Амаранты. Одаренный

Потому что я хочу вас удивлять

© 2018 by FORTHRIGHT

ForthWrites.com

© ООО «РОСМЭН», 2024

Глава 1
Малявка

Вся решимость Элоквента куда-то улетучилась. Над замерзшим садом разносились громогласные грубоватые шутки, а это означало, что сейчас папа занят. Слишком занят, чтобы обращать внимание на мелкие обиды и уязвленное самолюбие сына. И все-таки он должен был попытаться – если уж не ради себя самого, то хоть ради Эвера. И тянуть не стоило. Время было на исходе, словно затухающий зимний день. Уже миновало зимнее солнцестояние, стремительно приближался Новый год.

«Значит, сегодня вечером», – пообещал он себе. При условии, что сегодня не решат раскупорить вторую бочку звездного вина.

Он втянул воздух, принюхиваясь к красноречивым запахам. Сегодняшние гости были ему хорошо знакомы: волк, кот, лисица и дракон. Встреча Пяти кланов.

За последние несколько десятилетий Элоквент привык к появлениям и уходам весьма разнообразных друзей отца. Лишь немногие амаранты заводили знакомства за пределами собственных кланов, разве что ради создания временных союзов или коалиций, но Хармониус Стармарк был не из тех, кто фанатично блюдет границы. Папа вообще никогда не любил барьеров.

Опустив голову, Элоквент повернулся к павильону, который делил со своими младшими братьями, и едва не наткнулся на старшего. Вот хитрец.

– Что за хмурый вид, малявка? – Вечная улыбка Шанса стала еще шире обычного. – Тебе же всегда нравилось играть со мной.

– Я тогда был щенком, – присев, Элоквент увернулся от руки брата, который хотел погладить его по голове.

Давно уже Квен был не самым младшим из Стармарков, но это не мешало трем старшим братьям постоянно напоминать ему о его месте в стае. Это выражалось в бесконечных потасовках и подтруниваниях и в том, что братьям безумно нравилось ставить его в затруднительное положение, отпуская смущающие его шуточки.

– Не моя вина, что ты ленишься помечать углы. – Шанс взъерошил Элоквенту волосы, безнадежно растрепав тяжелую рыжую косу. – Что сказал бы дядя Лауд?

– Что подкрадываться с подветренной стороны неприлично – что в логове, что снаружи.

– Согласен. – Медно-рыжие глаза Шанса блеснули. – Но, серьезно, Квен. Тебе надо приложить хоть какое-то усилие. Не все же мне одному крутиться.

– Журналисты не посмеют. После того последнего раза.

– Не говори, что я тебя не предупреждал. Но, кстати, о щенках, вот хочу тебе своего подкинуть.

Все это время Шанс рассеянно покачивал спящего младенца, своего третьего ребенка. Завернутая в одеяльце, сплошь расшитое розочками из медно-рыжей ленты, малышка удобно помещалась на сгибе его руки.

– Если мать ребенка поручила тебе присмотреть за ним, кто я такой, чтобы вмешиваться? – Но, говоря так, Элоквент уже улыбался и протягивал руки к новому члену клана Стармарк. Разве крошка Клэрион виновата в том, что ее отцу нужно настроить свой инструмент, а сделать с ней на руках это невозможно. – Папа послал за тобой?

– Да, хотя подразумевалось, что этого хочет общество. – Шанс нагнулся и погладил дочь по щеке. – Звездное вино вкуснее под аккомпанемент.

– Я не против. – Элоквенту было и лестно доверие, и приятно. – Лирик и Лавиш всегда так быстро ее уносят, что до нас с Эвером почти никогда не доходит очередь. Райз даже тявкает.

– Лишнее доказательство того, что она – моя доченька. На нас обоих большой спрос. – Язвительная улыбка Шанса будто испарилась, и он заговорил серьезно: – Я слышал, что тебя скоро признают. Это хорошо. Ты долго ждал.

Элоквент почувствовал, как от смущения вспыхнули кончики ушей. Не зря братья прозвали его малявкой.

Когда он родился, умерла его мать.

Никто не рассказывал ему подробностей, но, судя по песням и разговорам в стае, Аврора Стармарк цеплялась за жизнь достаточно долго, чтобы дать ему возможность прийти в этот мир. Она больше не могла бежать с ними, однако ее сила не покинула стаю. Аврора оставила по себе память. Многие сестры Квена унаследовали ее изящный подбородок и тонкие брови. Были и менее явные черты сходства – смекалка, невозмутимость и любовь к струнным инструментам.

Непонятно почему, Элоквент всегда был мал для своего возраста. Даже вытянувшись в струнку, он едва доставал своим братьям до плеча, зато ноги и руки были крупными, и это давало надежду, что ему еще предстоит вырасти. Видно, поэтому папа так тянул с его посвящением: дожидался, когда Квен подрастет.

– Я давно уже не ребенок, – напрягся Квен.

Валору, второму по старшинству брату, было почти вдвое меньше лет, когда стая признала его взрослым.

– И все это понимают. – В кои-то веки Шанс не ерничал. – А знаешь, это ведь Анна выступила за тебя.

Элоквент не сомневался – разговор был оживленным. А яростное рычание мачехи ничто по сравнению с ее укусами.

– Обязательно скажу ей спасибо.

– Мне пора, – сказал Шанс, коснувшись напоследок рыженького пушка на голове дочери.

– Ты знаешь, где нас найти.

Старший брат еще немного помедлил, прижался губами к лобику Клэрион. Это хорошо, значит, сердце у него доброе. Но тут же Шанс, ухмыльнувшись, чмокнул в темечко и Квена – будто сосунка какого-то.

Что ж, Квен на прощание лягнул Шанса по голени – и счел, что это было адекватным ответом.

Бережно держа сверток с Клэрион, Квен медленно, покачиваясь на ходу, принялся расхаживать по комнатам. Брат тем временем уже настраивал свой инструмент. Низкие басовые звуки взлетели вверх быстрым глиссандо, зазвучала веселая мелодия, под которую скорее хотелось отплясывать, чем пить. Квен плавно заскользил по полу, повторяя фигуры медленного танца, который будут играть на празднике в честь рождения этой девчушки.

Клэрион открыла глаза, и Квен усмехнулся:

– Слышишь? Это папочка играет для тебя.

Но малышка запищала и принялась извиваться в одеяле. Элоквент не сразу обнаружил причину ее беспокойства – фигуру, тихо стоявшую в дальнем конце веранды. Наблюдавшую за ним. И, вероятно, поджидавшую его.

Успокаивая на ходу девочку, Элоквент двинулся в сторону гостя.

– Хорошее чутье, малышка. Унюхала незнакомого, молодец, но это друг нашей стаи. Верь своему дяде Квену.

Клэрион загукала в ответ, вызвав на его лице улыбку. И болезненный укол где-то в тайных глубинах сердца. Какой же Шанс счастливчик.

На миг у Квена возникло смутное чувство тревоги, будто его загнали в угол. Однако он скрыл удивление, подняв руку в миролюбивом приветственном жесте.

– Добрый день, пресс-секретарь Твайншафт.

Глава 2
Дар Стармарков

– Или добрый вечер, если хотите, – продолжил Элоквент. В сгущающейся синеве неба вот-вот должны были появиться звезды. Квен подошел к представителю кошачьих кланов. – Мой брат, наверное, надеется, что Клэрион унаследует его музыкальный талант, но я уверен, в ней дремлет инстинкт следопыта.

– Приношу извинения за то, что побеспокоил вашу милую партнершу по танцу. Каким бы ни был ее путь, я уверен, что она сделает честь своему логову. – Хисока дал Клэрион свой палец, который кроха тут же схватила и потянула в рот. – Я хотел встретиться с тобой, Элоквент. Можешь уделить мне несколько минут?

Элоквент опустил голову. Это всего лишь вежливость… и, наверное, большая честь. Но Квен немного опасался любезностей Хисоки. Часто следом за ними звучали предложения, больше напоминавшие просьбы, а скорее даже приказы, и всегда – всегда – их исполнение требовало огромных усилий. Как в тот раз, когда кот предложил Хармониусу выучить испанский. После чего папа, конечно, озаботился тем, чтобы вся стая свободно болтала на этом языке.

– Я хотел лично поблагодарить тебя за согласие зачислиться в первый класс старшей школы Нью-Сага. Теперь, когда я знаю, что ты в этом участвуешь, мне будет намного спокойнее.

На самом деле Элоквент не давал своего согласия, папа все сделал за него. И если бы сегодня вечером отец смог уделить ему время, Квен намеревался уговорить его отказаться от этого решения.

Хисока, вероятно, знал об этом или, по крайней мере, догадывался. Поэтому Квен высказал свое неудовольствие самому Твайншафту:

– Я уже слишком стар для школы.

– Зато выглядишь именно так, как нужно.

Вряд ли это комплимент.

– Никто не ждал посвящения так долго, как я. Это и само по себе неприятно и досадно, даже без перспективы оказаться в группе человеческих детей. – Обида придала резкости его словам. – Они подумают, что я им ровня.

– Да, подумают. – Хисока опустил руку ему на плечо. – Я полагал, что ты будешь благодарен за передышку, учитывая, сколько социальных обязательств сваливается обычно на молодого мужчину.

У Элоквента даже защипало глаза. Он не мог понять, хитрит кот или действительно не понимает.

И впрямь, все старшие сестры Квена уже имели пары и строили свои собственные логова, так что, возможно, Хисока не осознавал, что у него девять старших братьев и сестер.

– Меня это не коснется. Я – дар клана Стармарк.

– Да.

Значит, знает.

– Так почему… – Эмоции так зашкаливали, что у Квена сорвался голос, позорно, прямо как у подростка. Он вспыхнул. Чем больше он настаивал на том, что уже стал взрослым, тем более ребячески звучали его слова.

Хисока придвинулся еще ближе и осторожно взял Элоквента за свободную руку:

– Это был трудный сезон для тебя – не вполне взрослый, хотя и в полном расцвете лет. Я рад, что твой отец наконец решил признать твою зрелость.

Элоквент судорожно кивнул, не отрывая глаз от личика племянницы. После того как Хисока забрал у нее свой палец, она опять уснула.

– Я уверен, что ты сумеешь найти общий язык с этими людьми – твоими одноклассниками. Уже через год им предстоит окончить обучение, а они не знают толком, чего хотят, не говоря уже о том, как этого достичь. Они находятся в постоянном напряжении – им говорят, что нужно сделать правильный выбор, отличиться, добиться успеха. Вот только большинство из них на самом деле растерянны и чувствуют себя загнанными в угол.

– Вы сейчас обо мне говорите?

– Я лишь описал обычное состояние любого, кто переходит от отрочества к зрелости.

Хорошо, что Квен держал ребенка: ярость вспыхнула с такой силой, что только мысль о Клэрион удержала его. Он заставил себя стоять спокойно, как ни бушевала кровь. Но даже тот факт, что он меньше ростом, чем Хисока, раздражал неимоверно. И откуда только кот знает все его болевые точки?

– Хоть я и хочу папиного благословения, оно мне не нужно для того, чтобы понимать, что детство мое осталось в далеком прошлом. – Он вздернул подбородок. – Каков в среднем возраст ваших добровольцев-амарантов?

Хисока не дрогнул и не отвел взгляд.

– Все наши представители среди учеников приближаются к двухсотлетней отметке или только что ее перешли.

– И многие ли из них прошли посвящение?

Небольшое колебание, кривая улыбка.

– Почти все.

– Все, кроме меня?

– Да.

– Мне-то триста восемьдесят три, – сказал Квен устало. – Поищите представителя Стармарков среди моих племянниц и племянников. А я знаю, где мое место, – оно здесь.

– Ни один из твоих соплеменников не обладает нужными мне качествами.

Внезапно Элоквент осознал, что Хисока не просто держит его за руку, а слегка массирует его ладонь. Просто успокаивал, конечно, – но Квен тут же вспомнил о мозолях, которые образовались за долгие годы тренировок с дядей Лаудом и дядей Кару-реном.

– Вам нужен дар Стармарков? – Время от времени до Квена доносились обрывки разговоров и сплетен, но, возможно, ему не следует делать поспешных выводов. От десятого ребенка ожидали многого. – Потому что нужен кто-то, кто будет говорить от имени наших Собратьев?

Хисока сделал отрицательный жест.

Что на самом деле оставляло только одну, мигом отрезвившую его возможность.

– Вы ждете неприятностей.

– Ожидание и подготовка, безусловно, входят в мою должностную инструкцию. – Кот мягко улыбнулся. – Разве я не говорил, что смогу вздохнуть с облегчением, если буду знать, что ты в Нью-Саге? Уверен, что упоминал.

* * *

Элоквент поднялся по ступенькам во флигель, который был его домом с тех пор, как папа отдал его в обучение дяде Лауду. Открыв дверь, он вошел. В углу большая собака подняла голову, ее медные глаза блеснули.

Хвост Райза забарабанил по татами: «С возвращением».

Квен добродушно хмыкнул, сбрасывая башмаки и освобождаясь от носков:

– Как там Эвер?

«Всё спокойно».

Собрат свернулся, прикрывая собой подопечного и самую серьезную ответственность Квена. Конечно, большую часть дня Эвер проводил с матерью, но спал он здесь. А это означало, что здесь его логово. Потому что еще давно, когда Эвер был сосунком, папа все уладил. Элоквент был старшим братом Эвера, его нянькой и телохранителем. Он был для Квена примерно тем же, кем сам Элоквент для дяди Лауда. Воспитанником.

«Он не передумал?»

Элоквент прислонился к боку большого золотисто-рыжего пса и сполз на пол.

– Это бесполезно. Я должен туда пойти.

Райз сочувственно заскулил.

Погладив дочку брата по шелковистым волосикам, Квен ласково потянул щенка за острое ухо:

– Просыпайся, братишка. Я принес тебе малышку.

Ухо дернулось, и Эвер, подняв голову, задвигал носом, принюхиваясь:

– Клэр!

– Да, это Клэрион. – Квен похлопал по полу рядом с собой. – Дядя Шанс попросил присмотреть за ней, пока он играет.

Мальчишка подполз ближе.

– Малышка, – промурлыкал он. – Наша?

– Да, она из нашей стаи.

Мальчик осторожно коснулся одеяльца лапой, и Квен прошептал:

– Аккуратно, Эвер. Помни о своих когтях.

– Я помню, – заверил тот.

Рожденный в тот же год, что и Открытие, Эвер Стармарк стал самым известным гибридом на планете. Его мать, папина вторая соратница, была человеком, и само существование Эвера рассматривали как залог того, что мир не просто возможен, он предлагал новые возможности для обеих рас – людей и амарантов.

Элоквент прижался к Райзу и улыбнулся, наблюдая, как меняется выражение лица Эвера. Ему до мелочей был знаком каждый поворот этих темно-рыжих ушей, вихрь эмоций в сияющих глазах и энергичный стук коротенького хвоста. Честно говоря, именно Эвер был главной причиной, по которой он тянул с зачислением в школу. Нельзя же будет привести в класс трехлетнего ребенка.

Как он объяснит Эверу, что такое школа?

– У меня нет выбора, – прошептал он.

Собрат ткнулся носом в его макушку, лизнул ухо. Я буду здесь.

– Спасибо. – Элоквент провел пальцами по шерсти Райза. – Я на тебя рассчитываю.

Но Квен становился все мрачнее. Вкрадчивая просьба Хисоки навалилась на него тяжело, как приказ. И хотя сам Элоквент никогда не посещал никакую школу, он был знаком со школьниками, видел учебники и слышал столько жалоб по поводу домашних заданий, что теперь сильно подозревал: его ближайшее будущее потребует больших усилий.

И, вполне возможно, это будет опасно.

Глава 3
Средняя сестра

Поток людей буквально внес Кимико в последний вагон подземки, и она со вздохом облегчения упала на свободное сиденье. Ее вылазка в многолюдный торговый квартал была удачной, но утомительной. Похоже, всем домохозяйкам в Кейши приспичило отправиться за покупками именно сейчас, в самый последний момент перед Новым годом.

Пристроив пакеты на полу между ног, Кимико положила руки на колени и обернулась. Сначала ей ничего не удавалось различить за спинами все прибывающих пассажиров, но вот все заняли свои места, и стал хорошо виден пост охраны поезда. Обычно их обслуживали сотрудник и его напарник-Собрат, а Кимико нравилось привлекать внимание этих разумных животных.

Сегодня было немного иначе. Нет, совсем иначе.

Ее любопытный взгляд наткнулся на настороженные желтые глаза мужчины-амаранта. Из какого он клана, было очевидно. Правда, он пошел на уступку, надев накрахмаленную рубашку и брюки со стрелками, как положено сотруднику службы безопасности. Однако длинные волосы убрал назад под меховую повязку, а две верхние пуговицы рубашки расстегнул, открывая красочное многообразие бус. Определенно волк. Может, даже следопыт из Элдербау. Она не могла рассмотреть, какой герб он носит на своей повязке.

Брови волка приподнялись, и легкая улыбка тронула его губы.

Упс. Кимико поспешно передала целую серию безмолвных сигналов – смущенные извинения, одно из самых теплых приветствий, надежду на мир и искреннюю благодарность за защиту, которую предполагало его присутствие. Окружающие, скорее всего, этого даже не заметили. Способ общения амарантов не походил на человеческий язык жестов, который главным образом определяли жесты и положение пальцев. Выражения амарантов были обычно тоньше и основывались на едва заметных изменениях позы. Желтые глаза волка засияли благодарным блеском, и он ответил – удивленный восторг, признание ее статуса наблюдателя, уверение в миролюбии. И после минутной паузы совершенно необязательная – и очень личная – похвала ее чуткой душе.

Это было действительно очень любезно, но Кимико не стала обращать на это особого внимания. Ведь это был практически единственный комплимент, который он мог ей отпустить, учитывая ее низкий статус в иерархии наблюдателей. И все-таки слышать это было приятно, так что она одарила волка улыбкой.

Ее внимание привлекли шепот и сдавленное хихиканье, и Кимико прислушалась к разговору через проход.

– Нет, ты у него спроси.

– Тебе же интересно, вот и спрашивай.

– Тсс!

Кимико повернулась, и две старшеклассницы внезапно уткнулись носами в мобильники. Что, опять? Она почесала щеку и застенчиво взглянула на волка.

Он посмеивался – над ней? Или над ними. Или, может быть, над всей этой неловкой и глупой ситуацией. Любой амарант – с их-то обостренными чувствами – мог на расстоянии определить такую элементарную вещь, как пол. Сдержанными жестами волк показал, что считает человеческих девушек слепыми, а Кимико похвалил за находчивость и заявил, что в этой ситуации преимущество за ней.

Еще одна любезность. Хотя на самом деле она не нуждалась в этом подбадривании. Такое происходило постоянно. Если бы Кимико это напрягало, она давно изменила бы свою внешность или поведение. Но ей нравилось заставлять людей удивляться.

– Ну спроси у него.

– Наверняка он наблюдатель. Видишь, какая куртка на нем?

– Может, просто похожая. И вообще, наблюдателя невозможно отличить только по внешнему виду. Они ведь тоже люди, но с особыми способностями.

– Ты бы стала встречаться с наблюдателем?

– Смотря какие у него способности.

– Ого, поверить не могу, что ты это сказала!

Кимико стало интересно, что подумали бы эти девочки, знай они, до чего, как правило, неромантичны браки наблюдателей. И правда, трудно вдохновиться всеми этими сводками о родословных, прогнозами по поводу будущего потомства и заполнением десятка с лишним анкет и заявлений о согласии на вступление в брак. Причем частенько с человеком, с которым вы даже не встречались.

Она-то, будучи одной из трех уникальных дочерей, более чем достаточно знала о том, как все это происходит.

Хотя внешность и характер имели для них второстепенное значение, мать Кимико вечно сравнивала ее со старшей сестрой. Норико была нежной, милой и миниатюрной – в точности как мама, когда на нее впервые упал взгляд их отца.

Сакико в свои четырнадцать обещала стать красавицей, хотя и была чуть выше среднего роста. Но ни при каких обстоятельствах никто не принял бы младшую сестру Кимико за мальчика. Одни волосы Сакико чего стоили – прямые и черные, они ниспадали шелковым занавесом почти до колен.

А Кимико была высокая, с плоской грудью и короткой стрижкой. Наблюдатели предпочитали одежду унисекс, и это давало свободу, но не добавляло женственности походке. В тяжелых ботинках – стандартная часть формы Академии Ингресс – ее большие ноги казались еще больше. Кимико росла в совершенно обычном человеческом окружении и знала, что никакой женской привлекательности в ней нет. Зато на нее нередко заглядывались, ошибочно принимая за смазливого мальчика.

Обычно она игнорировала перешептывания, смешки и пристальные взгляды. Но изредка, если обстановка была подходящей, позволяла себе немного подурачиться. Кимико нравилось, когда на нее обращали внимание. Ведь это случалось так редко.

Поэтому, пока поезд подъезжал к ее остановке, она пониже опустила голову, чтобы ее воздыхательницы не рассмотрели, кто она такая на самом деле. Гул в вагоне изменился, и автоматический голос объявил станцию «Кикусава». Кимико подхватила пакеты с покупками и, взглянув сквозь бахрому челки, заметила, что девушки все еще наблюдают за ней. Улыбаясь, она уверенной – напоказ – походкой вышла из вагона. Наградой за эту безобидную маленькую эскападу были ахи и вздохи, смех и улыбки девочек.

Кимико шла вдоль поезда к заднему окну – ей захотелось проверить, видел ли волк. Он был там, ухмылялся, демонстрируя клыки и дружелюбие. На прощание он подал ей знак, который можно было перевести как «я счастлив, что наши пути пересеклись». Кимико чисто человеческим жестом помахала ему рукой на прощание и стала вприпрыжку подниматься на улицу, еще энергичнее, чем обычно.

* * *

Дом Кимико находился в Кикусава, старом районе Кейши, полном маленьких магазинчиков и любопытных соседей. Выцветшая краска, ржавый металл, рекламные плакаты с обтрепанными краями. Кимико понимала, что Кикусава ветшает, но она предпочитала замечать хорошее. Яркие корзины с мандаринами сацума в бакалейных лавках. Соблазнительно шипящие фрикадельки – их подавали обжигающе горячими в бумажных пакетах. Приторно-сладкий запах жженого сахара из чайной, где перед входом жарили данго, заманивая клиентов.

Люди жили над торговыми лавками или за своими заведениями. В узких переулках скрывались входы в ресторанчики, цирюльню, скобяную лавку и кондитерскую, которую Кимико регулярно навещала с тех пор, как научилась ходить. Она надеялась, что эта часть города – ее часть – навсегда останется неизменной. Все здесь покупали продукты у Накамуры, а рыбу в «Сато и Сыновья». «Улыбчивый кот» славился своими обедами в западном стиле, а «Дом благородной хризантемы» – традиционными сладостями.

Делать покупки у местных торговцев было вопросом чести, так что Кимико, нагруженная пакетами из чужих магазинов, чувствовала неловкость. Но, что делать, некоторые вещи в Кикусаве не достать.

– Кими-тян, – окликнула ее госпожа Миура, посыпавшая солью крыльцо общественной бани. Может, на сморщенном лице старушки и не были видны глаза, зато сама она ничего не упускала. – Пополняешь свою коллекцию?

– Да, тетушка. – Торопливо подойдя к ней, Кимико протянула одну из сумок. – Вот что я нашла в двух остановках отсюда. Лимитированный выпуск к Новому году.

Госпожа Миура деликатно пошарила лапкой в пакете, что-то бормоча под нос и цокая языком.

– Я их любила, когда девчонкой была. Мой отец работал на Дзюндзи, ты же знаешь. – Разумеется, Кимико это знала: госпожа Миура сотню раз уже рассказывала ей эту историю. Местный кондитер славился на всю Японию своим превосходным шоколадом и изяществом упаковки. – Тогда дедушка мне такие покупал. Мы часто играли с Миябэ-куном. – Она взяла широкую плитку шоколада, завернутую в фольгу и плотную бумагу, украшенную цветками сливы. – О, он-то всегда был сладкоежкой.

– Как я. А хотите вот такую, тетушка?

– Нет, нет, дорогая. – Госпожа Миура вернула шоколадку в пакет. – Ты за ней ездила в такую даль. Лучше принеси мне как-нибудь твою книжку.

– Только сначала эти добавлю, – пообещала Кимико.

Она начала собирать этикетки от шоколадных батончиков Дзюндзи еще в школе, когда впервые поняла, что такое лимитированный выпуск. Ее дедушка помогал ей находить их, купить и разложить в определенном порядке. Не было случая, чтобы он, выезжая из Кейши, вернулся домой без шоколадного батончика Дзюндзи, изготовленного специально для других префектур.

Кимико ужасно по нему скучала.

Но ее обычная уловка сработала и сейчас. Сосредоточиться на хорошем – например, на традиции, которую дедушка начал, а она продолжает. Не из чувства долга, а по любви.

Помахав госпоже Миура на прощание, Кимико зашагала к дому. Посторонние по большей части не обращали внимания на этот плотно заселенный район, управляемый Бизнес-ассоциацией Кикусавы и местным женским комитетом. Здесь были свои школы – от дошкольных групп до средних классов – и что-то вроде клуба, где люди собирались, чтобы поиграть в сёги, маджонг или настольный теннис.

Кимико миновала аптеку, круглосуточный магазин и тележку старого господина Рёты с исходящим паром аппетитным одэном.

– Миябэ-кун!

Кимико весело помахала рукой окликнувшему ее господину Фудживаре, владельцу мясной лавки. В детстве Кимико его побаивалась из-за низкого голоса, резких черт лица и окровавленного фартука. Но за грубоватыми манерами скрывалось добродушное сердце. Он подозвал девушку к ярко освещенной витрине своей лавки. Демонстративно осмотревшись – будто боялся, что кто-то их увидит, – мясник протянул ей приготовленную на пару пампушку.

– Это мне? – удивилась Кимико. Блестящее от пара белое тесто обжигало ладонь.

Господин Фудживара понимающе указал на сумки, висевшие у нее на руках.

– Сластями сыт не будешь, а тебе нужны силы.

– Спасибо! – Кимико разломила пампушку пополам, выпустив ароматное облачко пара. – Вы заглянете к нам наверх сегодня вечером?

Мужчина, ходивший в школу с ее матерью, похлопал себя по мускулистому бицепсу.

– Можете рассчитывать на меня и моих мальчиков! В такие дни друзья и соседи объединяются!

– Тогда до вечера. – Кимико помахала рукой и крикнула: – Еще раз спасибо!

Почти все лавки и магазинчики закрылись сегодня рано. И понятно – все уже хлопотали по хозяйству, чтобы успеть с последними приготовлениями к завтрашним торжествам в честь кануна Нового года.

Кимико как раз успела доесть пампушку со свининой к тому времени, как поравнялась с парой древних вишневых деревьев у поворота к начальной школе. Дальше – крытая автобусная остановка. А за ней крутой склон, густо заросший вечнозелеными деревьями. Под нависающими ветвями скрывалась длинная, узкая лестница, подножие которой обрамляла заметная красная арка с двумя сидящими каменными драконами. Конечно, Кикусава был домом для Кимико Миябэ, но особенно это относилось к храму Кикусава. Потому что семья Миябэ всегда жила здесь, на самом краю Междумирья, служа людям и выполняя обязанности хранителей святынь.