Шестое чувство
– Ты должен ее соблазнить, Вася! Просто обязан, – шептал в ухо Еремину возбужденный Павел. – Наша последняя надежда – ее помощь. Иначе представительство закроют, а нас с тобой – расстреляют. И хорошо, если просто расстреляют. Такая удача, что у этого Иваненко есть дочь. К тому же, умница, красавица и стерва.
– Угу, – без особого энтузиазма ответил Василий. – Я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь! Она ведь, в сущности, замечательная девушка! А то, что характер подкачал – так это нам только на руку. Жениха у нее постоянного нет – тебе все карты в руки.
– Как подумаю об этом – тошно.
– А в пескоструйный аппарат тебе не тошно? – оскалился Павел. – Какие мы нежные!
– Ладно… Я попробую. Но если дело дойдет до постели…
– Должно дойти! Издали глазки строить не получится! И ты обязан стать мужчиной ее мечты.
– Ага, – еще более скептически ответил Еремин. – Надеюсь, хотя бы в средствах я не ограничен?
– Все ресурсы нашего представительства – твои. Только пошевеливайся. До вынесения меморандума осталось каких-то три дня. Всего три дня, Вася!
– Ладно. Постараюсь. Куда она денется? Только смогу ли я пересилить себя?
– В сущности, она гораздо симпатичнее, чем, скажем, Анечка из секретариата, к которой ты безуспешно клеишься второй год.
– Анечка – наш человек. А эта – дикарка!
– Ты хочешь сказать, что она не привлекательна?
– Я не могу относиться к ней так же, как к Анечке… Да и вообще, ты прекрасно понимаешь, о чем я.
– Ты намекаешь, что она шелушится?
– Ну, в общем-то, да.
– А ты ее шелушил? Или у тебя шелушение слишком развито?
– Все у меня, как у всех.
– Зато ты не как все. Ты обаятельный.
– Возможно. Пойду, приму ультразвуковой душ. А то как-то не по себе после всех твоих намеков…
* * *
Малиновый кабриолет припарковался прямо у входа в «Занзибар», под знаком «стоянка и остановка запрещена». Посетители ночного клуба, курящие на улице, с интересом разглядывали машину – и парня, который на ней приехал, конечно. Одет он был в темно-серый костюм. Пиджак – двубортный, галстук – малиновый, под цвет автомобиля, рубашка розовая.
– Что за клоун? – спросила у подруги Ксения.
– Первый раз вижу, – ответила та.
– Может, чей-то водитель?
– Машина незнакомая. Да и стрижка у него на водительскую не похожа…
Пострижен парень был, в самом деле, причудливо – блестящие черные волосы закрывали уши, лежали, казалось бы, в беспорядке – но любая девушка могла поручиться, что совсем недавно парню делали укладку. Очень уж художественным был беспорядок.
– Голубой?
– Вряд ли…
На ходу вручив швейцару ключи от автомобиля и купюру, молодой человек направился к дверям. Но, не дойдя до них каких-то двух шагов, резко повернулся, оказавшись лицом к лицу с Ксенией.
– Сражен вашей красотой, – приятным баритоном проговорил он.
Девушка фыркнула. Стоит только надеть мини-юбку – и пять таких подходов за вечер гарантированы.
– Прямо-таки наповал?
– Практически. Не разрешите ли присоединиться к вашей компании? Я чужой здесь.
Ксения пристально взглянула в глаза парня.
– Разве это наши проблемы?
– Нет. Но я надеялся, вы мне не откажете, – он выглядел совершенно спокойным. Может быть, даже отчужденным и незаинтересованным.
– Смотря в чем, дружок, смотря в чем, – усмехнулась Ксения. Этому парню, видно, палец в рот не клади. – Зовут тебя как?
– Василий.
– Хорошее имя. У меня кот – Васька.
– Вот видите! – парень доброжелательно улыбнулся.
Ксения вскинула бровь и кивнула – пойдем с нами. Василий галантно, без суеты пропустил их вперед и уверенной походкой вошел следом. По сторонам он не оглядывался, словно бы ходил в клуб каждый день. Хотя Ксения была уверена – она видит его в «Занзибаре» первый раз.
* * *
– Ты славный, Вася! – после пятого коктейля Ксения улыбалась немного чаще и шире, чем нужно, но по сравнению с Мариной, которая постоянно глупо хихикала по поводу и без, держалась просто отлично.
– Спасибо. Мне лестна ваша оценка.
Казалось бы, парень говорил высокопарно, но звучало это так естественно, что хотелось улыбнуться ему, согласиться, спросить что-то еще. А потом – взять за руку, может быть, даже прижать к себе…
– Поедем, покатаемся? – спросил Василий.
– Все вместе? – Ксения взглянула на молодого человека удивленно. Пожалуй, она слишком поспешно выразила свое недоумение, но как тут не возмутиться… Хотя, возможно, он предполагает, что они завезут Марину домой. Или что она не захочет поехать…
– Кататься! Кататься! – радостно закричала Марина. – У тебя такая классная машина! Какой марки?
– Ее собирали по спецзаказу, – широко и спокойно, без всякого оттенка хвастовства улыбнулся парень. – Это несерийная модель. Единственная в своем роде.
Марина даже слегка рот приоткрыла. Дура. Могла бы и догадаться, что ее кататься зовут только из вежливости. Ведь за столиком он не спускал глаз с Ксении. А с ее подругой говорил, только когда она сама что-то спрашивала.
Василий расплатился, оставив «на чай» неприлично большую сумму, и они не торопясь вышли на улицу. Автомобиль уже стоял у входа. Марина поспешно влезла в кабриолет – хорошо, хоть на заднее сидение. Ксения тоже не стала садиться вперед. Не хватало еще. Пусть знает – никто к нему в объятия падать не собирается. Хотя так хочется…
Автомобиль сорвался с места резко, но без пробуксовки. Хорошая резина, опытный водитель. Девушки едва не упали друг на друга. Василий, глядевший в зеркало, усмехнулся. Без ехидства – просто ему было забавно, и ничего тут обидного нет. Ксения бы сама посмеялась в таком случае. С их новым знакомым на самом деле было весело и хорошо.
– А музыка у тебя есть? – спросила Марина.
Василий кивнул, нажал на сенсор панели управления. Звук был не хуже, чем на аппаратуре «Занзибара», хотя машина мчалась по шумной улице.
– Что за группа? – поинтересовалась Ксения. – Странные песни какие-то…
– «Мельница», – ответил парень. – Я думал, ее вся столица слушает.
– В клубах такое не крутят.
– Смотря, в каких клубах.
Машина вырвалась за город неожиданно быстро – словно бы до кольцевой было километра два, а не двадцать. Марина, качавшая головой в такт музыке, уснула, привалившись к обитой кожей мягкой дверце. Василий сделал музыку тише, но выключать проигрыватель не стал.
– Куда мы едем? – поинтересовалась Ксения.
– А ты как хочешь?
– Это вопрос второй. Ты ведь куда-то меня везешь?
«Меня» а не «нас» она сказала нарочно – Василий возражать не стал. Действительно, он вез ее. С подругой.
– Куда глаза глядят. Здесь речка поблизости. Хочешь?
– На речку? – Ксения удивилась. – Ну, поехали…
Через пару километров кабриолет свернул на темную проселочную дорогу, а потом с асфальта – на грунтовку. Яркий свет фар выхватывал из темноты причудливо скорчившиеся вдоль обочины кусты. Несмотря на то, что машина практически не снизила скорости, а дорога была в ямах, почти не трясло – только мягко качало. Марина мурлыкнула во сне.
Река извивалась во тьме, как огромная змея, или призрачная дорога. От нее поднимался пар.
Василий остановил автомобиль прямо на песчаном берегу, вышел из машины, открыл дверцу Ксении. Та осторожно ступила в мягкий песок.
– Искупаемся? Вода теплая, – предложил он.
Девушка в изумлении воззрилась на нового знакомого.
– У меня и купальника нет…
– Тебя это смущает?
Ксения усмехнулась, расстегнула блузку, бросила ее на заднее сидение. Бюстгальтера на ней не оказалось.
– Может, ты все же отвернешься?
Василий смотрел на нее, не отводя глаз, но как-то странно. Без вожделения, без смущения – только с некоторым любопытством. Словно бы девушки раздевались перед ним каждый день. Может быть, он доктор? Но ведь она не на приеме…
– Да, конечно… – парень аккуратно потянул через голову рубашку, расстегнул ремень на брюках.
В воду они вошли, держась за руки. Песок быстро закончился, дно стало илистым, вязким.
– Я не хочу здесь купаться… Ногам противно, – тихо сказала девушка.
Василий подхватил ее на руки, понес вперед. Ксения подняла руки, обняла молодого человека за шею. Потом погладила по щеке, отстранила длинную прядь с уха… Его губы были так близко… Пахло от него восхитительно – чем-то свежим и притягательным. Но вместо романтического поцелуя девушку ждала большая неожиданность. Молодой человек швырнул ее в воду, а сам несколькими мощными гребками вылетел на середину реки.
Ксения была так ошарашена, что даже ничего не сказала, когда отплевывалась от пахнущей тиной речной воды. Да и что здесь говорить? Надо только догнать этого Васю и врезать ему от всей души.
Но Василий, как ни в чем не бывало, кричал с середины реки:
– Плыви сюда! Как вода, нравится?
Может быть, он сумасшедший? Или не понял, чего она от него хотела? Так ведь не мальчик уже, вроде…
Ксения не спешила на зов, и Василий приплыл сам.
– Представь, сейчас Маринка проснется? – с почти детским восторгом сказал он. – Лес, тишина, и никого…
– Ты любишь людей пугать?
– Нет, не особенно.
– Зачем тогда кинул меня в воду? – строго спросила Ксения.
– Мы дошли до глубокого места. Можно было плыть.
– А… Понятно. Не мешало бы предупредить.
– Ты разве не почувствовала, что я уже весь в воде? Извини.
Ксения вцепилась в ухо парня острыми ногтями, с силой выкрутила его:
– Никогда больше так не делай. Понял?
– Понял. Отпусти, – терпеливо попросил Василий.
– Компенсацию не хочешь? – Ксения опять придвинулась к парню вплотную.
И тогда он поцеловал ее. Так, что девушка не почувствовала под собой дна, хотя воды было только по грудь. А потом на руках вынес из воды. Правда, почему-то при этом отворачивался.
* * *
Домой ехали медленнее, чем на реку. Проснувшаяся Марина недовольно ворчала, требуя срочно заехать куда-нибудь и выпить чашечку кофе – у нее болела голова. Василий достал из кармана пиджака серебряную фляжку с коньяком, отдал девушке. Та, вроде бы, удовлетворилась предложенным напитком – коньяк не был горячим, но от головной боли помогал.
Ксения на нового друга старалась не смотреть. Тогда, в реке, он почти оттолкнул ее. Поцеловал раз, другой. И потащил к берегу. Это нормальный мужчина? Плюс ко всему, на ней почти ничего не было… И она сама так недвусмысленно к нему льнула. Надо же было так опозориться…
– Мариночка, где ты живешь? – подал голос Василий. – Мы тебя отвезем.
– На Каширском шоссе.
– Поворачиваем туда. Ты ведь не против, Ксения?
– Нет.
Ей тоже хотелось коньяка, но не хватало еще пить из фляжки в машине… Тем более, из его фляжки.
У подъезда своего дома Марина расцеловала Ксению, потом повисла на Василии, намереваясь его облобызать – явно не по-сестрински. Ксению утешило только то, что парень брезгливо отворачивался и смущенно поглядывал на нее.
– Мне в Сокольники, – бросила Ксения, пересаживаясь на переднее сидение.
Василий пристально всмотрелся в ее лицо.
– Может, поедем ко мне?
– Вот так, сразу?
– Почему нет?
– А зачем? Что мы будем там делать?
– Покажу тебе свою библиотеку, – Василий улыбнулся.
– Ты полагаешь, мне интересно разглядывать пыльные книжки?
– У меня есть джакузи.
– Намекаешь, что речную тину неплохо смыть? Или твое предложение более непристойно?
– Как тебе будет угодно. К тому же, ко мне в два раза ближе, чем в Сокольники.
– Если тебе тяжело меня отвезти, возьму такси.
– Мне бы очень этого не хотелось.
– Ладно, поехали. Но на многое не надейся.
Опять играла музыка, машина мчалась по ночному городу, словно бы не по асфальту, а по воздуху. Василий гладил колено Ксении, та тихонько мурлыкала – так нежно и бережно он это делал.
Целоваться они начали еще в подъезде. Когда оказались в просторном холле, Ксения прошептала:
– Не надо никакого джакузи.
– Нет, давай примем душ.
– Я не хочу!
– Но после речки…
Глаза девушки яростно сверкнули:
– Если ты не хочешь или не можешь, так и скажи!
– Я могу… Но надо принять душ.
– Ты намекаешь, что я грязная? От меня плохо пахнет? Или ты помешан на чистоте?
– Ты шелушишься, – жалобно прошептал Василий.
Ксения резким движением откинула прядь черных волос с уха молодого человека, застонала и влепила ему пощечину. Тот не попытался защититься.
– Скотина! – девушка хлопнула дверью, сбежала вниз по лестнице, уже на улице вызвала по телефону такси.
* * *
Василий позвонил на следующий день после полудня. Ксения нисколько не удивилась, услышав его голос, хотя телефонами они не обменивались.
– Я люблю тебя, – прошептал он в трубку. – Я влюбился вчера. В машине. У тебя такие дивные колени… Они так терпко шелушатся…
– Не мели ерунды.
– Я говорю правду. Мне все время хочется быть с тобой.
– Вчера вечером у тебя была такая возможность.
– Ты отказалась принимать душ…
Ксения скрипнула зубами.
– Что ты себе позволяешь, урод?
– Я не урод. Самый обычный жабрианец.
– Конечно, вы не считаете себя уродами. Скорее, вы суперсущества… Великие и мудрые… Только зачем тебе тогда я?
– Я уже сказал. Я тебя люблю.
– Может быть, дело вовсе и не во мне? А ты через меня подкапываешься к отцу? Он недавно говорил что-то о том, что вас пора прижать… Закрыть вашу миссию, вышвырнуть с Земли.
– Нет, мне нужна ты. Я все объясню. Лично. Можно?
– Приезжай, – сдалась Ксения. Она просто не могла противиться его голосу. – Только у меня нет ультразвукового душа.
– Думаю, теперь это неважно…
Поджидая жабрианца, Ксения то и дело выглядывала в большое окно и барабанила пальцами по подоконнику. Что с ней происходило? Она прогоняла парней за гораздо меньшие провинности. Высмеивала, унижала, третировала, если они имели глупость оставаться с ней. И уж никому не простила бы она столь бесцеремонное предложение принять душ. Что она, грязнуля, или дикарка? Правда, жабрианцы понимают под душем совсем не то, что люди… И они, в самом деле, стоят выше в развитии. Поэтому ее так и тянет к этому Василию, настоящее имя которого, наверное, и выговорить нельзя…
Обаятельность, совершенство, уверенность в себе так и сквозят в каждом его жесте. Интеллектуальный коэффициент жабрианца в полтора-два раза выше, чем у среднего человека. К тому же, они могут воздействовать на психику на уровне подсознания. За что их и хотят лишить лицензии на торговлю с землянами. Но важно ли это сейчас? Он нужен ей. И утверждает, что любит…
* * *
Василий сидел за кухонным столом и пил чай. На этот раз его роскошные волосы были собраны в хвост. Жабры отчетливо виднелись за ушами. Они были слегка покрасневшими. Еще бы – еще в прихожей он схватил руки Ксении и стал прижимать их к голове – словно бы нюхать жабрами. Лицо у него при этом было блаженное.
– Я на самом деле получил задание очаровать тебя, – признался он. – Но не смог пересилить отвращения. А потом понял, что люблю.
– Урод. У тебя хватает наглости такое говорить, – Ксения усмехнулась. – Ты просто чокнутый!
– Да, с твоей точки зрения я и правда в чем-то урод… И сумасшедший… Мне не хватало женской ласки. Но это все причины. А следствие – то, что я влюбился. Сейчас имеет значение только это. Понимаешь?
– Полагаешь, я тебя прощу?
– Ты меня уже простила – иначе никогда не позвала бы к себе. Думаю, ты тоже меня любишь. Любовь гораздо более рациональна, чем кажется вам. Просто вы еще не разобрались в ней как следует.
Ксения уже замахнулась для удара, но опустила руку.
– Объясни. Почему вам так противны люди? И что изменилось в отношении меня?
– Ты ошибаешься, люди нам совершенно не противны. У нас общие предки, люди – такие же, как мы, многие из них даже красивее, здоровее. Женщины очень привлекательны. Только вы шелушитесь. И не замечаете этого.
– Я слышала, что это имеет для вас значение, но никогда не понимала, почему. Считала безобидным пунктиком инопланетной психологии. У вас что, сдвиг на гигиене? Вы боитесь заразы?
– Не в этом дело. Попробую объяснить – хотя аналогия не совсем верная… Представь, что ты попала в Париж семнадцатого века. В Версаль. Вокруг – блистательный двор какого-то из Людовиков. Обворожительные, прекрасно одетые дамы, решительные, смелые, галантные кавалеры. Великолепные интерьеры, фонтаны, блеск золота и драгоценных камней…
– Просто сказка.
– Да, сказка, если смотреть ее в кино. А в реальности – дамы не мылись по полгода, кавалеры мочатся на шторы, чтобы не выходить по нужде во двор. Ты представляешь, какой там стоял запах? Как пахло от них – таких блистательных и красивых?
Ксения передернулась.
– На самом деле – ничего страшного, если к этому привыкнуть. Да, на лугу лучше, и сено пахнет приятнее. Но запахи пота и испражнений – естественные. Эскимосы тоже никогда не моются, и не скажут, что от человека воняет – если только он не болен. А мы, привыкшие принимать душ два раза в день, невольно бы сморщили нос, входя в их ярангу.
– Так от меня все же воняет?
– Нет, пахнешь ты прекрасно… Но ты шелушишься. Отлетают кусочки кожи, фрагменты волос, капельки пота. А наши жабры очень чувствительны. В этих кусочках кожи нет ничего плохого, но я воспринимаю их примерно так же, как ты – запах пота. Представь человека, который не смывал пот две недели, интенсивно работая. У него естественный запах. Никакой опасности в гигиеническом плане он не несет. Но приятным этот запах не назовешь. Так же и шелушение…
– Поехали к тебе. Я хочу в ультразвуковой душ, – бросила Ксения. – И прикрой свои жабры.
– Но мне приятно тебя шелушить.
– Это извращение. Ты сам себе станешь противен через некоторое время. Поехали, я не вижу ничего плохого в том, чтобы скинуть ороговевшую кожу и кусочки волос. Наверное, мы и правда чего-то не понимаем в этой жизни… Но у нас ведь нет жабр. И этого вашего шестого чувства нет.
– Да, вы не умеете шелушить. А иногда это так восхитительно… – Василий опять потянулся к ее голому колену.
* * *
– Быстро ты приручил эту дикарку, – хмыкнул Павел Ст Вмн Ых, разглядывая подписанный председателем лицензионной палаты документ. Он давал право вести торговлю на Земле через представителей, которые, в свою очередь, обязывались принимать ультразвуковой душ без заявлений о том, что такое требование является ущемлением их прав.
Василий покачал головой.
– Я на самом деле полюбил ее.
– Да ладно, расслабься. Контракт подписан на два года, кто будет председателем палаты к тому времени – неизвестно. Считай задание выполненным и отправляйся к Анечке. Может быть, она станет к тебе благосклоннее.
– Только скажи, что Ксения плохо шелушится – и я засуну тебя в пескоструйный аппарат.
– А она хорошо шелушится? – заинтересованно поинтересовался Павел. – Что ж, я рад за тебя, мой друг…
– И она каждый день принимает ультразвуковой душ.
– Да я ведь не спорю с тобой. Еще неделю назад мне приходилось убеждать тебя, что она – воплощение совершенства. Видел по оперативной трансляции, как она выкручивает тебе уши. Решительная девушка.
Василий круто развернулся и вышел из каюты. Павел посмотрел ему вслед с доброй улыбкой – работу свою молодой агент делал очень хорошо, порой даже слишком, с душой – и ласково прошептал:
– Извращенец…
Последняя апелляция
Падали, падали, падали листья в тюремный двор. Крупноячеистая сетка под высоким напряжением им не помеха. Так же, как и солнечным лучам – теплым, но не жгучим, мягким, осенним…
Мохнатый спал на откидной лавке возле стены, подставив лицо свету. Время от времени какой-нибудь лист опускался к нему на лицо, и тогда он скидывал его, или чихал, или снимал лапой. Нет, рукой, конечно… Но не поворачивается язык назвать такую шерстистую конечность рукой!
А крибер сидел на корточках на бетонном полу и раскачивался из стороны в сторону. Такая у криберов манера отдыхать. Я не устал и в отдыхе не нуждался – человеку трудно устать после двухмесячного пребывания в почти комфортабельной тюрьме, где не практикуются каторжные работы. Разве что морально. Но от моральной усталости спать не хотелось.
Задувающий в обнесенный бетонной стеной дворик ветер пах сырой землей и немного – хвоей. На вышках стояли, не шевелясь, совсем как столбы, пятиметровые молодые лендары. Благословенные и ненавистные лендары. Словом, все, как всегда: лес, ветер, охранники на вышках. Сибирь.
Правда, после войны Сибирь сильно изменилась. Взять те же деревья – сгоряча, да и для того, чтобы лес быстрее рос, огромные площади засеяли лиственными породами. Да и теплее здесь теперь. Но все же дух чувствовался. И еще эта лагерная охрана – пятиметровые, с зеленой кожей древовидные инопланетяне.
Мохнатый, когда только попал в камеру, все расспрашивал о Земле. Он здесь в первый раз. Я ему рассказал о легендарной истории Сибири и ее вкладе в каторжное дело, об обустройстве нашей планеты после войны. Тогда Мохнатый сильно заинтересовался – не с лендарами ли мы воевали. Нет, не с лендарами, конечно. Куда нам с ними воевать? Да и разозлить их трудно – гуманисты, как прежде выражались, когда гуманнее людей никого не знали. Хотя где уж людям до лендаров по так называемой «гуманности»? А если лендаров хорошенько раззадорить – точнее, поставить в соответствующие условия – они просто прополют планету, да засеют заново. Но у нас «прополки» делать не стали. Видно, некоторые особи рода человеческого им весьма понравились. И из-за нескольких праведников и остальные спаслись. Подонки вроде меня.
Воевали мы между собой, конечно. Ограниченный обмен ядерными ударами, потом полноценный обмен ядерными ударами – чтобы никому мало не показалось. И половина населения планеты под руинами. И еще половина гибнет от болезней, голода и холода. Три года ядерной зимы. А потом корабль лендаров появляется на орбите, и инопланетяне делают щедрое предложение помощи.
Нет, если посудить трезво, внешнее управление на девяносто девять лет стало для людей настоящим спасением. Еда в обмен на свободу, тепло как замена гордости. Очень неплохо.
А лендары оказались не просто продвинутыми ребятами – очень продвинутыми. Не успели люди опомниться, как они предложили новую программу: по очистке верхних слоев атмосферы от пыли – последствий ядерной войны, причины ядерной зимы. Операция дорогостоящая и энергоемкая, конечно. И наши благодетели предложили за свою работу всего-ничего: право аренды Австралии, Южной Америки и Сибири, а также акватории Тихого океана сроком на девятьсот девяносто девять лет. А что нам та Австралия, когда людей осталось полтора миллиарда?
Лет двести-триста, по прогнозам, если не принимать мер, зима должна была длиться. Так что лучше отдать на тысячу лет часть территорий, чем не пользоваться триста лет почти всеми.
После заключения соглашения нам оставалась Африка, колыбель цивилизации. Европа, древний культурный центр. И Северная Америка. Ну, не будем конкретизировать, чем она в последнее время являлась для человечества… Плюс Антарктида, и разные острова. Консолидированное правительство пыталось обменять ее на Австралию, но лендары вежливо отказались и оставили Антарктиду нам. Потому что даже после модификации климата этот континент так и остался большим куском льда.
Замечу, что лендары не собирались вывозить наши природные ресурсы. Даже пункт об этом в протоколе был. И экологическую обстановку они нам усложнять не намеревались. Просто им нужны были площади.
В Южной Америке сделали огромный национальный парк и туристический центр. Чем лендары занимаются в Австралии – понятия не имею. Информация секретна. А в Сибири оборудовали тюрьму. Точнее, много тюрем. Для разных существ, с разными условиями содержания. Ну, надо ведь гуманным лендарам содержать где-то вместительную образцово-показательную тюрьму?
Наш сегмент – для закоренелых преступников. А мы так вообще сидим в подобии камеры смертников. Я – за террористическую антигосударственную деятельность. Поймали меня на ерунде, когда я пытался вплавь перебраться через Панамский канал, чтобы провести акцию протеста против программы «Еда в обмен на лояльность». До этого взрывал составы с продовольствием, идущие из Сибири в Европу и на Ближний восток. В Сибири ведь не только тюрьма. Здесь и космодром, и огромные теплицы за полярным кругом. Специально для нас, людей. Чтобы нас подкармливать. Топил танкеры со спиртом. Похищал чиновников марионеточной администрации. С целью дестабилизации работы, конечно, не для выкупа. И не убили мы из них никого, хотя некоторые заслуживали…
Выяснилось, что лендарам об этом очень хорошо известно. Мне вменили потерю имущества на астрономическую сумму – три миллиона рублей. Лояльные лендары даже расчеты ведут на Земле в местных валютах: рублях, долларах, рупиях, юанях… Плюс похищения. Словом, мало не покажется.
Мохнатого привезли сюда с родной планеты. Там он проник на территорию посольства лендаров, спасаясь от разъяренной толпы, которая намеревалась его линчевать. За что – он скромно умалчивал. Но чтобы настроить против себя толпу дсенов – так называлась галактическая раса, живущая на планете Дсен, к которой принадлежал Мохнатый – нужно было сильно постараться. Дуэли у них – такое же обыденное дело, как у нас до войны были драки в барах, а один из самых популярных видов наказания – удавление собственными кишками. Так что собрать толпу, а не быть удавленным парой-тройкой особей – почти подвиг.
Гуманные лендары не выдали Мохнатого соплеменникам – так как знали, что того, если и не убьют сразу, то поджарят на медленном огне или мелко порежут. Возврата на Дсен ему не было. Но и дать беглецу убежище лендары не могли. Создался бы прецедент. Поэтому, усмотрев в проникновении на территорию посольства тяжкое нарушение, они отправили его сюда, в Сибирь.
Что касается крибера, он общался с нами редко, и на посторонние темы. За что его привлекли, я не знал. Мне, по большому счету, было все равно, что за галактическая сволочь сидит в камере. Я-то боролся за свободу своей Родины, Земли. За то, чтобы люди зарабатывали на жизнь, трудясь самостоятельно. Развивались, а не прельщались дармовыми кусками со стола лендаров. Пусть мы должны на тысячу лет лишиться Австралии и Южной Америки за очистку планеты от пыли – против этого я ничего не имел. Но отдать свою свободу и возможность развиваться за сытый кусок – нет уж!
Может быть, Мохнатый и крибер тоже были неплохими ребятами. Но у Мохнатого была психология заключенного – он и дома из тюрьмы и психбольницы не вылезал, сам признался. А крибер – темная лошадка. Так что презрения я к сокамерникам не испытывал, но и особого интереса – тоже. Сибирь вообще должна быть свободна! И от теплиц, и от тюрем.
Наказание нас ждало одно. Точнее, не наказание, конечно. Разве могут гуманные лендары кого-то наказывать? Они могут только помогать. И нам они собирались помочь. Стереть наши прежние личности. Записать на подкорку личности модифицированные. Разве это убийство? Ведь тела наши останутся целыми и почти невредимыми. Только для меня смерть души – страшнее, чем смерть тела. Так уж я воспитывался.
И пусть душе моей не может повредить ничто – все же манипуляции с сознанием, потеря прежней личности – это почти смерть. Как бы ни отгораживались от этого факта гуманные лендары.
Листья словно замерли на мгновение в воздухе – словно по чьему-то приказу. Крибер перестал раскачиваться, поднялся на свои тонкие ножки, уже осознанно кивнул головой, привлекая мое внимание, и заявил:
– Личность нам будут модифицировать завтра.
– Откуда ты знаешь?
– Выяснил.
Почему нет? Криберы – телепаты, они способны на такие штуки, что другим и не снились. Большую часть времени они вообще живут не в этом мире, а в некой сети, созданной совокупностью их сознаний. Всех криберов со всех планет. Там все совсем не так, как в реальности. И своим «внутренним» миром криберы дорожат больше, чем реальным. Хотя, по большому счету, кто знает, какой мир для них более реален? Для тех, кто умер и существует только как запись функций в сознании других, он и есть самый реальный. До так называемого «физического» мира оставшимся как память криберам и дела никакого нет. Так что нашего крибера и его виртуальных спутников завтрашняя процедура, наверное, пугает еще больше, чем нас.
– Мохнатый! – окликнул я нашего третьего сокамерника. – Слышишь, что говорит крибер?
– Слышу, не глухой, – с закрытыми глазами отозвался дсен. – Что ж, значит, так на роду написано. Просветят мне завтра череп, и выйду я на волю другим – бескомпромиссным и кровожадным.
– Заговариваешься? Кровожданость-то тебе точно сотрут.
– Вовсе нет. Знаешь, за что меня едва не убили на Дсене? За мою попытку уладить миром одно спорное дело. У нас так не принято.
– А как у вас принято?
– Перегрызать глотки.
– Ты не перегрыз? Оказался слабее?
– Я не стал, хотя имел возможность. Меня за это собирались убить. Но я не хотел умирать. Тоже аномалия. Наши благодетели-лендары исправят и ее. Я выйду кровожадным, агрессивным и готовым умирать. Отправлюсь на Дсен с новыми документами. А что будет там – какая разница? Ведь туда полетит мое тело, но не я. Я растворюсь здесь, в воздухе вашей планеты. И буду бродить неприкаянным. Наверное, так.
Слышать такие сентиментальные речи от огромной боевой машины – то ли человека, то ли льва с могучими мышцами и острыми зубами было, по меньшей мере, забавно. Если бы завтра и я не лишился своей личности.
– Странно, что тебе они хотят привить те навыки, зачатки которых намерены искоренить у меня, – заметил я.
– Лендары очень консервативны, – пояснил крибер. – Они никогда не идут против воли всего народа. Если у дсенов положено убивать друг друга, они будут этому способствовать – хотя сами и мухи не обидят, и травинки не съедят.
– Да уж… Они получают энергию от фотосинтеза в собственном организме… – вставил Мохнатый. Можно подумать, мы этого не знали.
– А ты нарушаешь каноны своего народа, – менторским тоном продолжил крибер. – Твои соплеменники любят хорошо питаться и ничего не делать. Ты же идешь против всех. Вредишь лендарам и своим соплеменникам. Поэтому твое сознание видоизменят – и ты тоже будешь с удовольствием есть вкусную пищу и радоваться, что работы совсем немного, а развлечений – вдоволь.
– То есть, был бы я дсеном, им бы и в ствол не пришло менять мою личность?
– Конечно.
Мохнатый тяжело вздохнул.
– Если процедура назначена на завтра, сегодня вечером мы имеем право на последнюю апелляцию. Может быть, тебе, Егор, стоит подать прошение о переезде на Дсен?
Я невольно вздрогнул.
– Если я не совсем нормален по земным меркам, это не значит, что я самоубийца. Жить среди твоих соплеменников – уволь! К тому же, моя Родина – здесь. И я не хочу ее покидать!
– А я бы с удовольствием покинул, – вздохнул Дсен. – Но на иммиграцию в некоторые миры имеют право лишь полноценные особи. Те, у кого уровень самооценки выше определенного уровня. А у меня с самооценкой беда. С детства шпыняли, и я сам начал чувствовать себя слабым, забитым существом – без зубов, без когтей…