1
О начале 2032 года возвестил взрыв семнадцатого космического корабля «Земля – Марс». Взрыв был самый что ни на есть заурядный, и тем не менее это событие вызвало некоторый переполох. Для сенсации имелись две причины. Во-первых, ничего более выдающегося на первые полосы газет в тот момент не нашлось. Во-вторых, в ракете находился человек. Предыдущие шестнадцать неудач уже научили публику не удивляться таким случаям. Обыватель воспринимал каждое известие о катастрофе марсианской ракеты точно так же, как довольно частые, несмотря на официальные заверения, сообщения о падении самолетов. Из шестнадцати провалов восемь пришлось на долю американцев, пять – русских, по одному – англичан, французов и канадцев; всеми кораблями управляли автоматы. Долларов сгорело в избытке, но человеческих жертв до сих пор не было.
Общественное мнение, реагируя на повторяющуюся перед каждым запуском шумиху, перебирало возможные причины постоянных неудач. И нашло две: либо инженеры не столь непогрешимы, как считается, либо имел место искусный саботаж со стороны некоей международной диверсионной организации, поставившей перед собой задачу не допустить ракеты на Марс. Официальная пропаганда усиленно пережевывала вторую версию, причем не столько потому, что власти придерживались ее сами, сколько для того, чтобы отвлечь внимание от первого, гораздо более опасного для них предположения. И те, кто попался на эту удочку, упорно искали возможных диверсантов.
Поскольку на этот раз обратились в пыль триста миллионов рублей и вместе с ними русский космонавт Микитенко, диверсия не могла быть делом рук самой России. Следовало найти какую-то другую причину, и налогоплательщик, на собственной шкуре испытавший достижения науки, опять обратился к первой версии. Нужно добавить, что подобным умонастроениям немало способствовала болтовня леваков и безответственных теоретиков об уничтожении капиталистами излишков продукции. Это напугало людей. Обычно безропотный Джон Доу представил, как его кровные деньги горят в огне, и завопил во весь голос.
Такой была ситуация, когда Джон Дж.Армстронг читал в «Геральд» статью профессора Мэндла. Согласно его теории. Марс окружала смертоносная электромагнитная оболочка, радиус которой менялся со временем и составлял примерно от десяти до двенадцати тысяч миль. Гипотеза, однако, основывалась на довольно скудной информации.
Армстронг был плотным, широкоплечим мужчиной в твидовом костюме и ботинках на толстенной подошве. Мышление его отличалось осмотрительностью и взвешенностью. В жизненных состязаниях он чаще всего приходил к финишу в числе первых, и делал это с такой же обманчивой неторопливостью, как железнодорожный локомотив, хотя и менее шумно.
Спинка кресла прогнулась до предела под его весом в две сотни фунтов. Он вгляделся в мерцающий экран телевизора. На экране проецировалась та самая страница из «Геральд», которая заварила в его голове кашу из всевозможных теорий.
Наконец он набрал номер Мэндла. На экране появилось лицо профессора, молодое, смуглое, в обрамлении курчавых волос.
– Не думаю, что вы меня знаете. Меня зовут Джон Дж.Армстронг, – сообщил он Мэндлу. – Я имею отношение к ракете номер восемнадцать, которая строится сейчас в Нью-Мехико. Закончат ли ее вообще – вопрос сложный, пресса завывает на эту тему, как стая волков, а если эстафету подхватит Конгресс, нам, скорее всего, придется бросить эту затею и заняться чем-то другим.
– Да, я в курсе. – Лицо Мэндла выразило сочувствие.
– Я прочел вашу статью в сегодняшней «Геральд», – продолжал Армстронг. – Если ваша теория не высосана из пальца, корабль можно смело сдавать в утиль. Поэтому я хотел бы задать вам пару вопросов. Первый: известными вам способы, посредством которых можно измерить параметры этого слоя, не губя корабль? И второй – как вы считаете, можно ли вообще преодолеть это препятствие? – Он помолчал и добавил: – Или Марс останется для нас недоступным на веки вечные?
– Теперь слушайте, – ответил Мэндл. – Информация, переданная искусственными спутниками, однозначно доказывает, что вокруг Земли существует ионизированный слой. Вокруг Марса может существовать похожий слой, но необязательно идентичный земному. О его природе можно лишь догадываться. Из семнадцати кораблей одиннадцать взорвались на расстоянии десяти – двенадцати тысяч миль от планеты, то есть преодолев девяносто пять процентов пути. Как вы сами понимаете, для простого совпадения это слишком. Мы имеем дело с некоей закономерностью…
– Хм! – пробурчал Армстронг. – Остальные шесть так далеко не проникали, а два вообще взорвались на старте…
– Следует учитывать человеческий фактор, дефекты в конструкции, низкую квалификацию, ошибки в расчетах и прочее, и прочее. Все ракеты были без экипажей, ведь мы все еще продвигаемся к цели на ощупь, методом проб и ошибок. Я считаю, что даже при объединенных усилиях всей планеты первые корабли были обречены на гибель, причем задолго до того, как они достигли окрестностей Марса.
Армстронг поскреб подбородок волосатой рукой.
– Что ж, может, и так. Но они легко преодолели слои Эплтона и Хевисайда, спокойно перенесли скачок температуры и интенсивности космических лучей, так почему они должны взрываться в этом марсианском слое, даже если он и существует?
– Потому что он другой. – В голосе Мэндла появились нетерпеливые нотки. – Может быть, он провоцирует спонтанный распад топлива или корпуса корабля. Но это не очень корректное допущение. Скорее можно предположить, что он вызывает столь интенсивный перегрев, что корабль вспыхивает, как врезавшийся в атмосферу метеор. И если причина тому – какое-то неведомое поле вокруг планеты, то выхода я пока не вижу. Но если дело всего лишь в трении, тогда барьер можно преодолеть, просто снизив скорость.
– Этот восемнадцатый корабль задуман как пилотируемый, – мрачно заметил Армстронг. – Камикадзе по имени Джордж Куин намерен обосноваться в его носовой части. Нам не хотелось бы, чтобы он поджарился. Что же делать? Мэндл колебался, о чем-то размышляя. – Единственное, что можно сделать… – медленно произнес он, – нужен автоматический зонд, который пойдет впереди. Если оба корабля снабдить датчиками, которые… – Не мигая, его темные глаза твердо смотрели на Армстронга, а затем лицо медленно сползло с экрана.
Глядя на опустевший экран, Армстронг ждал, когда собеседник появится снова. Пауза затягивалась. В конце концов, нахмурившись, он нажал кнопку срочного вызова. На экране возникла девушка-диспетчер.
– Я разговаривал с профессором Мэндлом, Вестчестер 1042, – пожаловался Армстронг. – Что случилось?
Девушка исчезла и через минуту появилась с сообщением:
– Извините, сэр, абонент не отвечает.
– Какой у него адрес?
Ее улыбка была любезной.
– К сожалению, сэр, нам разрешено сообщать адреса абонентов только полиции.
– Тогда соедините меня с Вестчестерским полицейским участком, – отрезал он.
С дежурным офицером Армстронг церемониться не стал.
– Говорит Джон Дж.Армстронг, Гринвич 5717. В доме профессора Мэндла, Вестчестер 1042, что-то случилось. Прошу вас отправиться туда как можно скорее!
Он отключился, затем набрал номер «Геральд», запросил добавочный «двенадцать» и сказал:
– Привет, Билл! На пустяки времени нет. Мне срочно нужен адрес профессора Мэндла, чью статейку ты засунул в последний выпуск. Можешь устроить? – Он немного подождал и, получив адрес, громыхнул в трубку: – Спасибо! Перезвоню позже.
Схватив шляпу, Армстронг выскочил на улицу, втиснул могучее тело в автомобиль и завел двигатель. Почему-то он был уверен, что профессор Мэндл никому и ничего уже не скажет.
Предчувствие его не обмануло. Скрюченный, уже начавший коченеть труп лежал на ковре под телефоном. Лицо Мэндла было спокойно.
По комнате расхаживал властного вида седоусый мужчина.
– Вы тот самый Армстронг, который нам позвонил? Быстро соображаете. Мы выехали сразу и все равно опоздали…
– В чем причина? – осведомился Армстронг.
– Пока не могу сказать. На первый взгляд он протянул ноги без чьей-либо помощи. Вскрытие покажет. – Он оценивающе взглянул на Армстронга. – Когда покойный разговаривал с вами, он был чем-нибудь взволнован, испуган, показался ли он вам обеспокоенным?
– Нет. Ничего подобного, насколько можно судить по экрану. – Армстронг недоверчиво посмотрел на труп. – Совсем еще молодой парень. Наверное, меньше тридцати. Странно, не правда ли, когда такие молодые люди вдруг умирают?
– Вовсе нет, – усмехнулся полицейский. – У нас такое случается каждый день. – Он перевел взгляд на вошедшего в комнату товарища.
– В мясной фургон, кэп? – гаркнул тот с порога.
– Да. Тащите его отсюда. Ничего интересного тут больше нет. – Он снова повернулся к Армстронгу: – Если вас интересуют результаты вскрытия, могу позвонить. Вы говорили, Гринвич 5717?
– Верно.
Полицейский капитан проявил легкое любопытство:
– Вы родственник?
– Нет. Я консультировался с ним по одному техническому вопросу. Меня аж передернуло, когда он вот так, прямо на полуслове…
– Пожалуй, кого угодно передернуло бы. – Капитан помахал шляпой, мрачно обвел глазами комнату и небрежно натянул ее на голову. – Хотя нам не привыкать, – добавил он и вышел.
Армстронг направился в «Геральд» и, вызвав Билла Нортона, предложил позавтракать в небольшом уютном кафе, славившемся необыкновенными бифштексами.
Первое слово он произнес только после того, как проглотил все, что заказал.
– Мэндл мертв. Сыграл в ящик, когда говорил со мной. Паршивый трюк – так надуть, когда разговор еще не окончен.
– Бывают трюки еще паршивее, – сообщил Нортон. – Однажды один парень вдруг взял и спятил в тот самый миг…
– Давай без репортерских воспоминаний, – перебил Армстронг. – Просто я теперь в каком-то дурацком, подвешенном состоянии. Я подозреваю, что Мэндл действительно что-то добыл, и хочу знать что.
– Увы, слишком поздно. – Нортон мрачно и равнодушно кивнул. – Время течет, вспять не повернет. – Он перевел взгляд на свою тарелку: – Спасибо за бифштекс, дружище.
– К черту бифштекс! – Стол заскрипел, когда Армстронг ухватился сильными руками за его края. – Чего стоил Мэндл? Кем он был в своей науке – настоящим ученым или выскочкой?
– Можно спросить у Фергюсона. Он редактор по науке, и он взял ту статью. И раз он ее взял, значит, Мэндл был серьезной фигурой. Может быть, его слова когда-нибудь даже высекут на камне. Ферги специализируется на последних новинках в науке и сам так учен, что покупает этот ликер не квартами, а литрами.
– Кажется, ты говорил, что он не пьет?
– Ну, ты же понимаешь, о чем я говорю. – Зевая, Нортон вежливо прикрыл рот ладонью. – Он малость не от мира сего.
– Слушай, Билл, сделай доброе дело, а? У меня нет контактов со всеми этими изобретателями слоев, и я начинаю об этом жалеть. Расспроси Фергюсона о Мэндле. Мне это нужно. Это плюс имя и адрес любого другого здешнего парня, которого он считает достаточно толковым, чтобы подобрать то, что уронил Мэндл.
– Ты так говоришь, будто тебе грозит потеря денег.
– Мне грозит потеря семи новых и чертовски дорогих игрушек. В том числе уникальной камеры. Помимо прочих хитрых штучек в корабле Куин захватит с собой пятидесятифунтовую камеру, которая отснимет многометражный цветной фильм. Это обошлось мне в двести тысяч баксов, но зато я приобретаю права на прокат фильма о путешествии на Марс. Это просто одна сплошная головная боль, но если я не получу фильм, половина моего состояния вылетит в трубу. – Он на миг задумался. – Я многое ставлю на кон, хотя шансы не равны, и я не хочу заведомого проигрыша.
Нортон ухмыльнулся и сказал:
– Поэтому ты хочешь быть уверенным, что Куин вернется национальным героем?
– Именно! Не говоря уже о том, что я не хочу, чтобы Куин поджарился. – Армстронг посерьезнел. – Он сумасброд – как любой из тех, кто считает, что к Марсу можно промчаться пулей, в то время как дорогу еще надо расчищать. Но мне он нравится. Даже если он потеряет камеру и все остальное, я хочу, чтобы он вернулся обратно, не подпалив штанов.
– Очень мило с твоей стороны! – Нортон встал, похлопал себя по животу, отдуваясь. – Прямо беда с этими космическими катастрофами. Слишком далеко от нас. А что далеко – то неинтересно. Не мог бы ты уговорить Куина хлопнуться где-нибудь поближе? И заодно, скажем, снести Эмпайр Стейт Билдинг?
– Если ему суждено навернуться, надеюсь, он сделает это прямо на притон дядюшки Джо, где днюет и ночует вся твоя кровожадная репортерская братия.
Нортон рассмеялся:
– Ладно! Налущу на тебя Ферги. Тогда и позвоню.
– Хорошо бы тебе поторопиться. Заказав вторую чашку кофе, Армстронг задумчиво отхлебывал из нее маленькими глотками, глядя в спину удаляющегося Нортона.
– Событие, повторившееся столько раз, не может быть случайным, – заявил Мэндл. – Это – явление, которое говорит о существовании какого-то закона. Логично, ничего не скажешь. Одна и та же комбинация иногда выпадает раз за разом, об этом знает любой игрок в кости, но вряд ли она выпадет семнадцать раз подряд. Мэндл что-то разнюхал… но что? Закон? Какой закон? Чей закон?
Армстронг устало прикрыл глаза. «Чей закон?» – как глупо! Все равно что «Кто виноват?». Типично русский вопрос. Физические законы – не плод человеческого ума, они такие, какие есть, и альтернатив нет. Так называемые социальные законы – всего-навсего этические соглашения, которые запросто изменяются в зависимости от места и времени действия. Никакие человеческие указы и постановления не могли взорвать одиннадцать кораблей на расстоянии больше сорока миллионов миль. Нет, конечно, нет. Ответственность за случившееся несет нечто, находящееся далеко за пределами этого мира.
За пределами этого мира? А что за его пределами? Именно это и пытались обнаружить те корабли. Именно это должна заснять его суперкамера. Как бы то ни было, в одном можно быть уверенным твердо: в новых мирах таятся новые законы.
Или новые люди пользуются новыми законами…
Или старые люди пользуются старыми законами…
Хмурясь от того, куда завели его мысли, Армстронг допил кофе и направился к выходу. В дверях, уловив в зеркале свое отражение, он остановился и некоторое время изучал собственные черты. На широком смуглом подвижном лице ясно выделялись серые глаза, и это создавало впечатление твердости, надежности и… обыденности.
– У какие у тебя большие зубы, бабушка, – произнес Армстронг. Отражение оскалилось и ответило: – Это чтобы легче съесть тебя, моя дорогая! – Слишком я расфантазировался, – пробормотал он сокрушенно. Хотя именно благодаря фантазии появились суперкамера, солнечный компас и другие идеи, в тот момент он был чересчур зол на себя, чтобы отдать ей должное. – Пора образумиться!
Последнее мрачное замечание стало пророческим, хотя Армстронг об этом не подозревал. Первым раздался звонок от Нортона.
– Ферги говорит, что Боб Мэндл в последнее время считался одним из самых многообещающих астрофизиков. К его теориям присосалась толпа народу. Я видел у Ферги последнюю статью Мэндла. Там целая прорва безумных рисунков и формул, а речь идет о каких-то кривых Мэндла, которые хитрым способом взаимодействуют с другими каракулями – фигурами Лиссажу. И это взаимодействие якобы доказывает, что фотоны имеют массу покоя. Лично мне абсолютно наплевать; есть у фотона масса покоя или нет. Но Ферги считает, что эта статья – серьезная заявка на открытие чего-то там такого-эдакого.
– А как насчет остальной информации? – напомнил Армстронг.
– Ах да! Ближайший аналог Мэндла – профессор Мэндл.
Армстронг продолжал терпеливо смотреть на экран и, встретив наконец взгляд Нортона, коротко рявкнул:
– Повтори!
– Единственная здешняя светлая голова уровня Мэндла – профессор Мэндл. С моим телефоном все в порядке. Что-то не так с твоим?
– Я слышал тебя и в первый раз. Просто мне сейчас не до смеха. С чего ты взял, что я валяю дурака? У меня пока еще хватает ума не конкурировать с тобой! Нортон ухмыльнулся в экран. – Ферги сказал, что это должен знать любой, у кого мозги в черепе не болтаются, как грецкий орех. – Он снова ухмыльнулся. – Клэр Мэндл.
– Девушка?!
– Его сестра. Педантична, как квадратный корень. Если она снисходит до того, чтобы послушать волчий вой, то исключительно для изучения эффекта Допплера.
– Хм! – только и мог сказать пораженный Армстронг. Нортон снова стал серьезным.
– Но Ферги утверждает, что она такой же классный специалист, каким был ее брат. Конечно, есть ученые и покруче Клэр Мэндл – например, ветхий старикашка по фамилии Горовиц, но у него есть существенный недостаток – он живет в Вене. Этот Горовиц – Фергюсон его просто боготворит – взвесил фотон с точностью до ста с лишним знаков после запятой при помощи математических фокусов вокруг реакции на хлорофилл. Кстати, ты не знаешь, что это такое?
– Поскольку в одной из моих игрушек используется фотосинтез, минимальное представление я должен иметь, – криво улыбнувшись, ответил Армстронг.
– Ты просто гениален! Для меня что колонизация, что личная гигиена – все едино. Такое уж я дремучее существо. Что-нибудь еще хочешь узнать?
– Больше, кажется, ничего. Спасибо, Билл.
– Не за что. Я расплатился за бифштекс. Когда ты созреешь накормить меня следующим?
– Когда телепатически узнаю, что ты проголодался. – Армстронг выключил аппарат и погрузился в размышления, но телефон внезапно зазвонил вновь.
На сей раз это оказался капитал полиции.
– Вскрытие показало, что причина смерти – тромбоз сосудов сердца, – сообщил он. – На обычном языке это означает, что там кровь свернулась.
– Причина естественная?
– Разумеется! – Полицейский капитан начал раздражаться. – Почему бы и нет?
– Я только хотел узнать, и все, – успокоил его Армстронг. – Мало знать – хуже, чем не знать ничего. Разумеется, это простое совпадение, но мне известно, что кровь может свертываться при отравлении ядом гадюки Рассела. Хотя, конечно, отсюда ничего не следует…
Раздражение капитана усилилось, он стал более настойчивым.
– Если вы что-то подозреваете, ваш долг – сообщить об этом нам!
– Видите ли, я знаю одно – запуски ракет словно заколдованы. Поэтому, когда первый человек, который мог дать нам хоть какие-то зацепки, вдруг отправляется на тот свет, я начинаю задумываться – а нет ли тут чего-то большего, чем простое невезение?
– Чего, например?
– Вы меня подловили! – признался Армстронг. – Я играю вслепую.
– Смотрите, не сверните себе шею, – предостерег капитан.
– Постараюсь.
После того как капитан отключился, Армстронг обдумал предстоящий разговор с Клэр Мэндл. Ясно, что неудобно докучать ей сейчас, когда на нее свалилась внезапная смерть брата. Лучше немного выждать. По крайней мере, неделю. Но неделя – это куча времени, и, значит, можно съездить в Нью-Мехико, проверить, как там идут дела. Кроме того, путешествие поможет ему избавиться от навязчивой идеи, какого-то непонятного, дурацкого предощущения, что и восемнадцатый по счету корабль не достигнет цели, если он, Армстронг, не сделает то, что сделать должен… Но здесь-то и крылся подвох – о том, что нужно делать, Армстронг и понятия не имел.
Снова засев за телефон, он позвонил в аэропорт и заказал билет на утренний рейс до Санта-Фе. Собираясь поужинать, он решил пройтись до ресторана пешком: иногда это полезно – больше увидишь и обдумаешь.
Ресторан он выбрал неудачно. Еда была приличная, но подавали ее при помощи роликовой обслуживающей системы – так на фермах распределяют корм скотине. В зале оказался небольшой пятачок для танцев, на котором, в самый разгар его трапезы, с десяток пар затеяли наимоднейшую «трясучку» под равномерное, бьющее по нервам бренчание шести контрабасов и электрической арфы. Оркестр бухал, как мефистофелевский метроном. Выпучив глаза и раскрыв рты, слипшиеся в экстазе парочки дрожали с головы до пят. Арфа и контрабасы довели их почти до истерики. Армстронг вышел, не закончив ужина.
Он подошел к витрине небольшого магазинчика. Его внимание привлек один экспонат – причудливо изогнутый обрубок дерева, чем-то напоминающий омара, из которого выступали два тонких родиевых стержня: один торчал прямо, другой целился в сторону. Табличка внизу гласила: «Автор – Тамари. Возвышение Психеи. Цена 75 долларов».
Армстронг почувствовал, как сжались челюсти, когда он поймал взглядом собственное отражение в стекле витрины. Какое-то время он смотрел на самого себя так, словно это был совершенно чужой человек.
«Кто хлебал из моей чашки? – запричитал крошечный медвежонок».
Он топнул ногой, словно стряхивая что-то, и направился к ближайшей телекабине. Незанятой оказалась только кабина с «Дейли»; он вошел в нее, откинулся на сиденье, бросил монетку и стал просматривать появившийся на экране вечерний выпуск.
О космических кораблях никак не упоминалось, за исключением заметки о том, что правительство России с признательностью оценило многочисленные выражения сочувствия, поступившие практически от всех государств. Ни словечка о демонстрациях и протестах против продолжения запусков. Наверное, газеты, пока могли, воздерживались от подобных публикаций. Престиж нации требовал, чтобы старты ракет продолжались.
Весь выпуск оказался на редкость «беззубый»; главный акцент делался на разлив Миссисипи и дело Вентворса об убийстве. Юного Вентворса признали невменяемым, и «Дейли» намекала, что если бы он не был Вентворсом, то погорел бы непременно. Но парень был Вентворсом, и три психиатра, с ученым видом поразглагольствовав об агрессивных неврозах, в итоге его спасли. Оправдали гонорар. А в какой-нибудь Бирме или Сомали людей вешают как раз за то, что они в самом деле спятили. Неважно, что ты сделал, важно – что ты думал, когда это делал.
– Чертовщина какая-то! – громко произнес Армстронг. – Что это сегодня со мной?
Выйдя из кабины, он поставил себе диагноз: барахлит печень, надо принять слабительное. Если бы он определил у себя сифилис, эдипов комплекс или сверхчувственное восприятие, то и тогда он не был бы дальше от истины.
«Истина – это драгоценный камень с множеством граней», – определил принц Гаутама. Но Будда забыл добавить, что чем дальше уходишь от одной грани, тем ближе подходишь к другой. Впрочем, Армстронг также не думал об этом. Ни теперь, ни потом!