Сердце Черной Пустоши. Книга 3

Глава 1

В Город-крепость мы прибыли уже к вечеру. Я с трудом понимала, что происходит и не воспринимала реальность. Меня кто-то вел, подхватывал под локти, переодевал. Все казалось нереальным. Перед глазами постоянно появлялось лицо мужа, правителя Черной Пустоши, Карла Сварта, которое медленно покрывается инеем, а потом и вовсе превращается в лед. В груди горело, словно туда бросили раскаленных углей, глаза не видели из-за слез, а дыхание сперло так, что для каждого вдоха приходилось делать усилие.

– Карл.... – шепнула я, когда кто-то уложил меня в постель.

– Карл… – снова повторила я, когда чьи-то руки насильно влили мне в рот что-то горькое.

Хотелось кричать и, наверное, я кричала потому, что кто-то бегал по комнате и пытался успокоить. Но я не понимала слов потому, что жгучая боль затопила сознание и с каждым ударом сердца отдавалась в каждой клеточке.

Мне снова с силой влили в рот горечь, и я постепенно начала ощущать, как тело наполняется тяжестью, веки смыкаются, а в голове появляется густой туман, блаженный и спасительный.

Я провалилась в сон, но даже там видела хищное лицо Каравары и моего мужа, который ценой своей жизни спас меня, брата, и все королевство от вторжения тьмы через порталы. Я ощущала, как мечусь по подушкам, как волны жара и холода прокатываются одна за другой, и как дрожит все мое естество, когда хищный оскал хозяина льда становился слишком большим.

Утро ворвалось в мой кошмар, и успела мелькнуть мысль, что это действительно лишь кошмар. Сейчас я открою глаза, а рядом на постели мирно дышит его высочество, такой спокойный и умиротворенный во сне.

Я разлепила веки и с трудом повернула голову. Подушка оказалась пуста, и новая волна боли захлестнула с такой силой, что меня согнуло. В голове вспыхнуло, я завыла.

– Карл....

Что-то произошло со временем. Солнечный свет за окном стремительно поглощала тьма, но стоило ей воцариться и протянуть ко мне хищные ледяные щупальца, снова рассветало. Казалось, что по покоям стремительно передвигаются какие-то тени, похожие на моих камеристок, управляющего Альре, даже дворцового лекаря господина Вискольда. Они были прозрачные, едва видимые, одинаково открывали рты, словно силились что-то сказать. Если бы могла, я бы рассмеялась, потому что тени не должны уметь говорить…

Мне было неинтересно смотреть на них, потому что мой принц лежал на своем месте в постели и спал. Я смотрела на его лицо, прислушивалась к дыханию. Ждала, когда проснется, чтобы поведать о кошмарном сне, который приснился, пока он спал. Я боялась пошевелиться, чтобы не потревожить его сон, отчего-то понимая, что муж устал и ему очень нужен покой.

Временами тени прислуги становились назойливыми, я слышала их голоса отдаленно, словно они силились ворваться в нашу с принцем реальность, пробиться из мира призраков. Но тьма за окном снова сменяла свет, и они оставляли нас. Я же ближе придвигалась к мужу, потому что точно знала – даже спящий, он защитит меня от ледяных щупалец, которые лезут в окно, скрывая оскал ледяного господина.

С каждой сменой света и тьмы, тени, которые пытались потревожить нас с принцем, становились все более прозрачными, словно солнечный свет истощал их. Со злорадством я ждала момента, когда они исчезнут окончательно, и никто не будет мешать стеречь сон мужа. Карл Сварт спал глубоким сном и дышал так тихо и размеренно, что в груди щемило от нежности, когда вглядывалась в каждую любимую черту, не в силах отвести взгляда и думать о чем-то другом.

А потом пришла боль. Что-то дернуло, кольнув в самое сердце, и я ощутила, как последние силы оставляют меня.

Показалось, кто-то рыдает рядом.

– Диларион! Принцесса! Ваш зверь! Он умирает.... Он неделю не принимал пищи, принцесса, он ведь умрет! Диларион, – повторял рыдающий голос.

Я пыталась вспомнить, о каком звере говорят, но не могла. Для меня существовал только мой принц, и он спал.

Но рыдания становились все громче, и странное имя, которое казалось знакомым, "Диларион", повторялось все чаще. Одновременно с этим по телу растекалась боль, и настал момент, когда стала такой нестерпимой, что я завыла в голос.

В тот же миг опочивальня наводнилась множеством темных пятен, повисших в воздухе, комнату заполнили голоса, а принц исчез, словно его не было.

Мне некогда было раздумывать над этой переменой в реальности, потому что рядом со мной, на соседней подушке лежало крохотное зеленоватое тельце, такое маленькое и изможденное, что в груди кольнуло. Истинным зрением сразу увидела, что дракончик умирает.

– Дилари… – прохрипела я и вздрогнула от звука собственного голоса.

– Очнулась! Святое войско! Она говорит! Хвала богам! Принцесса, посмотрите на меня!

– Да говорите же с ней, говорите! Кажется, она слышит!

Темное пятно приблизилось к самому лицу, и я поморщилась, чувствуя, что на это ушли все силы. Все же смогла отвернуться, застонав от натуги и боли, и снова посмотрела на дракончика.

– Диларио… – снова прохрипела я, голос сорвался, а изнутри стрельнуло болью.

– Быстрее, настойку куррант дисектум, да быстрее же! – буквально прокричали над ухом, после чего влили что-то в рот.

Я поперхнулась, закашлялась, приподнимаясь на подушках, которые кто-то подложил под спину. Меня похлопали по спине, и снова влили в губы обжигающее горло пойло. Я снова конвульсивно дернулась, но на этот раз внутрь попало больше.

Мир взорвался болью. Казалось, внутри елозит огненными клешнями гигантский краб, безжалостно разрывая внутренности, а в глаза вставили железные штыри.

– Еще! – скомандовал все тот же голос. – И жемчужного порошка.

Мне казалось я дергаюсь, вырываюсь, бьюсь до последнего, отстаивая свое тело и право на отсутствие боли, и сладить со мной очень трудно. Но едва темные пятна вокруг превратились в людские лица, поняла, что едва шевелю руками и ногами.

Надо мной склонилось лицо дворцового лекаря, который, хмурясь, проговорил:

– Кризис миновал.

Опочивальня взорвалась радостным славословием, которое больно резануло слух. Должно быть, я поморщилась, потому что господин Вискольд шикнул, и все затихло.

– Больно, – прошептала я хрипло.

– Я знаю, ваша светлость, – ответили мне. – Слишком долго вы провели на грани между миром мертвых и миром живых. Ваше сознание жило, а тело решило, что вы умерли. Вы сейчас буквально оживаете заново, отсюда боль.

Я сомкнула веки, показывая, что услышала лекаря. И стоило узнать о своем состоянии, боль немного отступила. Первой мыслью, которая пришла на смену стремлению остановить пытку, оказалась мысль о дракончике.

Прилагая усилия, я повернула голову и увидела Дилариона, изможденного, с закрытыми глазами, который едва заметно вздрагивает от холода.

После слов лекаря я сразу поняла, что произошло. Должно быть, не смогла вынести горя, постигшего меня вместе со всей Черной Пустошью, и оставалась в мире живых только благодаря кровной привязке к питомцу. Диларион все время был рядом и отдавал мне все силы, но они закончились, и вместо того, чтобы прекратить вливание жизни в хозяйку, дракончик продолжил делиться последним, что у него было.

– Сколько я… – слабым голосом проговорила я и прервалась, когда вместе со словами ушли силы.

Господин Вискольд понял и ответил:

– Четырнадцать дней, – проговорил он, хмуря брови и кивая.

– Четырнадцать дней, – повторила я, понимая, что мой маленький питомец совершил невозможное.

– Есть, – попросила я одними губами.

Господин Вискольд сам поил меня куриным бульоном и кормил с ложки какой-то клейкой кашей. Стоило проглотить пару ложек, тело окрепло, слабо, но достаточно, чтобы держать ложку самостоятельно.

Делая над собой нечеловеческие усилия, я съела все, что подал господин Вискольд.

После этого, откинувшись на подушки, скользнула взглядом по комнате и, увидев Альре, кивнула. В ту же секунду управляющий оказался у моего ложа.

– Пусть отрубят голову курице и сцедят кровь в миску, – приказала я. – После отнесите в покои… В покои… В покои его высочества.

Последние слова я выдохнула, дернувшись от боли. Они прозвучали так обыденно, словно мой принц жив, словно не было этого страшного… на границе теплых и холодных земель.

Поклонившись, управляющий удалился.

К ложу приблизилась мистрис Одли и замерла, словно статуя, вглядываясь в мое лицо. Я поискала глазами Рамину, почему-то казалось важным увидеть ее, но зачем – не знала.

– Где Рамина? – спросила я старшую камеристку, и у нее задергался подбородок.

– Она… Она… Ее здесь нет, – забормотала она, избегая смотреть мне в глаза.

Вперед вышла Лана и проговорила, не поднимая головы:

– Мы видели, как ее похитили, ваша светлость. Гвардейцы не смогли отбить ее.

– Пусть все уйдут, – сказала я Оре. – Все.

– Ваше высочество, позвольте хотя бы мне остаться и помочь вам, – забормотала мистрис Одли, чуть не плача. – Хотя бы с переодеванием?

– Все, – устало повторила я, и добавила: – Не волнуйтесь за меня. Да, я не хочу, не желаю жить. Но не допущу, чтобы из-за меня погиб Диларион. А он умрет, если промедлю хотя бы час.

Опочивальня опустела. Стиснув зубы и стараясь не орать от боли, которая, как голодный пожиратель, бросалась на каждое движение, я принялась подниматься с ложа.

– Потерпи, милый, – прохрипела я, глядя на безжизненное тельце дракончика. – Осталось совсем чуть-чуть.

Диларион не отреагировал на мои слова, и даже ощущение кровной связи не дрогнуло, а будто истончилось еще больше.

Не понимая, как это удалось, я спустила ноги с кровати и подхватила дракончика на руки. По сравнению с его прежним весом малыш уменьшился вдвое, зеленая шкурка стала тонкой и серой.

– Совсем чуть-чуть, – повторила я.

Прикосновение к умирающему питомцу словно отодвинуло собственную боль на задний план. Прижимая изможденное тельце к груди, я направилась к двери в покои принца. Вспомнилось, как совсем недавно не смела коснуться этой двери, а теперь, стоило надавить на ручку, она распахнулась передо мной.

Я послушно шагнула в полумрак незнакомых покоев и тут же вздрогнула, чувствуя родной запах мужа. Горьковатый, освежающий аромат силы и власти, смешанный с запахом химических реактивов.

– Карл, – еле слышно позвала я, словно принц вот-вот выйдет из омывальной или из двери, что ведет в гостиную комнату.

Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не стало еще больнее, я миновала опочивальню и прошла в гостиную мужа, безошибочно учуяв истинным чутьем миску, полную свежей крови. Альре оставил то, что просила, на массивном столе рядом с несколькими отточенными перьями и стопкой бумаги, исписанной мелким почерком.

Я представила, как мудрый и могущественный Карл Сварт в последний раз садится за этот стол и пишет что-то, силясь сделать для Черной Пустоши столько, сколько сможет, но не знает, что делает это в последний раз. Картинка оказалась такой явной, что я замерла, затаив дыхание. На какой-то миг показалось, что его высочество сидит, склонившись, за столом, угольные пряди выбились из низкого хвоста и падают на лицо. Остальной мир вмиг померк, и я поняла, что снова оказалась на грани, разделяющей мир мертвых и живых. Это оказалось горько и упоительно одновременно, боль в теле тут же отступила, а грудь сдавило от нежности.

Если бы не крохотное тельце дракона-нетопыря в руках, я осталась бы тут навсегда, потому что лишь здесь чувствовала что-то похожее на прежнее счастье. Посмотрев на склонившегося над бумагами мужа еще несколько секунд, я силой заставила себя оторвать взгляд и встряхнуться.

Медленным шагом я приблизилась к столу и, закусив губу, села на стул с высокой спинкой, на котором несколько секунд назад сидел мой принц. Сладковатый запах свежей крови ударил в ноздри с такой силой, что я поморщилась. Но дракончик на руках даже не шелохнулся.

– Диларион, – позвала я, поднимая изможденное тельце к лицу. – Милый. Просыпайся.

Дракончик оставался неподвижен, а внутри что-то оборвалось, и сразу после этого тельце малыша стало холодеть.

– Просыпайся, Диларион, – проговорила я громче, отказываясь верить в происходящее.

Я осторожно потрясла тельце дракончика, и головка с крохотным гребешком безвольно замоталась.

– Диларион! – крикнула я в голос, но истинным чутьем знала, что меня не слышат.

– Не-ет! – закричала я, тряся дракончика. – Нет! Слышишь? Ты не можешь тоже оставить меня! Только не ты! Не ты!

Я осторожно положила питомца рядом с миской крови в надежде, что запах сделает свое дело. Но Диларион не пошевелился. Не зная, что делать, оглянулась по сторонам, словно ждала, что кто-то поможет, подскажет мне.

Покои безмолвствовали. Только порыв ветра влетел в окно и закружил по комнате последние записи принца.

С силой ударив ладонями по столу, я заорала:

– Нет! Я запрещаю тебе умирать! Я запрещаю! Ты не смеешь оставить меня! Не смеешь оставить меня одну! Проснись сейчас же!

Я орала так громко, срывая голос, что в глазах потемнело, и я не сразу поняла, что дракончик вздрогнул. Неловкими, осторожными движениями он привстал и принюхался. А затем опустил голову и принялся лакать.

Облегчение, которое нахлынуло, едва поняла, что питомец будет жить, принесло неожиданный результат.

Я заорала в голос и кричала долго и страшно.

Потом принялась разбрасывать листы и перья, что уцелели после порыва ветра. Схватив в охапку с низкой полки книги и тетради, я принялась разбрасывать их по комнате, швырять в стены, в окно, на пол. Я громила покои мужа и выла о горя.

– Как ты мог, Карл?! – орала я раненым зверем. – Как мог оставить меня одну! Будь ты проклят, Карл! Будь тысячу раз проклят! Лучше ты станешь бесплотным призраком, чья цель существования – мучить того, кто его проклял, чем навеки уйдешь в Чертоги на далекой Звезде! Я проклинаю тебя! Как мог ты оставить меня одну?! Как мог оставить меня здесь?

Я кричала и кричала, продолжая громить покои мужа, голос срывался, тело корчилось от боли. Я отбивала ладони о пол и о стены, била в кровь костяшки пальцев, но не могла остановиться. Я кричала самые обидные обвинения в адрес мужа, проклинала его снова и снова, а затем умоляла простить меня и звала вернуться.

– Пожалуйста, любимый, пожалуйста, – как в бреду повторяла я. – Умоляю, вернись, хоть на пару мгновений, хоть на миг… Лишь бы эта боль прекратилась, и я могла почувствовать себя лучше… почувствовать себя лучше… почувствовать себя лучше… лучше… лучше… на миг.

Казалось, это продолжалось вечно…

Я подняла голову со сложенных рук и поняла, что лежу на полу, а за окном давно стемнело. Диларион лежит рядом, у моего лица и тихонько поскуливает, как побитый щенок.

Со стоном я поднялась, подбирая питомца и прижимая его к груди. Затем отправилась в гардеробную мужа и сорвала с вешалки первый из нарядов, какой увидела. Прижимая к себе питомца и какие-то вещи, которые источали родной запах, я забралась в холодную, почти ледяную постель мужа, и, тихонько подвывая, уснула.

Разбудило меня деликатное покашливание. Прежде, чем открыть глаза, вспомнила все, что произошло вчера, и что заснула в покоях мужа.

Открыв глаза, увидела мистрис Одли и Альре у постели. В руках мистрис Одли поднос с завтраком, судя по запахам в воздухе. У управляющего и экономки вид при этом такой несчастный и удрученный, что с меня слетели остатки сна.

– Поешьте, ваша светлость, – пробормотала мистрис Одли, и с помощью Альре поставила поднос с завтраком на прикроватный столик.

– Потом нас ждут дела? – хмуро спросила я Альре, потому что видела, управляющий явно сдерживает себя, боясь сказать что-то.

Альре кивнул, и я без промедления приступила к завтраку. Когда закончила, Альре с мистрис Одли обменялись особенными взглядами, словно понимают друг друга с полуслова. Мистрис Одли забрала опустевший поднос, и, присев в книксене, скрылась в дверях моих покоев.

– Я не позволил бы себе потревожить вас, принцесса, – начал было Альре, но я перебила его.

– Говори, что бы там ни было, – попросила я хрипло. – Потому, что я решила.

– Что решили? – рассеянно переспросил Альре, и отшатнулся, когда услышал ответ.

– Решила, что буду жить.

– За время вашей болезни накопилось много корреспонденции, принцесса, – сказал управляющий. – В основном письма с соболезнованиями, но на них надо ответить. Утром приехал гонец из Огненных Земель, который лично доставил запечатанный конверт от нашего правителя, пресветлого Радилита. Это не тот случай, чтобы медлить, принцесса. Правителю нужно послать ответ незамедлительно.

Я поморщилась и уже приготовилась ответить, когда поняла, что Альре не до конца откровенен. Он смотрел, не отворачиваясь, говорил прямо и четко, но, вместе с тем, его глаза в сеточках морщин словно молят о помощи.

– Вы что-то не договариваете, Альре, – тихо сказала я. – Пожалуйста, не бойтесь. Вряд ли вы способны сообщить что-то, способное меня испугать.

– Виконт де Жерон, – тихо, одними губами, произнес Альре, и у меня внутри все оборвалось.

– Что с виконтом? – холодея, спросила я.

– Нет-нет, принцесса, ничего страшного, – поспешил успокоить меня Альре и добавил: – Пока.

Быстро, но в то же время тщательно подбирая слова, он начал рассказывать.

– Пока вы… Пока вам не здоровилось, принцесса, господин виконт не отходил от вашей постели, даже не ел ничего. Вчера, когда вам стало лучше, он покинул покои… И замок. Его приближенный слуга сообщил, что господин виконт уединился в охотничьем доме за окрестностями Города-крепости. Слугу он прогнал, поступив с ним грубо, принцесса. И также он поступил еще трижды. Вчера вечером и сегодня утром, когда попытались узнать о его самочувствии. Верный слуга не отходил от охотничьего дома всю ночь, оставаясь на безопасном расстоянии… Он рассказал, что ночью слышал, как виконт выл, словно раненый зверь, как что-то кричал… Простите, принцесса, я настоял Оре на том, чтобы рассказать вам… Мистрис Одли пришлось принять это… Но ведь господин Дагрей никого не послушает, кроме вас…

– Дагрей? – переспросила я, не понимая.

– Господин виконт Дагрей де Жерон, – пояснил Альре, и я поняла, что впервые слышу имя виконта.

– Да, Альре, я поговорю с ним, – сказала я, в последний момент сдержавшись, чтобы не откинуть одеяло. – Дайте мне полчаса.

Альре поклонился, хотел что-то сказать, но я опередила его.

– Передайте, чтобы все шли вон. Мне не нужна помощь, чтобы одеться и впредь не понадобится. Вы, пожалуйста, ожидайте в моей гостиной, как только соберетесь. Покажете дорогу к охотничьему дому, где находится господин виконт.

Альре поклонился, при этом в глазах мелькнуло нечто похожее на радость и благодарность одновременно.

Стоило управляющему покинуть опочивальню, как я подхватила питомца с подноса, где он улегся прямо в тарелке из-под пирога, и направилась в омывальную.

После того, как оделась, прежде чем покинуть опочивальню, я бережно уложила Дилариона на подушку, а когда малыш что-то протестующе запищал, пробормотала:

– Ты итак уже сделал больше, чем мог. Теперь отдыхай и не волнуйся за меня.

Когда я вышла, Альре уже ожидал в гостиной, расположившись на краю низкой софы. Я похудела за две недели, и черный костюм для верховой езды висит на мне, как на вешалке в гардеробной.

На ходу я закуталась в черный, подбитый зеленой шерстью, плащ и сообщила управляющему:

– Я готова.

– Вы уверены, что сможете сесть в седло? – недоуменно спросил Альре. – Может, стоит ехать в экипаже?

– Уверена, – коротко ответила я, и управляющий воздержался от других вопросов.

Из-за наглухо завешенных зеркал дворец изнутри сразу почернел, словно съежился, уменьшился в размерах. Слуги, которые встречались по дороге, манжеты, перчатки, передники и чепцы сменили на черные. Лица у всех бледные, почти прозрачные, с красными глазами, под которыми пролегли черные круги.

Глядя на народ Пустоши, который вместе со мной облачился в траур по обожаемому правителю, я впервые ощутила стыд и чувство вины. В то время, как люди страдали не меньше моего, ведь и они любили Карла Сварта, я стремилась в царства мертвых, лежала на полу и билась в истерике.

Город-крепость, как и дворец, подернулся черным. Куда ни бросала взгляд: занавески, статуи, вывески – все, что прежде было ярким, манящим, стало олицетворением скорби. Откуда-то я знала, что, по примеру дворцового убранства, зеркала завешены в каждом доме. В черное облачены и люди, что встречаются по дороге и провожают нас с Альре долгими взглядами. Шествуя по городу на лошади, я смотрела на лица подданных и видела, что стоило им узреть свою принцессу, в глазах начинает теплиться надежда.

Мы проехали Город-крепость насквозь и, оказавшись за его пределами, подняли коней в галоп. Миновав пару селений, которые пронеслись, как быстрый сон, мы въехали под густую сень леса.

Видя, что я натянула поводья Верного, вынуждая животное остановиться, Альре тоже придержал коня.

– Дальше я пойду одна, – сказала я управляющему, и, заметив, как он недоуменно поднял бровь, спросила: – Ведь теперь все время прямо, шагов двести еще?

Управляющий кивнул. Я спрыгнула с лошади и передала поводья Верного Альре, который, глядя на меня, тоже спешился без лишних разговоров.

– Ждите меня здесь, – сказала я и, не оглядываясь, двинулась туда, куда вело истинное чутье.

Я уже видела охотничий дом. Но почему-то, когда он показался из-за деревьев, вздрогнула, на меня навалился ступор. Пришлось несколько минут прислушиваться к шелесту кленовых листьев над головой и собирать мысли воедино. Лишь, когда вновь смогла думать, встряхнулась, выводя себя из оцепенения, и направилась к невысокому деревянному домику. Но поднявшись на крыльцо снова замерла.

Войти не решалась долго. Не знаю, сколько прошло времени прежде, чем подняла руку и постучала, но никто не ответил. Я постучала еще раз, и снова ответом стало молчание, которое нарушается лишь щебетом птиц в ветвях клена.

Подняв взгляд, попыталась рассмотреть беззаботных созданий, что порхают в кроне и не представляют, какая трагедия обрушилась на всю Черную Пустошь. Потом сделала глубокий вдох и осторожно толкнула дверь. Та поддалась с тихим скрипом, и я, подобрав юбку, вошла.

В нос ударил запах кислого вина и затхлости, какой бывает, если долго не проветривать помещение. Беспорядок и запустение ошеломили так, что буквально кожей ощутила боль и отчаяние человека, находящегося здесь. Просторная комната завалена обломками стульев, стол рассечен пополам, словно в приступе гнева кто-то крушил все, что попадется под руку. Деревянные стены иссечены сотнями зарубок, а на полу осколки кувшинов, в которых хранилось эльфарское вино. На окнах когда-то висели занавески, но сейчас от них остались лохмотья, и солнечный свет проникает в дом тонкими лучами, высвечивая дорожки пыли в воздухе.

Я нервно сглотнула и сделала глубокий вдох, но так и не решилась произнести ни звука. Потому что сама пребывала в состоянии, похожем на беспорядок этого дома. Лишь спустя несколько минут смогла собраться с духом, и позвала тихо:

– Виконт?

Никто не ответил, я повторила чуть настойчивей:

– Виконт де Жерон?

Из прохода, который ведет в боковую комнату, послышалось шуршание. Приподнявшись на полупальцы, я осторожно приблизилась к распахнутой двери. Когда заглянула внутрь – вздрогнула.

Там оказалось еще запущенней. Разваленная мебель, разбитые кувшины, а на диване у стены растянулось тело, лишь смутно напоминающее виконта. Он лежит, уставившись неподвижным взглядом в потолок, сжимает рукоять меча с поломанным лезвием и, кажется, не дышит.

Осознание этого прокатилось жгучей волной, рот раскрылся, и я выкрикнула:

– Виконт!

Сама мысль, что не успела, что брат принца не вынес утраты и последовал за ним, встряхнула сильнее, чем нападение пиратов и магнакарид вместе взятых. Я вдруг поняла: несмотря на случившееся, на мне теперь ответственность, и я не вправе оставить людей Пустоши на произвол судьбы. Но потерять еще и виконта было бы невыносимо.

– Де Жерон, – прошептала я, – только не.... Пресветлые боги…

Меня качнуло, я успела ухватиться за дверной косяк, не сводя застывшего взгляда с дивана. А потом с плеч скатилась гора потому, что заметила, как виконт все же дышит, просто очень тихо и незаметно.

– Как вы меня напугали, – сказала я, надеясь, что он как-то среагирует.

Но поверенный Черного Принца продолжает лежать, словно статуя, и таращиться в потолок.

Набравшись смелости, я стала постепенно приближаться, помня о словах Альре о состоянии виконта. Когда оказалась совсем близко, с ужасом обнаружила, как он осунулся и похудел. Кожа бледная, под глазами черные круги, губы потрескались, а на щеке свежий синяк. Когда опустила взгляд ниже, заметила запекшуюся кровь на костяшках пальцев.

– Виконт, – снова позвала я. – Вы меня слышите?

Он не среагировал, я продолжила мягко:

– Вам надо поесть. Альре говорит, вы не ели две недели. Это слишком много даже для вас.

Я осторожно присела на край дивана и медленно, стараясь не тревожить, разжала ему пальцы и вытащила обломок меча. Виконт не шелохнулся, но меч забрать позволил.

Около получаса я говорила с ним, пыталась привести в чувства, увещевала, хотя самой было не сильно лучше. Но де Жерон реагировал бесстрастным молчанием восковой куклы. Когда на очередную мою тираду о том, что ему нужно позаботиться о себе, поесть и выспаться он ответил немым безразличием, во мне что-то щелкнуло.

Гнев вспыхнул быстрее, чем успела его осознать, я закричала:

– Да как вы смеете! Как вы смеете лежать здесь и упиваться жалостью к себе! Нам всем тяжело! Видят светлые боги, я две недели пролежала в беспамятстве, но нашла силы подняться! Вы не имеете права бросать меня в такой момент! Бросать Пустошь! Очнитесь, Дэйви Джонс вас дери!

В порыве ярости я накинулась на виконта и принялась истово лупить по щекам, бить кулачками в грудь и пинать, куда попало.

Спустя несколько минут, к удивлению и облегчению, взгляд виконта стал осмысленным. Он некоторое время просто наблюдал, как избиваю его, потом перехватил мою кисть, занесенную для очередного удара и проговорил голосом, похожим на саму вечность:

– Что вам нужно?

– Что мне нужно? – выпалила я, откидывая прядь со лба и гневно выдыхая воздух. – Мне нужно, чтобы вы поднялись и взяли себя в руки!

– Зачем? – безразлично произнес виконт.

Мои глаза расширились, я снова занесла руку и со звоном обрушила ладонь на его щеку.

– Хотя бы затем, что лишь тогда перестану вас бить!

– Если вам это нравится, – монотонно сказал виконт, – бейте.

– Нравится? – выдохнула я. – О, да! Мне это очень нравится! Я мечтала об этом с самой первой встречи! Но сейчас это лишь огорчает! Потому что мне приходится бить не виконта, а поверенного Черного принца!

При упоминании о принце, виконта дернулся и перевел на меня взгляд полный боли и безутешного отчаяния.

– Это я виноват… – прошептал он.

– Что? – не поняла я. – Не мелите чепухи! Вы не виноваты. Это все… все Каравара!

– Я виноват, – повторил де Жерон. – Я помогал ему изготавливать механизмы, которые не позволят Хозяину льда и его приспешникам пройти через порталы и попасть в теплые земли.

Радуясь про себя, что виконт начал говорить, я поспешила поддержать разговор.

– Это не делает вас виновным в его гибели, – проговорила я, глотая комок.

– Я должен был его защитить, – проговорил виконт сдавленно, переворачиваясь на бок, и уставился в пол. – Если бы я, а не он шел последним, он был бы жив, а в лед обратился бы…

– В лед обратились бы вы, – закончила я резко, хотя саму душили слезы и стоило немалых усилий сдерживать их перед убитым горем виконтом. – А это ничуть не лучше. Если кто и виноват, так это я. Я принесла магию в Черную Пустошь…

Взгляд де Жерона переполз на меня, и показалось, стал чуть осмысленней, чем секунду назад. Чем дольше он смотрел, тем яснее становились глаза. Спустя некоторое время он приподнялся на локте и сказал:

– Не говори ерунды, Лиззи. Ты виновата не больше, чем солнце, за то, что дарит свет, но и иссушает поля, или ветер, который опыляет цветы, но срывает крыши. Ты просто женщина, которая…

– Любила своего мужа, – снова закончила я за него и печально опустила взгляд.

Слова виконта немного облегчили муки совести, которые тяжким грузом висели все это время. Но теперь я понимала, что не имею права думать только о собственно участи, и с благодарностью великому Карлу Сварту подумала, что Пустошь теперь в относительной безопасности.

– Виконт, – сказала я, решив уточнить и одновременно поддержать разговор, который, судя по всему, постепенно выводит его из оцепенения, – вы говорили о механизмах для защиты?

Тот кивнул и сказал коротко:

– Да.

– Не могли бы вы подробнее рассказать об этом? – попросила я.

Он проговорил, покривившись:

– В детали посвящать не стану. Слишком сложно. Но главное, что он смог их сделать, и именно поэтому так долго шел вызволять вас. А когда оказались в логове Каравары, мы успели поставить их прямо внутри. Когда мы убегали…

Виконт сделал паузу, словно слова даются ему с большим трудом, затем вдохнул и продолжил:

– Когда убегали, порталы уже закрывались, но Каравара успел проскользнуть в пространство между мирами. Он явно не хотел отпускать вас, не хотел проиграть. Я должен был защитить принца. Защитить брата…

К своему удивлению, я положила ладонь ему на пальцы и сказала, стараясь вложить в голос всю искренность:

– Виконт… Дагрей… Никто не смог бы остановить Карла Сварта. Мне кажется, он давно все решил, и готов был пожертвовать жизнью для спасения Черной Пустоши и ее людей. Мы должны помнить об этом.

Когда назвала виконта по имени, он вновь посмотрел на меня и впервые за все время моего пребывания в охотничьем доме глаза стали полностью ясными, а взгляд осмысленным. Истинным зрением я видела, как тень безумия постепенно уходит, хотя ему все еще тяжело.

Не сводя с меня взгляда, де Жерон приподнялся и сел. Теперь я смогла разглядеть, как камзол и рубаха болтаются на нем от двухнедельного голодания. Он смотрел на меня, как верный пес, который лишился хозяина и теперь пытается понять, найти нового или лечь на могиле прежнего и уснуть навечно.

Чтобы не дать виконту снова погрузиться в тягостные думы, я спросила:

– Вы можете показать мне записи об этом механизме? Я хочу понимать, что это, если вдруг придется снова столкнуться с подобным.

– Вы назвали меня по имени, – ответил виконт, игнорируя вопрос. – Вы никогда не называли меня по имени.

– Но ведь оно у вас есть, – сказала я.

Виконт еще некоторое время смотрел на меня, и я видела, как в нем идет тяжелая борьба между тем, что было, и тем, что ждет впереди. Теперь я знала, насколько близки были Карл Сварт и виконт де Жерон, и что кошмар, который испытывает он, сильнее моего потому, что они провели вместе всю жизнь, и связь их неизмеримо прочней любых, какие доводилось видеть среди людей.