Глава 1
У ног чемодан и сумка, в руках слабость. Как и в ногах.
Стою дура дурой перед дверью в отцовскую квартиру, а мне никто не думает открывать.
– Пап, ты где? – я с пятого раза дозвонилась до отца, и готова была кричать, если бы горло так не болело. – Алло, пап, ты слышишь?
– Ну здравствуй, Мария. Неужели родная дочь решила позвонить после… напомни, сколько ты игнорировала свою семью? Или мне самому тебе напомнить?
Начинается!
– Я не игнорировала, я просто устала от постоянного контроля. Пап, ну ты где? Я у квартиры стою, а мне никто не открывает.
– И не откроет. В квартире капитальный ремонт, мы с Людой в столице, – холодно ответил папа.
Я поморщилась, услышав имя любовницы отца. Вроде и не сделала она мне ничего плохого, но как же фигово было – я спокойно жила с папой и мамой, а на следующий день после совершеннолетия меня огорошили: у папы любовница, у мамы любовник, нашей семье конец. Выбирай, Маша, с кем останешься?
Я выбрала побег в другой город, устав от их контроля и игры «Перетяни Машу на свою сторону».
Теперь снова пришлось бежать. Но, как оказалось, сбежала я в пустоту, и жить мне придется на вокзале или под мостом.
– В столице? Понятно, – убито сказала я, и чихнула.
– Так, стоп, ты приехала? Зачем?
– В универ местный перевелась, в общаге мест нет, мне жить негде.
– И предупредить ты не могла, как и обычно, – прогрохотал отец. – Почему чихаешь? Что с голосом?
– Заболела. А еще, – я собралась с духом, и выпалила: —еще меня ограбили. Как в дурном анекдоте, пап – я все деньги и карту везла в кошельке, в поезде. Сумка на полке лежала, а ночью люди высаживались. Вот и вытащили, наверное. Хорошо хоть телефон под подушкой был и уцелел. Я даже комнату не могу снять, и на проезд нет, последнюю мелочь из кармана выгребла.
Я готова заплакать от безысходности. В моей жизни всегда так – если уж случается задница, то глобальная и некрасивая, как сейчас. Вроде и выделили мне комнату в общаге, но заехали иностранцы, и комнату мою отдали им. В поезде какой-то дрянью вроде ОРВИ заразили, ограбили, да еще и отец умотал в столицу со своей раскрасавицей.
Супер. Все как обычно. Маша, ты везунчик.
– Сильно плохо? – встревожился папа.
– Да, – прохрипела.
Врать не хочется, я и правда разваливаюсь. Чертова простуда!
– Стой и жди звонка. Пять минут. Телефон оставь в покое, чтобы батарею не разряжать, – скомандовал отец, и отключился.
Ох, как же жалко саму себя. Приперлась, блин, и домой попасть не могу.
Строго говоря, дом не мой – жило наше семейство в военном городке до самого моего совершеннолетия. Потом семья развалилась, папа получил новое звание, и его вызвали в Екатеринбург. Мама в Кемерово уехала со своим красавчиком, а я сбежала в Тюмень.
Раскидало всех, а ведь дружно жили. Или мне только казалось, что дружно.
– Да, пап, – ответила на его звонок.
– Я договорился. Вызываю тебе такси, смс должна прийти с номером машины. Поживешь пока у моего приятеля. Квартира сорок один, запомни. Только умоляю, веди себя прилично, – взмолился отец. – Не хочу краснеть за тебя.
Я фыркнула. Какой смысл вести себя неприлично перед каким-то стариканом-солдафоном?!
– Как его зовут-то?
– Антон… – в трубке раздался треск, бульк, а затем звонок сорвался.
Телефон просигналил о подъезжающей машине, я вздохнула, подняла чемодан, спортивную сумку, и начала спускаться.
Жуть, как не хочется жить с посторонним мужиком. Папе полтинник, приятелю его, наверное, тоже. Думаю, он тоже военный, а они все невыносимы, и просто не могут не строить всех вокруг. Я села в машину, распаляя саму себя. Спасибо, конечно, что готов приютить, но командовать собой этому вояке я не позволю!
Хотела набрать отца, но заряд сказал мне: «Пока-пока!»
Очаровательно, я так и не узнаю отчество мужика. Я хоть и бываю хамкой, но к пятидесятилетним по имени-отчеству обращаюсь, даже если эти пятидесятилетние мне несимпатичны.
Антон, значит.
Вышла из машины, покачиваясь от болезни. Потащила чемоданы к подъезду, и покосилась на лавочку – я так устала, прилечь хочется. И Антон этот мог бы и встретить, что за тип вообще?!
Остановилась у сорок первой квартиры, и нажала на звонок.
Дверь снова не открыли, я позвонила еще раз. И еще. Сейчас заплачу!
Или лягу тут, у порога, и пусть всем будет стыдно!
Зло и из последних сил пнула дверь, и, о чудо, мне открыли. Вернее, открыл.
Молодой, высоченный, русоволосый мужик в светлых джинсах и белой футболке.
– Маша, правильно?
Я кивнула, сделала шаг навстречу. Мужчина тоже шагнул, чуть склонившись, чтобы забрать мой чемодан.
– Ой, – поморщилась я, когда мы столкнулись, и чуть не упала, но Антон подхватил.
Интересные у папы друзья.
– Эффектное появление, – усмехнулся он, и как котенка втащил меня в квартиру.
Стою перед мужчиной, и отчего-то стыдно.
Я уверена была, что увижу типичного отцовского приятеля: крепкого боровичка с сединой и залысинами, очередного полковника или подполковника.
А тут молодой мужик. Постарше меня лет на десять, симпатичный. Даже красивый. Высокий – жуть просто, я ему носом в грудь упираюсь, а ведь я и сама не Дюймовочка. Метр семьдесят, как-никак.
– А сколько вам лет? – спросила я, и внутренне поморщилась от досады.
Вот дура, ну и вопрос!
– Антон Булатов, тридцать два года. Почти без вредных привычек, из домашних животных только собака-хаски по кличке Булка, и младший брат, – отрапортовал мужчина, и начал стягивать с меня пальто.
Кажется, надо мной тонко издеваются!
– Младший брат входит в категорию домашних животных? – фыркнула я.
– Пытаюсь одомашнить. Выходит с переменным успехом, – поморщился мужчина.
Подтолкнул меня за спину, чтобы я отошла от шкафа.
Вот черт, почему папа не предупредил-то? Я бы хоть в такси постаралась себя в порядок привести. А то выгляжу – атас. Вспотевшая от болезни, макияжа никакого, нездоровый румянец на щеках, губы, наоборот, белые. И лохматая вдобавок ко всему.
Страшилище.
И не то, чтобы я влюбилась вот прям на этом самом месте, но перед красавчиками я и сама предпочитаю выглядеть красоткой, а не замарашкой.
Тьфу, ну папуля!
– Вы сказали, что почти без вредных привычек. Не поделитесь дурными пристрастиями, раз уж нам вместе жить? – с усмешкой спросила я, скрывая смущение.
Терпеть не могу смущаться.
– Не поделюсь, таким с маленькими девочками не делятся, – едко ответил он. – У любого мужика к тридцати набираются привычки, от которых не избавиться.
– Я не маленькая! Мне двадцать! – искренне возмутилась я.
А этот… этот солдафон рассмеялся.
– Простите, взрослая женщина, – передразнил он.
Я снова стушевалась, даже болезнь на второй план отступила. Не люблю выглядеть дурочкой. Ну почему нельзя переиграть наше знакомство? А все папа виноват!
Вот знала бы, что мне не цепной пес на страже Родины откроет, а вот этот персонаж, я бы привела себя в порядок. Вошла бы к нему царицей, познакомилась по-нормальному, мило улыбалась бы. Как равная равному.
– Идем, покажу, что у меня и как, – кивнул Антон.
И я чуть не сморозила глупость в ответ. Вот прям подмывает сказать что-то вроде: «Что там и как у тридцатидвухлетних мужиков меня не интересует».
Хорошо, что смолчала.
– Вот кухня, продукты бери любые. В основном я заказываю доставку, контейнеры в холодильнике. Расписания завтрака-обеда-ужина нет. Идем дальше, – поманил он, и мы вышли из огромной, светлой кухни. – Здесь комната моего брата, к нему лучше не лезь – типичный дурной подросток, только тачки и телки на уме. Здесь будет твоя комната, – мужчина открыл дверь.
Я осмотрелась.
Видно, что живет небедно, все дорогое, но цвета не хватает. Яркости. Обычно здесь как-то. Кровать, шкаф, тумбочка, кресло, стул и зеркало. Почти казарма. И ни одного яркого пледа, ни одной милой подушечки с пайетками. Вот папа такой же: есть кровать – и ладно. Хотя, зная папу, он бы и на полу мог спать, мебель купил только из-за семьи.
– Правило только одно – тусовки у меня не устраивать.
– Хорошо. Я ненадолго. Понимаете, в общежитие не получилось заселиться. Еще и в поезде ограбили, денег нет, карт нет. Простыла вдобавок ко всему, – смущаясь поделилась я своими бедами, хотя неудачницей выглядеть не люблю. – Мне немного получше станет, и я сниму комнату.
Мужчина не стал бросаться словами о том, что я могу жить у него сколько моей душе угодно.
– Я обычно не такая невезучая, – добавила я, когда мы вернулись на кухню.
Он усадил меня за стол, и поставил чайник греться.
– Такая, Маша. Я тебя семилетней помню, у вас дома я часто бывал, когда служил. Вечно то котенка притащишь уличного, а у него лишай. То к собаке полезешь, и потом уколы от столбняка терпеть приходилось. Коленки вечно разодраны были, – усмехнулся Антон.
– Вы меня помните?
– Как забыть девочку, которая забиралась ко мне на колени, и жаловалась на мальчишек, которые на качелях мешают качаться. Я тебя рогатку учил делать, – рассмеялся мужчина.
И взглянул на меня, как на ребенка. И этот взгляд мне не нравится. Я привыкла, что мужчины во мне красивую девушку видят, а не мелочь.
Тут же захотелось, чтобы и этот конкретный мужчина взглянул на меня как на девушку.
Ужас, он меня совсем мелкой помнит, почему я-то его не помню?!
Глава 2
АНТОН
Разглядываю сидящую передо мной девчонку.
Смешная такая. Нахохлилась, как воробушек. То глазами в меня стреляет, то смущается.
Маша.
С ее отцом я познакомился в армии. Мой отец, пока был жив, дружил с ее отцом. И, разумеется, я бы вхож в их дом. Протекция, без этого никуда.
Кто-то зубными щетками коридоры чистил, или сугробы лопатой ровнял, а я катал Ивана Денисовича Баля. Так и сдружились.
И Машку я помню – живую, бесшабашную девчонку, которая любому пацану готова была настучать. Коленки вечно разбитые, в волосах колючки от репейника. Ее мать вечно вздыхала над очередным порванным сарафаном, а потом сдалась, решив, что леди из дочери не сделать.
И вот, эта «леди» сидит передо мной.
– Что? – нахохлилась она, поймав мой взгляд.
Я только хмыкнул.
Выросла. Красивая девчонка, даже очень. Но, по сути, ребенок еще. Сколько ей? Двадцать? Вроде да. Не сильно старше моего брата.
– Пей чай, мелочь.
– Я не мелочь! – вздернула она подбородок.
– Прости, конечно, ты взрослая женщина, – серьезно произнес я, посмеиваясь про себя.
И Маша приняла это за чистую монету.
Точно, ребенок.
Папина и мамина дочка. Помню, как над ней отец трясся. Вот и сегодня набрал меня, голос взволнованный. Оказывается, кровиночка разругалась с семьей, свинтила в другой город, а сейчас явилась к отцу под крылышко.
А отец в Москве, очередное повышение встречает.
– Ну и как ты докатилась до жизни такой? Рассказывай, – кивнул ей.
Маша отпила чай, стрельнула в меня глазами, словно решая – говорить, или нет.
Расскажет, никуда не денется. Юные девчонки любят поболтать о своих горестях. И точно, Маша вздохнула, поставила чашку на стол, и выдала:
– Я же отдельно жить решила, вот, в Тюмень подалась. Но пришлось уехать, я перевелась, сейчас онлайн можно это сделать. Мне комнату в общаге обещали, но какие-то иностранцы заехали. Вроде, китайские студенты, и прокатили меня с общагой. К папе поехала, а там ремонт, да и папы с его мадам нет. И денег нет, украли в поезде. Вот так я и докатилась… до тебя, – вдруг усмехнулась девушка.
Хм, слезоразлива не будет? Я даже почти настроился, но Маша удивила.
Хотя, чего это я? Помню прекрасно, какая она боевая была. Иногда капризничала, конечно, жаловалась, но ей быстро надоедало. Видимо, ничего не изменилось.
– Почему из Тюмени пришлось уехать? Ты же хотела самостоятельной жизни, разве нет?
Спросил. Хотя зачем? Сам не знаю.
С Иваном Денисовичем коротко поговорили об этом, но и того, что он мне сказал, достаточно было, чтобы вывод сделать. Разругалась семья, Маша собрала чемодан, и сбежала.
Очень «взрослый» поступок!
– Не сложилось, – коротко ответила она, нахмурившись.
Влез не в свое дело? Похоже на то. Вон как нахмурилась. Но грозное впечатление испортил ее чих.
– А ты неплохо живешь, – заметила она, показательно оглядев кухню. – Служишь до сих пор?
– Нет, конечно. Армия, контракт, а затем бизнес, – пожал плечами. – Потому и живу хорошо.
– А что за бизнес?
– А не слишком ли ты любопытна?
– Ну ты же задавал мне вопросы, – резонно заметила девушка. – Я всего лишь отвечаю тем же. Или что? Незаконные делишки?
В глазах Маши появился опасный блеск, и я покачал головой.
Вот бедовая. И забавная.
Красивая, несмотря на болезнь. И очень живая.
Когда я соглашался приютить Машу, почему-то, как полный идиот, ожидал что в квартиру войдет не взрослая, бойкая девушка. А та семилетняя девчушка с коленками в зеленке и исцарапанными кошачьими ногтями руками.
А она вот какая явилась.
Волосы длинные, блестят. Глазами огромными на меня смотрит хитро и любопытно. Сидит такая вся… хмм, вот встретил бы я такую, точно бы мимо не прошел. Фигура как я люблю – не тощая, стройная. Девушка-гитара.
Хоть бы на нервах мне не играла. Выноса мозга мне от брата хватает.
– Торговля – вот мой бизнес.
– Семечками? – хихикнула девушка, и я сам улыбнулся детской шутке.
– Оружием.
– Лучше бы семечками, – сморщила она нос. – Надоела вся эта военная тема, с детства накушалась. Тот же камуфляж видеть не могу.
– Ну прости, – развел руками, не сдерживая улыбку, – от бизнеса не откажусь. И как-нибудь переживу то, что ты его не одобряешь. Нам детей вместе не растить, к слову.
– Кто знает, кто знает, – хитро усмехнулась Маша.
Сгладить ситуацию постаралась?
Похвально.
Черт, ну почему она выросла-то? Все же, не реагировать на красивую девушку я не могу. К ногам ее, конечно, тоже не упал, сраженный красотой. Уже не мальчик давно. Но все же, надеюсь, что в коротких шортах Маша крутиться передо мной не будет.
Как-то совесть долбит оттого, что девушку разглядел в дочери друга.
Лучше бы она оставалась все той же малышкой, которую я запомнил.
***
МАША
– Не забывайте про обильное питье. Помещение нужно проветривать дважды в сутки, но избегать сквозняков. Лекарства принимать по списку. Пара дней постельного режима, и снова будешь летать стрекозой. Или скакать козой.
Врач – благообразный, бодрый старичок легонько нажал мне на кончик носа, и встал с кровати.
А я наткнулась на насмешливый взгляд Антона, и покраснела.
Снова со мной как с маленькой. Я была не против такого обращения, когда дома жила, с родителями. Доводила папу, потом на колени к нему забиралась, как в детстве, и он прощал.
А сейчас вдруг смутилась.
Коза-стрекоза, блин!
– Я прослежу, – спокойно кивнул Антон, и меня оставили одну.
Болезнь протекала, как обычно у меня бывает – в спячке. Просыпалась я на минут двадцать, и снова отключалась. То тряслась от холода, то сдергивала с себя одеяло, сходя с ума от жары.
И иногда чувствовала божественно прохладную, сильную ладонь на лбу. Примерещилось, наверное.
Так продлилось два дня. У меня всегда так. В первый день – начало болезни, потом два дня кромешного ада с температурой, кашлем и лихорадкой, а затем резкое улучшение самочувствия. И вот, на третий я открыла глаза с твердым намерением прекратить болеть. Надоело жутко.
– Привет, мелкая. Ну как ты? Жить будешь?
– Мелкая – не знаю, а Маша – нормально. Хватит меня мелочью называть, – хрипло ответила я, и взглянула на дверь, у которой стоял хозяин дома.
Свеж, отвратительно бодр и разгорячен. И снова смотрит с насмешкой, которую даже не пытается скрыть.
А над больными грешно смеяться, к слову!
– Как скажешь. Буду называть Марией Ивановной, – серьезно пообещал мужчина.
Я чуть не подавилась кашлем.
Ну какая из меня Мария Ивановна?!
– Хорошо. А я буду называть тебя Антошей, – мило улыбнулась ему, и свесила ноги с кровати.
– Наболелась?
– Да. Пора восставать из мертвых. Душ свободен? – спросила, и мужчина кивнул, а затем вышел из комнаты, поняв, что мне нужно переодеться.
В шкафу развешаны мои вещи, разложены на полки. И я точно знаю, что не я чемодан разбирала. В жизни так ровно не раскладывала шмотки, терпения не хватало на это. А тут прям красота, хоть фотографируй на память, или в инстаграм выставляй – мечта перфекциониста, а не гардероб.
Неужели Антон такой хозяйственный?
Открыла комод, и покраснела. Белье тоже разложено. Хмм.
Раньше я бы не постеснялась устроить скандал по этому поводу. Разозлилась бы не на шутку, если бы какой угодно мужчина кроме папы влез бы в личное. Даже генералу бы высказала за то, что в моем белье рылся.
А Антону не могу. Хотя все равно бесит.
А еще, уж не он ли меня переодевал? Я помню, что мы сидели на кухне, и о чем-то разговаривали. И это последнее, что я помню. Дальше – провал.
Белье, переодевание… Уж не извращенец ли он?!
– Было бы весело, – хмыкнула я, и пошла в душ, которым наслаждалась целый час, смывая с себя болезнь.
Пока мылась, придумала десять вариантов подколов на тему больной девушки в беде, ее белья, и взрослого мужика, который любит в этом белье порыться. Выбрала из придуманного наиболее мягкую версию шутки, чтобы не обидеть, и вышла из душа, посмеиваясь.
А на кухне меня уже ждали. И Антон был не один. За столом, уткнувшись в телефон, сидел темноволосый симпатичный парень, разукрашенный синяками и татуировками.
Худощавый, высокий. Очень на Антона похож.
Этот «похожий» зыркнул на меня, как уголовник, и выплюнул:
– Брат, твоя телка вышла. Мне кухню освободить, чтобы вы могли на столе поразвлечься?
Антон достал из микроволновки контейнер, мельком оглядел меня, возмущенную до предела, и спокойно сказал:
– Рот закрой.
– Мне запрещаешь телок водить, а сам… – говнюк не договорил, сузил глаза, и снова повернулся ко мне.
Оглядел нарочито-раздевающим взглядом. Вот только я не девочка-цветочек, и краснеть не собираюсь.
– Мальчик, Антон ведь хозяин дома, – мило улыбнулась я ему, и направилась к Антону, наблюдающему за мной. – Ему можно, тебе – нет. Вот подрастешь, и будешь водить в свой дом телок. Если эти самые телки захотят, в чем я сомневаюсь, – я сочувственно вздохнула, приобняла Антона, и спросила: – Что, не дают?
Антон засмеялся, а его злобный брат прошипел какое-то ругательство, встал со стула, и через несколько секунд я услышала, как хлопнула дверь.
– Прости, – отсмеявшись он взглянул на меня, – это мой младшенький – Андрей. Придурка носило непонятно где три дня, явился только что сама видела в каком состоянии. Я даже объяснить ему ничего не успел про тебя. Поговорю с ним, и Андрюха извинится, – в голосе Андрея прозвучало сомнение.
– Да плевать мне на извинения, – отмахнулась я, и достала чашку. – Братец от рук отбился?
Антон нахмурился, неопределенно кивнул, и ответил, наконец:
– Потом расскажу, если интересно. Сейчас какие планы?
– А что ты предлагаешь? – мурлыкнула я, снова вспомнив чертово белье.
– Предлагаю отвезти тебя в университет. Раз уж ты так бодра, не пора ли на учебу? – Антон приподнял бровь.
Я закатила глаза.
Хотела ему намекнуть на прогулку, чтобы город мне показал, а он мне – иди и учись. Мужчины!
***
АНТОН
– Спасибо еще раз. Антон, вышли мне номер карты, я отправлю деньги на содержание Маши, – попросил Иван Денисович.
– Деньги не нужны, бросьте, – отмахнулся я.
– Нужны, – грохнул он. – Маше на всякие мелочи, на проезд. Она – гордая девочка, как из дома сбежала, работать устроилась, от меня деньги не принимала. Но ее обокрали ведь. Сейчас примет помощь. Мне нужно с ней отношения наладить, расклеилось у нас.
– Я буду давать ей деньги. Сами же знаете, не нуждаюсь, – терпеливо объяснил я, прижав смартфон к уху.
Вроде бы и правильно было бы, переведи Иван Денисович деньги на свою дочь, но… нет. Сам дам сколько надо.
– И… у меня еще просьба. Знаю, что договаривались на пару дней, пока Маша подлечится, но можешь дочку у себя оставить, пока я не вернусь? Не хочу, чтобы она снимала квартиру или комнату непонятно с кем. Ты ее пока у себя задержи, а я как вернусь, домой заберу. Хватит с дочки самостоятельной жизни, поигралась и будет.
Значит, не для меня одного Маша – маленькая девочка?
Я улыбнулся, а затем с усилием стер улыбку с лица. Уверен был, что девушка выздоровеет, съедет, и видеться мы будем на Днях Рождения ее отца. Так было бы спокойнее, очень уж девчонка сумасбродная. Даже в домашней атмосфере, даже в болезни это видно – ее хитрый блеск в глазах.
А мне этого всего не нужно.
Но почему-то я рад, что Маша останется, оттого и тянет улыбнуться.
– Задержу. Сколько вы будете в Москве?
– Не меньше месяца, – хмуро ответил Иван Денисович. – Очередное звание, как я думал, но меня снова хотят перевести. Только теперь в столицу. Отказывать нельзя, но и Машу сюда не затащить. Время мне нужно.
– Я дам вам его.
– Береги ее. Машка моя хоть и шебутная, но очень хрупкая, уязвимая. Тяжело ей пришлось, – странно вздохнул Иван Денисович, и я насторожился. Но любопытство было бы лишним. – Пусть хоть позвонит мне.
– Я передам. Сейчас она собирается, в университет ее отвезу, – отлепился от стены, у которой уже минут тридцать жду, пока Маша оденется.
Вот как можно так долго собираться?! Нет, понятно, когда взрослые женщины перед важными событиями марафет наводят, наряды выбирают. Но молодой девчонке это зачем? Тем более, в универ. Джинсы, свитер, ботинки. Волосы в косу, и погнали.
Смутное недовольство и раздражение закрались. Сейчас выйдет раскрашенная как индеец, выряженная в мини, с голыми ногами – как принято сейчас у молодых девчонок. И высказать ей за это я не смогу, права нет.
Но я ошибся. Маша появилась в коридоре. Одета – да, в платье. В шерстяное, длинное, цвета кофе с молоком. На талии тонкий пояс. На лице нет боевого раскраса – тушь и блеск для губ.
Вишневый.
Черт, только мыслей о губах девчонки мне не хватало!
– Ты долго. Чем занималась? – рыкнул, разозлившись сам на себя, и достал ее пальто.
– Собиралась, – спокойно ответила Маша, и хитро стрельнула в меня глазами: – А еще очень долго восхищалась тем, как ты красиво разложил мое нижнее белье. Понравились комплектики?
Вот зараза мелкая.
И взбесила, и развеселила.
Не говорить же ей, что к нам с братом приходит Анна Валентиновна – бодрая старушка, которая рада прибавке к пенсии. Она убирается, я – щедро плачу ей за это, гораздо больше, чем берут в клининговых службах. И именно она и привела гардероб Маши в порядок.
Но признаваться в этом? Нет уж! Хочет шутить на такую тему – пожалуйста.
– Очень понравились, Маш, – усмехнулся я, глядя на ее порозовевшие щеки.
Ага, думала меня смутить? Взрослого мужика?
– Могу на память подарить, раз так понравились.
– А сама в чем ходить будешь? – подмигнул ей, и накинул на себя пальто.
Маша покраснела еще больше.
– Сама? Без белья обойдусь. Ты же не против? – голос ее дрогнул.
Я и сам вздрогнул. Это всего лишь глупые шутки, но стоит представить, что эта девушка будет ходить в моем доме, мимо меня, совсем рядом, а под одеждой – ничего… чер-р-р-рт!
– Ходи, Маша. Мой младший брат обрадуется, поверь. Ему только восемнадцать стукнуло, хороший подарок ему сделаешь.
Девчонка сдалась.
Прикусила губу, и глаза опустила. Не для нее все эти разговоры о том, что ниже пояса. Не доросла пока.
Вот и хорошо, вот и правильно.
– Ладно, поехали, Маш. И заканчивай со своими «приколами», – использовал слово, которое терпеть не могу. – Я же не твой пацан-одногруппник, меня не пронять. Сама в проигрыше будешь.
Думал, это приведет девушку в чувство. Я привык к обалдую-брату, у которого гормоны бушуют. Что у него, что у Маши, что у всех остальных повзрослевших детей одна цель в жизни – показать, что они уже взрослые, и настоящих взрослых довести до ручки. И если от других это терпеть легко и даже забавно, то от Маши – нет.
Силком заставил себя прекратить мысленно раздевать эту девчонку, и завел машину.
А затем поймал взгляд Маши, в котором прочитал откровенный вызов.
И вызов этот был мне.
– Хорошо, больше никаких приколов. Обещаю, – мило улыбнулась она, и отвернулась к окну.
***
Антон высадил меня на парковке, даже дверь передо мной открыл.
Лестно. Взрослый, красивый, и я рядом с ним.
Странно, я ведь на мужчин старше двадцати пяти никогда не смотрела. Даже на красавчиков. Девчонки млели от всяких певцов, актеров, а для меня все они как динозавры. Знакомилась со взрослыми парнями своих подруг, и морщилась – все разговоры про коллег, про работу, про то, кто и кого пытается подсидеть. Про зарплаты, которые в нашей стране фиговые.
Ну нафиг, скучно и невкусно.
Потому, какого бы красавчика я ни видела из взрослых, сразу стопорила себя. Разные поколения, разные увлечения. Ни к чему это. Сама когда-нибудь выйду на офисную работу, и стану такой, вот тогда и мужчины у меня будут постарше.
А сейчас – время веселиться, и забыть о том, что случилось со мной.
Но почему-то на Антона мне понравилось смотреть. Разговаривать с ним, шутить. Представлять кое-что запретное. Знаю, что ничего не будет – я ему не зашла, да и папу удар бы хватил, узнай он о чем я иногда думаю.
Но пошутить-то мне можно? Пофантазировать, пофлиртовать?
Можно! И отказывать себе я не стану.
– Ты чего, мелкая? – встревожился Антон, который решил проводить меня до входа в универ. – Погрустнела так. Снова плохо себя чувствуешь? Зря я тебя вытащил. Вчера еще валялась в бреду, не отошла еще. Разворачиваемся, и домой.
– Нет-нет, – покачала я головой, и заставила себя улыбнуться – не буду вспоминать о прошлом, о том, что заставило меня уносить ноги из Тюмени. – Я в норме, всегда так болею. Прелесть молодого организма. Три дня умираю, на четвертый, как там говорил тот боровичок? Летаю стрекозой и скачу козой. Так что поскакала я универ.
– Если будут проблемы – звони. И в обиду себя не давай, – нахмурился мужчина.
Не давай в обиду… будто я из робкого десятка. Да и универ – не школа, здесь мы все – взрослые. Никто не развлекается травлей на новеньких. Надеюсь.
Я в ответ улыбнулась, и вошла в здание. Студенческого у меня пока нет, зато справка есть, которую я и предъявила охраннику на входе.
Мне давали пароль для доступа на портал, где и расписание, и всякие методички, но записан он в мой блокнот, который лежит непонятно где. Потому я потопала к стенду с распечатанным расписанием, и начала искать свое.
Так, где тут у нас триста двенадцатая группа?
– Привет, красивая, – услышала я, а затем мне на плечо опустилась тяжесть.
Реальная тяжесть – чья-то наглая и тяжелая лапища.
– Привет и тебе, «нормальный, но не в моем вкусе», – передразнила я это его «красивая». – Руку-то убери. Я не на фитнес пришла, а на учебу.
– А я тебя на улице еще заметил, – оскалился парень, оказавшийся высоким, мускулистым блондином. – Я Женя. Ты из какой группы?
Я оглядела парня, и покачала головой. Ну и мутант. Непонятно, студент или препод. Хотя, препод бы не стал вести себя как придурок, как мне кажется.
– Триста двенадцать. Маша.
– Я из триста тринадцатой, у нас потоковая сейчас, в другом корпусе. Переход через второй этаж, идем, – этот жизнерадостный потащил меня на второй этаж так быстро, что я начала задыхаться – болезнь отступила, но пока не прошла. Потому этот быстрый подъем дался мне тяжеловато.
– Запоминай дорогу, у нас не универ, а лабиринт. Проектировали юмористы, руки бы им поотрывать. Ты новенькая? Посреди года-то чего перевелась?
– Переехать пришлось, – ответила я дружелюбно, хотя хотелось вырвать ладонь из его руки – слишком многое себе позволяет этот парень. И слишком много болтает.
Хотя, мои прежние однокурсники были такими же – шумными, наглыми, бесцеремонными и веселыми. Да и я сама такой была до определенного момента. И притворяться до сих пор не разучилась.
Мне нужны друзья, нужно влиться, в потому улыбаемся, и машем.
Мы вошли в римскую аудиторию, набитую народом. Чуть душно, пахнет смесью женских и мужских парфюмов. Кто-то уткнулся в телефон, кто-то смеется в компании. С виду – нормальные ребята.
– Хэй, народ, у нас новенькая. Маша, – заорал Женя, и почти все взглянули на нас. Хотя некоторым было по барабану – как сидели в наушниках, так и продолжили. – Не повод ли это нам всем гульнуть?
– Тебе лишь бы повод найти, – звонко рассмеялась девушка с морковно-рыжими волосами, и не спеша приблизилась к нам. – Я Инга.
– Так давно же не отжигали. Завалимся в клубешник, встретим новенькую, как умеем. Так что вы?
Я стояла, и хлопала глазами, наблюдая за тем, как многие соглашаются.
Что за сумасшедший дом?
И лишь когда прозвенел звонок, и Инга потянула меня к третьей парте у окна, я поняла – им и правда лишь бы повод найти погулять и оторваться. Даже если я сама не явлюсь на вечеринку в честь меня, если заявлю об этом – ничего не изменится.
– Пойдешь сегодня с нами? – толкнула меня Инга. – Мы давно планировали собраться, у нас только пара ребят из семейных никуда не ходят, остальные любят погулять. Познакомишься со всеми, вольешься. Мы своих всегда и горячо встречаем, и горячо провожаем. Вон у нас двоих парней отчислили, а затем в армию забрили, мы так гудели, что потом чуть остальных не повыгоняли. Кстати, ребята у нас нормальные, хотя гаденыши тоже есть, но куда без них.
– Без гаденышей никуда, – рассмеялась я. – Пойду, конечно.
– Давай свой номер, добавлю тебя в наши чаты, – обрадовалась рыженькая. – Завтра нам к обеду, можно тусить всю ночь с чистой совестью.