Глава 1
1
Я хотела бы стать туманом. Я хотела бы стать воздушным змеем. Я хотела бы стать дымом. Я повторяла это про себя, когда смотрела на монитор, на вздутый пожелтевший натяжной потолок, на рабочий стол цвета школьной парты. Я могла поднять голову и опустить, но поворачивать – нет.
По опенспейсу туда-сюда ходили люди, смотреть на них было запрещено. Только два раза в день я позволяла себе оглянуться – сзади за такой же партой сидела моя единственная заступница, Стася. Она приносила чай и бумажные платочки, когда я плакала. Иногда интересовалась моими делами и всегда улыбалась, как будто я её радость. На самом деле это она была моей радостью.
Справа было слепое пятно. Я никогда не поворачивала голову вправо добровольно. Справа, за одним столом со мной, сидела моя смерть, моя петля, наказание за все грехи. Моя начальница Ангелина.
Один. На собеседовании Ангелина предупредила: «Я требовательна к себе и к другим». Я зауважала её за это. Всё правильно: начальница должна относиться к работе ответственно. И слегка испугалась – вдруг не справлюсь с её требованиями.
Два. В первый рабочий день Ангелина сказала: «Я не люблю повторять дважды». Я старалась конспектировать каждую её фразу, каждое слово, а потом расшифровывала закорючки, написанные в спешке. И всё равно Ангелина была мной недовольна, называла бесполезной и повторяла: «Отойди, я сама». Начало карьеры было положено, работа – это прогулка по нервам Ангелины, танец с яйцами на голове.
Три. Во второй рабочий день Ангелина произнесла: «Ой, кажется, у меня сломался компьютер. Наверное, он не хочет, чтобы я работала». Её рассмешила эта шутка – она взвизгнула-хохотнула по-поросячьи и ушла, спустя два часа написала мне, что сегодня работает удалённо. Я осуждающе подняла брови. Задач не было, и я посидела в телефоне и пошла домой.
На следующий день Ангелина пришла взъерошенная и взбудораженная. Она не села за рабочий стол, а пошла к коллеге Ане и села ей на уши. Час рассказывала о том, как съездила в парк развлечений «Остров Мечты». Моей мечтой было поскорее стать стеной, столом, креслом, лишь бы не слушать этот поток слов. Ангелина была на острове мечты не одна. Я узнала, что детей Ангелины зовут Анфиса и Аллуша, муж у неё деловой бизнесмен, они платят ипотеку, скоро Ангелина снова собирается в декрет. Я сидела со скучающим лицом и смотрела в чёрный монитор. Ангелина заметила меня, закончила с Аней и спросила, явно зная ответ:
– Ты сделала вчерашние задачи?
Задач у меня не было, я прошептала:
– Какие задачи?
– Я не слышу, говори громче! Задачи, которые я тебе вчера отправила в телеграме.
Мы с Ангелиной в телеграме не переписывались. Она пару раз писала мне в вотсапе, другие коллеги тоже, так что вотсап был для работы, телеграм – для друзей и новостей в режиме не беспокоить. Сообщение от Ангелины я, конечно, пропустила. Ангелина победоносно улыбнулась:
– Тебе стоит внимательнее относиться к своей работе. Смотри, получается, вчера ты ничего не делала весь день…
Дальше я не слушала – замерла и пережидала бурю – Ангелину. Замирание стало главной стратегией выживания в офисе.
Моя работа напоминала школу: никто не радовался по утрам, старшие обижали младших, отличницы-трудоголички вкалывали с раннего утра до позднего вечера. У нас даже отмечали посещаемость, и за опоздания полагалось наказание. Правда, это правило действовало только для коллег на стартовых должностях. А ещё нужно было ходить в сменке. Я поняла это, когда увидела, что Ангелина сидит босая, а рядом с ней валяются сапоги. Вместо них Ангелина натягивала другие сапоги – с каблуком повыше и кожей помягче. Так стало понятно, что Ангелина – женщина-загадка. Загадка, которую не хочется разгадать.
Ангелина всегда приходила позже, чем было нужно. Но ей это, как и многое другое, прощали. Может быть, потому что при любой неприятности Ангелина начинала визжать и оскорблять всех, кто оказался поблизости. В такие моменты я переставала дышать, чтобы не привлечь лишнего внимания. Но конечно, всегда доставалось мне. Ангелина требовала понимания без слов. А я плохо угадывала её желания, даже облечённые в слова.
Ангелина не заботилась обо мне и других сотрудниках: она отказывалась повышать зарплаты, не стремилась выстраивать отношения, давала невыполнимые задачи. Как будто мечтала выгнать всех. В таком месте не стоило начинать карьеру. Но эта работа была моей первой официальной, и платили тут чуть больше, чем на стартовой позиции. Я не могла позволить себе её потерять.
Не потерять эту работу было непросто. Ангелина всё переделывала за мной, крича на весь опенспейс унизительные гадости. Другие сотрудники уже привыкли и ничего другого не ждали. Мне говорили, что наш коллектив – большая семья. В большой семье всегда найдётся нелюбимый ребёнок или даже двое. Ангелина не любила нас обеих: меня и работу.
2
Если первая рабочая неделя оказалась насыщенной на открытия, то вторая – на события. У меня украли розовую кружку из «Икеи». Я оставила её на столе, отошла на пару минут, и больше кружки не было. Про себя я шутила, что принесла жертву богу работы и теперь всё станет неплохо. Я ошиблась.
Наш отдел занимался маркетингом, мы с Ангелиной и Аней – пиаром. Формально Аня и Ангелина занимали одинаковые позиции, на деле Ангелина руководила всеми нами и была, получается, директором по маркетингу. Я была уверена, что платят Ангелине гораздо больше, чем Ане. Ангелина выглядела очень зажравшейся.
К СММ-отделу у Ангелины всегда было меньше претензий и вопросов, даже если они запаздывали с постами или не отвечали на вопросы в комментариях. Всегда страдала пиар-часть отдела, а точнее – я, Ане прилетало меньше.
Любая коммуникация – это бой. Ангелина любила это повторять, когда у меня не получалось дозвониться до журналистов или найти «тёплые» контакты. К нам приходили с совершенно разными запросами: от кампании краудфандинга для небольшого приюта с пожилыми брошенными животными до продвижения личного бренда девочки-пятиклассницы, дочери человека-с-деньгами. Чтобы предложить сотрудничество, нужно было писать самым разным людям. Благодаря этому я узнала, что у многих богачей-бизнесменов нет социальных сетей и связаться с ними можно только через знакомых. Ангелина меня ни с кем не знакомила, так что приходилось довольствоваться работой с душными блогерами. Я ненавидела пиар всей душой. Ангелина ненавидела меня.
Я знала, что не должна работать здесь. Это было ясно любому с первого взгляда. Я выглядела иначе, двигалась иначе и совсем не попадала в коллективный ритм. Бывали дни, когда рабочие дела занимали около часа, а остальные восемь я смотрела в монитор. Другие коллеги умели растягивать этот час на весь день: периодически заглядывали в телефон, ходили в туалет, на перекуры, на обед. Мне было слишком страшно делать лишние движения – Ангелина могла заметить их и вспомнить, что я существую. Поэтому я ждала, когда она отвлечётся, и только тогда бежала в туалет и надолго там запиралась.
Бывали дни, когда я, напротив, оставалась в офисе допоздна и пыталась всё успеть. Ангелина меня удивляла: она никогда не задерживалась, более того, она никогда не уходила позже меня. Возникал вопрос: как она работает? Почему у меня не получается распланировать каждый свой день так же? И я знала ответ: потому что количество моих задач зависело от настроения Ангелины, а настроение её менялось после звонка мужу, после посещения врача, после отказов сотрудничать. Муж ей звонил каждый день, жаловался на детей. Ко врачу она регулярно ходила раз в неделю. Сотрудничать с нами отказывались многие: наш сайт выглядел замшело и бюджеты всегда были крохотные. Я мечтала стать человеком, который отказывает Ангелине.
В семь вечера заканчивался рабочий день. Раньше уходить совсем нельзя – коллеги могли написать донос директору. Директор был строг или глуп и действительно пару раз уволил тех, кто не хотел торчать в офисе весь день. Об этом мне рассказала Стася, моя доброжелательница. О Стасе я знала совсем мало информации: мы с ней родились в один день, она давно работала в этой компании дизайнеркой. Мы познакомились, когда я потеряла кружку. Она перерыла все шкафы с посудой, потратила на меня рабочее время. Так что я очень сильно уважала её.
Без её помощи я не продержалась бы и дня. Она мне улыбалась, здоровалась, смотрела с добротой. Пару раз даже приносила воду и платочки, чтобы я не сморкалась в рукав, когда плачу. Она тоже иногда ходила заплаканной. Но я ясно понимала: помощь ей не нужна, она была сама по себе.
У Стаси тоже был ужас-начальник. Он орал на неё, когда она опаздывала, или когда не успевала быстро сверстать сайт, или когда ему не нравился финал. Стася никогда мне об этом не рассказывала, но в опенспейсе сложно не услышать крики прямо за спиной. Вот и я слушала, особенно когда Ангелина забывала про меня. Вскоре Стася уволилась, сказала, что хочет попробовать себя в смежной области. Так я потеряла всю броню.
Напоследок я написала Стасе трогательное сообщение: «буду скучать; спасибо, что делала невыносимое выносимым; пусть у тебя всё будет хорошо». Она ответила по-доброму, и больше мы не общались никогда. Я быстро забыла о ней и ни к кому больше в агентстве так и не смогла привязаться.
Коллега Аня была неплохим человеком. Она аккуратно давала обратную связь, всегда была на работе вовремя и не повышала голос. В первый рабочий день она подарила мне красивую тетрадь с птицами, чтобы я могла записывать все мысли и приказы Ангелины. И в то же время Аня, хоть и была совсем немного старше меня, дружила с Ангелиной и ужасно старалась понравиться ей. Вся её социальная энергия была направлена на доказательство – они с Ангелиной уже ровня. Я же видела, что это всё неправда, никакая они не ровня. Аня была лучше, этичнее и работоспособнее Ангелины. У Ани имелся потенциал хорошей начальницы.
Существовала ещё эйчарка. Она меня наняла. У неё было очень вытянутое лицо, напоминающее по форме калошу. Сначала казалось, что это теперь мой самый близкий человек, такой дружелюбной и очаровательной она выглядела на собеседовании. Я задавала ей разные дурацкие вопросы, а она отвечала с удовольствием. В офисе она показала мне все важные локации, такие как туалет и кухня. Первые дни спрашивала, как я себя чувствую, всё ли хорошо. А потом улыбки закончились. Мы никак не могли подписать договор, хотя я уже работала в агентстве и работала. Она каждый день обещала, что надо подождать ещё недельку. Такие обещания раздражали, и я сказала, что начинаю сомневаться в надёжности агентства. Видимо, это задело эйчарку, и какая-то девушка тут же принесла мне договор, агрессивно швырнув на рабочий стол. В тот же день я встретила эйчарку на кухне. Она увидела меня и улыбнулась:
– Ну что, получила договор?
Я кивнула. Она улыбнулась шире:
– Поняла в нём что-нибудь?
Теперь улыбнулась я – растерянно. Мы разошлись и больше не общались.
3
Работа занимала всё время: дома я успевала поесть, привести вещи в порядок и посмотреть две серии какого-нибудь сериала. И моя кошка Окрошка тосковала по мне, выла у двери. Соседка, с которой мы арендовали квартиру, осуждала меня за кошкины истерики и очень жалела Окрошку. А мне было больно от этого воя, от ежедневного несчастья Окрошки. Я объясняла ей: «Это чтобы купить тебе корм». Но она всё равно страдала.
С дружбой всё тоже складывалось драматично – она была возможна только в интернете и по выходным. Сначала я плакала от одиночества и тоски, а потом привыкла.
Моя вынужденная недоступность не касалась друга-которому-нельзя-выходить-из-дома. Я старалась приезжать к нему на поздний ужин и почти сразу уезжала, чтобы успеть поспать хоть немного. От работы до него ехать полтора часа и столько же – на обратную дорогу. И я ездила, а кто бы не стал?
Люберцы – чудное место. Каждый раз, когда я там оказывалась, со мной происходило что-то инопланетное. В первый раз я была там летним днём. Светило солнце, во дворе орали дети, женщины развешивали бельё на верёвку во дворе. В кустах сидели пьяные безобидные мужчины с бальзамом «Бугульма». В следующем дворе в кустах сидели другие мужчины, у них была водка, они тоже никому не желали зла. Наверняка такие мужчины сидели под всеми кустами Люберец.
В другой раз был ураган, он снёс большое дерево, оно упало на проезжую часть. Со всех сторон дерево окружили люберчане. Падение дерева стало событием, сенсацией, зрелищем. Люберчане фотографировали дерево, обсуждали его, мужчина утешающе гладил девушку по голове. Дерево и вправду было жаль.
Однажды я шла по Люберцам и горько плакала. Ангелина опять отругала меня без повода, просто потому что поссорилась с мужем. Я слышала весь их звонок целиком, потому что а как не услышать, если она сидела в метре от меня. Отруганная, я летела на ужин к другу. Ко мне подошёл мужчина с ретривером и сказал: «Не плачьте, лучше погладьте собаку». Я погладила, ретривер облизал меня, и все рабочие горести забылись. Таковы были Люберцы.
Друг-которому-нельзя-выходить-из-дома Люберцы не любил. Его злила удалённость от центра и других частей Москвы, бесили тоскливые многоэтажки и что не все доставки еды ему доступны. До него было трудно добраться и трудно уехать обратно. Вокруг не было кофеен третьей волны, к которым привыкли его друзья, только места, куда все боялись заходить. Я не боялась и изредка покупала ему шаурму, куриные крылышки или шашлык. Еду из любимых кафе и ресторанов он получал редко, только если кто-то заботился о нём и привозил что-то с собой из центра. Привычная еда и большой круг общения свелись к минимуму. Не к такой жизни он привык.
Мы виделись только на ужинах, хотя раньше я могла проводить у него дома целый радостный день. Ужины были почти ежедневным ритуалом, на который старались приезжать и разные другие наши друзья. Так что мы с другом-которому-нельзя успевали обменяться парой общих фраз, а потом болтали уже в компании. Из-за работы я знала меньше новостей из его жизни, а он мало что понимал в моей. Работа украла целостность этой дружбы.
Как-то раз я приехала с большим опозданием. Все уже радостно жевали арабьяту и галдели. Возникло знакомое чувство, что я – часть огромной семьи. Наверное, ещё и поэтому я так стремилась попасть на ужины. За столом были два незнакомых мне человека: остроскулая женщина и девушка. Женщина сидела с краю, молчала, ей было неловко, и я решительно направилась развлекать её. Мы пили вино, шутили что-то про вино и игнорировали остальную часть стола. Она рассказывала про себя: что уже около пяти лет нигде не живёт и всё время перемещается, потому что жизнь – одно большое путешествие. Это восхищало и одновременно не было мне близко – я чувствовала себя самой оседлой птицей на свете и не думала, что когда-нибудь смогу покинуть Москву.
Мы напились, нас слегка шатало, мы держались за руки и посмеивались. Она смотрела только на меня, а я смотрела на неё. И я была готова уехать с ней в этот вечер, хотя никогда так не делала. Почти наступила ночь, все начинали собираться домой, разговоры становились мягче и тише. Женщине пришло сообщение. Она встрепенулась и сказала немного виновато: «Муж приехал». Я рассмеялась, как обычно не смеюсь, – низким грудным голосом. Она ушла и больше к другу не приходила.
Такое общение периодически случалось со мной, друг был значимой персоной, персоной грата и имел больше знакомых, чем среднестатистический россиянин. И эти знакомые были красивые, интересные. Мне нравилось улыбаться им, очаровывать, нравилось весело шутить и находиться рядом. Друг относился к моим выходкам спокойно, а точнее обычно их даже не замечал. Он иначе видел вещи, и флирт ему был несвойственен. Или я не могла себе представить его флиртующим. Я ощущала его своим старшим братом, безопасной гаванью, родственной душой. Он был чемпионом заботы и бережности, и я оберегала отношения с ним, как самки животных – новорождённое потомство. Я чувствовала что-то материнское к этим отношениям.
4
Однажды я искала базу с контактами для нового большого проекта. Папка не открывалась, требовался пароль. Пароль висел на стикере под экраном компьютера Ангелины. Она сама мне об этом сказала, улыбнулась и не сдвинулась с места. Надо было подойти к ней очень близко. Я напряглась так, что у меня заболел живот. Ангелина пахла духами с ароматом корицы и спирта. Я подошла, наклонилась совсем рядом и быстро переписала все цифры и буквы пароля. Он не подходил. Я снова наклонилась над Ангелиной, увидела, что вместо ноля нарисована большая буква «О». Корица со спиртом успели проникнуть слишком глубоко, моё тело им не обрадовалось, и я чихнула Ангелине на шею. Так стало понятно, что духи у Ангелины палёные. Я замерла, Ангелина тоже. Потом я сказала:
– У меня есть влажные салфетки.
Ангелина посмотрела на меня всё ещё в ступоре и ушла в туалет. Видимо, на неё никто никогда не чихал. Вернулась она через полчаса.
В папке вместо базы контактов клиентов я обнаружила базу контактов всех сотрудников, бывших и нынешних, то есть вообще всех-всех. ФИО, должность, дата рождения, паспортные данные, стаж работы, вид трудоустройства (трудовой договор, ГПХ с физ. лицом или ГПХ с самозанятым). Конечно, я стала изучать тех, кто работал на моей должности до меня. Девушки – а это всегда были юные девушки – менялись с периодичностью раз в два-три месяца или уходили в течение двух недель. Их было легко понять. Их было легко ломать.
Я записала почту своей предшественницы – на будущее, мало ли что. Где-то месяц я собиралась связаться с ней и постоянно откладывала: было не до того. Появился большой проект, и все считали, что наш отдел маркетинга должен на нём постараться. Я ничего не понимала, но у Ангелины выдался спокойный период, и она объясняла мне всё на пальцах и даже почти не кричала, если я задавала уточняющие вопросы.
Мы успешно сдали проект, заказчик остался доволен. Я получила похвалу от Ани:
– А ты молодец! Видно, что соображаешь.
И комментарий от Ангелины:
– Было не так уж и плохо.
Я возвращалась домой довольная, купила по дороге торт и собиралась съесть его одна. И съела. В десять вечера мне написала Ангелина: Сделай презентацию по проекту, и отправь сначаламне потом заказчику срочно!!!!!
Ангелина часто ставила запятые как попало, пропускала пробелы и набирала лишние символы и буквы. К этому я уже привыкла.
Я ответила: Давай завтра, уже поздно, я ложусь спать.
Ангелина написала:.срочно!
И я села делать презентацию. Презентации не были моим коньком. В пиаре вообще было мало моих коньков: я не могла похвастаться ни большой любовью к людям, ни выдающимися способностями к креативным идеям и всё время сдерживалась, чтобы кому-нибудь не нагрубить. Друг-которому-нельзя-выходить-из-дома говорил, что я должна работать с животными, а не с людьми. Во многом он был прав.
Через час кривая и косая презентация, выполненная в шаблоне паверпоинт, была готова. Я отправила её Ангелине, но она так и не ответила. Без согласования с Ангелиной отправлять заказчику что-либо было нельзя, тем более итоговую презентацию. И я легла спать.
Утро встретило меня двумя пропущенными от Ангелины в четыре утра и сообщением:
Зпуазчику отправиоа?
Нет.
Понятно
В тот день Ангелина впервые пришла на работу вовремя и кричала на меня полчаса, голос её срывался на визги в каждом втором предложении. А я была туманом, воздушным змеем, дымом. Очень сильно болел живот, и я концентрировалась на этой боли. Повторяла про себя: «Я обязательно выживу». Презентацию Ангелина переделала, отправила заказчику, и больше мы не возвращались к той ситуации.
А дальше стало происходить неладное. Ангелина с каждым днём становилась всё более недовольной, часто отсутствовала на рабочем месте и практически всегда отвечала на мои вопросы так:
– А сама подумать не можешь?
Живот начал болеть почти постоянно. Аня однажды увидела мои страдания, спросила, в чём дело, и протянула таблетку:
– У тебя гастрит?
Я не знала.
– Похоже на то.
От таблетки Ани стало легче, а дома я загуглила лечение гастрита. Уже на следующий день я пришла на работу с микроаптечкой, где были «Смекта», «Мезим», «Фосфалюгель», «Альмагель» и «Дюспаталин», а ещё обезболивающие. Жизнь заиграла новыми красками.
Иногда таблетки помогали сразу, иногда не помогали вовсе. Предсказать, как отреагирует мой живот, было невозможно. Я училась терпеть боль. Гнев Ангелины был гораздо страшнее какого-то гастрита и бил больнее, так что свою болезнь я принимала со смирением. В интернете про гастрит было написано немало. Я читала с интересом – во-первых, это была моя первая серьёзная болезнь, и нужно было с уважением отнестись к ней, ближе познакомиться. Во-вторых, наконец появился повод жалеть себя и оправдывать провалы на работе, а для этого стоило подготовиться информационно.
Настроение Ангелины привлекало теперь внимание всего офиса. Она грубила каждому, могла начать орать в любой момент. С ней ещё больше, чем раньше, предпочитали не связываться. А исподтишка называли Сатаниной. Мне это прозвище не слишком нравилось, но с офисом не поспоришь.
День шёл за днём, и почти про каждый я могла сказать: Ангелина снова не в духе. Мой гастрит тоже. Пора было что-то предпринимать.
5
Про контакт девушки из базы сотрудников я вспомнила на пятый месяц работы в компании. К недовольству Ангелины я уже привыкла и была равнодушна. Аню Ангелина тоже не щадила, поэтому они перестали общаться. Мы с Аней стали понемногу разговаривать не только о работе и иногда ходили вместе на кухню обедать. Кухней мы называли кабинет с обшарпанными стеллажами, шкафами и ненужной мебелью, потому что тут поставили холодильник, чайник и заварку зелёного «Гринфилда». Аня рассказывала о своём попугае, о философском образовании и задавала приятные необязательные вопросы обо мне. Большой плюс Ани был в том, что я не смогла бы в неё влюбиться – она слишком ярко красилась и слишком в стиле офиса одевалась. Появились перспективы для приятельства.
Однажды я спросила у Ани, что стало с моей предшественницей. Аня посмотрела на меня пронзительно, она такое умела, и сказала:
– Я точно не знаю. Она была хорошей девушкой, но однажды уволилась. Говорят, ушла по собственному.
Я, конечно, Ане поверила. Работа продолжалась.
Как-то Аня позвала меня пить чай. Был октябрь, работы было мало, так что я согласилась. Мы шуршали конфетами и смеялись над видео с попугаем Ани, где он смотрит на себя в зеркало. Аня встала, чтобы долить себе кипятка, а я услышала шуршание из шкафа для бумаг. Стало очень страшно. Аня стояла далеко от шкафа, а я сидела близко. Шуршание становилось интенсивнее, и дверца начала открываться. Я заорала, Аня облилась кипятком. Из шкафа выскочила Ангелина и тоже заорала, глядя на меня:
– Кто работать будет? Кто будет работать? У тебя задач нет? Ты всё сделала?
У Ангелины в волосах висел мусор, платье было в пыли, в ногтях – грязь. Хотелось смеяться, но было слишком жутко. Боковым зрением я заметила, как ускользает Аня. На секунду я даже подумала, что она меня заманила в эту ситуацию, но слишком уж сильно она испугалась сама. Аня тоже знала, что от Ангелины в бешенстве нужно держаться подальше.
Я отправилась на рабочее место и стала изображать деятельность. А вместо этого панически искала в заметках почту своей предшественницы. Мне стало смертельно необходимо узнать, почему она уволилась. Почта нашлась; не задумываясь я написала письмо, в котором объяснила свою ситуацию, не глядя отправила. Ответ пришёл в тот же день, в тот же час.
Привет!
Я и правда работала тампочти полгода. Меня ни разу не похвалили, хотя я хорошо всё делалас. Ангелина сумасшедшая, она любит унижать людей и орать, у неё бывают приступы гнева. У меня начался гастрит из-за этой работы, и до сих пор половина моей зарплаты уходит на лечение.
Мне не заплатили за последние две недели работы и уволили одним днём, вот скрин письма Ангелины.
Уходи оттуда как можно скорее! Иначе они и с тобой так поступят
Это письмо меня напугало, я пожалела, что не написала раньше. Текст увольнения предшественницы выглядел так:
Мы в твоих услугах больше не нуждаемся и не видим причин продолжать работать с тобой. Твоя безынициативность вредит нам, а профессиональные компетенции оставляют желать лучшего.
С этим согласны все в компании. Так что мы разрываем сотрудничество с тобой с этого дня.
Этот текст впечатлил меня в первую очередь враньём. Сколько я ни спрашивала про свою предшественницу у разных коллег, никто не мог сказать, почему она ушла и когда. Видимо, это было единоличное решение Ангелины. Её игра с властью.
Увольнение стало моим страхом, моей навязчивой мыслью. На каждый чих Ангелины или взгляд в мою сторону я думала – ну вот всё, сейчас я останусь без денег и работы. Искать что-то новое параллельно с ежедневным офисным трудом у меня никак не получалось. Тревога только нарастала. Любое недовольство Ангелины доводило меня до слёз, и я уходила плакать в туалет. Спустя две недели я решила сбежать.
Я написала эйчарке, что хочу уволиться. Мы созвонились, я кратко сказала о несовпадении с Ангелиной. Эйчарка ответила, мол, ну да, так бывает и ничьей вины в этом нет. А я была уверена, что кое-чья вина была и что она, эйчарка, знает о проблемах Ангелины с гневом и корпоративной этикой. Но она была подругой Ангелины, а значит, сообщницей. Наверняка Ангелина голубилась с эйчаркой, только чтобы та не рассказывала гендиректору всю правду об Ангелининых приступах бесячки.
Спустя пять минут после разговора с эйчаркой мне пришло десять сообщений от Ангелины. Пересказать их можно двумя словами: ты неблагодарная. Я стала собирать вещи, взяла несколько корпоративных ручек, все свои таблетки, одну выпила, чтобы живот болел вялой болью, которую можно терпеть долго. Я двигалась медленно, прощаясь с офисом, который так и не стал мне родным. Я объяснила Ане ситуацию, хотя в голове крутилась картинка, как она сидит за столом с Ангелиной и обсуждает, какая я плохая и неблагодарная. Аню было жаль оставлять, Аню было просто жаль – я могла с уверенностью сказать, что через пару лет Аня превратится в Ангелину. Я уже замечала в ней опьянение властью и слышала, как она прикрикивает на младших сотрудников.
В последние мои минуты Ангелина зашла в офис мрачная и недовольная. Она не смотрела на меня, безмолвно говоря: «Ты теперь тут пустое место». Я с ней спорить не хотела и уже направилась к выходу. Она бросила мне на прощание:
– Ты не умеешь расставаться.
Так могла бы сказать брошенная девушка. Мне даже уже так говорили пару раз, но в контексте чувств и романтических отношений. Ангелина умела удивить. Я развернулась, посмотрела на неё пристально и сказала:
– Прощай, Сатанина.
Я умела расставаться.