящего. Вот только… Ки не умела говорить с духами – расспрашивать, уточнять. Она умела только слушать.

Дурацкий, бесполезный дар, приносящий одни только неприятности.

Ки еле досидела до конца занятий. Записки Филина, в которых он рисовал смешных монстриков, явно пытаясь ее отвлечь, преследующие со вчерашнего дня настороженные шепотки и взгляды, сами уроки – все отошло на второй план.

В автобусе она сидела притихшая, чем встревожила Филина.

– Эй, ну ты что?

Ки лишь отмахнулась и уставилась в окно. Она и сама не знала, отчего так сильно расстроилась.

Оказавшись дома, Ки тут же бросилась в мамину спальню, которая после вчерашней перестановки выполняла и роль кабинета. Дейдра была внештатным журналистом довольно известной в Глероме газеты и каждый день по несколько часов работала над очередной статьей.

– Мам, Дайана придет к нам сегодня на ужин, – радостно объявила Ки. – Или одна, или с папой.

– О, это же отлично!

Дейдра, едва дописав предложение до точки, тут же вскочила. Ки хорошо знала свою маму, чтобы понять: сейчас она будет заново надраивать весь дом, чтобы не осталось ни пылинки, ни соринки, а потом бросится готовить ужин из нескольких блюд – чтобы каждый мог выбрать то, что пожелает. Ки покачала головой.

До прихода Дайаны она успела сделать домашнее задание и даже прибрать в комнате – на случай, если гостья туда заглянет. Когда в дверь позвонили, Ки сбежала по лестнице, чтобы открыть самой.

На пороге стояла Дайана, а рядом с ней – высокий мужчина с темно-русыми волосами. Статный, серьезный, с волевым подбородком и задумчивым взглядом. В Алистере Морэ чувствовался особый шарм, но если бы Ки вдруг вздумала назвать это красотой, то красотой мрачной.

– Алистер! – радостно раздалось за ее спиной.

Хмурое лицо мистера Морэ просветлело.

– Дейдра, бог мой! Ты ни капли не изменилась!

Последовали теплые дружеские объятия. Дейдра отстранилась, взглянула на Дайану, улыбаясь.

– Надо же, ты покрасила волосы! И линзы… Ты мне, конечно, и темненькой нравилась, но тебе идет!

Ки удивленно вскинула брови. Значит, вся красота Дайаны – ненастоящая? А та вдруг разом помрачнела. Не хотела, чтобы кто-то узнал ее секрет?

– Алистер… Ки сказала мне… Мне так жаль!

Он кивнул, сказал тихо:

– Спасибо, Дейдра. Но… Я верну Беатрис. Рано или поздно.

Ки знала, что давно пропавшие люди так просто не возвращаются. Ее мама тоже наверняка это знала, но мистер Морэ с ними бы не согласился – такая в его голосе звучала решимость. Стальная, непоколебимая. Воздух сгустился, пропитавшись неловкостью и печалью. Дейдра спохватилась:

– Ох, ну что же я держу вас на пороге. Проходите!

Стоило Дайане переступить порог, как стены заговорили разом. «Бедняжка, только посмотрите на нее», «Ох, какая бледная», «Начинается? Неужели уже началось?», «Ужасно» – завершила как всегда лаконичная стена у двери.

Хозяева и гости расселись за столом. Пахло так вкусно, что у Ки заурчал желудок, хотя она час назад стащила с верхней полки печенье и голодной себя не чувствовала. Она накинулась было на еду, но сидящая напротив Дайана своими элегантными движениями напомнила, какой должна быть настоящая леди. Старательно повторяя за ней, Ки вооружилась ножом и вилкой, не без труда отрезала кусочек мяса и аккуратно отправила его в рот. Сделала глоток сока и промокнула губы салфеткой. Дайана, кажется, заметила, что Ки ей подражает – снова этот подрагивающий уголок губ и бесенята в бирюзовых глазах.

– Как Глером? – поинтересовался мистер Морэ.

– Ох, Алистер, шумно, суетно и скучно, – откликнулась Дейдра. – Может, я покажусь глупой, но я соскучилась по городку, где почти все друг друга знают. В Реденвуде ты чувствуешь себя частью огромной разношерстной семьи, а в Глероме – маленькой, никому не интересной песчинкой.

– Нет, я хорошо тебя понимаю, – кивнул он. – Поэтому вы решили переехать?

– Мы с Максом… – короткий осторожный взгляд в сторону Ки. – Мы решили, что нам будет лучше жить отдельно.

– Мам, мне двенадцать. Я уже взрослая, – буркнула Ки. И обратилась к мистеру Морэ: – Они расстались, а потом развелись. У него новая семья, и даже есть сын – мой старший сводный брат. Но на самом деле он никакой мне не брат, даже сводный, потому что он – сын новой жены папы и его приемный сын. И я не понимаю, почему я должна хотеть с ним общаться, если он мне совершенно чужой и совсем меня не любит.

Дейдра вздохнула.

– Наша маленькая – прости – очень взрослая мисс Непосредственность.

– А мне это нравится в Ки, – вдруг улыбнулась Дайана. – Люди слишком часто прикрываются ложью, как маскарадными накидками. И очень важно иметь рядом с собой друзей, которые всегда скажут тебе правду. Потому что они – настоящие друзья.

«Она слишком умная и взрослая для Филина», – с огорчением подумала Ки. Хоть он и говорил с гордостью, что ему уже почти тринадцать, она знала: ум измеряется не в годах.

– В общем, – Дейдра попыталась повернуть разговор в нужное русло, – я решила, что пора оставить прошлое в прошлом. К тому же в Глероме Ки не понравилось.

– Я чудила, – уточнила она.

– Чудила? – заинтересовалась Дайана.

Подняв глаза, Ки встретилась с умоляющим взглядом мамы.

– Ну, я странная, – выкрутилась она. С одной стороны, это все объясняло, с другой – толком не объясняло ничего. Такой вот парадокс.

Парадоксы Ки любила.

Дайана вдруг вскрикнула, будто бы от боли. Стакан выпал из ее руки, которую она тут же спрятала под кофту и для верности прикрыла другой.

– Что случилось? Ты порезалась? – испугалась Ки.

Но крови не было – иначе она тут же пропитала бы светлую кофту Дайаны. Да и стакан стал морем осколков, только столкнувшись с полом.

– Нет, все в порядке.

Дейдра бросилась убирать разбитый стакан, Дайана испуганно смотрела на отца. В глазах мистера Морэ тоже застыл страх за дочь, но было там что-то еще… темное, пугающее. Ки покусала губы, пытаясь понять. И поняла: в глазах Алистера застыла ненависть.

– Простите, но нам… нам, кажется, пора, – вскакивая, забормотала Дайана.

Дейдра растерянно застыла с веником в руках.

– Я… не очень хорошо себя чувствую, – извиняющимся тоном сказала Дайана. Она и впрямь казалась очень бледной – еще бледнее, чем прежде.

– Да, нам, пожалуй, пора домой, – вежливо, но твердо проговорил мистер Морэ, беря дочь под локоть.

Ки отчетливо чувствовала исходящее от него нетерпение. Ему хотелось как можно скорее покинуть дом семьи Грей. Но почему? Ведь это Дайане было плохо, не ему. И… что же все-таки с ее рукой?

Рассыпаясь в извинениях перед ничего не понимающей Дейдрой, отец и дочь скрылись за дверью. Ки растерянно переглянулась с мамой.

«Началось», – обреченно сказал молчавший прежде дом.