Посвящается Карен Карлсон и Карен Грин
David Foster Wallace
OBLIVION stories
Варианты некоторых из этих рассказов впервые появились в следующих изданиях, редакторам которых выносится наша благодарность и признательность: AGNI, Black Clock, Colorado Review, Conjunctions, Esquire, McSweeney’s, а также «Рассказы премии O. Генри 2002».
В одном или двух небольших отрывках из рассказа «Философия и зеркало природы» используется без указания прямой цитаты книга Гордона Грайса «Красные песочные часы: Жизнь хищников» (Delacorte Press, 1988). Цитата из «Уборной леди» Джонатана Свифта, приведенная в «Канале страданий», взята из книги Джонатана Свифта «Стихотворения».
Copyright © 2004 by David Foster Wallace
© Сергей Карпов, перевод, 2021
© Михаил Емельянов, иллюстрация, 2021
© ООО «Издательство АСТ», 2021
Все рассказы в этой книге – вымысел. Все имена, люди, места и события полностью выдуманы. Там, где используются имена реально существующих знаменитостей и юридических лиц, это сделано исключительно с литературными целями и не является утверждением факта. Сходство с кем-то или чем-то реальным не подразумевается и абсолютно случайно.
Мистер Пышка
Затем Фокус-группа опять собралась в очередном конференц-зале на девятнадцатом этаже «Ризмайер Шеннон Белт Эдвертайзинг». Каждый участник вернул пакет с Индивидуальным профилем реакции модератору, который благодарил всех по очереди. Вдоль длинного конференц-стола стояли кожаные крутящиеся кресла; схемы рассадки не было. Для всех желающих выставили бутилированную родниковую воду и напитки с кофеином. Из окна с толстым тонированным стеклом, занимавшим всю наружную стену, с высоты открывался панорамный вид на северо-восток, отчего конференц-зал казался просторным и привлекательным, с более-менее природным освещением, что только радовало после тесных тест-кабинок с безликими флуоресцентными лампами. Пара участников Целевой Фокус-группы, рассаживаясь по удобным креслам, машинально ослабили галстуки.
На подносе в центре конференц-стола находились новые образцы продукта.
Модератор – как и тот, что этим утром вел большое собрание по Тестированию продукта и Начальной реакции перед тем, как всех членов разных Фокус-групп распределили по индивидуальным звуконепроницаемым кабинкам для заполнения Индивидуальных профилей реакции, – имел степени как по описательной статистике, так и по поведенческой психологии и работал в «Команде Δy» – передовой компании, занимавшейся исследованиями рынка, ее услугами «Ризмайер Шеннон Белт Эдв.» в последние годы пользовалась почти эксклюзивно. Этот модератор Фокус-группы был человеком плотного телосложения, с бледными веснушками, старомодной прической и дружелюбным, пусть и немного нервным, продуманно фамильярным поведением. У него за спиной, на стене рядом с дверью, висела белая доска для презентаций с легко стираемыми маркерами на алюминиевой полочке.
Пока все не расселись поудобнее, модератор рассеянно теребил краешки бланков ИПР в папке. Затем сказал: «Итак, еще раз спасибо за ваше участие, которое – как, уверен, мистер Маунс уже говорил вам этим утром, – является важным этапом в решении, какие новые продукты станут доступны для потребителей, а какие не станут». Он изящно, умело обводил взглядом весь стол так, что словно смотрел на каждого человека, – этот навык слегка противоречил застенчивому и в чем-то нервному языку его тела во время речи перед собравшимися. Четырнадцать членов Фокус-группы – из них все были мужчинами и многие выбрали себе напитки – ответили слабыми жестами: судя по выражению их лиц, участники далеко не на 100 % были уверены, что от них потребуется. По виду и ощущениям конференц-зал очень отличался от стерильной, почти лабораторной аудитории, где два часа назад проводились ТП/НР. Модератор – с традиционным карманным протектором, откуда торчали ручки трех разных цветов, – был в свежей рубашке в полоску, шерстяном галстуке и брюках оттенка какао, но без пиджака и без блейзера. Рукава он не закатывал. Его улыбка, как заметили несколько участников, казалась слегка болезненной, словно он перед кем-то извинялся. На той же стороне его рубашки, где висел бейджик с именем, к нагрудному карману был прикреплен большой значок или жетон со знакомой бренд-иконой «Мистера Пышки» – по-детски пухлым мультяшным лицом неопределенной расовой принадлежности с полузакрытыми глазами и выражением, которое каким-то образом передавало одновременно удовольствие, сытость и хищное желание. Весь его вид казался таким безобидным, что почти невозможно было не улыбнуться ему в ответ или не почувствовать воодушевление, – бренд-икону заказал и утвердил один из старших криэйторов «Ризмайер Шеннон Белт» больше десяти лет назад, когда региональная компания «Мистер Пышка» влилась в национальную корпорацию, быстро расширилась и диверсифицировалась от экстрамягкого хлеба и булочек для сэндвичей к круассанам, пончикам с начинками, пирожным и мягким кондитерским изделиям почти всех вообразимых видов; и без всяких заложенных посылов или ассоциаций, какие мог бы измерить по собранным данным или точно определить отдел демографии, грубоватое контурное личико стало одной из самых популярных, узнаваемых и наглядно успешных бренд-икон в американской рекламе.
Трафик на улице внизу был оживленным, как и торговля.
Однако этим светлым холодным ноябрьским днем 1995 года аккуратно отобранные и одобренные Фокус-группы собрались не по поводу бренд-иконы «Мистер Пышка». Сейчас третью фазу Фокус-тестирования проходил новый хай-концепт – пирожное с акцентом на шоколаде, выходящее под брендом «Мистер Пышка», изначально задуманное для розничной продажи в супермаркетах: в упаковках по двенадцать штук для продуктовых аутлетов верхнего сегмента, сперва на Среднем Западе и Северо-Восточном побережье, а затем, если данные по пробному рынку оправдают надежды родительской компании «Мистер Пышка», и по всей стране.
В центре конференц-стола на большом крутящемся серебряном подносе были сложены пирамидальной горкой 27 пирожных. Каждое было упаковано в герметичный трансполимерный материал, напоминавший бумагу, но рвавшийся как тонкий пластик, – такую же розничную упаковку применяли почти все американские изготовители кондитерских изделий с тех пор, как композит впервые ввел на рынок M&M Mars для запуска инновационной линейки «Милки Вей Дарк» в конце 1980-х годов. На упаковке нового продукта напечатан знакомый характерный бело-голубой узор «Мистера Пышки», но здесь Мистер Пышка округлил глаза и рот в карикатурной тревоге за последовательностью микротекстурированных черных полосок, напоминавших прутья тюремной решетки, вокруг двух из таких полосок или прутьев пухлые пальцы цвета теста сложились в универсальной позиции заключенных всего мира. Темные, исключительно плотные и влажные на вид пирожные в обертке были «Преступлениями!»® – их рискованное и многозначительное торговое название по замыслу одновременно и транслировало, и пародировало чувство греха/невзыскательности/преступления/порока, которое охватывало современного потребителя, ведущего здоровый образ жизни, из-за поглощения высококалорийного корпоративного снека. Также матрица ассоциаций в названии включала намек на взрослый возраст и взрослую независимость: было решено отказаться от сверхмилых, мультяшных названий с акцентом на буквах «м» и «у» множества других популярных пирожных ради реалистичности, так как наименование «Преступление!» изначально задумывалось и тестировалось для обращения к мужской ЦА в возрасте от 18 до 39 лет – самой вожделенной и пластичной демографической таргет-группе элитного маркетинга. Только двое из присутствующих участников Фокус-группы были старше 40: во время интенсивного демографического/поведенческого отсева, благодаря которому данные от Фокус-групп «Команды Δy» ценили столь высоко, команда технической обработки Скотта Р. Лейлмана проверила их профили не один, а целых два раза.
Вдохновленные, если верить слухам в агентстве, встречей-откровением креативного директора РШБ с так называемой «Шоколадной смертью» в кафе Ближнего Нортсайда, «Преступления!» тоже были шоколадными во всем – в начинке, глазури и тесте, – причем делали их из настоящего или десертного шоколада, а не обычного гидрогенизированного кокоса и кукурузного сиропа с витамином F, так что «Преступления!» считались не столько вариацией «Зингеров», «Динг-донгов», «Хо-хо» и «Шокодилов» от конкурентов, сколько их радикальным переосмыслением на престижном уровне. Увенчанный куполом цилиндр из бисквитного теста без добавления муки и со вкусом мальтита целиком покрывался слоем в 2,4 мм шоколадной глазури с высоким содержанием лецитина, произведенной с микропримесями сливочного масла, кокосового масла, горького шоколада, шоколадного ликера, ванильного экстракта, декстрозы и сорбитола (сравнительно дорогостоящей глазури, причем из-за одного только избытка масла в ней потребовались героические инновации в системах производства и проектировании – пришлось переоборудовать целую технологическую линию, переучить работников конвейера и пересчитать квоты производства и контроля качества более-менее с нуля), а также затем эта высококачественная глазурь вводилась под высоким давлением кулинарным шприцем в полый овал в центре каждого «Преступления!» размером 26 на 13 мм (центр, который, например, в продуктах «Хостесс инк.» был наполнен, по сути, сахарным взбитым лярдом), в результате чего на выходе получалась двойная доза ультранасыщенной глазури почти ресторанного качества, чей центральный кармашек – учитывая, что взаимодействие тонкого слоя внешнего покрытия с воздухом придавало слою твердый, но растворяющийся марципановый характер традиционной глазури, – казался еще насыщеннее, плотнее, слаще и преступнее, чем внешняя глазурь – которая, согласно большинству ИПР и РРГ на полевых тестах конкурентов, считалась самой любимой частью у потребителей. (На кассетах о поведенческой серии испытаний по двойному слепому методу 1991/92 гг. от «Чиэт/Дэй IB», ведущего агентства компании «Хостесс», показано, что больше 45 % молодых потребителей большими сухими неровными хлопьями снимают матовую глазурь с «Хо-хо» и едят только ее, пока само пирожное бюджетного сегмента остается дальше каменеть на крутящихся подносах, – якобы клипы из этой серии вошли в изначальный питч РШБ для ребят из отдела развития дочерних продуктов в родительской компании «Мистера Пышки»).
Согласно нестандартному решению, кое-что из этого, в кавычках бэкграунда привилегированного доступа, то есть информацию об ингредиентах, производственных инновациях и даже демографическом таргетировании передал Фокус-группе модератор, набросавший легко стираемым маркером схему производственных этапов пирожного «Мистера Пышки» и сложных изменений, которые было необходимо внести в автоматическую линию для создания «Преступления!». Вся релевантная информация доносилась во время мастерски срежиссированного периода вопросов-ответов, где многие заблаговременно оговоренные вопросы озвучили два мнимых участника Целевой Фокус-группы, которые на самом деле были вовсе не обычными потребителями, а работниками «Команды Δy»: их назначили, чтобы они помогли срежиссировать нестандартно информативные вопросы-ответы и наблюдали за размышлениями остальных двенадцати человек после того, как модератор покинет помещение, при этом работники старались не влиять на аргументы или вердикты Фокус-группы, но впоследствии добавляли личные наблюдения и впечатления, уточняющие и конкретизирующие данные из Резюме реакции группы и цифровых видео; последние записывали с помощью камеры, внешне похожей на большой детектор дыма в северо-западном углу конференц-зала, чьи объектив и параболический микрофон, несмотря на всю свою мобильность и передовые технологии, не могли зафиксировать некоторые тонкие нюансы в индивидуальном поведении, а также тихие обмены репликами между сидящими смежно участниками. Одному НАМу[1] – худому молодому человеку с восковыми светлыми волосами и красной кожей, больше казавшейся раздраженной, чем румяной или пышущей здоровьем, – координатор НАМов «Команды Δy» разрешил выработать эксцентричные и раздражающие (для большинства участников Фокус-группы) личные привычки, уже одна очевидность которых служила для маскировки его профессиональной принадлежности: перед ним стояли мягкие пластмассовые флакончики со смазкой для контактных линз и внутриносовым раствором, и он не просто конспектировал презентацию модератора, но конспектировал громко скрипящим фломастером с пахучими чернилами, а когда задавал один из предписанных вопросов, то не поднимал робко руку и не прочищал горло, как было в порядке вещей для других НАМов, а просто резко бросал: «Вопрос», – как то: «Вопрос: можно уточнить, что значит «естественный» и «искусственный» вкус и есть ли существенное различие между тем, что это значит на самом деле, и тем, как это должен понимать среднестатистический потребитель», – без всякой вопросительной интонации или выражения, наморщив лоб, с перекошенными очками без оправы.
Как предсказало бы любое нормальное однофакторное гауссово распределение, не все участники Целевой Фокус-группы внимательно слушали объяснения модератора о том, чего надеются достичь «Мистер Пышка» и «Команда Δy», когда ненадолго оставят Фокус-группу, чтобы участники сравнили результаты своих Индивидуальных профилей реакций без посторонних, открыто и без вмешательства пообщались между собой и попытались прийти к единодушному и однозначному Резюме реакции группы на продукт по шестнадцати разным радиальным осям Предпочтения и Удовлетворения. В некоторых объемах это невнимание учитывалось в матрицах проведения того, что, как сообщили модератору ЦФГ, на самом деле тестировалось сегодня на девятнадцатом этаже. Этот вторичный (или «вложенный») тест собирал квантифицируемые данные о том, кавычки открываются, какой эффект окажет на Целевую Фокус-группу полный доступ к информации о производстве и маркетинге продукта, и как он повлияет на ее восприятие как самого продукта так и его корпоративного производителя, кавычки закрываются; это была серия тестов по методу двойного слепого метода, задуманная для повторения по трем разным схемам со случайными ЦФГ в течение двух следующих фискальных кварталов при финансовой поддержке сторон, личности которых утаили от модераторов по (якобы) условиям вложенного тестирования.
Трое из участников Целевой Фокус-группы с отсутствующим взглядом таращились в большое тонированное окно, откуда открывался вид изысканно-приглушенного цвета сепии на небоскребы с северной стороны улицы и – за ними и между ними – на разные части северо-восточного Лупа, порта и несколько футов озера в резком перспективном сокращении. Двое из этих участников были очень молоды – далеко слева по оси Х от ЦА – и развалились на наклонившихся крутящихся креслах с выражением либо задумчивости, либо нарочитого безразличия; третий рассеянно ощупывал ямочку на верхней губе.
Согласно требованиям того, что неожиданно оказалось его нынешней профессией, модератор Фокус-группы прошел специальную подготовку, а потому при взаимодействии с людьми вел себя оживленно и спонтанно, но при этом на самом деле внутренне оставался бесстрастным, сохранял почти клиническую внимательность, а также обладал наметанным глазом на поведенческие детали, благодаря которым часто можно найти настоящие самородки статистической релевантности в пустой породе случайного факта. Иногда свой вклад вносят даже мелочи. Модератора звали Терри Шмидт, возраст – 34 года, Дева. Одиннадцать из четырнадцати мужчин Фокус-группы носили часы, из часов примерно треть были дорогими и/или импортными. У двенадцатого – он был заметно старше всех остальных участников ЦФГ – на жилете по диагонали, слева направо, лежала платиновая цепочка высококачественных карманных часов, у этого человека было широкое розовое лицо и постоянное добродушное выражение в глазах, как у главы семейства с множеством внуков, который так часто с теплом глядел на них, что подобное выражение стало для него привычным. Дедушка Шмидта жил в поселке для престарелых на севере Флориды, где сидел с пледом на коленях и, когда Шмидт приезжал к нему два раза, постоянно кашлял и звал Терри исключительно «пареньком». Ровно 50 % мужчин в зале сидели в пиджаках и галстуках либо пиджаки или блейзеры висели на спинках их кресел, причем три пиджака были частью настоящего делового костюма-тройки; еще трое участников носили комбинации из трикотажных рубашек, брюк и разнообразных свитеров с вырезом или высоким воротником, которые можно было отнести к категории «бизнес-кэжуал». Шмидт жил один в кондоминиуме, который недавно рефинансировал. Оставшиеся четверо сидели в синих джинсах и толстовках с логотипом либо университета, либо производителя одежды; у одного виднелся символ «Найк Свуш», всегда казавшийся Шмидту каким-то арабским. Трое из четырех мужчин в откровенно небрежной/неофициальной одежде были и самыми молодыми участниками Фокус-группы, причем двое из них оказались в числе тех троих, кто слушал подчеркнуто невнимательно. «Команда Δy» отдавала предпочтение широкой демографической выборке. Из этой молодой подгруппы двое были младше 21. Все трое откинулись на копчики, не скрещивая ноги, положили руки на бедра, на их лицах появилось мрачное и чуть брюзгливое выражение потребителя, который никогда не сомневается в своем праве на удовлетворение или значимость. В университете Шмидт изначально занимался статистической химией; ему до сих пор нравилась клиническая точность лабораторий. Меньше чем у 50 % обуви в зале были шнурки. У одного мужчины в трикотажной рубашке по бокам низких ботинок шли маленькие латунные молнии, а сами ботинки были отполированы до отвлекающего блеска – еще одна деталь, вызывающая у Шмидта мнемонические ассоциации. В отличие от Терри Шмидта и Рона Маунса, Дарлин Лилли пришла в маркетинг из компьютерного дизайна; по ее словам, в отдел исследований она попала, потому что в глубине души на самом деле больше любила работать с людьми. Всего в зале насчитывалось четыре пары очков, хотя одни были солнечными и вряд ли необходимыми по здоровью; еще одни отличались тяжелой черной оправой, придававшей искреннее выражение лицу их владельца в темном свитере с высоким воротником. Еще были двое усов и одно подобие эспаньолки. У коренастого мужчины тридцати лет росла жидкая, мшистая борода: невозможно было определить, то ли он только начал ее отращивать, то ли она так всегда выглядела. Если говорить о самых молодых, то здесь было очевидно, кому действительно нужно побриться, а кто ходил небритым специально. В жестком воздухе конференц-зала двое из участников Фокус-группы часто моргали, что характерно для людей с контактными линзами. Вес пяти мужчин, не считая самого Терри Шмидта, был выше нормы более чем на 10 %. Учитель физкультуры однажды прямо перед сверстниками назвал Терри Шмидта Криско Кидом – что, как он объяснил со смехом, означает жир в консервах. Отец Шмидта, отмеченный наградами ветеран войны, недавно ушел на пенсию из компании на юге Гейлсбурга, занимавшейся продажей семян, азотных удобрений и гербицидов широкого спектра. Делано эксцентричный НАМ спрашивал мужчин по бокам – один из которых был латиноамериканцем, – не хотят ли они, случаем, жевательную таблетку с витамином С. Символ «Мистера Пышки» также встречался в конференц-зале в виде стилизованных флеронов на двух бежевых или светло-коричневых керамических лампах, стоящих на столиках, которые разместили по углам у внутренней стены без окон. В Целевую Фокус-группу входили два афроамериканца – один старше 30, второй младше 30 и с бритой головой. У троих участников волосы можно было отнести к категории русых, у двоих – седых или с проседью, еще у троих – черных (не считая афроамериканцев и единственного азиата, бейджик и ошеломительные скулы которого предполагали либо Лаос, либо Социалистическую Республику Вьетнам – по сложным, но обоснованным статистическим причинам выборка профилей в команде Скотта Лейлмана учитывала процент этнических групп, но не стран происхождения); троих можно было назвать блондинами или светловолосыми. В их число входил и НАМ, а Шмидту казалось, он уже догадался, кто второй НАМ в конференц-зале. Фокус-группы РШБ редко включали представителей очень бледного или рыжего и веснушчатого типа, хотя «Фут, Кон и Белдинг» и «ДДБ Нидэм» регулярно опрашивают такие типы людей из-за определенных данных, предполагающих значимую связь между содержанием меланина в организме и неразрывным распределением вероятностей дохода и привилегий на Восточном побережье США, где тестируется больше 70 % продуктов высшего сегмента рынка. Однако более традиционная демографическая статистика ставила под сомнение многие новомодные гипергеометрические техники, с помощью которых получены эти данные.
По обычаю всей индустрии, участники Фокус-группы получают поденную оплату в размере 300 % от того, что бы они получили за заседание в жюри присяжных штата своего проживания. Обоснования этого уравнения укоренялись в традициях и были такими древними, что никто в поколении Терри Шмидта уже не знал его происхождения. Для старших исследователей рынка оно стало внутренней шуткой и возможным следствием из существующего в обществе отношения к гражданскому долгу и избирательному потреблению соответственно. У латиноамериканца без наручных часов, сидящего слева от белобрысого НАМ, сквозь ткань рубашки, ставшей частично прозрачной из-за тонированного оттенка природного освещения, на предплечьях просвечивали призраки больших татуировок. Он же был одним из усатых участников, судя по бейджику, его звали НОРБЕРТО – а значит, это был первый Норберто за более чем 845 Фокус-групп, которые за свою карьеру провел Шмидт в должности статистического полевого исследователя «Команды Δy». Шмидт записывал для личного пользования наблюдения о корреляциях между продуктом, философией Клиента и определенными переменными в компонентах и процедурах проведения Фокус-групп. Их он загружал в различные программы дискриминантного анализа на домашнем компьютере «Эппл», а результаты заносил в блокноты на трех кольцах, которые помечал и хранил на серых стальных стеллажах домашней сборки в кладовой кондоминиума. Главная проблема и суть описательной статистики – отличать, что может внести вклад в результаты, а что нет. Тот факт, что Скотт Р. Лейлман теперь и одобрял Фокус-группы, и помогал их подбирать, служил очередным признаком, что его звезда в «Команде Δy» поднимается все выше. Другим по-настоящему успешным сотрудником был А. Рональд Маунс, тоже пришедший из отдела технической обработки. «Вопрос», «Вопрос», «Комментарий». Один мужчина с каким-то длинным лицом без подбородка хотел узнать розничную цену «Преступлений» и либо не понял, либо обиделся на объяснение Терри Шмидта, что розничная цена лежит вне фокуса сегодняшней Группы и вообще находится в пределах полномочий совершенно другой исследовательской организации РШБ. Обоснование изъятия цены из опросов по потребительскому удовлетворению было техническим и параметрическим и не включалось в мнимую информацию полного доступа, которую Шмидту разрешили раскрыть Фокус-группе по условиям исследования. В помещении наблюдалась как минимум одна очевидная завивка волос, а также две жертвы запущенного облысения по мужскому типу, причем обе – любопытный факт, либо всего лишь случайное совпадение – находились среди четырех голубоглазых участников Группы.
Когда Шмидт думал о Скотте Лейлмане, его всесезонном загаре и солнечных очках, нерастрепанно задвинутых на макушку, покрытую бледными волосами, то вспоминал бессмысленную злобу плотоядного угря или ската – чего-то, что охотится на автопилоте на большой глубине. Афроамериканец с небритой головой сидел с прямой осанкой человека, страдающего от проблем со спиной, но считающего достоинство, с которым он их терпит, основополагающей частью своего характера. Второй носил в помещении солнечные очки так, словно делал какое-то непонятное заявление: нельзя было определить, какого оно типа, общего или специфического для данного контекста. Скотту Лейлману было всего 27, и он пришел в «Команду Δy» через три года после Дарлин Лилли и через два с половиной – после Шмидта, который помогал Дарлин учить Лейлмана обрабатывать свежие статистические данные от телефонных опросов с помощью хи-квадрата и t-распределения; с удивительным для себя удовлетворением он наблюдал, как у парня стекленеют глаза и бледнеет загар под флуоресцентным светом информационного центра Δy, но однажды Шмидту понадобилось лично переговорить с Аланом Бриттоном, он постучал в кабинет, вошел, а там в кресле сидел Лейлман, они с Бриттоном курили очень большие сигары и смеялись.
Фигура, которая незадолго до 11:00 начала подъем по постепенно расширяющемуся северному фасаду здания, была в облегающих ветрозащитных лайкровых легинсах, гортексовой толстовке с плотным капюшоном на синтетической подкладке – надетым и завязанным – и в ботинках альпинистского или скалолазного вида за тем исключением, что вместо кошек или шипов на плюсне каждой подошвы находились присоски. На обеих ладонях и внутренних сторонах запястий было по присоске размером с вантус, того же пронзительно-оранжевого цвета, что и куртки охотников и каски дорожных строителей. Цветовая схема лайкровых штанов следующая: одна штанина – голубая, вторая – белая; толстовка и капюшон – синие с белым кантом. Скалолазные ботинки – выразительно-черные. Фигура проворно и с множеством влажных хлопков от присасывания ползла по витрине «Гэпа», большого розничного ретейлера одежды. Затем подтянулась на узкий карниз у основания окна второго этажа, взобралась на ноги, хоть это далось ей непросто, прилепила присоски и принялась карабкаться по массивной витрине на втором этаже «Гэпа», в ней промотовары, как внизу, не выставлялись. Фигура позиционировала себя гибкой и профессиональной. Нельзя было не сказать, что из-за манеры подъема она казалась ближе к рептилиям, чем к млекопитающим. На тротуаре внизу стала собираться небольшая толпа прохожих, когда скалолаз уже преодолевал окна фирмы управленческого консультирования на пятом этаже. Ветер на уровне земной поверхности колебался от легкого до умеренного.
В конференц-зале из-за тонированного северного окна северо-восточное небо, лишь наполовину застланное облаками, казалось болезненным, а пена на бурунах далекого озера под ветром – темной; в окне мрачнели и бока других высоких зданий, находившихся частично в тени друг друга. У целых семи мужчин из Фокус-группы на рубашках, волосках усов, во внутренних уголках губ или впадине между ногтем и кожей вокруг ногтя на доминирующей руке виднелись остатки «Преступлений!». Двое мужчин сидели без носков; туфли у них были из кожи и без шнурков; только у одного – с кисточками. Джинсовые клеши одного из самых молодых участников были такого гигантского размера, что статус его носков оставался неизвестным, хотя участник сидел, расставив ноги и подогнув колени. Один из мужчин постарше носил черные носки из шелка или вискозы с крошечными драже темного, насыщенно-красного цвета. У другого мужчины постарше губы напоминали тонкую злую щелочку, у другого лицо казалось слишком обмякшим и морщинистым для его демографического слота. Как часто бывает, лица молодых людей казались какими-то еще не полностью или по-человечески сформированными, производили чисто обобщенное впечатление продуктов, только что сошедших с конвейера. Иногда Терри Шмидт рисовал очертания своего лица в жанре карикатуры, пока говорил по телефону или ждал результат работы программного обеспечения. У одного из мужчин в группе голова была в форме груши, у другого – в форме ромба или воздушного змея; у второго по старшинству потребителя в помещении были подстриженные седые волосы и нависающая верхняя губа, придающая его внешности обезьяний аспект. Их демопрофили и начальный балл по «Систату» находились в саквояже Шмидта на ковре рядом с доской; еще у него была наплечная сумка, которую он держал в рабочей кабинке. Я был одним из людей в зале – единственным с часами, кто ни разу на них не взглянул. То, что принимали за мои очки, очками не являлось. Я был полностью укомплектован. Маленький экран в самом низу правой линзы показывал и дневное время, и время миссии. Короткую легенду для кокуса РРГ я выучил назубок, но на ламинированной карточке в рукаве свитера на маленьких защелках держалась запасная копия – защелки открывались, если вдавить одну из кнопок на часах, которые на самом деле были вовсе не часами. Также имелся рвотный протез. Пирожные, из которых я уже заметно для всех съел три, оказались сладкими до ломоты в зубах.
Сам Терри Шмидт страдал гипогликемией, мог есть только сладости с фруктозой, аспартамом или очень небольшим содержанием C6H8(OH)6, иногда он ловил себя на мысли, что смотрит на продукт с выражением беспризорника у витрины магазина игрушек.
Дальше по коридору, за комнатой отдыха отдела НПИР[2], в другом конференц-зале РШБ, где окно тоже выходило на северо-восток, Дарлин Лилли подводила двенадцать потребителей и двух НАМов к РРГ-фазе Фокус-Реакции без какой-либо организованной сессии вопросов-ответов или эрзац-бэкграунда с полным доступом. Ни Шмидту, ни Дарлин Лилли не сообщили, какая из сегодняшних ЦФГ представляла контрольную группу вложенного теста, хотя это было довольно очевидно. Если какое-то время поработать на верхних этажах, то начинаешь замечать легкую качку, с которой структура здания принимала ветер с озера. «Вопрос: что такое полисорбат-80?» Шмидт обоснованно полагал, что никто из Фокус-группы качку не чувствовал. Та была не слишком выраженной, от нее даже не шла рябь по кофе, разлитому по чашкам с бренд-иконами, по крайней мере, Шмидт со своего места ничего подобного не видел, пока стоял и рассеянно крутил в руках легко стираемый маркер, чем обозначал перед собравшимися и неформальность общения, и слегка очеловечивающую нервозность. Без сепийного оттенка в освещении на тяжелом конференц-столе из сосны с инкрустацией из лимона и толстым покрытием из полиуретана скапливались бы ослепительные блики отраженного солнца, меняющие угол в соответствии со сменой ракурса смотрящего относительно солнца и стола. Также Шмидту пришлось бы наблюдать за тем, как в колоннах прямого солнечного света вращаются пыль и крошечные волокна одежды, очень мягко оседая у всех на головах и телах, такое происходит даже в самых чистых конференц-залах, что было одной из главных претензий Шмидта к нетонированным интерьерам конференц-залов в некоторых других агентствах Лупа и Большого Чикаго. Иногда, ожидая ответа по телефону, Шмидт клал палец в рот и держал там без всякой уважительной причины. Дарлин Лилли – замужем и мать большеголового младенца, чья фотография украшала ее стол и комод в «Команде Δy», – три фискальных квартала назад подверглась непрошеным сексуальным авансам от одного из четырех Старших директоров отдела исследований, по назначению Алана Бриттона отвечающего за связь между полевой командой, командой технической обработки и верхними эшелонами «Команды Δy», – авансам и давлению, в глазах Шмидта и большей части полевой команды более чем достаточным для юридического иска, каковые авансы Лилли сумела отбить и развеять невероятно мастерским образом, не поднимая криков или скандала, способных разделить фирму по гендерным и/или политическим линиям, и ситуация разрядилась и замялась вплоть до того, что Дарлин Лилли, Шмидт и три других члена полевой команды до сих пор поддерживали продуктивные рабочие отношения с этим смуглым и вонючим пожилым Старшим директором отдела исследований, который теперь как раз руководил полевыми исследованиями по проекту «Мистер Пышка»/РШБ, и лично Терри Шмидт даже благоговел перед тем, как она владела собой, перед навыками в межличностных отношениях, что проявила Дарлин в напряженный период, причем к благоговению примешивался невольный элемент романтического влечения, и действительно, по ночам в своем кондоминиуме Шмидт иногда без чувства – словно ничего не мог с собой поделать – мастурбировал при мысли о влажном и шлепающем сношении с Дарлин Лилли на одном из громоздких лаковых конференц-столов в фирмах, для которых они проводили статистические исследования рынка, и это служило третичной причиной того, что он делал с маркером для доски и что практикующие социальные психологи назвали бы его МРП[3], пока он модулированным тоном непротокольного доверия рассказывал Фокус-группе о самых драматичных тяготах, с какими пришлось столкнуться «Ризмайер Шеннон Белт» при утверждении бренд-характера продукта и при разработке рабочего названия «Преступление!», а сам все время представлял более автономной частью мозга модератора Дарлин, как она озвучивает для собственной Фокус-группы не более чем стандартные минимальные инструкции перед РРГ, стоя перед участниками в темных чулках «Хейнс» и бордовых туфлях с высокими каблучками, – их она хранила на работе в нижнем правом ящике комода, их надевала каждое утро после кроссовок, как только садилась и подкатывала кресло к ящикам комода, притворно кряхтя от усилия, – как она (в отличие от Шмидта) изредка ходит туда-сюда перед доской, иногда опирается на каблук и слегка вращает ногу или скрещивает толстые лодыжки, чтобы придать своей позе беспечный и безмятежный вид, как время от времени снимает изящные овальные очки, но не пожевывает дужку, а придерживает их на таком расстоянии от губ, чтобы сложилось впечатление, будто она может в любой момент поместить пластмассовый наконечник дужки в рот и рассеянно пожевать – подсознательный жест одновременно и робости, и сосредоточенности.