В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации.
© Куряев А. В., 2024
Критика интервенционизма
Исследования хозяйственной политики и идеологии нашего времени[1]
Предисловие
Конфликты, которые происходят между народами и государствами, а в составе отдельных народов и государств – между партиями, неформальными объединениями граждан и котериями[2], настолько занимают наше внимание, что при этом мы упускаем из виду, что сегодня все участвующие в этих конфликтах стороны, невзирая на ожесточенность противоборства, придерживаются одних и тех же экономических принципов. Не составляют в данном случае исключение и сторонники обобществления средств производства, начиная с того времени, когда сначала приверженцы Второго, а затем и Третьего Интернационала, провозгласив политику перехода к системе НЭПа, по крайней мере на настоящий момент и на ближайшее будущее, отказались от осуществления своей программы социализации. Почти все авторы, занимающиеся проблемами экономической политики, и почти все государственные деятели и партийные руководители в качестве идеала рассматривают систему, которая, как они считают, не является ни капиталистической, ни социалистической, которая не предполагает существования ни частной, ни общественной собственности на средства производства и в которой сфера частной собственности ограничивается, регулируется и управляется путем вмешательства со стороны правительства и других общественных сил принуждения (например, профсоюзов). Мы называем экономическую политику, направленную на достижение этого идеала, интервенционизмом, а саму систему – связанной экономикой (gebundene Wirtschaft)[3].
Одобрение программы интервенционизма объединяет Москву и фашизм, ее разделяют христианские церкви и религиозные секты всех направлений, солидаризуясь с мусульманами Ближнего Востока и Индии, с индуистами, буддистами и адептами других азиатских культовых сообществ. Тот же, кто изучит программы и действия политических партий Германии, Англии и США, обнаружит, что различия между ними существуют только в вопросе о том, как реализовать политику интервенционизма; вопрос о том, нужна ли она вообще, даже не возникает.
В совокупности пять нижеследующих очерков и статей[4]представляют собой критику экономической политики интервенционизма и лежащих в ее основе идеологических построений. Четыре из них опубликованы в течение последних лет – три в научных журналах и одна в «Справочнике общественно-политических наук» («Handwörterbuch der Staatswissenschaften»). Вторая статья, в которой среди прочего рассматриваются опубликованные в текущем году теории Шмаленбаха, публикуется здесь впервые.
Автор
Вена, июнь 1929 г.
Интервенционизм[5]
I. Интервенционизм как экономическая система
С того момента, когда большевики отказались от намерения с наскока осуществить социалистический общественный идеал в России и пошли на замену своей первоначальной политики «новой экономической политикой», НЭПом, во всем мире проводится только одна система практической экономической политики – интервенционизм. Часть приверженцев и защитников интервенционизма рассматривает его только как временную систему экономической политики, которая через определенный, более или менее значительный промежуток времени уступит место другой системе, а именно одной из разновидностей социализма. В их число входят все социалисты, стоящие на позициях марксизма, включая большевиков, а также консервативные социалисты различных направлений. Другая часть полагает, что интервенционизм является системой, рассчитанной на достаточно длительный срок. Однако такое различие в оценке временных параметров существования интервенционистской экономической политики сегодня имеет не более чем академическое значение. Поскольку все ее приверженцы и защитники едины в том, что на ближайшие десятилетия, а быть может, и на протяжении жизни целого поколения интервенционизм останется правильной политикой. В интервенционизме они видят такую экономическую политику, которая будет существовать по крайней мере в течение какого-то времени. Сторонники интервенционизма декларируют приверженность сохранению частной собственности на средства производства, но одновременно хотели бы регулировать действия владельцев средств производства административными предписаниями, прежде всего административными запретами. Если такое государственное руководство деятельностью собственников средств производства и предпринимателей, распоряжающихся средствами производства с согласия владельцев, распространится столь далеко, что все существенные решения будут приниматься в соответствии с административными предписаниями, т. е. решение вопроса о том, что и как производить, будет зависеть не от стремления землевладельцев, капиталистов и предпринимателей к получению прибыли, а от интересов государства, то мы получим социализм, пускай даже при сохранении частной собственности по названию. И очень правильно о таком общественном устройстве пишет Шпанн: хотя в его рамках «формально существует частная собственность, по сути дела речь идет исключительно об общественной собственности»[6]. Но ведь общественная собственность на средства производства есть не что иное, как социализм и коммунизм.
Однако интервенционизм не хочет, и это является его характерной чертой, заходить столь далеко. Он хочет не ликвидировать, а только ограничить частную собственность на средства производства. С одной стороны, он заявляет, что ничем не ограниченная частная собственность на средства производства вредит обществу, а с другой стороны, считает введение общественной собственности на средства производства, социализма, невозможным вообще или по крайней мере в настоящее время. Поэтому он хотел бы создать нечто третье, т. е. такое общественное состояние, которое было бы промежуточным между частной собственностью на средства производства, с одной стороны, и общественной собственностью на средства производства – с другой. Тем самым предполагается избежать «пороков» и недостатков капитализма, сохранив в то же время все преимущества свободы инициативы и предприимчивости, которые социализм обеспечить не в состоянии.
То, чего требуют здесь поборники системы частной собственности, руководимой, регулируемой и контролируемой государством и другими органами общества, всегда являлось целью людей, обладающих политической властью, и масс. Попытки регулировать развитие экономики путем административных предписаний предпринимались еще в те времена, когда не существовала экономическая наука, когда отсутствовало знание о том, что цены устанавливаются не произвольно, а главным образом под влиянием рыночной ситуации в пределах очень узко очерченных границ. И только представители классической политической экономии сумели показать, что все подобные меры вмешательства в механизм рынка никогда не приведут к успеху, на который рассчитывают инициирующие их власти. Поэтому старый либерализм, экономическая политика, построенная на выводах классической политической экономии, в принципе отрицает любое вмешательство такого рода. Laissez faire et laissez passer!1 Но и марксистский социализм занял по отношению к интервенционизму точно такую же позицию, что и либералы. Он попытался показать полную нелепость всех интервенционистских рецептов, презрительно охарактеризовав их как «мелкобуржуазные». И тем не менее идеология, которая сегодня овладела миром, рекомендует систему экономической политики, которая была отвергнута и либерализмом, и марксизмом в его более старом варианте.
II. Сущность «вмешательства»
Проблему интервенционизма не следует смешивать с проблемой социализма. Здесь речь не идет о том, мыслим и осуществим ли в какой-либо форме социалистический строй. Решение вопроса о возможности или невозможности построения человеческого общества на основе общественной собственности на средства производства представляет собой отдельную задачу, которая в данном случае не является предметом нашего исследования[7][8]. Стоящая перед нами проблема формулируется следующим образом: какое воздействие оказывают властные и другие принудительные меры вмешательства в рамках общественного порядка, построенного на основе частной собственности на средства производства? Способны ли подобные меры воздействия обеспечить успешное достижение тех целей, которые они преследуют?
Чтобы решить это проблему, естественно, необходимо дать определение понятию «вмешательство».
1. В нашем понимании меры, предпринимаемые с целью сохранения и обеспечения частной собственности на средства производства, не являются «вмешательством». Этот вопрос настолько ясен, что, собственно говоря, не вызывает какой-либо необходимости в особом рассмотрении. Если тем не менее упоминание о нем не будет излишним, то только ввиду того обстоятельства, что нашу проблему зачастую принято увязывать с проблемой анархизма. При этом приводятся следующие аргументы: если признать необходимой деятельность государства по защите частной собственности, то тогда нет оснований исключать возможность вмешательства государства, выходящего за рамки этой деятельности. Анархист, выступающий против любой формы государственной деятельности, при такой постановке вопроса рассуждает последовательно. Непоследователен тот, кто, верно осознавая неосуществимость анархизма и рассматривая государственную организацию с ее аппаратом принуждения как необходимую для обеспечения общественного сотрудничества людей, хочет ограничить эту государственную деятельность узкими рамками. Очевидно, что такого рода рассуждения целиком и полностью ошибочны. Здесь мы обходим стороной вопрос о том, возможна или нет совместная жизнь людей в обществе без организованного аппарата принуждения, который называют государством или правительством. Предметом нашего исследования является исключительно вопрос о том, существуют ли – помимо синдикализма – только две допустимые возможности для организации общества на основе разделения труда, а именно общественная или частная собственность на средства производства, или же наряду с ними, как предполагает интервенционизм, возможна еще и третья система – система частной собственности, регулируемая мерами властного вмешательства. Заметим, что сам вопрос о необходимости государственной организации необходимо тщательно отделять от вопроса, на какие сферы и в каком объеме должно распространяться государственное воздействие. Из того факта, что общественная жизнь не может обойтись без аппарата государственного принуждения, отнюдь не следует полезность насилия над совестью, книжной цензуры и других аналогичных мер, так же как не вытекает из него необходимость, полезность или даже просто возможность определенных мер экономического порядка.
Для обеспечения существования частной собственности на средства производства вовсе не требуются распоряжения, принимаемые в целях защиты конкуренции. Согласно широко распространенному заблуждению основное содержание экономического порядка, который является идеальным для либерализма, составляет конкуренция между несколькими производителями одного и того же товара. Однако сущность либерализма связана с частной собственностью, а не с концепцией свободной конкуренции, к тому же часто неправильно интерпретируемой. Решающее значение имеет не то обстоятельство, что существует много фабрик, на которых делают граммофоны, а то, что средства производства для их изготовления находятся не в собственности общества, а в руках частных владельцев. Частично вследствие этого недоразумения, частично исходя из толкования понятия свободы под влиянием теорий естественного права была предпринята попытка с помощью антикартельных и антитрестовских законов остановить движение к созданию крупных предприятий. Здесь не место обсуждать полезность такой политики. Констатируем лишь следующее: пониманию народнохозяйственной функции любой конкретной меры в самую последнюю очередь может служить ее оправдание или отрицание с помощью какой-либо юридической теории. Юриспруденция, государствоведение и политические науки не состоянии сказать нам ничего, что могло бы послужить в качестве основы для принятия решения в пользу или против конкретной меры социально-экономической политики. И не имеет абсолютно никакого значения, соответствует ли данное решение положениям какого-либо закона или конституционного документа, даже если речь идет о таком достойном всяческого уважения и известном документе, как Конституция США. Если установленная людьми юридическая норма не соответствует своему назначению, она необходимым образом должна быть изменена; поэтому при рассмотрении целесообразности какой-либо меры экономической политики никогда нельзя использовать в качестве аргумента утверждение о том, что она противоречит законодательству, действующим правовым и конституционным нормам. Собственно говоря, и это утверждение также настолько тривиально, что не требовало бы никакого специального упоминания, если бы его постоянно не предавали забвению. Подобно тому как когда-то германскую социальную политику попытались вывести из сущности прусского государства и «социального королевства», в США в экономической дискуссии пытаются использовать аргументы, позаимствованные из Конституции или из интерпретаций понятий свободы и демократии. В значительной мере на такого рода умозаключениях построена одна из весьма влиятельных теорий интервенционизма, учение профессора Коммонса, которая имеет, в том числе, огромное практическое значение, поскольку отражает философию партии Лафолетта и политику штата Висконсин. Авторитет американской Конституции ограничен территорией США. Идеалы демократии, свободы и равенства повсеместно не подвергаются сомнению, и мы видим здесь, как под их знаменем выдвигают требования, направленные то на ликвидацию, то на «ограничение» частной собственности. Все это не имеет, однако, никакого значения для нашей проблемы и поэтому в ходе дальнейшего изложения будет оставлено без внимания.
2. Социализация части средств производства не является вмешательством в нашем понимании. Понятие вмешательства исходит из той посылки, что частная собственность отдельного человека не отменяется, что она продолжает существовать – не только по названию, но и по сути. Национализация железнодорожной компании не является вмешательством, скорее это приказ, в соответствии с которым железнодорожной компании предписывается установление более низких тарифов на перевозку грузов по сравнению с теми, которые она хотела бы установить, если бы имела полную свободу действий.
3. Понятие вмешательства не включает в себя действия властей, опирающиеся на рыночные инструменты, т. е. такие, которые преследуют цель воздействовать на спрос и предложение, изменяя рыночные факторы. В тех случаях, когда власти закупают на рынке молоко, чтобы затем продать его малоимущим матерям по низким ценам или даже распределить это молоко между ними бесплатно, или когда власти руководят образовательными учреждениями как дотационными, вмешательство отсутствует. (Вопрос о том, можно ли рассматривать путь, на который вступают власти, чтобы получить в свои руки средства для осуществления такого рода действий, как «вмешательство», будет рассмотрен отдельно.) В отличие от этого предписание продавать молоко по максимально высоким ценам означало бы вмешательство.
Вмешательством является исходящий от одного из институтов публичной власти отдельный изолированный приказ, который принуждает собственников средств производства и предпринимателей использовать эти средства производства иначе, чем они это делают обычно. «Изолированный приказ» означает, что он не составляет часть системы приказов, которая регулирует все производство и распределение и тем самым ликвидирует частную собственность на средства производства, ставя на ее место общественную собственность, социализм. Как бы велико ни было количество приказов, которые мы имеем в виду, до тех пор, пока они в плановом порядке не направлены на управление экономикой в целом и на замену стремления индивидуумов к получению прибыли всеобщим послушанием в качестве главной движущей силы совершаемых действий, их необходимо рассматривать как изолированные приказы. Под «средствами производства» следует понимать все товары более высоких порядков, т. е. все имеющиеся в наличии товары, которые пока еще не поступили в распоряжение покупателей в целях использования или потребления, включая товары, в торговом смысле «готовые к употреблению» и находящиеся на складе продавца.
Мы различаем две группы таких приказов: одни сдерживают или непосредственно затрудняют производство (в самом широком смысле слова, т. е. включая пространственное перемещение товаров), другие пытаются устанавливать цены, отличные от тех, которые сложились бы в условиях рынка. Первые мы называем политическим вмешательством в производственную деятельность; вторые, широко известные под наименованием твердых или фиксированных государственных цен, – политическим вмешательством в ценообразование[9].
III. Вмешательство путем регулирования производства
С позиции экономической науки мало что можно сказать по вопросу о непосредственном влиянии мер политического вмешательства в производственную деятельность. Непосредственные цели, которых хотели бы достичь власти или принуждающие организации, осуществляющие такое вмешательство, вполне могут быть достигнуты. Другой вопрос, смогут ли они тем самым реализовать более отдаленные цели, чем цели промежуточного характера. При этом необходимо оценить, стоит ли эффект от этих мер потраченных на них средств, т. е. решились бы регулирующие органы прибегнуть к мерам вмешательства даже в том случае, если бы они наверняка знали, какие издержки при этом возникнут. Так, например, введение таможенных пошлин осуществимо на практике; при этом нельзя исключить, что непосредственные и последующие результаты этих мер будут отвечать целям правительства. Но это еще отнюдь не означает, что те задачи, которые правительство хотело бы решить в конечном счете, на самом деле могут быть решены. Вот то место, с которого представители экономической науки начинают свою критику: теоретики свободной торговли говорят не о том, что таможенные пошлины невозможны или вредны, а о том, что они могут иметь нежелательные последствия, что те цели, на которые, по мнению их сторонников, они направлены, не будут и не могут быть достигнуты. Однако гораздо более существенное значение имеет утверждение приверженцев школы свободной торговли о том, что таможенная защита, как, впрочем, и все меры политического вмешательства в производственную деятельность, снижает производительность общественного труда. Является ли результатом таможенной защиты выращивание зерновых на менее плодородных землях, в то время как <в другой стране> более плодородные участки пашни остаются невозделанными, направлены ли меры экономической политики по отношению к среднему предпринимательству (например, наличие квалификационного удостоверения для занятия определенными видами деятельности, как это имеет место в Австрии, или налоговые льготы для мелких предприятий) на поддержку менее эффективных предприятий за счет более эффективных, приводит ли ограничение продолжительности рабочего времени или использование определенных категорий работников (женщины, молодежь) к сокращению количества располагаемого труда, в любом случае конечный эффект всех этих мер состоит в том, что при одинаковых затратах труда и капитала будет произведено меньше, чем в отсутствие государственного вмешательства, или в том, что с самого начала на цели производства будет направлено меньшее количество труда и капитала. Нельзя исключить, что вмешательство было бы осуществлено даже в случае абсолютного предвидения его последствий, поскольку имелось в виду решить при этом не только чисто экономические, но и другие, по мнению организаторов данного акта вмешательства, более важные задачи, чем ожидаемое недопроизводство товаров. Однако стоит серьезно усомниться в такой возможности, поскольку любое политическое вмешательство в производственную деятельность оправдывают – полностью или частично – ссылками на аргументы, согласно которым это вмешательство не только не сдерживает рост производительности, но даже стимулирует его. В том числе законодательные меры по ограничению использования труда женщин, молодежи и детей принимались якобы только по той причине, что были направлены исключительно против предпринимателей и капиталистов и что они выгодны защищаемым группам работников, поскольку последние теперь должны меньше работать.
В критике работ катедер-социалистической направленности совершенно справедливо указывалось на то, что абсолютно объективного понятия производительности не существует и все суждения относительно цели экономической деятельности носят субъективный характер. Однако когда мы начинаем говорить о том, что меры политического вмешательства в производство снижают производительность труда, мы тем самым пока еще не переступаем границу той области, в которой различие субъективных оценок не позволяет делать высказывания о целях и о средствах этой деятельности. Если вследствие появления автаркических хозяйственных территорий нарушается международное разделение труда, а использование преимуществ крупномасштабного специализированного производства и применение труда в наиболее выгодных местах становится невозможным, то в этом случае, как можно предположить, мнение подавляющего числа жителей земли относительно нежелательности такого рода результатов будет достаточно единым. Как уже было сказано, кому-то может показаться, что преимущества автаркии перевешивают ее недостатки. Но уже один тот факт, что, как правило, при обсуждении всех «за» и «против» при принятии таких мер их сторонники или смело утверждают, что эти меры не приведут к уменьшению количества и ухудшению качества произведенных товаров, или, по крайней мере, они не готовы говорить об этом с полной ясностью и откровенностью, показывает, что никто не сомневается в том, что пропаганда в пользу этих мер была бы бесперспективна, если бы содержала всю правду об их последствиях.
Любое политическое вмешательство в производственную деятельность так или иначе непосредственным образом сдерживает производство, поскольку исключает некоторые варианты из имеющегося набора применений товаров более высоких порядков (земля, капитал, труд). По природе вещей властям не дана возможность создавать что-либо, сказав «Да будет…». Только наивный инфляционист мог верить в то, что государство с помощью «декретных денег» в состоянии сделать человечество богаче. Власть не может творить, но она способна путем издания приказов если и не устранить из мира бытия нечто в нем существующее, то по крайней мере искоренить это нечто в мире разрешенного. Она не в силах сделать богаче, но способна сделать беднее.
Большинство мер политического вмешательства с такой очевидностью свидетельствуют об этом, что их авторы лишь изредка отваживаются открыто ставить их себе в заслугу. Целые поколения авторов тщетно пытались опровергнуть, что результатом такого вмешательства может быть только уменьшение количества и ухудшение качества производимых товаров при одних и тех же затратах. Сегодня совершенно бессмысленно полемизировать с аргументами, которые, например, выдвигаются в поддержку протекционистских пошлин с чисто экономической точки зрения. Все, что можно сказать в их защиту, сводится к тому, что те обременения, которые они накладывают, могут быть компенсированы другими, не чисто экономическими преимуществами, например, они могут преследовать цель в большей или меньшей мере отгородиться от заграницы, руководствуясь соображениями национальной и военной политики[10].
Трудно игнорировать, что результатом политического вмешательства в производство всегда является уменьшение производительности общественного труда, и тем самым общественного дивиденда; по этой причине никто не берет на себя смелость отстаивать меры такого вмешательства как особую систему экономической политики. По крайней мере, большинство приверженцев этих мер рекомендуют их сегодня только как дополнение к политическому вмешательству в ценообразование. Основу системы интервенционизма образует политическое вмешательство в ценообразование, а не в производственную деятельность.