Вода и маки. Магические тексты для глубокого самопознания

я в борьбе,

в бесконечном с тобой споре.

пена каплет каймой, обрамляя рот.

в оглушительном грохоте

или стоне

из последних сил я бегу вперед.

тише,

попробуй еще тише,

чтобы ты смог наконец услышать,

как вон на той коричневой крыше

камушек спрятался за трубой,

чтобы заметить, как кто-то дышит,

как лист с дерева падает ярко-рыжий,

несется к смерти

такой бесстыжий,

а потом становится золотой.

мой герой повержен и обездвижен.

оставаясь на месте, ты стал ближе.

опусти доспехи еще ниже,

как травинка склоняется пред горой.

не кричи, а пой.

пусть не вой, а песня.

ты водой в ладони мои пролейся.

как зерно горячей земле, доверься

и позволь вести тебя за собой.

* * *

дай мне смысл.

как созревший плод,

разломай его у меня над теменем.

дай мне смысл.

омой меня им,

поставь на него, как на плот,

пока я еще связана этим временем,

пока я имею свою конечность.

дай мне смысл.

урони в тело шершавым семенем,

пока я еще не распалась,

не опрокинулась в вечность.

дай мне смысл.

накинь, как накидывают пиджак,

на покатые, от страха дрожащие плечи.

дай мне смысл.

пусть он будет как белый флаг,

как для неба из звезд – Млечный.

дай мне смысл.

распластай по нему,

как по гравию,

как по камню,

обрами меня им, словно холст пустой,

помещающийся в подрамник.

дай мне смысл.

как грифель – карандашу.

посеребри меня им,

припечатай.

дай мне смысл.

я большего не прошу.

оставь на мне след

глубокий, зубчатый.

даже если смысл окажется в том,

чтобы быть штрихом на твоей ладони, —

прошепчи мне об этом

сейчас.

потом.

я приму.

по твоей воле.

* * *

Эту жизнь Кларисса проживала бухгалтером.

Цифры она видела чаще, чем лица.

Ее пальцы знали каждую впадинку на клавиатуре, но уже давно не касались человека.

Каждый день Кларисса возвращалась домой, открывала ноутбук и читала послания людей.

Их истории были полны встреч с Ним.

Многие, многие видели Его, слышали Его и говорили с Ним.

Многие получали от Него подарки, предупреждения или чудеса.

Кларисса не завидовала.

Она считала себя недостойной.

Ее тело горело, ощущая на себе позорные клейма тысяч и тысяч жизней… Она никогда не услышит Его.

Он приходит лишь к хорошим людям.

Разве она это заслужила?

Однажды ночью Кларисса лежала в кровати и смотрела в потолок.

Она ни о чем не думала, а лишь рассматривала лунный луч на белой штукатурке.

И тут она почувствовала.

Она не видела Его.

Не слышала Его.

Она Его ощущала.

Клетками.

Атомами.

Сухожилиями.

Своим громко стучащим сердцем.

Он был везде.

В ней.

В лунном луче.

В штукатурке и в воздухе.

Она ощущала Его как жар и холод одновременно.

Ничего больше не существовало.

Ни времени.

Ни пространства.

Ни прошлого.

Ни будущего.

Никаких мыслей.

Никаких желаний.

Клариссы тоже не существовало.

Только момент.

Только жар.

Только холод.

Только Его присутствие.

После этого случая, произошедшего ночью, видимая жизнь Клариссы никак не изменилась. Она по-прежнему считала цифры, нажимала на кнопки и стучала по клавиатуре.

Но на лице ее с тех пор всегда сияла легкая улыбка.

Разум видит только границы, а любовь знает тайные пути…

* * *

Странное-странное состояние. Будто вся я – дверь. Закрытая всего лишь на одну щеколду. Вся я – дверь. И одновременно я – тот, кто сидит в углу, смотря на эту закрытую дверь, на одной щеколде.

И вот кто-то настойчиво стучится с той, внешней стороны.

А я не могу найти сил, чтобы подойти и эту щеколду отбросить. Не могу открыть дверь. Очень хочу, но не могу.

А с той стороны все стучат и стучат.

И я знаю… Еще немного – и он уйдет…

И больше не вернется…

Надо быстрее открыть. Но я не могу.

Я сижу и смотрю на эту щеколду.

И одновременно я эта щеколда и есть.

* * *

Утром Грета первым делом выпивала искажающую таблетку. Через несколько секунд, когда шершавый горошек растворялся внутри ее тела, можно было начинать день. Искажающая таблетка медленно, но стабильно, на всех планах и уровнях, искажала мир Греты. Вскоре она уже слышала совсем не то, что ей говорили, и видела совсем не то, что происходило вокруг. В этом искаженном мире Грете иногда было очень хорошо, а иногда очень, очень плохо.

Но однажды утром искажающие таблетки закончились. Для того чтобы купить новые, Грете нужно было сходить в магазин (эти таблетки, к сожалению, домой не привозили).

Грета открыла входную дверь и втянула носом влажный осенний воздух. Она впервые увидела реальный мир. И услышала его.

На улице Грета столкнулась с Вацлавом. Они были знакомы уже много лет, но никогда раньше его глаза не казались ей такими родными.

* * *

Пенелопа много плакала. От радости и от грусти. От злости и от обиды. Она плакала, когда видела старенькую бабушку, шаркающую по осенним листьям. Плакала, когда тайком смотрела на влюбленные пары, залитые счастьем и светом. Плакала, когда сидела на подоконнике и слушала дождь. Она была очень чувствительная, эта Пенелопа. Она плакала и истончалась. И вскоре стала совсем прозрачной.

Однажды она решила остановиться. Больше никогда не плакать. Ни по какому поводу. И что бы ни случилось, не выпускать из себя ни слезинки. Пенелопа перестала плакать и начала каменеть.

С каждым днем ее кожа становилась все более плотной и твердой, а вскоре стала отливать перламутром. Когда Пенелопа шла по улицам, на нее все показывали пальцем: «Смотрите! Она светится!»

Все невыплаканные слезы горели внутри нее, как светлячки. Там, в тайных лабиринтах себя, Пенелопа еще была жива, но ее тело, рассекающее потоки жизни, все больше каменело.

Вскоре гладкая кожа Пенелопы стала такой непроницаемой, что она могла ходить без одежды даже в самые лютые морозы.

Когда Пенелопа лежала в своей огромной багряной кровати, свернувшись калачиком, поджав под себя ноги и спрятав голову на груди, она была похожа на мерцающую, холодную, перламутровую раковину.

* * *

В городе Агнию называли Паутинной Девой. Со всех домов, старых и новых, со всех улиц, близких и далеких, со всех других городов, тайных и явных, несли ей люди тканые лоскуты.

Морщинистая комната с высоким сводом, которую Агния никогда не покидала, была завалена этими лоскутками от пола до потолка. Они торчали из углов, свисали с полок, вываливались из шкафов, цеплялись за ноги и падали на голову.

Ставни окон были открыты. Синие квадраты стекол превращали Солнце в Луну.

Агния сидела на полу по-турецки и плела свои ковры. Ее седые всклокоченные волосы торчали как намагниченные антенны.

Агния вскидывала руку, выдергивала на ощупь какой-нибудь лоскут из валявшихся рядом и вшивала его в узор, который растекался у нее под пальцами. Какой лоскут взять, решала не Агния, а внутреннее чутье, спрятанное в ней с рождения.

Шершавый бархат.

Мерцающее кружево.

Вязкий трикотаж.

Атлас.

Шелк.

Хлопок.

Алые, желтые, зеленые квадраты, полукружия, треугольники, ленты. Крошечные и большие.

Вместе с лоскутами Агния вплетала тихие слова, напевы, заговоры и молитвы. Шипения, шепоты, вздохи и придыхания как кусочки ткани накладывались друг на друга, прошивались ею крупными стежками и оставались внутри ковра.

Белые, словно облитые молоком, руки Агнии скользили вверх-вниз. Иголка вспыхивала, зажатая в пальцах.

Нитка вилась ужом.

Когда последний лоскут был вплетен, а последний узел завязан, Агния расстилала ковер в центре комнаты и оставалась рядом на всю ночь.

Она сидела около него, безмолвная и уставшая, отдав все, что у нее было. Наутро, спеленав ковер, словно ребенка, она спускалась вниз и передавала его тому, для кого он был предназначен.

Потом Агния закрывала ставни и на несколько дней оставалась в доме в полной темноте.

Высохший колодец ждал, пока его наполнят новые воды.

А в городе ждали, когда ее окна снова распахнутся, ведь это значило, что Агния готова плести новый ковер.

Слухи о Паутинной Деве и ее коврах расплывались по свету как корабли. Говорили, что ковры эти обладали какой-то особенной силой. Любовники, проводящие на таком ковре ночь, никогда не утрачивали страсти. Больной, завернутый в ковер Агнии, исцелялся. Старик, смотрящий на него перед смертью, умирал тихо и легко. Ребенок, играющий на нем, рос веселым.

Агния плела ковры и для смерти, и для жизни, и для любви. Это было ее предназначением.

Поэтому со всех домов, старых и новых, со всех улиц, близких и далеких, со всех других городов, тайных и явных, несли люди тканые лоскуты для Агнии, надеясь, что и у них в доме когда-нибудь появится ковер, сотканный Паутинной Девой.

* * *

Такого пальто, как у Жоржа, не было ни у кого в мире.

Длинное, почти до самых пяток, из плотной шершавой шерсти цвета весеннего болота. Со стороны казалось, что маленький щуплый Жорж болтается в пальто, как осиновый прутик в бочке.

Его вихрастая голова на тонкой шее, торчащая из воротника, напоминала перископ подводной лодки.

Но Жоржу было наплевать, как он выглядит со стороны.

Когда сумерки сизыми перьями опускались на землю, Жорж находил укромный уголок для ночевки и исчезал в своем пальто полностью.

Он, как улитка, нырял внутрь своего домика, который всегда носил на себе.

Внутри пальто было тепло и тихо. А если начинала кружить метель, то Жорж втягивал рукава внутрь, вешал на манжеты две большие бельевые прищепки, а воротник затыкал старой фетровой шляпой.

Справа и слева на подкладке располагались потайные и накладные кармашки. Жорж на ощупь мог найти в своем пальто все, что хотел: пахучие тыквенные семечки, фонарик, потрепанный томик стихов или шерстяные носки, связанные бабушкой.

В этих кармашках хранились самые дорогие для Жоржа вещи: засохшая ветка полыни, дырявый камешек с моря, синее стекло, чтобы смотреть на солнце, несколько фотографий и даже маленькая музыкальная шкатулка.

Каждый вечер Жорж забирался внутрь своего пальто и, устроившись поудобнее, наблюдал в дырку воротника, как загораются на небе первые звезды.

* * *

Карл любил осень. Утром он выходил из дома, закутавшись в длинный шерстяной шарф и шуршал в заброшенный сад, что за старым мостом.

Он садился на кривую лавочку, покрытую мягким зеленым мхом, и вытягивал руки вперед.

Карл умел слышать листья.

Через какое-то время на его ладонь опускался лист, загнутый по краям, напоминающий маленький старинный пергамент.

Карл всматривался в его шершавую поверхность, испещренную черточками и линиями, потом подносил его к уху, как морскую раковину, и прислушивался.

Осенние листья были наполнены светлой грустью и воспоминаниями о том, что уже случилось. Карл слышал в них тихие вздохи и бормотания. Иногда чей-то звенящий смех. Иногда какие-то напевы. Иногда слезы. Иногда тайные признания.

Карл ловил прохладные, влажные листья в руки, слушал их и отпускал на ветер. Они бесшумно кружились в воздухе, порхали в нем, как диковинные бабочки, и улетали. А какие-то опускались на землю, словно зная, что их черед еще не пришел.

Осенние листья Карл любил больше всех остальных.

В какой-то момент ему казалось, что он сам превращается в прозрачный, дрожащий на ветру, морщинистый лист, еще не оторвавшийся от ветки.

Когда-нибудь он оторвется и полетит, подгоняемый сырым воздухом, чтобы опуститься кому-то в раскрытую ладонь. Этот кто-то поднесет Карла к уху и будет слушать его. Вернее, не самого Карла, а его легкую, напоминающую старинный пергамент душу.

КАК РАЗГОВАРИВАТЬ С МОРЕМ

Моей будущей дочери, которая когда-нибудь придет ко мне.

Когда-нибудь ты увидишь море в первый раз. Оно покажется тебе большим и страшным, быть может. Но моря нельзя бояться. Море живое. И оно никогда не обидит тебя, если ты будешь знать, как с ним разговаривать. Море очень старое. Ему много-много миллионов тысяч лет. А может быть, даже и больше. Море было еще тогда, когда на свете ничего не было.

Море все помнит.

Море, как и человек, постоянно меняется.

Иногда оно бывает холодным, иногда теплым. Иногда море волнуется, и тогда ты можешь видеть на нем белые гривы волн. Иногда море поет песни, а иногда сердится и очень громко шумит.

Но запомни одно: если ты любишь море, то и оно любит тебя. Прежде чем войти в море, ты должна поздороваться с ним, как с человеком. Для этого просто погладь его рукой, как собаку или кошку. Погладь его с такой же любовью, с которой ты гладишь мои волосы или папин живот.

Море – это очень-очень древнее существо. Ты слышала про динозавров? Море гораздо старше их. У тебя есть бабушка. А у нашей бабушки тоже была бабушка, и у бабушки нашей бабушки тоже. Так вот, представь, что море – это наша самая-самая первая бабушка, которая только может быть. Поэтому поздоровайся с ней со всем почтением, со всем уважением, на которое ты только способна, хорошо?

Погладь море и скажи морю, что ты любишь его.

Попроси разрешения войти в него и искупаться.

Когда ты плаваешь в море, ты становишься его частью. Маленькой, совсем крошечной, но все-таки частью. Своей кожей ты будешь ощущать то холод, то тепло. Рассекая руками воду, ты будешь чувствовать, как море обволакивает тебя, как оно толкает тебя вперед, как оно держит тебя на своих руках. Потом мне расскажешь, как это было, ладно?

Никогда не бери ничего у моря без спроса. Если тебе понравился камушек или ракушка, возьми, но сначала спроси разрешения. Ты поймешь, можно ли это взять, вот так: когда ты увидишь что-то, что привлечет твое внимание, когда камешек словно сам прыгнет тебе в руку, когда ты поймешь, что не взять его просто нельзя, тогда бери смело. Это значит, море само подарило его тебе. Морю не жалко камней или ракушек. Морю вообще ничего не жалко. Но помни, что ты должна сказать спасибо за подарок, а еще лучше – подарить ему что-нибудь в ответ. Можешь бросить монетку или сережку или просто сказать спасибо и снова погладить его.

Не бойся моря. Никогда не бойся его. Если тебе вдруг станет страшно, если тебе покажется, что ты заплыла слишком далеко, просто попроси у него помощи, и оно всегда ответит тебе, слышишь? Просто скажи: «Море, покажи мне путь на берег, сделай так, чтобы я выбралась туда легко и спокойно. Отпусти меня, потому что я не рыба, а человек, я хожу по земле». И оно обязательно укажет тебе обратный путь. Если меня не будет рядом, просто скажи это, перестань бояться и плыви.

ВОКРУГ ТЕБЯ ВСЕ ДЫШИТ

Моей будущей дочери, которая когда-нибудь придет ко мне.

Вокруг тебя все дышит.

Самый маленький муравей и самый большой слон. Они такие же живые, как и ты. Представь, что у тебя есть не только мама и папа. Твоя семья на самом деле гораздо больше, чем ты можешь себе представить. В твоей семье есть и слоны, и маленькие золотистые мошки. Трава, которая растет около нашего дома, – тоже часть твоей семьи. И маленький горошек, который спрятался в зеленом стручке, тоже когда-то родился, вырос и такой же живой, как ты. Наверное, это сложно понять, но попробуй. Никто не будет говорить тебе, да ты и не поверишь, что у горошка есть руки, ноги, глазки или что он может говорить. Совсем нет. Горошек выглядит точно таким, каким ты его видишь. И все-таки внутри этого зеленого шарика, который лежит в твоей ладони, находится то же самое, что и внутри тебя. Свет. Что-то живое. Что-то прозрачное. На нашем человеческом языке это называется душа. Душа всегда спрятана где-то внутри. Как маленький камешек в бархатном мешочке. Как песок в твоем ведерке, который ты насыпаешь, играя в песочнице.