Воспоминания. Война 1914—1918 гг.

© ООО «Издательство «Вече», 2023

От издательства^[1]

Изучая историю Первой мировой империалистической войны, мы находим в литературе часто различное объяснение отдельных ее событий. Исследователю чрезвычайно важно познакомиться с точкой зрения лиц, непосредственно руководивших операциями. Ведь они принимали решения, они прилагали усилия к выполнению этих решений. Снижает ценность подобных «показаний» и приводит иногда к сознательному искажению фактов стремление того или другого полководца, военачальника оправдать свои действия даже тогда, когда эти действия были ошибочными.

Фош сыграл значительную роль в победе союзников над коалицией центральных держав, возглавлявшихся Германией.

Занимая высокие командные посты, будучи главнокомандующим всеми вооруженными силами союзных армий, Фош оценивал силы врага и свои собственные, обстановку в целом и принимал соответствующие решения. Решения, разумеется, не всегда были правильными. Читатель легко увидит, что в тех случаях, когда неудача являлась следствием неправильного решения, неправильной оценки соотношения сил, Фош в своих воспоминаниях старается упомянуть об этом лишь вскользь и быстро переходит к другим вопросам.

В смысле исторической объективности воспоминания Фоша не отличаются от остальной буржуазной мемуарной литературы о войне 1914–1918 гг. Фош являлся представителем французских господствующих классов и, рассматривая войну с их позиций, крайне неуклюже старался скрыть ошибки, допущенные французской буржуазией в подготовке материальных средств, необходимых для ведения длительной войны. Он также скрывает методы, применявшиеся буржуазией и ее агентами, социал-шовинистами, для обмана широких трудящихся масс.

В повествовании Фоша не видно французского солдата, его жертв и переживаний. О расстрелах восставших французских солдат Фош не обмолвился ни одним словом. О лишениях французского народа, об империалистических целях этой несправедливой войны Фош, конечно, умалчивает. Довольно откровенно и цинично признавая факт организации им, Фошем, интервенции против Советской России, он не обмолвился в своих воспоминаниях о революционизировании французских солдат и моряков, посланных Антантой для подавления молодой Советской республики.

Фош не скупится в своих воспоминаниях на дифирамбы по адресу политических деятелей Франции, Англии, Америки, Италии и их генералов, в том числе по своему собственному адресу.

В своей оценке недостаточной материальной подготовки Франции к войне Фош склонен перекладывать вину с французского Генерального штаба на государственных деятелей, которые противопоставили «оборонительную политику» «наступательной доктрине» Генерального штаба. Этим он пытается доказать, что Франция вообще не была готова к войне или что война застала ее врасплох. И то и другое противоречит историческим фактам.

Все крупные империалистические державы готовились к мировой войне давно.

«…Война 1914 года была войной за передел мира и сфер влияния. Она задолго подготовлялась всеми империалистическими государствами. Ее виновники – империалисты всех стран.

В особенности же эта война подготовлялась Германией и Австрией, с одной стороны, Францией, Англией и зависимой от них Россией – с другой…

…Империалистическая война подготовлялась буржуазией в глубокой тайне от своих народов. Когда война разразилась, каждое империалистическое правительство старалось доказать, что не оно напало на соседей, а на него напали. Буржуазия обманывала народ, скрывая истинные цели войны, ее империалистический, захватнический характер. Каждое империалистическое правительство заявляло, что война ведется для защиты своей родины». (Краткий курс Истории ВКП(б). С. 155–156.)

Несмотря на тенденциозность и явно дешевую антигерманскую направленность «Воспоминаний» Фоша, в книге много поучительного по вопросам стратегии, оперативного искусства и тактики и их взаимозависимости.

Проблемы резервов, выбора направления главных ударов в той или иной конкретной обстановке, сосредоточения сил, меры, принимаемые для обеспечения решения, – все это Фош освещает довольно подробно. Он правильно подчеркивает необходимость взаимодействия и инициативы в бою, в операции, в сражении.

Фош подробно описывает перипетии ведения войны коалиционными армиями, но старательно замазывает противоречия, существовавшие между союзниками. Общеизвестно, что эти противоречия находили свой отзвук в проведении военных операций. Частные интересы отдельных союзников противопоставлялись общим интересам коалиции, и отстаивание первых нередко приводило к серьезным кризисам. «Воспоминания» дают богатый материал о политико-экономических противоречиях внутри «единого» лагеря Антанты, так как, описывая ход войны, Фош поневоле выдает многое из закулисных переговоров между союзниками.

Эти противоречия на протяжении всей войны особенно ярко выявились на северном участке французского фронта, на итальянском фронте в 1916 и 1917 гг., во время вступления Соединенных Штатов в войну и т. д.

Впервые мы слышим из уст французского генерала, что русская армия «своим активным вмешательством отвлекла на себя значительную часть сил и тем позволила нам одержать победу на Марне». Это объективное признание одной из главных причин «чуда на Марне» тем более ценно, что во французском официальном отчете такого указания мы не встречаем.

Для подтверждения выставляемых им положений Фош приводит много директив, приказов и других документов. Особый интерес представляют документы о взаимоотношениях между союзниками.

Фош не успел описать период 1915, 1916 и 1917 гг. Дополнительная глава написана французским издателем «Воспоминаний». Эту главу, несмотря на то, что она написана не самим Фошем, мы сохраняем для хронологической последовательности всего изложения. Фош сам предупреждает читателя в своем предисловии, что его «Воспоминания» не являются точной летописью, а лишь повествованием о деятельности и переживаниях руководителя, участника войны. Ход войны он рисует крупными мазками.

В своем введении и в других местах книги Фош делает ряд выпадов против Германии и германского народа. Он читает мораль и возмущается милитаристской Пруссией, выставляя Францию миролюбивым ягненком. Эти протесты против «потоков крови» и «покушений на право и жизнь других народов» странно звучат в устах бывшего главнокомандующего союзными войсками Антанты и организатора интервенции в Советской Республике, на ответственности которого – не один миллион загубленных человеческих жизней.

Читателю, интересующемуся историей мировой войны, настоящие «Воспоминания» позволят освежить в памяти основные события войны на Западном фронте и познакомиться с отдельными, чрезвычайно поучительными моментами в применявшихся во французской армии методах боевого управления войсками.

Том первый

От автора

В течение минувшей войны я последовательно занимал различные командные должности. Вначале, во время операций в Лотарингии, я стоял во главе 20‑го корпуса. Это было до конца августа 1914 г. Затем, во время сражения на Марне, я командовал 9‑й армией. После этого в качестве помощника главнокомандующего я получил задание согласовывать на Северном фронте действия французских войск с союзными – британскими и бельгийскими. В это время происходили сражения на Изере и под Ипром, наступление в Артуа и сражение на Сомме. Последние события имели место уже в конце 1916 г.

В 1917 г. я как начальник Генерального штаба был военным советником французского правительства, которое решило принять участие в непосредственном руководстве военными действиями. Наряду с прочими операциями я с апреля 1917 г. организовывал помощь Италии. В конце октября и в течение ноября того же года я лично руководил там нашими войсками. Наконец, участвовал в устройстве американской армии во Франции.

В 1918 г. в качестве председателя Военного исполнительного комитета в Версале, а затем в качестве главнокомандующего союзными армиями я подготовлял операции всех сил союзников на Западном фронте и руководил ими.

Ныне я с полной откровенностью пишу свои воспоминания. Они представляют собой не историю войны, а только повествование о событиях, в которых я принимал участие. Как мы только что видели, это повествование может охватить весь Западный фронт лишь за последний год войны.

Рассказ написан на основании впечатлений, полученных во время боевых действий, а также на основании неполных сведений и даже наших предположений о противнике.

Чтобы понять, как я представлял себе и истолковывал события, для читателя будет, может быть, небесполезно несколько вернуться назад и вкратце познакомиться с прошлым автора…

* * *

Я родился в Тарбе, у подножья Пиренеев, в октябре 1851 г., в коренной пиренейской семье. Учиться мне пришлось последовательно в лицеях в Тарбе и в Родезе, в семинарии для младшего возраста в Полиньяне, в Верхней Гаронне, затем в иезуитском колледже Св. Михаила в Сент-Этьене, – везде, куда служба моего отца (он был чиновником) приводила мою семью. В Сент-Этьене я вместе с будущим маршалом Файолем закончил подготовку к испытанию на бакалавра литературы. Мы с Файолем в то время подумывали о политехническом училище. Однако наши родители и наставники не сочли возможным избавить нас от прохождения литературного цикла. Это задержало нашу подготовку к поступлению в училище. Таким образом, прежде чем приступить к занятиям точными науками, мы, окончив класс философии, держали испытания на бакалавра литературы.

Точные науки, в особенности математические, приучают ум рассматривать материально определенные величины и формы и четко формулировать относящиеся к этим предметам идеи, связывая их неумолимой логикой. Таким образом вырабатывается строжайший метод мышления. Изучение же литературы, философии и истории, выходящих за пределы непосредственных наблюдений, порождает идеи о живом мире, а следовательно, придавая уму гибкость и широту, сохраняет его настороженным, деятельным и плодотворным перед безграничными просторами, которые открывает жизнь. Чтобы двигаться вперед, имея перед собой этот обширный, но вполне реальный горизонт, нужно прежде всего обладать широким кругозором и ясностью взгляда. Выбрав же себе цель, надо решительно идти к ней путями и средствами, вполне обеспечивающими ее достижение. Таким образом, эта двойная подготовка, в области общих знаний и специальных наук, необходима для того, кто хочет не только знать какую-либо профессию, но и, когда нужно, двигать ее вперед и последовательно применять к новым целям, зачастую различным по природе.

Будущее, несомненно, еще более подчеркнет абсолютную необходимость, особенно для офицера, обладать, наряду с профессиональными знаниями, и общей культурой. По мере того как расширяется область войны, должен расширяться и ум тех, кто ее ведет. Хороший офицер больше не может довольствоваться профессиональными знаниями, умением управлять войсками и удовлетворять их потребности; он не должен также замыкаться в какой-то обособленный мир. В мирное время войска составляют молодую, полную мужественных сил часть нации, во время войны они – вооруженный народ. Каким образом командир сможет использовать людские ресурсы без постоянного приобщения к духу, воодушевляющему всю страну? Каким образом сможет он управлять социальными явлениями, характерными для общенациональных войн, не обладая установившимися взглядами в области морали и политики, не имея исторических знаний, объясняющих ему жизнь государств в прошлом и в настоящем? Повторяем, одних технических знаний недостаточно. Они должны быть дополнены всесторонним развитием. Впрочем, командир легко поймет, что он лучше подготовит свой ум и характер к будущей войне и быстрее выдвинется по службе в мирное время, если он, строго соблюдая дух дисциплины, будет своим постоянно бодрствующим умом держаться на высоте событий и задач, которые встретятся ему на пути. Если же командир будет жить исключительно жизнью своего гарнизона, поглощенный мыслью о возвышении по ступенькам иерархической лестницы, то он не оправдает этого возвышения развитием своих способностей.

Офицер-профессионал, не понимающий этого, рискует тем, что во время войны ему предпочтут призванного из запаса офицера, обладающего необходимыми военными знаниями и в то же время по роду своей деятельности в мирное время получившего ряд ценных навыков в практической жизни.

* * *

Закончив свои занятия в колледже Св. Михаила, я в 1869 г. переехал в Мец, и там, в колледже Св. Климента, готовился к поступлению в политехническое училище.

В этой напряженной работе застали нас события 1870 г., которым суждено было оставить глубокий след в нашей памяти. Еще в конце июля 1870 г. вокруг Меца собралась значительная часть французской армии, отличавшаяся прекрасным моральным состоянием при поразительном отсутствии организованности.

Однажды под вечер в Мец прибыл император Наполеон III, чтобы принять главное командование. Он проехал по улице Сер-пенуаз, полулежа в своей открытой коляске. Его сопровождал наследный принц, тревожно и вопросительно смотревший кругом. Их эскортировал блестящий конвой…

Главная квартира императора и его свиты, состоявшей из людей с громкими фамилиями, в пышных мундирах, расположилась в здании префектуры. Затем 4, 5 и 6 августа, в те дни, когда в исторических схватках решались судьбы Франции, мы сидели в Мецском лицее и под звуки отдаленной орудийной стрельбы писали свои сочинения на конкурс в политехническое училище.

7 августа, в воскресный день, император-главнокомандующий отправился на вокзал для поездки в Форбах. Там он узнал, что поезда уже не доходят до Форбаха, очищенного накануне после проигранного сражения, и вернулся в префектуру, которая была превращена в главную квартиру.

Затем появился первый манифест императора, извещавший Францию о трех поражениях: «Маршал Мак-Магон телеграфирует мне, что он проиграл большое сражение. На Сааре Фроссар атакован крупными силами…» Повсюду воцарилось смущение. После полудня в город и дальше в тыл страны хлынули жители сельских местностей, захваченных или угрожаемых противником. Налицо была картина первых последствий поражения: печальное беспорядочное бегство семейств, выгнанных из своих домов. Измученные движением по дорогам, без крова и без определенной цели, они с отчаянием в душе и с перспективами нищеты увозили своих стариков, женщин, детей и незначительную часть имущества – скот или движимость.

Через несколько дней мы, воспитанники колледжа Св. Климента, также покинули Мец, чтобы вернуться к своим родителям. По железнодорожной линии Мец – Париж двигались в обоих направлениях поезда с частями 6‑го корпуса, отправленными из Шалона в Мец и возвращаемыми с пути обратно в Шалон из опасения перерыва железнодорожного пути вблизи Меца. В окрестностях Парижа проезжали войска 7‑го корпуса, отозванные из Бельфора, а затем войска 1‑го корпуса, которые после сражения под Фрешвилером были оттянуты из Шарма на Шалонский лагерь. А некоторое время спустя пошли поезда с пожарными общин Франции. По призыву правительства они прибывали в своих легендарных касках и с кремневыми ружьями на защиту столицы. При виде этой разношерстной массы с устарелым вооружением правительство вскоре поняло их непригодность для намеченной задачи и вернуло общинам их самоотверженных граждан, совершенно не подготовленных к войне. Таким образом, всюду, как мы видим, царил дух беспорядка и ошибок, «роковой предвестник падения королей».

Рушилось государство, беспечное правительство которого, погрязшее в расточительной роскоши, усыпляло страну миром и сулило ей полное процветание, отвлекая взоры народа от приближающейся опасности. Само правительство не принимало необходимых мер предосторожности и не обеспечивало поддержки морального и материального состояния армии, которой оно располагало и которая, при тщательном и разумном управлении, могла бы по меньшей мере задержать и ослабить катастрофу. Можно представить себе, что этот переезд среди симптомов развала, как и перед тем зрелище первых последствий поражения, не могли не послужить серьезным уроком для молодых умов.

Я впоследствии поступил добровольцем на все время войны в 4‑й пехотный полк, но война кончилась без моего активного в ней участия. Демобилизованный в марте 1871 г., я вернулся в Мец, чтобы за сокращенный учебный год прослушать уже начатый мною курс специальных математических гнаук и постараться в том же году попасть в политехническое училище.

В колледже Св. Климента мы помещались в одном здании с проходившими через город германскими войсками и с постоянно стоявшим в Меце батальоном 37‑го померанского полка. Это соседство не могло не вызывать многочисленных инцидентов. Наши сожители хотели дать нам почувствовать всю тяжесть своей победы и резкими, грубыми выходками подтверждали при каждом удобном случае и без малейшего повода право, которое, по их мнению, давала им победа, и делали все, что заблагорассудится. Из Меца мы в течение лета 1871 г. три раза ездили в Нанси держать письменные, а затем устные отборочные и вступительные испытания в политехническое училище.

Управлял оккупированной Лотарингией и командовал оккупационной армией ген. Мантсйфель. Он проживал на площади Карьер, во дворце правительства, где впоследствии объявление войны 1914 г. застало меня командиром 20‑го армейского корпуса. Там он принимал проезжавших через Мец многочисленных знатных немецких посетителей – принцев, генералов или чинов высших штабов. Каждый раз при этом имели место шумные проявления восторга, большие военные парады и церемонии в честь лиц, которые привели армии к победе или посредством мирного договора насильственно оторвали от Франции Эльзас и Лотарингию, несмотря на единодушные протесты их населения. Я был несколько раз свидетелем подобных сцен. Вскоре я уехал из Меца, чтобы в октябре 1871 г. поступить в политехническое училище в Париже.

Кргда заходила речь о моем поступлении в политехническое училище, мои родители имели в виду главным образом гражданскую карьеру. Но после пережитой нами несчастной войны на всех нас, особенно молодежь, ложилась задача – работать для возвышения отечества, уже расчлененного и находившегося под угрозой полного разрушения. Поэтому я, ни минуты не колеблясь, примкнул к кандидатам, выразившим желание служить в артиллерии. Эти слушатели после 15‑месячного пребывания в политехническом училище должны были поступить в артиллерийское училище и в сентябре 1874 г. выйти из него офицерами в артиллерийские полки.

Немедленно после постигших нас катастроф, несмотря на большую контрибуцию, уплаченную победителю, Франция, обезоруженная условиями капитуляции, по которым материальная часть армии была отдана врагу, быстро восстанавливала свои военные учреждения и свое вооружение. Она спешно принимала меры к тому, чтобы в случае необходимости оказать сопротивление по-прежнему угрожавшему ей противнику. Враг, опасаясь быстрого возрождения Франции, готов был, особенно в 1875 г., возобновить войну, чтобы завершить разгром нашей страны.

В этот-то период спешной реорганизации и восстановления вооружений я и начал свою службу в 24‑м артиллерийском полку в г. Тарб. По счастью, весь личный состав полка был воодушевлен благородным порывом и занят лихорадочной деятельностью, и эти темпы первых лет после войны сохранились надолго.

Все военно-учебные заведения, через которые я прошел – политехническое училище, артиллерийское училище, а затем и кавалерийская школа, – дали нам крепкие знания, постепенное развитие наших способностей, а также конкретные темы для размышления. Однако истинным откровением явилась для меня военная академия, куда я поступил в 1885 г. Преподаванием теории, построенной на практических примерах истории, академия приучила людей среднего ума, используя свои прирожденные способности и приобретенные знания, рационально подходить к проблемам большой войны, логически рассуждать об этих проблемах, обсуждать и выдвигать решения, основанные на прочном фундаменте.

Правда, в академии были сосредоточены выдающиеся люди – Кардо, Майер, Миллэ, Лянглуа, Шерфиль, отличавшиеся своей исключительной добросовестностью, богатым опытом и здравым суждением. На основе самых тщательных исторических исследований они определяли безграничные возможности войны и путем анализа устанавливали материальные средства, необходимые для ее ведения. Тем самым они, наряду с установленной доктриной, давали нам и метод работы для решения будущих задач.

Один из этих преподавателей военной академии, майор Миллз, впоследствии занимавший высшие посты в нашей армии, обратил на меня внимание и интересовался мной в течение всей моей карьеры. Так, позднее я исполнял при нем обязанности начальника штаба армейского корпуса, а затем и армии. Он оказал большое влияние в формировании моих взглядов на будущую войну, постоянно делясь со мной мыслями, продиктованными ему его опытом во время войны 1870 г., и своими непрерывными изысканиями приемов ведения боя в будущем.

Для него с 1870 г. могущество огня было господствующим элементом на поле сражения. Он считал, что это могущество должно сломить натиск любых войск, не обладающих огневым превосходством. С усовершенствованием вооружения это могущество становилось еще более абсолютным в будущей войне. Безусловно необходимо было подумать о надлежащем его использовании, постараться извлечь из него выгоду, приняв на вооружение более мощную материальную часть. Надо было найти и способы защиты от его действия, так как те, которые мы применяли, например боевые порядки нашей пехоты, были явно недостаточными. Они могли привести только к уничтожению войск. Само собой разумеется, что за этим мощным огневым действием должна была следовать атака для захвата позиции противника, но эта атака являлась только частью сражения. Поражение противника, достигнутое таким образом в одном пункте, все же обходилось дорого и было бы ограниченным. Чтобы поражение не оставалось бесплодным, необходимо было немедленно развивать и использовать его посредством быстро огранизованного боевого усилия, проводимого довольно крупными силами. Это позволило бы своевременно использовать расстройство, вызванное в боевых порядках противника, внести в них разрушение и распространить беспорядок, словом, извлечь все выгоды из победоносной, но дорого стоящей атаки. Это значило, что командир крупных сил, самым тщательным образом подготовляя начало своих действий, должен отнюдь не останавливаться после достижения первых тактических результатов, а предусматривать дальнейшее развитие боя. Он должен подготовлять средства и выдвигать вперед части, необходимые для этого. Он обязан обеспечить непрерывность мощного первоначального усилия если не количеством и силой новых ударов, то, во всяком случае, их быстротой и точностью.

Только немедленное развитие частного успеха путем продолжения наступления и быстрого нанесения ряда новых ударов, в итоге – новый маневр, сохраненный про запас, но тщательно подготовленный, может помешать противнику возобновить сопротивление, облегчающееся современным вооружением. Именно такое развитие достигнутого успеха делает его не только окончательным, но достаточно широким для того, чтобы вызвать глубокое расстройство противника и тем добиться победы.

Мое трехлетнее пребывание в 3‑м отделе Генерального штаба (возглавлявшегося в то время ген. де Мирибель) дало мне возможность ознакомиться с мерами, принятыми нашим штабом для мобилизации, сосредоточения и снабжения французских армий во время войны, а также с основными идеями нашей военной доктрины.

Перед лицом германской армии, превосходящей нашу своей численностью, боевой подготовкой и вооружением, ген. де Мирибель путем глубокого изучения нашей территории на востоке старался выбрать длинные оборонительные позиции, о которые должна была разбиться очень широкая, как он предвидел, волна вторгнувшегося противника. Этому изучению он придал, несомненно, весьма большой размах и масштаб. Но, как всякая чисто оборонительная стратегия, это искусство отражать или задерживать удары путем использования местности не содержало никаких намеков на встречный удар. Считали, что сам главнокомандующий французскими армиями должен будет выбрать место и время для этого контрнаступления. Не учитывалось, что полная перемена образа действий после начала войны трудно выполнима, особенно для современных массовых армий. Она требует серьезнейшей подготовки для своего осуществления и завершения возобновлением движения вперед, без которого не может быть победы. Начальник Генерального штаба умер прежде, чем успел приступить к разработке проблемы контрнаступления и соответствующего ему использования войск. В это самое время германский Генеральный штаб усиливал свои полевые армии тяжелой артиллерией, которая до тех пор применялась исключительно в осадной войне.

Вооруженный только основными идеями ген. Миллэ, я приступил к преподаванию порученного мне курса общей тактики в военной академии. За шесть лет упорной работы я углубил и постарался дополнить эти идеи. Когда посвящаешь себя исканию военной истины, можно ли найти более сильный стимул, чем преподавание ее тем, которым придется проводить ее на полях сражений, где наряду с жизнями солдат будут решаться судьбы их страны? А для того чтобы этой истиной прониклись умы, открытые для ее восприятия, но иногда под влиянием практики военной жизни скептически настроенные по отношению к школьным занятиям, разве не надо страстно стремиться к этой истине и прочно овладеть ею?

Действительно, обязанность сообщать другим высшие военные знания заставляет задавать себе немало вопросов, касающихся войны, ее происхождения и целей, и рассматривать события, сопровождающие крупные конфликты. Таким образом, ум, не ограничивающийся простой педагогикой военного ремесла, естественно побуждается к изучению существа войны и к исследованию вопроса о том, каким потребностям или каким стремлениям отвечает война в жизни народов. Приходится задумываться над тем, какой ценой и какими жертвами эти народы расплачиваются за нее, каким образом развитие цивилизации в мирное время, в частности развитие просвещения и промышленности, ежедневно предоставляет в распоряжение войны все новые средства, могущие внести глубокие изменения в искусство ее ведения. Наполеон говорил, что армия должна каждые десять лет менять свою тактику. Через 30–40 лет после 1870 г. каких только перемен следовало ожидать со стороны противника, ум которого со времен Фридриха II был всегда направлен на усовершенствование войны! Промышленное развитие противника поражало своей быстротой. Его военные писатели – Фалькенхаузены, Бернгарди, не говоря о других, не скрывали, впрочем, масштаба формирования нового образца и предполагаемого ими расширенного применения к враждебным народам своих законов войны.

Поэтому неудивительно, что в предвидении грозного будущего военная академия, этот очаг знаний, дала в лице своих преподавателей, выбранных иэ всех родов войск и уже имевших опыт, большое число командиров, которые впоследствии отличились во время мировой войны. Такими командирами были Петэн, Файоль, Мэтр, Дебенэ, де Модюи.

Годы, проведенные мною в военной академии, оставили глубокий след. Я научился рассматривать проблемы предстоящей войны, хладнокровно обсуждать их во всей совокупности, находить их решение. Жизнь в полку, сначала в должности помощника командира 20‑го артиллерийского полка под начальством заботливого командира этого полка, а затем и в качестве командира отдельной части – 35‑го артиллерийского полка, заставила меня в течение четырех лет бороться с трудностями проведения в жизнь планов, построенных на теоретических изысканиях. Осуществление командования, особенно в чине капитана, несомненно, является величайшим удовлетворением военной жизни благодаря тому всестороннему влиянию, которое оказываешь на смышленого, преданного, деятельного рядового, каким является французский солдат. В чине полковника, командуя отдельной воинской частью, оказываешь влияние на офицерский состав, обладающий большими знаниями и проникнутый непоколебимой преданностью делу, а через офицерский состав и на весь полк, который вскоре становится образом и подобием своего командира.

Но офицерский состав надо еще научить выполнять свои задачи по отношению к противнику, к подчиненным, к равностоящим и к начальникам в день сражения, когда, несмотря на невыясненность обстановки, надо все же действовать энергично и когда связь между начальниками всех степеней становится все более и более затруднительной.

В настоящее время каждый начальник исполняет в бою необходимую роль. Теперь уже недостаточно, чтобы исполнитель этой роли был отлично дисциплинированным, доблестным солдатом. Он должен быть командиром, знающим свое дело и способным проявить инициативу.

Как бы то ни было, из моего командования полком я вынес впечатление, что наша молодая армия способна на величайшие усилия и что она должна прийти к победе, если ее поведут правильным путем при достаточном оснащении боевыми средствами. Но это зависело уже от высшего командования, от организации.

Наши зарейнские соседи, особенно с 1890 г., в еще небывалых размерах усиливали свое вооружение в отношении количества и разнообразия калибров артиллерии, предназначавшейся ими для полевой войны. Они с величайшим старанием совершенствовали свои средства наблюдения и связи. Мы могли оказаться отсталыми.

С этими взглядами, в которые время не внесло глубоких изменений, я, продолжая свою службу, исполнял должности начальника штаба армейского корпуса, а затем начальника артиллерии этого корпуса.

В 1908 г. я был назначен начальником военной академии. Во время своего пребывания во главе этого очага науки я предложил ввести для некоторых офицеров третий учебный год, так как ввиду расширения области военного искусства во всех отраслях оставались пробелы в их знаниях после двухлетного пребывания в академии.

В 1911 г. я принял командование 14‑й дивизией, очень крепким войсковым соединением, предназначенным для участия в прикрытии стратегического сосредоточения. В 1912 г. я принял командование 8‑м армейским корпусом, а в августе 1913 г. – 20‑м корпусом в Нанси. В то время наши армейские корпуса с управлением соответствующих корпусных округов численностью своих войск и количеством учреждений представляли такие обширные организации, что для руководства и знакомства с ними требовалась очень большая работа. Едва освоившись с 8‑м корпусом, мне пришлось принимать 20‑й. Он состоял из двух пехотных и одной кавалерийской дивизий; они были усиленного состава, для ускорения перехода на военное положение. К моменту моего назначения рядовой состав его частей должен был включать в себя три годовых контингента вместо двух в связи с принятием закона об увеличении срока службы до трех лет. Приходилось строить казарменные помещения соответственно этому увеличению численности и пропорционально расширять санитарную и прочие службы. В то же время мы приступили к постройке укреплений вокруг Нанси. С этой работой необходимо было всячески спешить. Таким образом, за последние годы перед войной мне, вследствие моих перемещений по службе, пришлось работать все более усиленными темпами, чтобы вполне справиться с подготовкой войск и организационной работой. Нельзя было терять времени, так как противник с каждым днем становился все более угрожающим и сильным. Уже перешагнув далеко за шестьдесят лет, я, вместо того чтобы подумать об отдыхе, должен был готовиться проявить всю энергию и деятельность, на которые я был способен. Война приближалась.