Жизнь прекрасна, когда молодой
Так думал Славик, с улыбкой глядя на весенне солнце, и ощущая в сердце тепло от портфеля с главной оценкой года – пятёркой по электротехнике.
Жизнь прекрасна, пока молодой, пока пятёрочка твоя отразится доброй и ободряющей улыбкой бабушки, и когда к остановке, к которой ты только подходишь, словно специально для тебя подкатывает новый чистенький и абсолютно пустой автобус. Садись на любое место!
Жизнь прекрасна, улыбался Славик, удобно устраиваясь на своём любимом заднем, правом, угловом, а главное мягком сиденье.
На остановке "Центральный рынок" в автобус завалился Сарыч, бывший Славкин одноклассник. В пятом классе сидели за одной партой.
Сарыч бухнулся рядом, навалился на Славика и, привычно и громко гогоча, протянул руку:
– Здорово, пацан.
Для Сарыча все, кто проживал на его улице, были пацаны, а кто на заречной части города – бзделки. Сарыч своих уважал. Даже защищал иногда. А его защита с его-то бойцами – это ого-го.
Славик нехотя очнулся от приятной автобусной дрёмы, лениво пожал руку Сарыча. А рука у Сарыча крепкой и жёсткой.
Сарыч, как и вся его уличная компания, качался в подвале пятиэтажки, что у завода. Там у них целых два зала, штанги, гири, даже ринг боксёрский.
Там был главный штаб «Центральных». Так они себя называли. Все они ходили в синих трениках и ярких кроссовках.
Многие парни мечтали позаниматься там. Да не многих брали.
К Славику Сарыч относился хорошо.
Может помнил, что они когда-то в детстве они росли в одном доме на берегу реки и были неразлучными друзьями. Класса до пятого, наверное.
И всегда приглашал «покачаться» в свой зал.
Может, потому что не мог никак забыть Сарыч, что Славик единственный из их класса и взрослых, кто присутствовал при этом происшествии, единственный, кто бросился его спасать. Когда Сарыч, кривляясь перед девчонками подпрыгнул так, что лёд ним, лёд уже весенний треснул и парень сразу ушёл под воду.
Он кричал, брыкался, захлёбывался. Его все сильнее утаскивало течением. Но никто, то ли от страха, то ли неожиданности случившегося, не пошевелился.
Все замерли.
И только Славик, не раздумывая бросился спасать друга.
Он схватил длинную ветку подбежал к полынье и несмотря на то, что лёд под ним тоже трещал, протянул ветку и закричал:
– Сарыч, ветку хватай. Держись за ветку. Сарыч уже был подо льдом, когда его рука схватилась за спасительный прут.
Крепко схватилась.
И так постепенно, взрослые держали Славика, Славик прут. Так , сообща и вытащили парня.
– Как дела, Славик, – хлопнул его по плечу Сарыч, – все учишься? Ну. Ну.
Помолчали.
Сарыч, как всегда, был одет супермодно. Черные клёш, из толстой матросской ткани, яркая цветная рубаха приталенная, высокий воротничок, полуботинки на каблуке со шпорами.
Уже подъезжали к его остановке, когда, вставая, Сарыч напомнил недружелюбно (похоже, кислый вид Славика ему не понравился):
– Ты, пацан, не забывай, в субботу на мосту с зареченскими.
Славик в шайку Сарыча не входил. Но, если район на район встречались «поговорить», то участвовал всегда. Как все пацаны его возраста.
За своих постоять – это святое.
Уже выходя, спускаясь по ступенькам автобуса, Сарыч, то ли для себя, то ли специально для Славика проворчал:
– Учится он. Поговорку не знает. "Век живи, век учись, дураком помрёшь".
И заржал сам себе.
Ехать ещё было долго, и Славик достал письмо своего друга и соседа по двору, Женьки.
Тот уже год как отпахал в Армии.
«Привет из Челябинска!
Здравствуй, Славка!
Извини, конечно, что не писал тебе, но ничего не поделаешь – служба; вот сейчас пишу тебе письмо на занятиях по политподготовке, зарылся в угол, спрятался за спину и черкаю.
Служба моя течёт потихоньку, уже восемь месяцев за плечами. Скажу тебе, Славик, что это тебе не пальцем щёлкнуть или по парку прогуляться, не лясы философские вам с Чешиком точить. (Кстати, привет ему и Витьку передай).
Это служба, Славик!
Может для тебя, живущего на гражданке и в городе, это и ерунда мои восемь месяцев службы, но ничего, попадёшь во солдаты, тогда узнаешь, что такое и чем тут заедают.
Литературой, как ты наивно рекомендуешь мне, тут заниматься нет времени. Его, вообще, у солдата чуть-чуть поменьше чем у зайца хвостик.
Помню, давно это было, получил я от тебя письмо, да ни какое-нибудь, обычное, в простых словах, а в лихих стихах.
Хотел, Славик, забияка ты этакий" (ты не подумай, что я обиделся, что ты хихикнул малость) тебе тоже ответить в стихах, да времени на то с фигушки.
Ты знаешь, трудно в Армии, даже в трудармии, как я называю свой стройбат.
Вот я вчера всю ночь не спал и день весь, а сегодня удалось поспать часа 4. Потому что всю ночь писал комсомольскую документацию. Перебирал все. У меня в сейфе целый архив. Комсомольцев больше сотни. Так что посчитай, сколько нужно бумаги.
Черт, ты помнишь, как я в отличие от тебя не любил канцелярщину и как смеялся над тобой за это. А сейчас самому приходится зарываться в бумаги порой до кончика носа. Вот как вчера.
Ну о себе, пожалуй, все. А как там твои дела? Литературный кружок твой, контора твоя, развалилась или пишет? Сдал свой роман в печать или нет ещё? Давай же отвечай, не тяни резину, а то мне здесь уже читать нечего. Пиши о себе, да побольше. Ну пока. Привет всем передавай.
Привет предкам. Жму твой кардан. Твой друг «Петрович».
Будешь встречать 23 февраля не забудь за меня звякнуть бокалом!
Да и подальше держись от этого Сарыча и его своры. Я только тут, в Армии понял, что подленькие они, не настоящие, не друзья нам с тобой.
Пока.
Учись, студент.»
– Вот, он молодец, твой друг-то! – похвалила Женьку бабушка, когда Славик рассказал ей про это письмо.
Чай был горячий, и поэтому рассказ получился подробный.
– Вот, правильно он тебя уму-разуму учит. Слушайся друга-то.
Славик даже не рассердился. На бабушку разве можно? Что она, старая, понимает в жизни современной.
– Спасибо. – Славик поставил стакан в большом серебряном подстаканнике на поднос, – спасибо, бабуся, вкусные пирожки. Ничего и никого я слушать не буду и не собираюсь. У меня свой ум!
Поставил на место стул, на котором сидел:
– Мы пойдём, своим путём! – подмигнул он.
Бабушка юмор про Ленина, конечно, не поняла.
И от этого Славик почувствовал себя ещё большим суперменом.
– Эй, – крикнула вдогонку бабушка, – зонт не забудь, Сам с усам.
Дождя на улице, собственно говоря, и не было. Так, моросня, типа тумана.
Витька уже ждал. Славик запрыгнул на спинку скамейки. Вздохнул.
– Эх, Витек. Ещё один день канул в Лету.
– Собственно, о чем ты, Славик, жалеешь. – Витек никогда со Славиком не соглашался. – Ну прошёл день и прошёл. Так жизнь устроена: завтра становится сегодня, сегодня превращается во вчера. Нормальный ход вещей. Не парься.
Славик с Витьком и Чешиком друзья с первого класса. Живут рядом. Чешик сегодня не смог с ними идти на футбол. Лабораторная по электротехнике. А свою команду поддержать – святое дело. Вдвоём сходят.
А вдвоём Славке с Витьком оставаться опасно. Витек никогда не соглашается с ним, и они постоянно о чем-то спорят. Иногда до того, что Чешик не выдерживает, разводит их и ворчит:
– Ну, когда вы прекратите пикировать, бомбардировщики?
Вот и сегодня Славик снова посмотрел на Витька свысока и произнёс:
– Ты знаешь, Витек, я думаю, что человек рождается для того, чтобы творить и любить. Чтобы быть свободным и счастливым. Чтобы воплощать свои мечты и идеалы в реальность. Чтобы быть героем своей жизни. Так учил Руссо, так говорили романтики.
Витек покачал головой и вздохнул.
– Славик, ты живёшь в иллюзиях. Человек – это всего лишь продукт природы и общества. Он не свободен, он подчиняется законам и судьбе. Он несчастлив, он страдает от желаний и страхов. Он не творит, он повторяет и копирует. Он не герой, он раб. Так учил Шопенгауэр, так говорят экзистенциалисты.
Славик фыркнул и скрестил руки на груди.
– Ты ошибаешься, Витек. Ты просто не веришь в себя и в свои возможности. Ты боишься жить по-настоящему. Ты предпочитаешь смириться с тем, что есть, а не бороться за то, чего хочешь. Ты отрицаешь свою индивидуальность и своё предназначение. Ты забываешь о том, что человек – это не только часть природы и общества, но и часть Бога.
Витек усмехнулся и пожал плечами.
– Славик, ты фантазёр и мечтатель. Ты не видишь реальности такой, какая она есть. Ты создаёшь себе иллюзорный мир, в котором все хорошо и прекрасно. Ты игнорируешь свои ограничения и проблемы. Ты преувеличиваешь своё значение и свою роль в истории. Ты забываешь о том, что человек – это не только часть Бога, но и часть зверя.
Славик и Витек посмотрели друг на друга с недоумением и раздражением. Они понимали, что не могут убедить друг друга в своей правоте. Они понимали, что они слишком разные, чтобы думать одинаково. Они понимали. А ещё понимали, что что они, хоть и думают по – разному, но, все-таки, друзья. Друзья детства.
Славик улыбнулся и спрыгнул со скамейки.
– Ладно, Витек, давай не будем спорить больше. Чешика нет. Разругаемся ещё, так кто нас разводить и успокаивать будет? Каждый имеет право понимать мир как он хочет и жить в нем по своим правилам не мешая другим. И ты и я тоже. Согласен? Главное – чтобы мы были друг с другом.
Витек улыбнулся в ответ, поднялся со скамейки и похлопал снисходительно по плечу своего товарища:
– Пошли уж, философ, на футбол опаздываем.
Морось вроде прекратилась. Даже посветлело. И где-то далеко за ещё раздражённой тучей мелькнули солнечные лучи. Но, похоже они тучку не испугали.
Идти недалеко. Кварталов пять. Спорить уже было не о чем. Да и не хотелось.