Посвящается памяти всех, чья жизнь была омрачена войной.
Глава 1
Держа за руку своего сына Джамала, Марьям шла в садик. Природа оживала. Солнце щедро наполняла всю округу ярким весенним светом и теплом. Наступала весна. В Севастополе снег уже везде растаял. Местами из-под земли пробивалась трава. На некоторых деревьях уже набухли почки, а некоторые все еще стояли по-зимнему сиротливо: голые и серые. Марьям с детства любила весну. Весной в ее сердце вселялась особая радость. Она шагала, радуясь теплу, солнцу, хорошей погоде, своему маленькому сыну. Она мягко сжимала маленькую теплую ручку своего ребенка и улыбалась: улыбалась весне, деревьям, машинам, всем этим людям, которые так же, как и она, утром направлялись по своим делам и которые казались так же рады весне, как и она, и так же улыбались ей и всему миру.
Марьям было двадцать четыре года. Они с мужем и с сыном переехали в этот город два года назад. Мухаммад в свои двадцать восемь был офицером. Они родились и выросли в маленьком селе. Девушке было восемнадцать, когда они поженились. В начале семейной жизни жили в Махачкале, но потом их направили в гарнизонный город Севастополь. Марьям работала в местной поликлинике, маленький Джамал ходил в садик.
Она была веселой, жизнерадостной девушкой, молодой и легкой на подъем, очень любила своего мужа. Они быстро адаптировались к новой жизни в новом городе, хотя жизнь, быт да и сами люди в этом городе очень отличались от того, к чему они привыкли в своем маленьком высокогорном селе.
Марьям все время трогала свою верхнюю губу. Вдруг она в спешке поковырялась в сумочке и, вытащив носовой платок, приложила к губе. Через пару секунд посмотрев на платок, увидела на нем алое пятнышко крови. Весна всегда, с самого раннего детства, ознаменовалась для нее появлением маленьких пузырьков на губах. Она ковырялась в них иголкой, и оттуда появлялась жидкость. Лопнувшие волдыри покрывались сохнущей корочкой, и она довольно долгое время ходила с болячками вокруг рта.
Когда она жила в горах, она мазала рану различными травами, лечила народными рецептами, а теперь мазала мазью. И этой весной волдыри с жидкостью уже успели появиться на губах. Марьям уже успела в них поковыряться, а теперь она поковырялась уже в болячке и оторвала ее, от чего появилась кровь.
Молодая женщина отвела ребенка в садик и сама поспешила на работу. В последнее время она приходила на работу впритык к началу рабочего времени. А следовало бы быть на рабочем месте уже за пятнадцать-двадцать минут до начала рабочего дня. Но как бы ни старалась, никак не получалось выходить из дома чуточку раньше. Она чувствовала, что устала от такого режима, устала от работы, хочет полежать, выспаться, побездельничать. Джамал тоже устал. Ему было тяжело рано вставать. Мухаммад тоже устал. Вся семья хотела отпуска. Он намечался в конце июня. Отпуск семья каждый раз проводила в своем родном селе. Там были их родители, все их родные и друзья. Там прошло их детство. И они очень скучали по своей малой родине.
***
В молодой семье существовала традиция: раз в два месяца вечером садиться всем вместе за стол и писать письмо родителям. Обычно начинал Мухаммад, потом писала Марьям, и между строк добавлялись реплики маленького Джамала. В этот вечер семья, поужинав и чуть отдохнув после рабочего дня, принялась писать письмо:
«Дорогие родители! У нас все хорошо. В нашем городе наступает весна. Солнце здесь не такое яркое, как в наших горах, и небо не такое голубое и высокое, но все же очень красивое. У нас все хорошо. Работаем. Джамал ходит в садик. По выходным вечером ходим гулять на побережье. Здесь такие красивые море и закат. Вам обязательно надо приехать погостить к нам весной. Нам скоро дадут отпуска. Так что ждите. В середине июля уже будем с вами.
Весной здесь очень красиво. На побережье стаями летают птицы, их называют чайками. Они белые и красивые. И летают очень красиво. Весной их бывает очень много, и они гуляют по побережью. Они не особо боятся людей и позволяют подойти к себе близко. Мы часто гуляем по побережью и кормим крошками хлеба этих красивых птиц.
Я тоже написала заявление на отпуск в июле. Уже думаем о том, какие подарки вам привезти. Мы очень сильно скучаем по вам. И хотим поскорее приехать».
На следующий, день, возвращаясь с работы домой, Мухаммад бросил письмо в почтовый ящик.
Наступил май. Вся страна, весь СССР, уже отпраздновала День труда и солидарности рабочих. Был понедельник. Марьям со своим ребенком шла в садик. Джамал вытащил руку из маминой руки и шел своим маршрутом, отвлекаясь по сторонам. Он рвал цветы маме. По краям дороги росли желтые одуванчики. И маленький мальчик собрал для мамы целый букетик. Он торжественно вручил их маме. Марьям была очень тронута, но ей было жалко цветы.
– Джамал, зачем ты сорвал столько цветов? Цветочки ведь хотят жить. А теперь они все умрут.
Мальчик расстроился:
– Мамочка, я хочу подарить тебе цветы. Потому и сорвал.
– Родной мой котенок, – Марьям присела на корточки перед сыном и ласково взглянула в детские глаза. – Маме очень приятно! Но цветочкам больно, когда их рвут. Мама очень любит цветы, и мы вместе будем радоваться, смотря, как они растут на дорожке. Ты больше их не рви.
– Хорошо мамочка! – дрожащим голосом прошептал мальчик. – Я больше не буду рвать. Я не знал, что им больно и что они теперь умрут… Ты поставь их в вазу, может, тогда они не умрут, – ему было очень жаль цветы, которые погибнут по его вине, и, чтобы хоть как-то облегчить перед ними свою вину, он нежно провел по желтому букетику рукой.
– Хорошо, родной.
Марьям была так тронута поступком своего маленького сына и была так горда за него. Она отвела его в садик, а после садика минут десять на остановке ждала трамвай. Она сидела на скамейке и читала книжку. Букетик ярко-оранжевых одуванчиков лежал рядом…
***
– Мама, а где мои цветы, которые я тебе утром подарил?
Только сейчас Марьям вспомнила, что забыла подарок сына на скамейке… Там, на остановке. Она растерялась. Не знала, что ответить сыну.
– Мам, они уже умерли? – голос мальчика дрожал, а глаза наполнились слезами
– Нет, конечно, Джамал. Нет, – растерянная женщина искала, как оправдать себя, – мама поставила их в воду у себя на работе. У нас там очень красивая ваза, вот туда в воду мама их и поставила. Они будут жить еще долго-долго.
Марьям стало стыдно и неудобно, что она так глупо бросила цветы на скамейке умирать, но надежда, что кто-то очаровался столь ярким букетом и унес его с собой, а теперь он красуется в чьей-то вазе, вскоре придала молодой женщине радости и умиротворения.
***
– Мама, папа! Я нашел сокровище! – запыхавшись от радости и волнения, мальчик подбежал к родителям. В детском кулачке был осколок стекла, судя по всему, долгое время находившийся на дне.
Маленький ребенок по-детски резвился. Он то забегал вперед, то отставал от родителей. Мухаммад постоянно наблюдал за сыном, он боялся его потерять.
Пляж был полон людьми. На выходных по вечерам все спешили на побережье подышать свежим морским воздухом и просто прогуляться вместе с дорогими сердцу людьми. Марьям про себя отметила, что севастопольцы очень любят свое море, просто живут им. Жизнь многих связана с морем. Основная работа жителей связана с морем, и пропитание они добывают в море. И она его полюбила. Но сейчас на душе было тревожно. Какое-то нехорошее предчувствие, нарастающее с каждым днем, преследовало молодую женщину. И теперь здесь, прогуливаясь по побережью с сыном и мужем, ее беспокойство только усилилось. Марьям не понимала, что с ней. Причин для тревоги и страха у нее не было. В жизни молодой женщины все было хорошо: любящий муж, замечательный ребенок, скоро поедут к родителям в Дагестан, она живет в самой прекрасной стране в мире…
– Мухаммад, мне что-то плохо, – еще сильнее упираясь на руку мужа, решила она поделиться с ним своим странным душевным состоянием.
– Болит что-то?
Высокий статный мужчина рядом повернулся к ней лицом и начал внимательно ее изучать. Мухаммад любил свою жену и очень трепетно к ней относился. До встречи с ней он даже не представлял, что можно так сильно любить другого человека.
Воспитала Мухаммада бабушка. Родителей своих он помнил смутно. Ему было двадцать два, когда бабушка захотела его женить. Уже старая женщина, она чувствовала, что смерть ее недалека, и потому хотела обустроить жизнь своего внука, которого она вырастила. Сердце парня было свободно, и он возложил ответственность за выбор будущей спутницы жизни на бабушку. Сердце парня к своим двадцати двум годам не покорилось ни одной девушке. К своей будущей жене тоже он не ожидал никаких волшебных чувств. Но, увидев Марьям в свадебном наряде, парень вдруг понял, что к нему пришли особенные, не знакомые ему до сих пор чувства. «Наверно, это и есть любовь», – подумал он. Прошло шесть лет, а эти чувства становились только сильнее и крепче.
– Нет, ничего не болит, – прискорбно прищурилась Марьям, – просто тревожно на душе. Такое чувство, словно должно случиться что-то очень нехорошее.
Мухаммад усмехнулся.
– Да что плохого может произойти, – поглядел вокруг, – ты видишь, как прекрасна жизнь – все плохое позади. А впереди только радость, счастье и великие открытия. Мы с тобой живем в самое лучшее время, благодаря Ильичу мы все свободны и равны. И счастье зависит только от нас.
Марьям улыбнулась. Слова мужа успокоили ее. Следуя его примеру, она огляделась вокруг: «Все эти люди такие счастливые и свободные, все равны друг с другом. Нет больше богатых и бедных. Нет угнетателей и угнетенных. Покончено с этим. Все эти богатства: море, земля, корабли, фабрики и заводы – принадлежат народу. А люди друг другу – все друзья. У нас все общее. Наши предки во главе с Лениным построили для нас самое лучшее государство, а нам осталось только быть счастливыми, приносить пользу обществу, быть достойными гражданами своей великой Родины». Марьям закрыла глаза и, глубоко вздохнув морской воздух, улыбнулась. Вечерело. А ветер нежно ласкал волосы и лицо молодой счастливой женщины, которой повезло родиться в самой лучшей стране на свете, в СССР.
Шел 1941 год. Молодая семья, как множество других семей в этот прекрасный теплый весенний вечер, гуляла по побережью, они жили в самом лучшем государстве на свете и верили, что впереди их ждет только эпоха всеобщего благополучия.
***
Небольшие волны с шумом набегали на берег и так же лениво, не спеша возвращались в море. Ноги вязли в песок. Джамал весело шагал между родителями, держа их за руки. Временами озорной ребенок вис в воздухе. Родители со смехом удерживали его, чтобы не упасть. Небо голубое, светило солнце. Вдруг Марьям заметила, что ее ногу, до которой добежала волна, окрасило в красный цвет. Волны становились красными, море приобретало красный, алый цвет. Девушку напугало такое резкое перевоплощение. Ветер принес запах крови. Запах человеческой крови. Работая в поликлинике, Марьям знала этот запах и не перепутала бы его ни с чем другим. Она осознала, что море становится кровавое. Целое море, огромное море из человеческой крови выбрасывало на берег алые волны. Одна из них достигла их ног, и ноги оказались в крови. Тошнотворный запах вызывал рвоту, металлический привкус ощущался во рту. Ужас охватил девушку, она схватила мужа и сына, чтобы убежать, пока кровавые волны не захлестнули их, но с ужасом обнаружила, что сына нет рядом. Она огляделась, ребенка нигде не было.
– Джамал, – закричала Марьям и проснулась.
– Ты чего? – крик жены разбудил и Мухаммада.
Марьям, сжимая себя за плечи, осматривалась вокруг, к ней потихоньку приходило осознание, что она находится в свой спальне, в постели, а рядом, из маленькой кроватки, были слышны сопения Джамала.
– Джамал, где Джамал? – вскочила с кровати женщина и подбежала к детской кроватке. Ребенок спокойно спал, и даже крик мамы его не потревожил. Марьям погладила его по голове.
– Что случилось, – с недоумением Мухаммад наблюдал за женой. Молодая женщина вернулась в постель и прижалась к мужу.
– Сон плохой приснился, – дрожащим голосом сказала она, весь ужас, который она пережила только что во сне, все еще не покинул ее, – жуткий!
– Расскажи, – мужчина нежно запустил руку в волосы жены.
– Наше море. Она было из крови. Оно было полно крови, – Марьям было сложно выразить в словах весь ужас, который ей приснился, – мне страшно! К чему это может быть?
Сны редко снились Марьям. Только к каким-то серьезным событиям, которые имели большое значение в ее жизни, только тогда ей могло присниться что-то. В последний раз сон ей приснился за неделю до того, как она узнала о своей беременности.
– К хорошему, родная, кровь – это всегда к хорошему, – пытался успокоить жену Мухаммад, а потом, словно припоминая что-то, добавил, – бабушка говорила, что свежая, чистая кровь снится только к хорошему.
– Но это была человеческая кровь, море, полное человеческой крови, – глаза девушки стали мокрыми.
– Человеческая тоже к хорошему, – с небольшой иронией сказал Мухаммад. Он заметил, что в последнее время его жена стала слишком нервной, эмоциональной, и списывал это на весну, хотя в прошлые годы он за ней такого не замечал.
– Но это еще не все. Мы потеряли нашего сына, и это было самое ужасное, – вытерла Марьям слезу, которая зачем-то покатилась по щеке.
– Милая, ты в последнее время слишком нервная, вот и снится всякая чушь.
– Мухаммад, должно случится что-то плохое, – сказала Марьям и заплакала. – Я это чувствую.
Глава 2
В ночи раздался грохот, от которого сотрясало землю. Мухаммад проснулся и прислушался. Нет, это ему не приснилось. Земля опять загрохотала. Подойдя к окну, мужчина увидел свет, разлетающийся по рассветающему небу.
Вернувшись в постель, он заметил, что Марьям тоже проснулась.
– Наверно, учения, – сказал он свое предположение в ответ на немой вопрос жены.
– Что-то слишком громко и серьезно, – ответила Марьям.
Снова загрохотало с такой силой, что посыпалась штукатурка. В своей кроватке проснувшийся Джамал с плачем потянулся к родителям. Обеспокоенная Марьям взяла сына на руки и с опаской подошла к окну. Она уже привыкла к взрывам. В их городе часто проходили военные учения. Севастополь был крупнейшим советским портом на Черном море и главной военно-морской базой страны. Здесь часто проходили учения и часто были слышны взрывы. Они не пугали женщину. Но сейчас все было по-другому. Взрывы были какие-то зловещие.
– Эта война! – сказала она, повернувшись к мужу.
– Какая война? – рассмеялся Мухаммад. – Обычные учения, каких мы проводили сотни. Только я не помню что-то, чтобы на 22 июня были запланированы учения. Наверно, там что-то поменялось.
Рассветало. В углу спальни стояли упакованные чемоданы, а на столе билеты на корабль. А на них дата отплытия – 24.06.1941 года.
***
– Алешку убило! Алешки нет! Нету больше моего Алешки, – кричала обезумевшая от горя баба Сева. Эта была женщина лет шестидесяти, и сейчас она ревела, возведя руки к небу над телом, покрытым какой-то белой брезентовой тканью, которая местами от крови стала красной. Вокруг в панике бегали люди.
– Война! Началась война! Немцы нас бомбили! – слышалось со всех сторон.
Марьям не могла в это поверить. «Какая война! О чем это они?» – думалось ей. Но крики и стоны раненых в ее больнице медленно, но верно заставляли ее поверить в трагическую действительность.
– Сестра, нет времени ловить ворон, – услышала она крик, обращенный к ней.
Больница уже была переполнена ранеными, но люди с носилками продолжали все поступать и поступать к ним.
***
События той злополучной ночи изменили все в жизни Марьям. Мужу, как и ей, срочно пришлось вернуться на работу. Не просто на работу, а на войну. Каждый вечер с содроганием она ожидала возвращения мужа домой. А ведь он мог и не вернуться. Каждый раз в больнице с ужасом и с надеждой она смотрела в лица раненым, все так же боясь увидеть родные черты Мухаммада. «А ведь мы были счастливы, так счастливы», – вспоминала она.
Авианалеты вражеской авиации на город участились. Каждый день они приносили с собой разрушения и смерть. Дом, в котором жили Марьям с Мухаммадом, в одной из стен дал трещину. Во время налетов и сброшенных бомб все сотрясалось и со стен сыпалась штукатурка. При звуках воздушной сирены все бежали в бомбоубежища. Планировалось перенести все школы заводы, фабрики, а также их больницу в помещения под землей. Благо, город располагал для этого подземными сооружениями.
***
Город героически держал оборону. Но Марьям чувствовала, что его силы тают. Таяли также ряды его защитников. Каждый день девушка видела, как жизнь покидают сотни и сотни лучших сынов Севастополя. А вот враг, казалось, с каждым днем становился сильнее. Марьям сжимала кулаки так сильно, что болели костяшки пальцев, и плакала от собственного бессилия что-то изменить. Ей было жалко всех этих людей. От смертей каждый день, стонов, крови и своего бессилия что-то изменить она сходила с ума.
Теперь она уже все больше времени проводила в больнице. Она даже спала здесь, так как здесь она была нужна. Больницу переименовали в госпиталь, так как все больные здесь были ранеными солдатами с передовой, ну конечно же, и жители, пострадавшие от вражеских орудий. Их госпиталь перенесли в подвальное помещение. Так было безопаснее. Город стремительно разрушался, и на днях Марьям увидела, что в здание их госпиталя тоже попала бомба. Мужа она видела очень редко. Он воевал на передовой. А Джамал вместе с другими детьми жил в детском саду, организованном там же, под землей. Марьям каждый день плакала и просила сохранить жизнь ее сыну и мужу. Она видела смерть каждый день. Все эти стоны и плачи, глаза застывшие, словно остекленевшие, звуки постоянно разрывающихся снарядов. Этот невероятный кошмар теперь стал повседневной жизнью Марьям, как и всех жителей их когда-то славного города Севастополя, в котором они так счастливо жили. Война ворвалась в жизнь каждого советского человека и превратила ее в кошмар.
Наступила зима. Медленно падал пушистый снег. Марьям вышла на поверхность. Ей хотелось подышать свежим воздухом. Она уже третьи сутки работала без отдыха, засыпая лишь на некоторые моменты между перерывами, время которых с каждым днем становилось все меньше и меньше. Затхлый запах крови и гноя, нескончаемый поток раненых, хаотичное движение людей, казалось, этому не будет конца, и от этого можно было сойти с ума. Девушка вышла на поверхность. Здесь за те пару дней, что она сюда не поднималась, многое изменилось. Здание рядом было разрушено, образовав огромную кучу из камней и пыли. То там, то тут на земле валялись осколки снарядов и другой военной техники. Марьям знала, что совсем недавно здесь шла рукопашная, в ходе которой немцы были отброшены на окраину. Где-то даже виднелись тела мертвых солдат в немецкой одежде. Вот только природа казалась совершенно безразличной ко всему этому. Она не вмешивалась в дела людей. Снежинки совершенно спокойно, никого не боясь, кружились в воздухе и падали на землю. Казалось, им безразличны человеческая боль, страдания, страхи и даже всепоглощающая ненависть к врагу.
Марьям глубоко вздохнула свежий морозный воздух. После воздуха, наполненного запахом крови и гноя, этот чистый свежий морозный воздух словно опьянял ее. Она жадно вдыхала его снова и снова, ловя на свой милый носик снежинки. Вдруг кто-то схватил ее, девушка потеряла равновесие и упала бы в снег, но тот, кто ее схватил, удержал ее. Марьям резко повернулась и увидела, что находится в объятиях мужа.
Мухаммад что было силы прижал к себе свою любимую. Прижал так сильно, что, казалось, у той хрустнули кости. Он так скучал по ней. Так сильно скучал. Скучал по ее рукам, волосам, губам… По ни с чем не сравнимому запаху, который Мухаммад ощущал только от нее и который так нравился ему.
Несколько минут они так и стояли, крепко обнявшись, рискуя жизнью, позабыв о том, что в любой момент их может взять на прицел вражеский снайпер или снаряд, выпущенный кем-то, за одно мгновение оборвет их жизнь.
– Родная, родная моя, – Мухаммад поднес к губам руки жены и прикоснулся к пальцам с запекшейся кровью.
– Ты жив, какое счастье, что ты жив, – Марьям принялась ощупывать исхудавшее за время войны лицо мужа.
– Как ты, родная моя? – спросил Мухаммад, уводя жену в безопасное место за кучей обломков.
– Хорошо, – улыбнувшись, ответила Марьям. Сейчас, в эту самую минуту, в ее душе действительно все было очень хорошо.
– Как же сильно я по вам скучал, – Мухаммад сел и посадил жену рядом с собой. – Как Джамал?
– Я три дня как его не видела, – с тоской сказала Марьям, – за ним, как и за другими детьми, присматривают няни. Детям устроили что-то вроде детского сада. Им там всем вместе не так холодно и голодно. Да и я все время на работе, – тут она заметила на своих руках запекшуюся кровь. – Мухаммад, помнишь тот мой сон: когда мне приснилось, что наше море стало кровавым?
– Да! Помню. Ты еще боялась плыть на корабле. Думала, что он может потонуть.
– Как же точно он сбылся. Никогда бы не подумала, что тот сон несет в себе такое зловещее предзнаменование.
Тут неподалеку раздался звук взорвавшейся бомбы, а вскоре на небе появились немецкие самолеты. Совсем недалеко упала еще одна бомба, подняв столб из дыма, снега и огня.
– Мы выстоим, обещаю, мы выстоим, – сказал в пылу Мухаммад, – родная, ты главное береги себя и Джамала.
– У нас в госпитале столько раненых. И с каждым днем их становится все больше, – закрыла лицо руками Марьям, – Мухаммад, ты не представляешь, какое это счастье для меня – видеть тебя живым, живым и здоровым, – женщина обняла мужа и крепко прижалась к нему. Мухаммад страстно поцеловал жену в губы.
***
Долгие зимние месяцы и весной шла оборона. Севастопольцы мужественно защищали свой город, свою родную землю. Но силы были неравны. Враг превосходил и в людских ресурсах, и в вооружении. Силы советской армии таяли. Каждый день потери убитыми и ранеными были огромны. Но люди верили: они отстоят свой город. Ведь отстояли москвичи Москву. Победа под Москвой вдохновила севастопольцев, заставила верить в свою победу. День и ночь не замолкала вражеская артиллерия. Но солдаты советской армии дали клятву бороться до последней капли крови, не жалея жизни, и до самой смерти оставались верны своей клятве и своей Родине.
Дом, в котором до войны счастливо протекала жизнь Мухаммада с Марьям, был частично разрушен, но та часть, в которой располагалась их квартира, оставалась цела. Именно туда в последний раз решили наведаться Мухаммад с Марьям.
– Марьям, я тебе обещаю, я достану нам билеты на эвакуацию.
– Билеты, наши билеты! – вдруг Марьям просунула руки в шкаф и достала оттуда две бумажки. – Наши билеты, – с горечью улыбнулась она, протягивая их мужу. – Помнишь их?
Мухаммад взял пыльные бумажки из рук жены и аккуратно их изучил: это были те самые билеты на корабль с датой 24.06.1941 г.
– Как, интересно, там наши родные, немец уже добрался до них? – спросила она мужа.
– Нет! И не доберутся. И Севастополь мы не оставим. Мы покидаем его, но мы вернемся.
Из соседней комнаты, переступив через дверь, наполовину висевшую над порогом, вышел маленький мальчик и молча подошел к отцу. В руках он держал плюшевого медведя: грязного, пыльного, одна его лапка была изгрызена мышами. Марьям огляделась вокруг. Окна все были выбиты, по стене с левой стороны шла большая трещина, потолки были в трещинах. Двери сняты с петель или наполовину вырублены: Марьям поняла, что их сняли зимой, чтобы бросить в огонь. Все вокруг было в пыли. Разбросанные вещи валялись по всей комнате.
Проследив за взглядом жены, Мухаммад сжал ее руку с билетами.
– Эвакуация идет на Кавказ. Мы будем там. Ты, главное, готовься и приготовь Джамала.
Мужчина поцеловал сына в нежную детскую щечку, щетина уколола мальчика, он кулачком потер щечку, и маленькие детские ручки обвили шею красноармейца.
Вечером следующего дня мужчина в форме морского офицера СССР в сопровождении двух моряков зашел в госпиталь. Там все кишело, словно в муравейнике. Раненые лежали даже на полу. Кого-то выносили на носилках, кто-то шел сам, а некоторые в зависимости от физического состояния просто сидели или лежали на своих местах. Мухаммад знал: госпиталь готовится к эвакуации. Не сразу он нашел Марьям. В одной из операционных он увидел девушку, которая меняла перевязку готовящемуся к эвакуации генералу, это была она. Подождав какое-то время, мужчина потянул жену в сторону:
– Марьям, вот билеты, – он всучил в руки жене бумаги.
Марьям печально огляделась по сторонам и только потом взглянула на то, что ей дал муж. Там был только один паспорт и два билета – один на ее имя, другой детский.
– А ты, где твой билет? – в ужасе почти вскрикнула она.
– Нас не эвакуируют, – не сразу ответил мужчина.
– Почему?
Мухаммад не хотел сейчас об этом говорить. Он отвел жену подальше, туда, где им не помешают и они смогут поговорить. Ему хотелось попрощаться с ней. Мужчина трезво оценивал обстановку в городе, свои шансы выжить и допускал то, что, возможно, он сейчас в последний раз видит любимую женщину.
– Марьям, я люблю тебя, – нежно глядя в глаза, в очередной раз признался он жене в любви. – Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне эту любовь к тебе.
Марьям растрогало признание мужа. Вокруг шла война, разрывались снаряды, пораженные севастопольцы спешили покидать город, полуразрушенный Севастополь неминуемо переходил к врагу. На войне, на грани жизни и смерти, когда каждая минута может стать последним мгновением жизни, любое проявление любви и нежности воспринимается особенно трепетно и остро.
По щекам Марьям покатились слезы. Она уже поняла, почему билетов только два, но все же решила повторить свой вопрос в надежде услышать другой ответ.
– Почему ты не едешь с нами?
– Марьям, я еле достал билеты для вас, – как можно спокойнее сказал Мухаммад, взяв жену за плечи, – у нас нет возможности эвакуировать всех. Многие наши корабли потоплены, – тут Мухаммад запнулся, он хотел рассказать жене о таких невосполнимых потерях, как «Армения» и «Абхазия», но решил не пугать жену перспективой разделить судьбу с пассажирами «Армении». – Нет возможности вывезти всех. Ты понимаешь.
– Но есть же какой-то выход… – хотела посокрушаться Марьям, но муж ее перебил.
– Я уйду в партизаны. Мы оставляем город, но не сдаемся. Мы с тобой очень скоро вернемся в наш дом и будем жить счастливо. Враг рано радуется. Победа будет за нами. Ведь с нами вся наша огромная страна, весь наш великий народ. Врагу не сломить нас.
Марьям прижалась к мужу, и темно-синюю форму намочили капли слез. Она понимала, что, возможно, видит своего мужа в последний раз в этой жизни. Тут она впервые в жизни задумалась о перспективе встретиться с ним в жизни вечной. Марьям была истинной коммунисткой. Не то чтобы она не верила в Бога и в жизнь после смерти, просто в ее семье вообще ничего такого не обсуждалось. Не говорили о Боге и о душе. Это считалось преступлением, и за это могли сурово наказать. А сейчас ей захотелось иметь бессмертную душу, которая после смерти встретится с душой Мухаммада, и будут они вместе в вечности.
– Береги себя, родная, – сказал Мухаммад. – И больше всего береги Джамала. Вы самое ценное, что есть у меня в этой жизни.
***
В туманный день под моросящим дождем Марьям без багажа, с ребенком на руках, наспех завернутым в одеяло, чтобы не простыл, пыталась пробраться на теплоход, следующий из Севастополя в Туапсе. Стоял гул, совсем рядом слышны были звуки стрельбы и разрывающихся снарядов. Мужчины в военной форме тщательно следили за тем, чтобы на судно прошли только пассажиры с билетами. Всеобщая паника и хаос, крики и просьбы о помощи вперемешку с холодным морским воздухом и моросящим дождем делали атмосферу непереносимой. Очередь двигалась медленно. Принимаемые на корабль граждане отказывались бросать багаж, были попытки провести с собой безбилетников. Марьям крепко прижимала к себе затихшего ребенка. Все эти месяцы войны очень сильно изменили Джамала. В исхудавшем и перепуганном ребенке сложно было узнать того озорного жизнерадостного непоседу, каким он был до войны. Марьям очень крепко прижимала к себе ребенка. Ей было страшно и тревожно на душе. Хотелось поскорее оказаться на корабле. А еще эти крики, стоны и плач тех, кого не брали на корабль… Вдруг где-то совсем недалеко раздалась сирена противовоздушной тревоги. Налет вражеской авиации сейчас мог стать трагическим для всех эвакуируемых. На небе появились немецкие самолеты, и через несколько секунд в море поднялся гриб волны от сброшенной немцами бомбы. Потом еще и еще. Самолеты, совсем не боясь советских зениток, причем не зря, подлетали совсем близко и с воздуха обстреливали совсем обезумевших от страха людей. Люди в панике бросились бежать. Там и тут люди падали прямо в воду, окрашивая ее в красный цвет. Марьям повезло больше, она успела отбежать от берега на безопасное расстояние.
Марьям сама не помнила, сколько она так бежала, как вдруг услышала выстрелы и непонятную для нее речь. От этих криков на немецком языке у девушки мороз прошел по коже. До сих пор она не слышала немецкий и даже не знала, какой он на слух, но в этих словах, выкрикиваемых где-то совсем близко и сопровождаемых выстрелами, девушка сразу узнала голос врага. И тут, оглядевшись вокруг, среди руин она увидела полные ужаса глаза таких же простых людей, как она. Вдруг перед ними прошелся человек в немецкой военной форме с автоматом наперевес и жестами указывал пройти по направлению вдоль улице. Все подчинились.
Люди в немецкой форме, громко крича и жестикулируя, угрожая автоматами, что-то требовали. Марьям поняла, что они хотят, чтобы все залезли в вагоны. Поднялся крик. Кто-то бросился бежать, и они были убиты. Марьям лихорадочно пыталась соображать: корабль, на котором они собирались выбраться из города, потоплен, а теперь немцы сажают их в поезд. Значит, Севастополь уже захвачен, порт и железнодорожные пути в распоряжении врага. Марьям очень сильно прижала к себе ребенка. Сейчас ей захотелось слиться с ним воедино, превратиться в одно целое, чтобы никто и никогда не смог их разлучить. Когда Марьям уже была близка к вагону, один из солдат вермахта набросился на нее и вырвал из ее рук ребенка. Она с плачем бросилась на него, но тут же была отброшена ударом приклада автомата в грудь. Кто-то схватил ее и швырнул в вагон. Обезумевшая от ужаса женщина с криком побежала к выходу, но тут опять получила удар в грудь такой силы, что встать уже не смогла.