Eva Garcia Sáenz de Urturi
Los señores del tiempo
* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Eva Garcia Sáenz de Urturi, 2018
© Петухова Е.В., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2024
1. Дворец Вилья-Сусо
Унаи
Сентябрь 2019 года
Я мог бы начать эту историю с рассказа о трупе, обнаруженном при загадочных обстоятельствах во дворце Вилья-Сусо[1]: одного из богатейших людей страны, владельца империи недорогой одежды нашли отравленным кантáридой – легендарной средневековой «Виагрой».
Однако я не стану этого делать.
Лучше изложу по порядку события того вечера, когда мы отправились на таинственную презентацию «Повелителей времени» – книги, о которой только и говорили вокруг.
Все мы оказались в плену у этого исторического романа – и, признаюсь, я в первую очередь. Он не отпускал уже с самого начала, словно магнит или невидимая рука, которая схватила за горло и тянет в свой жестокий средневековый мир, а ты не испытываешь желания сопротивляться. Не книга, а бумажная ловушка, словесная западня, откуда нет выхода.
Мой брат Герман, мое альтер эго Эстибалис, друзья – все говорили только об одном. Многие проглотили четыреста семьдесят страниц залпом, всего за три вечера. Другие, наоборот, растягивали удовольствие, цедя роман по капле, словно яд, пытаясь подольше задержаться в 1192 году от Рождества Христова. Погружение было настолько полным, что порой, когда в утренние часы мы с Альбой возились под простынями в беспорядочном переплетении бедер и языков, я называл ее «моя госпожа».
Дополнительную загадку составляла личность неуловимого автора.
Книга разлетелась с полок магазинов за полторы недели, однако его фотография не мелькала ни на обложке, ни в одной из газет. Он не раздавал интервью, не вел страницы в социальных сетях. У него даже не было сайта. Либо этот человек являлся отшельником, либо жил в устаревшем аналоговом мире.
Высказывались предположения, что вынесенное на обложку имя – Диего Вейлас – это псевдоним, отсылка к рассказчику и главному герою романа, неотразимому графу Дьяго Веле. Откуда нам было знать… В то время истина еще не расправила свои капризные крылья над мощеными улицами Средневекового квартала.
* * *
Вечернее небо уже окрасилось в цвет сепии, когда я с Дебой на плечах пересек площадь Мачете. Я был уверен, что малышка (которая в два года считала себя взрослой) не помешает на презентации книги. К тому же мы привлекли дополнительные силы в лице дедушки, хотя дело происходило в канун Дня святого Андреса, покровителя Вильяверде.
Дед появился на пороге со словами: «Я пригляжу за малóй, сынок». Нам с Альбой действительно не мешало расслабиться. Вот уже две недели мы в поте лица работали над делом о пропаже двух сестер, которые исчезли при весьма загадочных обстоятельствах.
Мы мечтали о том, как через пару часов наконец выдохнем после четырнадцати бесплодных дней расследования и рухнем под одеяло, чтобы собраться с силами перед субботой, которая обещала быть такой же безрезультатной.
К делу подошли со всем тщанием: провели обыски с участием волонтеров и собак, получили судебный ордер на прослушку мобильных телефонов родственников и друзей, просмотрели записи с камер видеонаблюдения по всей провинции, а группа криминалистов досконально проверила транспортные средства семьи. Мы опросили всех, кто контактировал с девочками семнадцати и двенадцати лет за их недолгую жизнь, однако ничего не достигли.
* * *
Они растворились в воздухе.
К тому же их было двое, что вдвойне усугубляло драму, как и давление, которое комиссар Медина оказывал на Альбу.
* * *
В ожидании начала презентации под тусклым светом уличных фонарей выстроилась километровая очередь.
Мероприятие совпало с традиционной средневековой ярмаркой, проводимой в сентябре. Над мощеной площадью плыли ароматы кукурузных початков и пирогов со шкварками[2]. Акробат в зеленом бархате жонглировал тремя красными мячами, мужчина с бычьей шеей засовывал себе в рот голову удава-альбиноса, а яростные скрипки наигрывали тему из «Игры престолов».
Площадь, на которой в старину располагался городской рынок, выглядела оживленной, как никогда. Очередь из читателей терялась за Арками правосудия[3], утопая в многоголосии торговцев керамикой и лавандовым маслом.
Я приметил Эстибалис, мою напарницу по отделу уголовного розыска, в компании с матерью Альбы, которая буквально удочерила ее при первой встрече и с тех пор приглашала на все наши семейные мероприятия.
Моя теща, Ньевес Диас де Сальватьерра, некогда юная звездочка испанского кинематографа 1950-х годов, теперь вышла на пенсию и обрела желанный покой среди виноградников Лагуардии, управляя отелем в старинном замке у подножия Сьерры-де-Толоньо. Горный хребет получил название в честь кельтского бога Тулонио, к которому я обращал молитвы всякий раз, когда мир летел в тартарары.
– Унаи! – воскликнула Эстибалис, вскинув руку. – Сюда!
Мы с Альбой и дедом направились в их сторону. Деба обслюнявила щеку своей тети Эсти в звучном поцелуе, и наша компания наконец вошла во дворец Вилья-Сусо – каменное здание эпохи Возрождения, на протяжении пяти столетий господствующее на самой высокой точке города.
– Похоже, вся семья в сборе. – Я вытянул руку с мобильником к небу, которое уже окрасилось в глубокий цвет индиго. – Посмотрите в камеру.
Четыре поколения семейств Диас де Сальватьерра и Лопес де Айяла улыбнулись для группового селфи.
– Полагаю, презентация состоится в зале Мартина де Салинаса[4] на втором этаже, – сказала Альба, шагая впереди. – Скоро загадка решится сама собой, да?
– Что ты имеешь в виду? – спросил я.
– Таинственную личность автора. Сегодня мы наконец узнаем, кто это, – ответила она, переплетая свои пальцы с моими. – Вот бы все тайны, с которыми мы имеем дело на работе, были такими простыми…
– Кстати, о тайнах, – вмешалась Эстибалис, слегка подтолкнув Альбу локтем перед входом в зал. – Не наступи на Замурованную. По словам охранников, она появляется ночью в пустынных коридорах возле туалетов и жутко стонет. Говорят, это самые непопулярные уборные в городе.
Альба отпрыгнула в сторону. Увлекаемая толпой, она случайно наступила на стеклянную панель в полу, сквозь которую виднелась надгробная плита – место захоронения останков средневековой женщины, как гласила табличка на стене[5].
– Не говори о призраках и скелетах при Дебе, – подмигнула Альба, понизив голос. – Не хочу, чтобы дочка возилась без сна. Сегодня она должна спать как убитая. Ее матери срочно нужен отдых.
На лице у дедушки появилась характерная полуулыбка столетнего человека, который за долгую жизнь прекрасно научился читать людей.
– Как будто малышку напугаешь горсткой неупокоенных костей…
Готов поклясться, что в его грубоватом голосе прозвучала горделивая нотка. Дед и правда понимал Дебу лучше всех. Между ними существовала немудреная, но эффективная связь, исключающая остальных: ее мать, бабушку Ньевес, дядю Германа, тетю Эсти и даже меня. Дебе и ее прадедушке хватало одного взгляда или пожатия плеч. Мы недоумевали, как он умудряется лучше всех понимать оттенки ее плача или причины, по которым она отказывалась надевать резиновые сапоги, даже когда это было абсолютно необходимо, или значение загадочных каракулей, которые Деба рисовала где придется.
Наконец мы попали в переполненный зал, хотя пришлось довольствоваться местами в предпоследнем ряду. Посадив Дебу на колени, дедушка позволил ей надеть свой берет, что лишь подчеркивало их сходство – малышка превратилась в его миниатюрную копию.
Пока дед развлекал мою дочь, я попытался на мгновение выкинуть из головы рабочие неурядицы и обвел взглядом тесное помещение с каменными стенами и толстыми деревянными балками на потолке. Бо́льшую часть стены позади длинного стола с тремя непочатыми бутылками воды и тремя пустыми стульями занимал выцветший гобелен с изображением Троянского коня.
Никто из спикеров еще не появился. Я посмотрел на экран мобильника: презентация книги задерживалась почти на сорок пять минут. Мужчина справа от меня, державший на коленях экземпляр романа, нетерпеливо ерзал на стуле. И не он один. Во взгляде Альбы читалось: «Если это затянется, придется отнести Дебу домой».
Я кивнул и погладил ее по руке, ответным взглядом обещая провести ночь вместе, несмотря ни на что.
Какое счастье не прятаться на публике! Какое счастье, что нас теперь трое! Как прекрасна жизнь, когда все не летит к чертям… А моя жизнь вот уже два долгих года, со дня рождения Дебы, представляла собой счастливую череду семейных дел. И мне нравилось проводить ничем не омраченные дни с моими дамами…
В этот момент мимо прошел толстый потный мужчина, в котором я узнал владельца издательства «Малатрама». Мы познакомились несколькими годами ранее во время «Дела о водных ритуалах». Он опубликовал работу одной из жертв, Аннабель Ли, художницы-комиксистки, которая к тому же была первой любовью всех парней из моей тусовки. Я был рад увидеть его снова. Следом шагал мужчина с густой остроконечной бородкой. Возможно, наш неуловимый автор? По залу пронесся вздох облегчения, казалось, прощавший почти часовую задержку.
– Наконец-то, – вполголоса заметила сидевшая рядом Эсти. – Еще пять минут, и пришлось бы вызывать группу охраны общественного порядка.
– Не шути так. – Я бросил на нее предостерегающий взгляд. – Нам и без того хватило цирка за последние две недели из-за пропавших девочек.
Эсти наклонилась ближе, заслонив мне обзор своей огненно-рыжей шевелюрой, и прошептала:
– Я тысячу раз говорила, они скоро вернутся домой к маме с папой.
– Пусть добрые феи тебя услышат и мы наконец-то выспимся, – ответил я, подавляя зевок.
К счастью, моя способность говорить почти полностью восстановилась после афазии Брока, которую я перенес в 2016 году. Три года интенсивных занятий у логопеда вернули меня в ряды красноречивых следователей, и, если не считать временных провалов из-за переутомления, стресса или недосыпа, мои ораторские способности вновь были на высоте.
– Раз-два, раз-два… – прострекотал в микрофон издатель. – Меня хорошо слышно?
Присутствующие дружно кивнули.
– Прошу прощения за задержку. – Он пригладил густую курчавую бороду дрожащей рукой. – Вынужден сообщить, что автор не сможет сегодня к нам присоединиться.
Реакция не заставила себя ждать, и некоторые из гостей покинули зал, выражая недовольство. Издатель с отчаянием посмотрел вслед первым дезертирам.
– Поверьте, мне понятно ваше разочарование. Это определенно не входило в план. Однако я не хочу портить вечер тем, кто ждал появления автора, поэтому позвольте представить Андреса Мадариагу, доктора исторических наук. Он входит в команду археологов из Фонда собора Санта-Мария, которые несколько лет назад проводили раскопки в считаных метрах отсюда, на холме Вилья-де-Сусо[6] и в катакомбах Старого собора. Он надеялся поддержать нашего дорогого автора и объяснить гостям невероятные параллели между Средневековым кварталом, каким мы его знаем теперь, и Викторией[7] двенадцатого века, описанной в романе.
– Верно, – сказал археолог, прочистив горло. – Книга поразительно точна, словно автор действительно ходил по этим самым улицам почти тысячу лет назад. Прямо здесь, рядом с древним входом во дворец, на месте лестницы Сан-Бартоломе в Средние века находились Южные ворота – один из проходов в окруженный стеной город…
– Он тоже не в курсе, – прошептала Альба мне на ухо, мочка которого вспыхнула от прикосновения ее губ.
– Ты о чем? – пробормотал я.
– Издатель тоже не знает, кто автор. Он ни разу не назвал его имени и не использовал псевдоним Диего Вейлас. Он понятия не имеет, о ком идет речь.
– Или ждет появления автора и не хочет раскрывать интригу раньше времени.
Альба посмотрела на меня, как на маленького ребенка. Мои слова ее не убедили.
– Готова поклясться, что он в таком же неведении, как и все мы.
Археолог тем временем продолжал:
– Не знаю, в курсе ли вы, но мы находимся рядом с первоначальной крепостной стеной, построенной еще до основания города. Вот, видите? – Он указал на каменную стену справа от себя. – Благодаря радиоуглеродному датированию мы знаем, что она существовала уже в конце одиннадцатого века, за сто лет до того, как считали ранее. Это означает, что мы сидим именно там, где происходит действие романа. Фактически один из персонажей книги умирает неподалеку от места пролегания стены. Многим из вас, вероятно, интересно, что собой представляет кантарида, она же шпанская мушка или жук-нарывник. В романе вещество описано как коричневый порошок, который в качестве афродизиака подсыпают нашему несчастному герою. Так и есть. Вернее, – поправился археолог, – это недалеко от истины.
Он поднял голову и, убедившись, что мы все внимательно слушаем, удовлетворенно продолжил:
– В Средние века кантарида служила главным образом аналогом современной «Виагры». Порошок готовили из блестящего зеленого панциря маленького жука, весьма распространенного в Африке. Это был единственный действенный афродизиак, способный поддерживать эрекцию, поскольку очень эффективно расширяет кровеносные сосуды. Однако он вышел из употребления, потому что, как говорит Парацельс, «только доза отличает яд от лекарства». Два грамма шпанской мушки убили бы даже самого здорового человека в этом зале. Ее перестали использовать в семнадцатом веке, после того как во Франции во время оргий так называемые «леденцы Ришелье» отправили на тот свет половину королевского двора. Не говоря уже о том, что маркиза де Сада обвинили в убийстве нескольких наивных дам, которых он угостил этим лакомством.
Я окинул взглядом зал. Все, кто присутствовал на импровизированной беседе археолога, с интересом слушали средневековые байки. Деба в беретке деда спала, уютно устроившись в руках столетнего гиганта. Ньевес внимательно следила за рассказом, Альба поглаживала меня по бедру, а Эсти рассеянно смотрела на потолочные балки. Короче говоря, все шло хорошо.
Сорок минут спустя издатель надел на кончик своего огромного носа видавшие виды очки-половинки и объявил:
– В завершение нашей встречи я хотел бы зачитать первые абзацы «Повелителей времени»:
Меня зовут Дьяго Вела – граф дон Дьяго Вела, если угодно. События, описанные мною в этой хронике, берут начало в тот день, когда после двухлетнего отсутствия я возвратился в старинную деревушку Гастейс, известную также под языческим названием Гастель-Хайтс, «замок на скале».
Мой обратный путь пролегал через Аквитанию. Миновав Северную Наварру…
Внезапно дверь у меня за спиной распахнулась. Я с любопытством обернулся и увидел седовласого мужчину лет пятидесяти, который ковылял, опираясь на костыль.
– Есть тут врач? – крикнул он. – Во дворце больше никого, а нужен врач!
Мы с Альбой и Эсти, словно троица телепатов, дружно вскочили на ноги и подошли к мужчине, чтобы его успокоить.
– Вам нехорошо? – как всегда деловито спросила Альба. – Мы вызовем «скорую», но сначала расскажите, что с вами случилось.
– Не со мной. Это для человека, которого я нашел внизу, в туалете.
– Что с ним произошло? – поторопил я, доставая мобильник.
– Он лежит на полу. Из-за костыля мне трудно было присесть и проверить, жив ли он, но клянусь, он не двигается. Так что либо он без сознания, либо мертв, – заключил мужчина. – Вообще-то, мне кажется, я его узнал. Думаю, это…
– Не беспокойтесь. Мы обо всем позаботимся, – вмешалась Эстибалис, в очередной раз демонстрируя свое легендарное нетерпение.
Притихший зал внимательно смотрел на нас. Должно быть, издатель прервал чтение. Не знаю. Я бросил взгляд на деда, и тот без слов дал понять, что отнесет Дебу домой и уложит в постель.
Мы с Эсти побежали к лестнице, ведущей вниз, в спешке наступив на стеклянную панель над останками замурованной женщины. Я не придал этому значения. Первым влетев в туалет, обнаружил на полу крупного и хорошо одетого мужчину. Он лежал неподвижно, на его лице застыло выражение такой сильной муки, что мне тоже стало больно.
Туалет выглядел стерильно белым и безупречным. Дверцы кабинок украшал фотоколлаж с изображением крыш и четырех башен Витории.
Я достал из кармана телефон, включил фонарик и поднес почти вплотную к лицу мужчины. Ничего. Зрачки не реагировали.
– Проклятье… – выдохнул я, прижав пальцы к его сонной артерии. – Зрачки не сужаются, Эсти. Пульса тоже нет. Он мертв. Ничего не трогай. Сообщи заместителю комиссара, пусть уведомит о происшествии.
Моя напарница кивнула и уже начала набирать номер Альбы, когда я ее остановил.
– Пахнет тухлыми яйцами, – сказал я, принюхиваясь. – Покойник пользовался дорогим одеколоном, но даже он не в состоянии замаскировать ужасную вонь.
– Мы в мужском туалете. Чего ты ждал?
– Я о другом. Пахнет бомбами-вонючками, какие продавались в магазине праздничных аксессуаров, когда мы были детьми. Помнишь? Они лежали в коробках с силуэтом китайца.
Мы переглянулись. На сей раз речь шла не о детских забавах.
– Хочешь сказать, этого мужчину отравили? – спросила Эсти.
Я не знал, с чем мы столкнулись: с естественной смертью или отравлением. Но поскольку я человек осмотрительный и не люблю сожалеть о том, что чего-то не сделал, опустился на колено из уважения к покойнику и прошептал свое заклинание:
– Здесь кончается твоя охота и начинается моя.
Затем внимательно оглядел его и перешел к практическим вопросам:
– Думаю, наш свидетель прав. Хотя фотографий не так много, у погибшего весьма своеобразное телосложение, и я всегда подозревал… Думаю, это случай арахнидизма.
– Выражайся по-человечески, Кракен.
– Он страдает – точнее, страдал – синдромом Марфана. Длинные конечности, глаза навыкате… Посмотри на его пальцы. На рост. Если это тот, о ком я думаю, здесь разверзнется ад. Побудь с телом. Я попрошу Альбу закрыть выходы из здания и никого не выпускать. Нам необходимо допросить двести человек. Если он умер недавно, убийца все еще находится во дворце.
2. Северные ворота
Дьяго Вела
Зима, 1192 год от Рождества Христова
Меня зовут Дьяго Вела – граф дон Дьяго Вела, если угодно. События, описанные мною в этой хронике, берут начало в тот день, когда после двухлетнего отсутствия я возвратился в старинную деревушку Гастейс, известную также под языческим названием Гастель-Хайтс, «замок на скале».
Мой обратный путь пролегал через Аквитанию. Миновав Северную Наварру, я свернул с дороги, ведущей в Туделу[8], не желая до поры до времени давать отчет старому королю Санчо[9]. Я передал его дочь Беренгарию будущему супругу, безжалостному Ричарду Львиное Сердце, который получил свое прозвище отнюдь не за благородство характера, смею вас заверить. Однако сейчас меня куда больше заботило то, что находилось за городской стеной, уже показавшейся вдали.
Ночь была ненастная, и только плащ из меха горной кошки не позволил мне промерзнуть до костей.
Скоро я увижу Оннеку…
Мой измученный конь с трудом взобрался по крутому склону, ведущему к Северным воротам, закрывавшим въезд в Вилью-де-Сусо со стороны дороги на Арриагу. Защитные рвы остались позади, однако меня не покидала тревожная уверенность в том, что на протяжении трех лун за мной следует всадник – еще один повод пришпорить коня и наконец оказаться в безопасности за городской стеной. Уже стемнело, и ветер обещал вскоре принести первые снега суровой зимы. Не слишком подходящий момент для прибытия в Викторию. Ворота Вильи-де-Сусо по вечерам закрывали сразу после наступления комендантского часа. С меня наверняка потребуют объяснений, но я отчаянно хотел как можно скорее попасть домой…
Ночь выдалась безлунная, поэтому я ехал с факелом в руке. Слева проступили очертания старого кладбища церкви Санта-Мария; был базарный день, и на могилах лежали рыбьи кости. Рыскающие поблизости ночные существа скрылись, почуяв мое присутствие.
– Кого принесло в такой час? Не видите, что ворота закрыты? Нам здесь бродяги не нужны! – крикнул со стены дозорный.
– Вы называете бродягой своего господина дона Велу? – Я поднял голову и возвысил голос: – Иньиго, верно? Единственный сын Нуньо-скорняка?
– Сеньор дон Вела умер.
– Кто так утверждает?
– Все. А кто вы, чтобы это отрицать?
– Покойный. Моя сестра, донна Лира, дома?
– Должно быть, она во дворе кузницы. Мой брат держит для нее факел. Полагаю, донна Лира отказалась присутствовать на церемонии помолвки. Я схожу за ней, но клянусь, если это ловушка для моей госпожи…
«Какая еще помолвка?» – в недоумении подумал я.
– Не клянитесь, Иньиго, не то взыщу с вас плату за богохульство. Хотите сделать меня богаче? – Я рассмеялся.
– Если б ваш убитый горем и горячо любимый брат Нагорно не объявил о вашей смерти, я мог бы ручаться, что говорю со своим господином: вы такой же высокий и крепкий, каким был он…
Вот и объяснение: Нагорно. Как всегда. Вездесущий Нагорно.
– Умоляю, ступай и разыщи мою сестру, – прервал я его, – не то у меня яйца отвалятся.
Пока он отсутствовал, я спешился и размял закоченевшие члены. Скоро ли пойдет снег? Виктория страдала от сурового климата, и шкуры у горожан были крепкими, словно дубленая кожа.
Я редко так жаждал оказаться у очага, как в ту ночь.
А Оннека… возможно, спит?
«Значит, еще несколько часов, – сказал я себе. – Терпение, Дьяго. Всему свое время». Я исполнил долг, теперь пора вернуться к нормальной жизни.
Вскоре возвратился дозорный.
– Донна Лира велела открыть ворота и не сомневаться, что вы живы, мой… господин. Вы найдете ее в патио кузницы.
Наконец оставив ненастье позади, я в последний раз оглянулся на пустые безмолвные земли.
– Иньиго, если ночью или на рассвете кто-то еще попросится войти, не открывайте и предупредите меня, – приказал я парню. – То же самое передайте дозорным у Южных и Оружейных ворот.
Кивнув, он побежал известить стражу на соседних входах в Вилью-де-Сусо. Верхом на коне я обогнул кладбище и направился к дому моей семьи на Руа-де-ла-Астерия.
Фамильное гнездо нашего рода, Вела, располагалось на северном склоне холма вот уже пять веков – дольше, чем существовало название Гастейс.
Наша кузница выстояла под натиском столетий, несмотря на то что двести лет назад сгорела практически дотла во время набега проклятых сарацин. Однако мы ее восстановили, укрепили стены, заменили бревна, и жизнь потекла своим чередом.
Для моей семьи жизнь всегда текла своим чередом, наперекор времени. Мы построили первые городские стены, чтобы прикрыть тылы. На их возведение потребовалось девяносто человек и почти десять лет. Деревня тем временем разрасталась: по четвергам рынок напротив нашей кузницы привлекал купцов, крестьян и батраков из соседних селений. Затем появилась церковь Санта-Мария, также примыкающая к крепостной стене.
С наступлением комендантского часа в городе на всю ночь воцарялась тишина. В черном небе мелькали белые перья и редкие хлопья первого снега, еще не укрывшего черепичные кровли. Я вошел во двор кузни в поисках сестры.
Маленький дворик тускло освещали несколько факелов, вставленных в колонны, однако я издали угадал ее фигуру. Лира часто упражнялась с оружием в попытке восполнить немощь своего хрупкого тела изогнутым лезвием скрамасакса. Правда, сегодня вечером она швыряла в соломенное чучело пару боевых топоров, подражая скандинавам. Как странно… Возможно ли, что мой верный Гуннар…
Ощутив укол сожаления из-за двух лет, проведенных в разлуке, я спешился, подошел сзади и крепко обнял ее.
– Дорогая сестра, мне так недоставало твоих… – только и успел промолвить я.
В следующее мгновение на меня обрушились удары клювом, когти вырвали с головы несколько пучков волос. Свирепая бестия появилась буквально ниоткуда – точнее, с крыши патио.
– Мунио, прекрати, умоляю! Ты меня позоришь! – крикнул голос, не принадлежащий моей сестре.
Девушка, которую я обнял, не была Лирой, хотя обладала похожим телосложением и таким же маленьким ростом. Других различий я обнаружить не успел, пытаясь помешать адской птице выклевать мне глаза.
Затем девушка издала несвойственный ее полу свист, и огромная белая сова опустилась на протянутую руку, напоследок бросив в мою сторону предупреждающее шипение.
– Простите его, сир! – взмолилась незнакомка.
Очевидно, она была не из местных, потому что незамужние женщины в Виктории стригли волосы коротко, оставляя только две длинные пряди возле ушей. При этом девушка не носила току[10], как замужние дамы. Это меня порядком заинтриговало. Густые темно-русые локоны, ниспадающие ей на плечи, были нечастым явлением в наших краях.
– Мунио рос вместе со мной, с тех пор как мы родились, и очень ко мне привязан. Такое случается с некоторыми домашними птицами. Он считает меня своей женой и ревнует ко всем мужчинам, – объяснила она извиняющимся тоном.
– Как вас зовут, сеньора?
– Я Аликс, ковщица.
– Ковщица? Когда я уезжал, главным ковщиком был Анхевин де Сальседо.
– Это мой покойный отец, сир. Мои старшие братья тоже умерли от золотухи, поэтому я вернулась из монастыря Лейре[11]. Отец отправил меня туда несколько лет назад, хотя я любила кузницу. По моим венам течет расплавленное железо.
– Значит, в каком-то смысле вы монахиня-воительница, – с улыбкой сказал я, глядя на боевой топор.
– Я была послушницей, однако приходилось защищать монастырь от злодеев, которые выдавали себя за паломников, следующих по Пути Сантьяго.
– Ее сюда привез я, мой дорогой кузен, – раздался из темноты звучный голос. – Лира попросила меня вернуть Аликс домой, после того как ее братья умерли и некому было помогать с кузницей.
– Гуннар! Неужели?! Я думал, ты водишь паломников по Английскому пути[12]! – воскликнул я, бросившись его обнимать.
Из тени вышел смеющийся великан с белыми бровями. Он поднял меня так, словно я весил не больше воробушка, а ведь я на две головы превосходил любого человека из своего окружения. Гуннар Кольбрунсон являлся выходцем из датских земель, потомком северной ветви нашего рода, хотя многие в Виктории тайно держали пари, что в нем течет кровь гигантов, населявших местные горы на заре человечества.
– Я знал, что ты жив. Как ты мог умереть, если переживешь нас всех? – прошептал Гуннар мне на ухо дрожащим от волнения голосом.
– Кто сказал, что я умер? – спросил я второй раз за вечер.
– Задай этот вопрос своему брату. На самом деле я приехал в Викторию на помолвку Нагорно. Они уже принесли клятву, Дьяго. Нагорно вручил ей монеты[13], – осторожно сообщил он, как будто выражая мне соболезнования. – Теперь они обручены. Нагорно и отец невесты настояли на проверке ее целомудрия при свидетелях. Лира не захотела присутствовать, да и я не пошел из уважения к твоей памяти. А еще потому, что соблюдаю целибат и не хочу сегодня спать с ноющими яйцами. В общем, решай сам. Они отправились в спальню некоторое время назад.
Тут во дворе появилась моя сестра с факелом в руке и пятнами сажи на лице. На Лире был тот же кожаный кузнечный фартук, что и в день нашего расставания. На Востоке я нередко тосковал ночами по тем минутам, которые мы с ней провели в тишине у очага.
– Верно, брат, я не пойду, – сказала Лира с серьезным выражением лица.
Похоже, мои худшие опасения подтвердились. То, о чем я никогда не мог помыслить, прямо противоположное тому, на что я надеялся, направляя лошадь к Виктории…
– Где?
– Ты и сам знаешь. В доме графа де Маэсту, по кантону[14] Армерия. Во имя Лур, поклянись, что не заставишь меня пожалеть о сказанном, – потребовал Гуннар.
– Ничьи головы не полетят, если тебя это беспокоит.
– Разумеется, беспокоит. Поклянись.
– Клянусь.
– Именем Лур, – настаивал Гуннар.
Я вздохнул.
– Именем Лур. Только не ходи со мной – ты всегда защищаешь Нагорно.
– Не пойду, Дьяго. Я знаю, твое слово – закон, но не заставляй меня выбирать между тобой и Нагорно. Он спас мне жизнь в датских землях, благодаря ему я стал настоящим мужчиной. Ты знаешь, я в долгу перед ним за то, кем теперь являюсь.
«Задиристый торговец, чьему слову нельзя доверять. Вот в кого, милый Гуннар, тебя превратил мой брат». Однако я воздержался от комментариев: нет смысла возвращаться к старым спорам.
Развернувшись, я направился на Руа-де-лас-Тендериас, к дому досточтимого графа Фуртадо де Маэсту – человека, который должен был стать моим тестем.
– Аликс, иди с ним! – раздался у меня за спиной приказ Лиры. – Следи, чтобы мой брат не натворил глупостей. Я посажу Мунио в клетку.
Через пару мгновений я услышал позади легкие шаги.
– Мне не нужна нянька. Займитесь своими делами, – отрезал я, искоса глянув на девушку.
Она накинула на голову нижний край юбки в качестве капюшона, чтобы прикрыть волосы.
– В отсутствие госпожи Лиры я служу Гуннару, сир. Но поскольку вы являетесь сеньором этого города, в отсутствие Гуннара я служу вам. – Аликс показала мне боевой топор, спрятанный под накидкой, и заговорщически махнула рукой. – Если вы решите рубить головы, я буду рядом, чтобы вы не лишились своей.
Утомленный спорами и долгим путешествием из Наварры, я позволил новому оруженосцу в юбке идти следом за мной по темной мощеной улице.
Найти дом графа де Маэсту не составило труда: из окон лилось теплое сияние свечей, что резко выделяло его среди погруженных во мрак соседних жилищ.
У главного входа нас встретил мертвецки пьяный слуга, привалившийся к дверному косяку.
– Стой, кто идет? – пробормотал он.
– Ваш сеньор, граф дон Вела. – Постоянные вопросы меня уже порядком утомили.
– Граф дон Вела сейчас занят другими, гораздо более приятными делами на верхнем этаже, – выпалил слуга с той нелепой горячностью, которую Бог дарует пьяницам.
Я вскинул руку и локтем прижал его шею к двери – ровно настолько, чтобы он воспринял мои слова серьезно.
– Я Дьяго Вела, Ремиро, и если ты меня не узнаёшь, то единственно потому, что слишком пьян. Пропусти, не то расскажу графу о твоей привычке воровать его вино, – сердито прошипел я.
Втянув немного воздуха в грудь, Ремиро наконец признал меня.
– Ах да, теперь вижу… Входите, мой добрый господин. В Виктории вас очень не хватало.
– Где они? – коротко спросил я, сытый по горло закрытыми дверями.
– В спальне.
Аликс, мой верный оруженосец, с обеспокоенным видом вошла следом. По старой деревянной лестнице, скрипящей под тяжестью шагов, я поднялся в спальню, где уже бывал раньше. Дюжина гостей заслоняли кровать под балдахином.