#Город за изгородью

Глава 4. Бобер

Я все еще тихо подыхаю в дальнем углу баржи.

Архип продолжает держать Ханну внизу. Я не знаю, сколько прошло времени.

Першение и царапанье в горле. Рвота. Грудь сдавливает. Слабость. Одышка.

– Эй, а он не подохнет тут? Может, зря Архип так? Вдруг он сейчас копыта откинет? Что нам с ним делать?

Неужели эта безмозглая стая псов начала хоть что-то понимать…

Налицо все признаки отравления цианидом. Что я знаю об этом?

Мои клетки перестают усваивать кислород. Кислород остается в крови в соединенном с гемоглобином виде.

Смерть наступает через двадцать-сорок минут… Кажется, прошло больше… Еще я знаю, что если смерть не наступит через четыре часа, то я выживу. Но, возможно, стану дауном – из-за нарушения мозговой деятельности от кислородного голодания.

– Эй, Бобер, ты там жив? Пацаны, может, ему скорую нужно?

Только я начинаю радоваться, что хотя бы кому-то пришла в голову дельная мысль, как на барже начинает происходить нечто невероятное. И, конечно же, маленький и жалкий никому ненужный подыхающий Бобер уходит на второй план.

На палубу не пойми откуда врывается Брык – вид у него бешеный. Интересно, чего он так злится? Что Архип утопил меня в шламе вместо него? Съел за него этот чудесный десерт? Или он хочет доделать начатое Архипом и доконать меня?

Но нет… Его цель – не я. Первый раз в жизни.

Хм… Его цель – кто угодно, но не я.

На некоторое время я даже забыл, что подыхаю, – настолько происходящее меня увлекло.

Брык подлетает к одному из стаи и отбрасывает в сторону – тот ударяется о стену баржи и скатывается на пол. Брык подбегает ко второму – раздает удар за ударом по лицу. К третьему – швыряет его за борт. Подлетает к четвертому – ударяет по роже, швыряет на пол и бьет ногами.

– Где она?! Куда он ее повел?!

Несколько секунд я даже не имею понятия, о ком речь. Затем понимаю, что он говорит о Ханне. Сердце сжимается от страха – он хочет сделать с ней что-то плохое! Злится на Архипа, что он первый забрал эту заморскую игрушку. Гады… Сдохните оба, твари.

И тут я слышу знакомый клич – так кричат только мои друзья! Я замечаю их на мостике у входа на баржу – держат наготове оружие. На глазах выступают слезы – как же я рад! И горд! Мои друзья пришли ко мне на помощь. И с ними еще двое…

Все останавливаются при виде Брыка, который превратился в настоящую машину-убийцу.

Внизу под палубой слышен металлический лязг и скрежет.

– Что за кипиш? Эй, Брык, это ты?

Из трюма вылезает Архип.

– Где она?!

Брык с рычанием бросается на него.

Никогда в жизни я не встречал такой жестокости.

Брык повалил его на пол почти сразу же – Архип не ожидал нападения и даже не сопротивлялся.

– Где она?

– О ком ты говоришь, мать твою? – кричит Архип в ответ в перерыве между ударами.

Удар. Еще один. Еще… Звуки звонкие и сочные – так обычно трещит арбуз. Или… Чья-то черепушка.

Сквозь мутную пелену я вижу, что лицо Архипа уже превратилось в кровавое месиво. Брык рычит, с остервенением дикого зверя продолжает наносить сокрушающие удары. Архип открывает рот, пытается кричать, защититься, но бесполезно… Все вокруг смотрят на эту сцену с ужасом – но никто даже не пытается вмешаться.

Кровь – она повсюду. Архип представляет собой сплошной сгусток крови. Разбитое лицо, какие-то темные дыры вместо носа и рта. Брык – весь в крови. Пятна крови на полу и на стенах баржи. На одежде тех, кто стоит рядом. Перед глазами – кровь…

И тут какая-то мысль пытается прогрызть черепушку и пробраться в мозг… Брык здесь… Ханна там, в трюме… Он ищет ее… Зачем? Я не пускаю мысль в свою голову – она слишком тяжелая для понимания.

– Что ты сделал с ней, тварь? Где она? – орет Брык, хватая Архипа за воротник и тряся во все стороны. Затем отшвыривает его прочь, как сломанную и надоевшую игрушку.

Архип с трудом переворачивается на колени, опирается о палубу. Пытается отдышаться и вытирает ладонью кровь с лица. Он смотрит прямо на Брыка. А потом начинает смеяться. Смех выходит страшным, глухим, жутким. Насмеявшись, он говорит медленно, по слогам, с длительными перерывами на вдохи и выдохи:

– Я должен был понять раньше… Черт, ведь все же указывало на это. Какой же я тупой. Хей, парни, хотите потрясающую новость? Наш Брык влюбился!

Стая недоверчиво смотрит то на Брыка, то на Архипа. Никто не говорит ни слова.

– Влюбился! Да в кого? В девочку-мокрицу! Как это трогательно! Прямо классический любовный роман! Любовь парня из бедной Чертоги к богатой девочке-иностранке! – говорит Архип, издеваясь.

Черт. Он озвучил мою мысль. У Брыка и Хонюшки любовь? В это невозможно поверить! Она и он. Нет, это полный бред. Это же просто нелепо! Но… Зачем он тогда ее ищет? Ох, да и где же она? Все ли с ней в порядке?

– А я-то думал, почему она всегда убегает от тебя? Вы играли классный спектакль. Ты просто позволял ей убегать. Всегда. Бежал за ней на крышу. И за заброшенный мост. Бежал за ней в шахтах. Врал мне, что поймаешь ее! А сам… Целовал и трахал ее в какой-нибудь яме!

Архип с яростью и обидой выкрикивает последние слова и сплевывает на пол большой сгусток крови.

Это вызов – сейчас наступит второй этап битвы. Но Брык молчит. Лишь с ненавистью смотрит на Архипа.

Слова Архипа логичны… в моей голове уже стали собираться кусочки пазла. За Хонюшкой всегда гонится Брык, а не кто-то другой, это факт. И Брык никогда не может ее поймать, он упускает ее, ему вечно что-то мешает. Но я знаю точно, что Брык бегает быстрее остальных из шайки, он быстрее, ловчее, сильнее. Он просто не может не догнать ее! Если только сам не захочет ее отпустить…

– Ты думаешь, что нужен ей? Как бы не так! Ходячие отбросы – вот кто мы для них! Тебе не место в ее жизни, парень!

– Просто скажи, где она. Я не хочу больше тебя бить, – говорит Брык тихо.

– Она в трюме, – безнадежно говорит Архип и машет рукой в сторону лаза. – Но ты делаешь ошибку. Она – наш враг. Она запудрит тебе мозги. Влюбит в себя, а потом заглотит, прожует и выплюнет твои кости!

– Я сам разберусь.

– Ты глупый маленький мальчик! Только я знаю, что тебе лучше! – кричит Архип, но Брык уже исчезает в трюме. Все смотрят на лаз – ждут, что же сейчас будет. Как будто в ожидании новой серии лихо закрученного сериала.

Хоня с Брыком вылезают на поверхность – он накинул на нее свою куртку. Она бледная как смерть. Испуганно таращит глаза по сторонам. Вцепляется в Брыка мертвой хваткой. А он обнимает ее. Нежно… Вот черт. Ну как же это так… Как же это возможно… Они и правда вместе? Как они могли скрываться так долго? Злюсь на себя – а я всегда считал, что неплохо понимаю людей. Хонюшка тщательно прятала свою реальность – под своей волшебной улыбкой. И все, что я смог разгадать, – так только эту улыбку. «Ты совсем меня не знаешь».

За что она могла полюбить его? Как вообще можно полюбить такого монстра? В голове столько вопросов. И ни одного ответа.

Брык говорит Архипу, который, скрючившись, сидит на полу:

– Она ничего не отвечает. Молчит как рыба. Если… Если я узнаю, что ты что-то с ней сделал… я убью тебя.

И тут я понимаю, что терпеть уже больше не могу. Дышать все тяжелее. Что-то внутри дерет когтями грудь.

Ребята, я, конечно, понимаю, что не к месту… Вы тут выясняете отношения и все такое, а я тут тихо подыхаю в уголке и мешаю вам… Но… я тут как бы наглотался цианида, по ощущениям, получил смертельную дозу – миллиграммов восемьдесят, не меньше… и мне бы очень хотелось в больничку.

Издаю отчаянный крик помощи – но выходит нечто среднее между утиным кряканьем и ревом рожающей ослицы. Но я хотя бы смог привлечь внимание публики.

– Кирилл! – Паника в голосах друзей.

– Что с ним?

– Это отравление! Он наглотался ядовитой воды в карьере!

– Ему нужно в больницу!

Меня окружают.

Перед тем как окончательно уплыть в неизвестность, я чувствую, как несколько пар рук поднимают меня в воздух.

Глава 5. Брык

Я набрасываюсь на Архипа. Это не лицо моего друга. Я вижу лишь бесформенное пятно. Тело следует инстинктам, а не разуму.

Ярость. Гнев. Желание убить, разорвать в клочья, превратить в ничто человека, который был мне лучшим другом. Человека, который посмел ворваться в мой сказочный мир и разрушить его.

Удар за ударом. Холодное желание убить. Слышать хруст костей и перебитых хрящей, видеть, как от ударов разлетается череп.

Хочется бить еще и еще. Я больше не чувствую ударов, руки и тело будто онемели.

Кровь, повсюду кровь. Моя, текущая из носа, не моя, льющаяся из чужих разбитых губ. Я наношу удар за ударом по месиву, где когда-то было лицо моего друга.

«Прекрати, Кит-Wal, – слышу в голове самый прекрасный голос в мире. – Хватит!»

Я останавливаюсь. Ханна права. Нужно остановиться. Ведь моя цель – не месть и не убийство. Моя цель – найти ее.

Отбрасываю его прочь.

– Где она?! Что ты с ней сделал?

Я не узнаю свой голос. Я будто вижу все, что происходит, со стороны.

Архип вытирает рукавом кровь. Смотрит на меня и смеется. Он все понял, хватило только одного взгляда на меня.

– Хей, парни, хотите потрясающую новость? Наш Брык влюбился! Да в кого? В девочку-мокрицу!

Вот и все. Тайна раскрыта. Нам больше нечего скрывать, Ханна. Не от кого прятаться. Стало очень легко дышать – так, будто раньше грудь стягивали тугие ремни. А теперь… Ремни перерезаны. Я могу вздохнуть свободно.

– Ты врал мне! Врал мне, что поймаешь ее! А сам… Целовал и трахал ее в какой-нибудь яме!

Я вижу, как больно Архипу. Он так обжегся однажды… Когда лучший друг его предал… А теперь, в какой-то мере, все повторяется снова.

Я больше ничего не хочу. Не хочу бить. Не хочу ни спорить, ни слушать. Я просто должен убедиться, что с моей девочкой все в порядке. Я молюсь, чтобы с ней было все в порядке, иначе… Мне снова придется делать то, что не следует.

Просто. Забрать. Ее. Отсюда. Увести обратно в ее мир, запереть в пряничном домике.

– Просто скажи, где она.

– В трюме. Но ты делаешь ошибку! Только я знаю, что тебе лучше!

Я лезу в трюм и думаю о том, как же он ошибается.

Я больше не его пес.

Поводок перерезан. Навсегда.

В трюме грязно, стоит кислый запах пота и сладковатый запах ржавчины.

Она сидит на краешке стола и смотрит как будто через стены. Такая маленькая, хрупкая. Сжалась в комочек, обняла себя руками. Я снимаю куртку и накидываю на нее, обнимаю.

Ее реакция заторможена – она не сразу поняла, что это я. Дернулась от испуга. Но потом узнала – и крепко обняла в ответ, так сильно, как не обнимала никогда. Что-то произошло – я не узнаю Ханну. Свою Ханну. Веселую, гордую, смелую, открытую и искреннюю девочку. Где она? Что это за жалкий испуганный зверек ко мне жмется?

Она всхлипывает. Так тихонько, как будто боится, что ее услышат.

Глажу ее по волосам.

– Тихо. Тш-ш… Все закончилось, девочка. Пойдем, я отведу тебя домой.

По дороге она ничего не говорит – я пытаюсь выпытать у нее, что произошло. Она молчит. Я просто отвожу ее домой, успокаивая себя тем, что это временно, что вечером я приду сюда, она выйдет ко мне и все расскажет. Но вечером она не выходит…

Она не выходит из дома уже несколько дней. Я торчу в соседских кустах почти круглые сутки. Я прихожу рано утром и вижу, как родители уходят на работу. Стучу в дверь. Стучу в окно – все без толку. Она слышит. Знает, что это я. Почему же ты не выходишь? Почему не хочешь меня видеть?

Видеть Ханна не хочет не только меня – я наблюдаю, как к ней подходят двое ее друзей-перебежчиков, а также двое ребят из «Голубых Холмов»… Она никому не открывает.

Остро чувствую свою вину за то, что произошло. Если бы я не разбирал этот чертов сарай, а был на барже в это время, ничего бы не произошло. Да если бы… Если б я не стал встречаться с Ханной, этого тоже могло бы не произойти. Встречи со мной – вот одна из причин, которая тянет ее в Чертогу. Если б я попытался понять Архипа получше, пролез к нему в голову пару раз, я бы понял, что его одержимость Ханной куда серьезней, чем мне казалось. Но меня интересовали только мои проблемы. Какой же я дурак. Эгоистичный ублюдок.

Время уже не вернешь назад.

Я не виделся со стаей после происшествия на барже. И не виделся с Архипом. Я хочу сначала поговорить с Ханной, достучаться до нее – вытянуть из нее то, что она так прячет. Сделал ли Архип с ней что-то плохое? От ее ответа зависит многое.

Я очень зол на него. Перед сном в голову лезут страшные картины – как Архип мучает Ханну, издевается над ней. Ложусь и просыпаюсь с мыслью о том, как сильно я хочу убить его. Я понимаю, что эта мысль меня разрушает, но ничего не могу с собой поделать.

Почистил картошку. Приколотил все время падающую табличку с именами к входной двери.

Сходил с Глебом в магазин. Вымыл лоток Марсика. Зашил штаны. Прочитал книгу. Выпил все молоко в доме. Сожрал весь сахар.

Я пытаюсь занять себя чем-то, чтобы не думать. Но все равно из каждого угла доносятся крики Ханны – ее мольбы о помощи. И смех Архипа. Голова раскалывается на части – я устал задаваться вопросом, который мучает меня и не дает покоя. Что произошло там, в трюме на барже между Архипом и Ханной? Что он ей сделал? Я не могу спросить об этом Архипа – не могу видеться с ним, потому что убью, если увижу. И не могу спросить об этом Ханну, потому что она не выходит ко мне.

Ответы, мне так нужны ответы… Где их искать? Кто мне сможет их дать? Я схожу с ума…

И так, в поиске ответов, сам того не осознавая, я перелезаю за забор в «Голубые Холмы» – но иду не своей обычной дорогой. Я иду на запад и дохожу до небольшой площади, на которой расположилось четырехэтажное блестящее здание. Мда, больница в «Голубых Холмах» выглядит представительней здания администрации в Чертоге. Внутрь меня пропускают без проблем – очевидно, к этому пациенту ходят друзья из школы, и меня просто принимают за одного из учеников.

Я послушно надеваю у входа бахилы и накидываю халат. Иду по коридорам. Пол, стены – все натерто до зеркального блеска. В таких коридорах можно устраивать королевский прием. Вот только запахи выдают… Во всех больницах пахнет одинаково. Запах хлорки и болезней.

Мне нужно на самый верхний этаж – этот корпус стоит обособленно, напоминает высокую одинокую башню в замке.

Я долго топчусь у входа. Что мне делать внутри? Что я скажу? Я еще не знаю… Решительно открываю дверь.

Бобер лежит на кровати под капельницей, возле него сидит Барашек.

Бобер почему-то не удивлен, смотрит на меня устало, а вот Барашек таращится так, будто я хирург, который пришел делать срочную ампутацию конечностей пациенту и посетителю тоже – за компанию в знак солидарности с другом.

– Привет, Бо… Кирилл, – беззаботно говорю я, будто пришел навестить друга.

– Привет, Брык. Не могу сказать, что рад тебя видеть, ты уж извини. Странно видеть тебя здесь. Неужели пришел извиниться?

Я мотаю головой.

– Нет. Извинения – это дерьмо не для меня. Но я хочу сказать, что да, я много думал и теперь многое понял.

– Не знал, что ты умеешь думать, – серьезно отвечает Бобер. Я стискиваю зубы. Стараюсь не обращать внимания на его подколы и держать себя в руках. Не место и не время вступать с ним в перепалку. Я продолжаю:

– Понял, что дела, которые я творил раньше, – не такие уж и важные, как мне казалось. Многое из того, что я делал, было неправильно. По отношению к тебе, к вам всем. Но… я не раскаиваюсь. Это – мое прошлое, от него никуда не денешься. Оно просто было и все. Но я хочу идти дальше. Извиняться я не буду – просто не чувствую, что мне это нужно. Я пришел сюда не за этим, а за другим…

Бобер будто не замечает меня и смотрит в окно.

– Хм… Как разыгрался сегодня ветер… Кто же пришел сегодня на башню старца Фура^[3] за подсказкой и поиском ответов?

От его проницательности мне становится неуютно.

– Как будто ты знаешь, зачем я пришел, – хмыкаю я.

– Знаю, – кивает он. – Ты хочешь спросить меня о ней. Хочешь узнать, что тебе делать дальше.

И тут он смотрит на меня – глазами мудрого старика. Почему-то захотелось потянуться к нему – как будто он знает правду. Знает, как мне поступить.

– Тогда скажи мне ответ, – требую я.

– Хм… я дам тебе подсказку. Ведь ключ надо заслужить. Идти может хоть век, но с места не сойдет. Чем старше мы становимся, тем сильнее осознаем его ценность… Ну же? Что это? Ответы на все твои вопросы заключены в этой подсказке. Думай, Брык.

Загадки – не мой конек. Я их ненавижу. Они меня только злят.

– Я не буду участвовать в этой игре, Бобер. Не буду отгадывать твои дурацкие загадки.

– Думай. Твоя минута на исходе.

– Не буду, – упрямо повторяю я. Зря я пришел… Этот Бобер просто издевается надо мной! – Ни черта ты не знаешь! Не знаешь, зачем я пришел! Не можешь знать… Ведь я и сам не знаю.

– Все. Прошла твоя минута. Слишком поздно, ты остался без подсказки. Паспарту, сколько у нас ключей?

Барашек складывает большой и указательный палец буквой «о».

– Ноль! Ноль ключей! Ты не собрал ни одного ключа. Это худшая игра в истории Форта Боярд. Время вышло. Ты упустил все свои подсказки. Твой ключ в море. И с таким-то раскладом хочешь получить ответ?

«Твой ключ в море», – эхом отзывается в голове.

– Да господи, кому я это говорю… – безнадежно машет руками Бобер, смотря куда-то в сторону. – Парню, у которого вместо извилин в мозгу – закоротившая проводка… Как будто он меня поймет. Иди отсюда, Брык. Тебе тут не рады. Тебе тут не место.

Я понимаю, что очень хочу ему врезать, – как всегда. Но это не подходящее место. Я жалею, что пришел.

Когда я подхожу к двери, Бобер говорит мне в спину:

– Это время, Брык. Ответ на загадку. Время. Тебе не нужно ничего делать сейчас, просто дай ей время. Она сама к тебе придет и сама расскажет, что произошло. А пока тебе остается только ждать. Время, Брык.

И когда я уже стою в коридоре и закрываю дверь, слышу сзади:

– Эй, Брык! Я рад, что ты понял, каким дерьмом ты был все это время!

Выхожу на улицу. Куда мне идти? Меня никто не ждет.

С полным сумбуром в голове я подхожу к своему дому. Облокачиваюсь на стену.

Время… Нужно ждать. Ждать я ненавижу. Твой ключ в море, Кит.

А потом гремит взрыв. Такой силы, будто землю переворотило вверх дном.

Часть третья
Взрыв

Глава 1. Кит

Взрыв. Короткое слово, способное разорвать тело и душу в клочья.

Пульсация где-то в земле…

Вспышки… Вдалеке на горизонте я вижу вздымающееся вверх огромное красно-черное зарево. И дым, дым без конца. Столб бесформенной черной массы, уходящий в облака.

Горят Восточные шахты.

Где-то там мои отец и брат.

Я сижу на земле, привалившись к стене дома, в ступоре смотрю на зловещее зарево.

И тут же вдалеке со всех сторон начинают раздаваться протяжные гудки.

О-у-у…

О-у-у…

Это так печально трубят другие шахты, сообщая о происшествии.

Распахиваются окна. Хлопают двери. На улицу выбегают люди.

– Что произошло?

– Восточные горят…

Топот ног. Встревоженные голоса. Люди бегут в одном направлении – туда, где произошел взрыв.

Да что же это я сижу, развалившись? Мне нужно туда! Там же отец! И брат!

И я уже несусь по пустырю, обгоняя толпу, перепрыгиваю через развалины и ямы. Бегу по шпалам железной дороги.

Перепуганная толпа.

Дыма столько, что нечем дышать. Протискиваюсь вперед, расталкиваю толпу локтями. Упираюсь в натянутые ленты и ментов.

– Куда прешь? Оцеплено все!!! – рявкает один из них.

– Там мой отец! Он на шахте! И мой брат тоже! Мне нужно к ним!

– Спасатели скоро будут. Найдут твоих. Вытащат, – говорит он с уверенностью. И мне хочется поверить. Мне остается только вцепиться мертвой хваткой в красно-белые ленты и смотреть, как в небо уходит столб черного дыма.

Дым. Духота. Люди кашляют. Слышатся взволнованные, испуганные голоса. Кто-то плачет, кто-то кричит. У всех этих людей родные и близкие работают на шахтах. И все они думают сейчас об одном. О том же, о чем и я.

«Только бы не моя семья».

А потом я вспоминаю о матери – она должна была быть на комбинате, когда произошел взрыв. Я мчусь в сторону комбината и встречаю ее на полпути – встревоженную, растерянную, плачущую.

Мы обнимаем друг друга. Я чувствую, как ее тело сотрясается в рыданиях.

– Все будет хорошо, мам… – говорю я. – Говорят, что взрыв произошел на поверхности. А они были на глубине… Далеко от очага аварии. Их не зацепило. Вот увидишь – скоро спасатели разгребут завал и вытащат их.

Мы идем в сторону оцепления – но не лезем в гущу толпы. Тут стоят люди, которым просто больше некуда идти в такое время. Мы не можем разойтись по домам.

– Кит! Кит! – слышу я взволнованный голос позади себя. Поворачиваюсь и вижу Ханну.

– Ханна! Что ты тут делаешь?

Она кидается мне на шею. От ее волос сладко пахнет шампунем – я зарываюсь в них носом, – и сладкий аромат перебивает горький запах дыма.

– Мы прибежали сюда сразу после аварии. Здесь много наших, взрослые предлагают помощь – разгребать завал, пока спасатели в пути. Предлагают лекарства и транспорт. А мы с ребятами раздаем воду и маски от дыма, держи. – Она протягивает мне повязку и бутылку воды. – Мне так жаль, Кит… Так жаль. Я уверена, их спасут. – Ханна гладит меня по руке и уходит дальше – раздает маски тем, кто их еще не получил. А мне бы очень хотелось, чтобы она осталась со мной.

Она обходит всех, каждому говорит глупые подбадривающие слова, обнимает плачущих женщин. Она снова такая, какой была раньше. Смелая, сильная, готовая всем помочь.

В толпе я замечаю еще одно знакомое лицо – Архипа. Что он тут делает? Насколько я знаю, его родители тут не работают. Кто-то из близких? Я не подхожу к нему – не думаю, что смогу сказать ему хотя бы пару слов.

Думаю о том, подходила ли к нему Ханна? Протягивала ли ему воду и марлевую повязку? Говорила успокаивающие слова?

МЧС и пожарные приезжают через полчаса. Еще через час мы видим, как прилетает вертолет.

Появляется первая информация – после взрыва в шахте находилось пятьдесят человек.

Спустя три часа после аварии на поверхность выводят тридцать человек.

Я вглядываюсь в черные от грязи лица шахтеров, в их перепачканную и местами рваную одежду – пытаюсь узнать в них отца и Глеба. Но не узнаю…

Еще через полчаса или час найдены первые две жертвы.

В ушах – зловещий гул.

«Только бы не…»

«Только бы не…»

Но это не они.

Это Вячеслав и Мария Бойко.

Родители Архипа.

Как они оказались на шахте?

Я смотрю в его сторону – он разговаривает с каким-то мужчиной. Разговаривает тихо, смотрит серьезно. Он спокоен. Мужчина обнимает его за плечи и куда-то уводит. Возможно, это друг семьи.

Черт… Это я должен был быть на месте этого мужчины. Я должен был подойти к Архипу. Ведь он сделал бы это для меня… А я из-за своей гордости даже не подошел к нему…

Смотрю на маму – нет, я должен быть с ней. Нельзя оставлять ее одну.

Из тридцати вышедших на поверхность горняков шестерых увозят в больницу с переломами и ожогами. В толпе говорят обнадеживающие слова – кто-то слышал, что вентиляционные стволы работают нормально. В шахту поступает воздух. Значит, люди внутри не умрут от недостатка кислорода.

Ханна со своим маленьким отрядом снова появляется в поле зрения – на этот раз они раздают всем пледы, пытаются напоить людей горячим чаем и накормить бутербродами.

Когда темнеет, двое шахтеров, друзей отца, те, у кого был сегодня выходной, отводят меня и маму домой.

– Вам нужно поспать, – говорят они. – Все будет хорошо – нам сообщили, что сюда едут еще двадцать спасателей. И дополнительная техника.

О каком сне может идти речь?

Мысли о том, что отец и брат сейчас находятся там, на глубине четырехсот метров, отрезанные от остального мира завалом, сводят с ума и меня, и маму.

Мама сидит, уставившись в одну точку, отгородившись от меня и от всего мира толстой стеной своего аквариума.

Я сажусь к ней на кровать. Держу за руку и повторяю одно и то же.

– С ними все будет хорошо… Их спасут, вот увидишь.

Так проходит ночь.

А в 8:30 утра к нам снова приходит друг отца. От него мы узнаем, что на шахте обнаружено еще пятеро погибших горняков.

Среди них – Глеб и Юрий Брыковы.

Будто бомба лопнула внутри. Будто не выдержала крепь в шахте, и многотонная груда руды рухнула на голову.

Мать плавно опускается на койку.

Мы долго сидим, прижавшись друг другу. Мать плачет, а у меня слезы застряли в горле. В ушах стоит звенящий гул.

* * *

Два дня до похорон.

Я прижимаюсь лбом к оконному стеклу. Смотрю на колесо подъемника вдалеке – на других шахтах. Тех, с которых люди после смены в тот день вернулись здоровыми.

«Слава шахтерскому труду!» – чернеют на одном из старых зданий шахты объемные буквы. Надпись, оставшаяся еще со времен Советского Союза.

Мне плевать на все, что происходит снаружи, – сколько народу вытащили, сколько еще погибло людей, почему взорвалась шахта. Мне плевать.

– Ты как, мам? – Я протягиваю маме чашку горячего чая.

– Все хорошо, Глебушка, – отвечает она, сидя все в той же позе на койке и принимая чашку дрожащими руками. А у меня от ее слов в голове будто раздаются удары похоронного колокола.

* * *

Церемония прощания. Панихида по погибшим – всего погибло двенадцать человек. Прощаться с погибшими пришли многие – их колонна растянулась на большое расстояние. Пришли даже жители «Голубых Холмов». И Ханна.

Я вижу Архипа – на несколько секунд наши взгляды встречаются.

Понимание – вот что каждый из нас может прочитать в глазах другого.

Мы не подходим друг к другу – незачем. Ведь если подойдем, придется что-то говорить. А никто из нас сейчас не может разговаривать.

Слезы. Гвоздики. Телевидение. Смерть. Холодный моросящий дождь. Сладковатый запах паленого дерева. Вереница гробов. Люди, одетые в темное.

Я не обращаю внимания на все это. Будто не вижу. Смотрю только вверх, на хмурые облака…

И вижу два маленьких прямоугольника чистого голубого неба – там должны были плыть киты отца и Глеба.

Киты, которые уже никогда не поднимутся со дна и не воспарят в воздух.