© Сергей Фомичёв, 2020
ISBN 978-5-0053-0275-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Действие книги происходит в последней четверти XIX века в альтернативной исторической реальности, где Великим княжествам Руси не случилось объединиться под единой самодержавной властью Москвы или какого-то иного города. Политическая структура XIV века в общих чертах сохранилась, подобно итальянским или немецким землям, в результате чего уже к началу девятнадцатого века упомянутые княжества приобрели вид технически развитых европейских государств со всеми достоинствами и недостатками присущими этой политэкономической системе.
И хотя книга не затрагивает причин исторической бифуркации, в целом описывая иные события, сей исторический казус сыграет свою важную роль в сюжете.
Контекст I
Для большинства жителей Великих Княжеств и соседних стран Ярмарка являлась тем, чем и была по названию – гигантским торгово-промышленным съездом, главным событием в коммерческих графиках, местом, где встречались Европа и Азия, где вершились сделки века, где делались и спускались состояния, где становились известными и пропадали без вести, где решались судьбы целых экономик, политических систем и отраслей, взрывающихся расцветом и приходящих в упадок.
Жители Нижнего Новгорода считали Ярмарку шумным пригородом или даже отдельным районом со своими традициями, мифами, даже со своим особенным говором. Её считали прежде всего важным источником пополнения городской казны, но также крупнейшим на всём белом свете притоном мошенников, карманников, шулеров, убийц и веселых девиц, местом, куда лучше не соваться без крайней необходимости, а, попав, не покидать набережной и нескольких прилегающих улиц.
Для небольшого числа жителей самой Ярмарки, а также соседнего Канавина, она была отдельным городом, местом жительства и работы. Мрачным, грязным, опасным, но дающим кров и хлеб, чтящим свои неписанные законы и презирающим чужаков, которые пришли сюда для того чтобы получить прибыль или развлечься. Местом, где власть Великого Князя сводилась к чистой формальности, чины и титулы не стоили и гроша, а городской совет интересовали одни лишь лавочные и портовые сборы.
Только самые безнадёжные из клиентов доктора Бронштейна (главный смотритель лечебницы для умалишённых в 1860-х. годах – прим. издателя) могли любить Ярмарку, но уважал, отдавал ей должное, каждый из обитателей.
Из книги нижегородского писателя и этнографа Павла Ивановича Мельникова «Балаган».
Нижегородская ярмарка чем-то похожа на заполярную тундру. Одиннадцать месяцев в году она пребывает в замороженном состоянии, где тишина сменяется только унылым воем ветров, лаем собак, редкими шагами, всплесками; и лишь на единственный летний месяц всё здесь взрывается многоцветием жизни и разнообразием звуков. Это наблюдение, впрочем, хоть и касается большей части Ярмарки, но не всей её целиком. Ярмарочный фасад – главная контора, магазинчики на набережной, лавки вдоль основных каналов, кабаки, балаганы, театр Шаховского, паровой трамвай, телеграф, станция и пристани – работают почти круглый год. И если смотреть на Ярмарку с Гребешка, что возле Благовещенского монастыря, то может показаться, будто бурление жизни там не прерывается никогда.
Из неопубликованных очерков Александра Николаевича Светлова. Приводится по копии черновика, хранящейся в архиве Третьего отделения.
Светлов Александр Николаевич. Выходец из мелких дворян Городецкого княжества. Бывший студент Кулибинского политехнического института, изгнанный с последнего курса за вольнодумство. В настоящее время – поэт, очеркист, торговец оружием, контрабандист. Давний знакомый Великого Князя Константина (совместная учёба в институте, затем путешествие по Европе). Будучи студентом посетил Королевство Саксония с ознакомительным визитом. Участвовал в майском восстании 1849 года в Дрездене вместе с Бакуниным, Вагнером и другими известными революционерами.
Социальную революцию воспринимал скорее как развлечение или своего рода инициацию взросления. Симпатизирует так называемым освободительным движениям в Европе и Америке. В качестве волонтера принимал участие в польских событиях. По некоторым (неподтвержденным) данным, участвовал в креольском восстании в Саскачеване (Канада). Разыскивался полицией и жандармерией ряда немецких государств. Полицейским управлением Великого Княжества Литовского выдан бессрочный ордер на его арест. С момента возвращения в Нижний Новгород находится под постоянным негласным надзором Третьего отделения.
Из справки Третьего отделения (политическая полиция) Департамента охраны Короны Великого Княжества Нижегородского.
Глава первая. Театралы
В театре Шаховского давали «Женевскую сироту». Народ съезжался загодя на собственных каретах, паролётках и пролётках, тот что победнее приезжал позже на паровике – паровом трамвае или даже приходил пешком. Если прочие театры предпочитали летом отправляться в другие города на гастроли, то заведение покойного Шаховского напротив приурочивало к ярмарочному сезону несколько премьер.
Ажиотаж получался неимоверный. В кассах аншлаг. Билеты были распроданы на две недели вперед. Толпы поклонников дежурили возле ворот, ведущих на задний двор театра, желая увидеть приезд Звениславцевой, Гудкова, Лисянского, других актеров. Здесь смешались импозантные господа и белошвейки, офицеры и институтки, торговцы рыбой, меховщики и всех мастей иностранцы – от темнокожих индусов, до жующих табак бостонцев. Некоторые из них специально приезжали на Ярмарку задолго до начала торгов, чтобы потереться среди театралов.
Так случилось, что Александр Николаевич Светлов, будучи ярым поклонником таланта Звениславцевой, плохо переносил драмы из иностранной жизни, а потому он сразу же направился в буфет с намерением оставаться в нём и после третьего звонка. Таких как он «театральных любителей» набралось здесь довольно много, по крайней мере, достаточно, чтобы превратить скромное заведение в подобие клуба. Мужского клуба, разумеется, ибо дамы хоть и на дух не переносили Звениславцеву, в ещё большей степени недоумевали, как можно отправляясь в театр просидеть представление в накуренном помещении за столом и выпивкой.
– Вы, кажется, возвращались из Америки на «Нутке»? – спросил молодой морской офицер, что стоял в очереди перед ним. – Почему именно на ней?
Буфетная очередь позволяла вести такие пустяковые разговоры без особых формальностей предварительного знакомства. Молодого человека Светлов припомнить не смог, хотя память его подводила редко, но и сомнений в осведомлённости случайного собеседника у него не возникло. Он действительно недавно возвращался в Азию на «Нутке». А раз так, то и офицер находился где-то рядом. Вот только офицером он тогда ещё не был. Судя по новенькому чёрному мундиру с петлицами мичмана Великокняжеского флота он только-только готовился отправиться к месту назначения. Значит был курсантом или волонтером. И видеть его мог, например, с таможенного катера при осмотре орегонского парохода на рейде в Чумикане.
– Увы, – сказал с нейтральной улыбкой Светлов. – Наши пароходы пока не радуют комфортом. Я же люблю грешным делом горячую ванну и хорошую кухню.
– Ванну? – удивился мичман.
На военных кораблях подобной роскоши был лишён даже капитан.
– Знаете, после перехода через Чилкут, такие мелочи начинаешь ценить вдвойне. А в океане не встретишь ни станций с ресторанами, ни городов, где можно остановиться и отдохнуть несколько дней. Поэтому мне важно, чтобы на пароходе имелся приличный ресторан, игорный салон и прочие радости жизни. В том числе, конечно, и ванна.
– Хм.
– И даже это не самое главное. Вы видели котлы наших посудин, что отваживаются на трансокеанский переход? Это изношенное старьё. А мне не улыбается стать свидетелем их последнего издыхания или тем паче взрыва. Потонуть или потерять ход посреди Тихого океана? Благодарю покорно!
– Но если все состоятельные люди, вроде вас будут платить Орегонской компании, откуда же у наших коммерсантов появятся фешенебельные пароходы с хорошими котлами? – возразил мичман. – У нас всего один порт на этом берегу, пароходчикам сложно конкурировать с крупными компаниями.
Светлов усмехнулся. Эту песню он слышал всю долгую дорогу через океан, а затем через Сибирь. Никто не хотел начинать с себя. Все хотели получить готовое.
– Если у нас не появятся комфортабельные пароходы и добрые машины на них, люди, вроде меня, и дальше будут платить Орегонской компании, – ответил он.
– Но это не совсем патриотично, – заметил мичман.
– Не патриотично держать на океанской линии такую рухлядь, какую позволяет себе наш коммерческий флот. Но это только внешняя сторона дела. А копать надо глубже, если конечно вы всерьёз задаётесь вопросом.
– Да?
– Следует менять кредитную и налоговую политику. Иначе наши заводчики и промышленники никогда не обойдут новгородцев или тем более бостонцев. Не нужно драть с коммерсантов три шкуры только потому, что они коммерсанты.
Юный офицер замолчал. Лезть в политику ему не следовало, и в силу возраста (он был слишком мал для того чтобы спорить с таким зубром, как Светлов), и по положению – офицеры не имели права критиковать решения властей, а кредитная политика и тем более налоговая определялись министром финансов по директивам самого князя.
***
Отличие буфета от ресторана заключается в том неудобстве, что посетителю с тарелкой и бокалом в руках приходится подыскивать свободный столик, которых в зале вообще было немного. Зная это Светлов пришёл в театр загодя и, отстояв очередь из таких же предусмотрительных господ, занял своё любимое место – достаточно удалённое от остальных и с которого можно просматривать и вход, и стойку, и большую часть зала.
Многие, впрочем, в столиках не нуждались вовсе, они ставили посуду на особые полочки, тянущиеся вдоль стен и предпочитали время от времени перемещаться с места на место. Старые знакомые группировались кучками, завязывали разговоры.
Новичкам или одиночкам, желающим спокойно посидеть за чашкой кофе, повезло меньше. Им приходилось искать свободное место и просить о милости тех, кто успел занять столик раньше.
– Можно? – спросил человек, окинув взглядом зал, точно сомневаясь, туда ли он попал?
Этого человека Светлов видел впервые. Одежда выдавала в нём приезжего из колоний – сибирских, а то и американских. Серый сюртук, широкие брюки, клетчатый жилет, неброский шейный платок. Грубое сукно – материал практичный, но дешевый. Интеллигент средней руки. Инженер в паровозном депо или локомобильном гараже, работник светового телеграфа, возможно, даже начальник небольшой станции. Но не купец, не промышленник, не военный.
– Валяйте, – Светлов ногой выдвинул кресло.
Он не стал делать это слишком небрежно, дабы не задеть гордость незнакомца, но особой радости не показал тоже.
Незнакомец не смутился. Он поставил на стол два стакана чая в фирменных театральных подстаканниках с чеканным изображением мельпомен и каллиоп, блюдце с кусочками сахара, тарелку, полную фаршированных творогом блинов.
– Это я прислал вам билет, – сказал он, усаживаясь в кресло.
Однако!
Светлов неспешно раскурил сигару, глотнул коньяка и только тогда соизволил ответить.
– Вам бы стоило выбрать другой спектакль, – заметил он.
Собеседник едва заметно усмехнулся.
– Тогда бы вы сидели в ложе, а не торчали в буфете.
Светлов прищурил глаз, как бы от дыма, и кивнул. Незнакомец тонко намекнул, что неплохо изучил подходы к Светлову, но пока не дал ни малейшей зацепки собственной истории. Кроме лёгкого акцента выдающего уроженца Дальнего Востока или, возможно, Американских колоний.
– Что вас интересует? – напрямую спросил Светлов.
– Оружие. Разумеется я говорю не о револьверах или пистолетах. Я говорю о большой партии пехотного вооружения.
– Хорошее пехотное оружие продаётся в любом магазине. Хотите, чтобы я посоветовал марку или торговца?
– Вы меня неправильно поняли, господин Светлов.
Незнакомец аккуратно нарезал блин кусочками, наткнул один на вилку и отправил в рот. Разжевал и только тогда продолжил фразу.
– Или скорее делаете вид, что не поняли, – он пожал плечами. – У меня нет проблем с выбором. Мало того, нет проблем и с покупкой. Товар уже куплен, свезён в надёжное место и ждёт отправки. Вот с ней-то и вышла загвоздка.
– Пункт назначения? – с умеренным интересом спросил Светлов.
– Анива.
Светлов пососал сигару, беря паузу перед ответом. Южный Сахалин был классическим фронтиром, где ещё не установилась чья-либо власть. Претензии на эту территорию предъявляли и японцы, и китайцы, и новгородцы с нижегородцами. Но ни одна из держав не смогла укрепиться окончательно. А стало быть остров являлся удобным перевалочным пунктом контрабандистов, нелегалов и браконьеров, промышляющих котика в территориальных водах прилегающих стран.
От Анивы было рукой подать и до Японии, и до Китая, и до Камчатки, находящейся под властью Новгорода, и до Чумикана – морского форпоста Нижнего Новгорода. Частенько наведываются туда и американские суда практически всех крупных колоний, какой бы флаг над ними не развевался. И даже британские и норвежские китобои с удовольствием останавливаются там на отдых, получая весь необходимый сервис без уплаты портовых сборов.
Светлов перебрал в памяти газетные сообщения с Северо-западного побережья, Алеутских островов, Дальнего Востока, Сибири, припомнил рассказы приятелей, приехавших из тех мест позже него. Нигде не вызревало ничего особенного. Ничего, требующего крупных поставок. Ничего, намекающего на мятеж бурятов, тунгусов или пограничный конфликт с маньчжурами.
Оружие на границе с Китаем могло понадобиться только самим китайцам. Либо правительственным войскам, либо повстанцам. Вечная борьба обеспечивала вечный рынок. Вот только возникал небольшой нюанс, перечёркивающий предположение. Те объёмы, за которые обычно брался Светлов, вряд ли способны помочь какой-то из сторон гражданской войны, при их-то, китайцах, численности. И уж тем более столь мелкая контрабанда не способна помочь императрице Цы Си совладать с англичанами или французами. Да и непохож был его собеседник на китайца. Уж Светлов навидался их всяких – южных, северных, горных, островных, но не встречал ни одного с европейским разрезом глаз.
Для японцев? Эти ещё долго будут уповать на мечи, доспехи и старые кремневые ружья великих дедов. Ведь не может быть плохим то, что освящено именами прежних владельцев, до деяний которых, нынешним их отпрыскам ещё расти и расти.
– Прежде чем я отвечу да или нет, мне следует выяснить некоторые подробности, – сказал Светлов. – Мне бы не хотелось, чтобы столь деликатный товар попал в руки негодяев. Например, был обращён против восставшего народа. Я готов вооружать тех, кто выступает против вооружённых же людей, но снабжать карателей или полулегальные наёмные банды, что стреляют во всё, что движется, не в моих правилах.
– Мне характеризовали вас, как человека с некоторыми убеждениями и моралью, редко свойственной людям вашей профессии.
– Всё потому, что для меня это не профессия, а скорее хобби. Итак?
– Операция никак не затрагивает интересов ваших друзей.
– Разве я говорил о друзьях?
– Мне показалось, вы заботитесь о безопасности ваших единомышленников— революционеров.
Светлов поморщился. Он давно расстался с революционными иллюзиями. И единомышленников в том лагере у него осталось немного. Да и не было никакого «того лагеря». Многие из прежних друзей готовы были рвать глотки друг другу.
– Меня просто мутит от вида мёртвых детей, – сказал он. – Независимо от подданства, веры и политических взглядов родителей.
– Покупатели оружия не ставят карательных целей, за это я могу поручиться. Гражданские, насколько я понимаю, вообще их не интересуют.
– Хорошо, давайте пока отложим этот вопрос, – требовать доказательств в таком деле бессмысленно и Светлов просто прощупывал почву. – Скажите, зачем эти хитрости с контрабандой? Насколько я понимаю, никому из суздальцев оружие сейчас не нужно. А если покупатели иностранцы, почему бы не провести поставки легально? Наши парни любят продавать оружие, а Великий князь не ограничивает экспорт.
Клиент кивнул.
– Тому есть две причины, – сказал он. – Первая из которых – время. Товар нужен срочно. До наступления зимы он должен отправиться дальше. А все согласования с правительством занимают массу времени. Мы бы успели, но произошла задержка с поставками и пришлось ускоряться. К тому же, и это вторая причина, огласка нам не желательна.
– Мне почему-то кажется, что вторая причина важней, – буркнул Светлов.
– Анива, как вы понимаете, только перевалочный пункт.
– Я догадался.
– Большего сказать не могу. К сожалению.
– Я сам скажу. Судя по североамериканскому акценту, вы оттуда и прибыли. Мягких звуков в вашей речи немного, так что вряд ли Калифорния или какой-то из испанских анклавов. Аляска исключается – там сохранился дальневосточный говор. Стало быть, Орегон или Британская Колумбия. Из чего я делаю вывод, что оружие предназначено американским индейцам, которые бунтуют либо против англичан, либо против североамериканских штатов. Если бы было верно первое предположение, то вам проще было бы купить оружие легально. Но, скорее всего цель – североамериканцы. А наш князь ищет с Вашингтоном дружбы и не захочет вооружать мятежников.
– Превосходно! – немного наигранно воскликнул незнакомец.
– В таком случае, не проще ли обратиться к англичанам? И путь короче и взаимный интерес на руку. Они с удовольствием поддержат врагов своего врага.
– Они и поддерживают, – скривился потенциальный клиент. – Не забывая получать прибыль от мены армейского хлама на выходные меха. Их дульнозарядные ружья с фитильным запалом сущее старьё, и каким бы сбродом не являлась армия Штатов, она легко разгонит эту братию в перьях, похожую на толпу оживших музейных манекенов.
– Не берусь осуждать британцев, – Светлов улыбнулся. – Они поступают мудро. Вчерашние союзники запросто могут повернуть ружья в другую сторону.
– Они скорее повернут ружья, не имея возможности вернуть негодный товар продавцу, – заметил собеседник. – Как только осознают его настоящее качество.
Светлов отложил сигару, сделал глоток коньяка и закусил кружочком лимона.
– Я так понял, речь идёт о винтовках, – подытожил он. – Гладкоствольные ружья проще и дешевле достать в Тобольске, что сократило бы проблемы вдвое. А ещё лучше скупить их у забайкальских казаков. Выйдет чуть дороже, но никаких издержек по перевозке, никаких потерь времени, а главное никакой огласки. Дробовик лучшее оружие в колониях, если дело не касается большой войны. А наши винтовки тем хороши, что к ним подходит североамериканский патрон, впрочем, как и английский. И вы, стало быть, предлагаете вооружить индейцев?
Незнакомец пожал плечами, как бы предоставляя Светлову самому выстраивать логическую цепочку.
– Ничего не имею против краснокожих, – сказал Светлов. – Но есть нюанс – они не видят разницы между солдатом и мирным поселенцем, между англичанином, испанцем или русским, а значит, могут затем разобраться и с нашими колониями. Таким образом, мы возвращаемся к моральным аспектам сделки.
– Риск есть всегда, – признал собеседник. – Когда вы вооружаете повстанцев, вы не можете быть уверенным, что они будут следовать идеалам, а не примутся грабить местное население. Любая революция ставит под знамена не только убежденных сторонников, но и так называемых попутчиков, не правда ли?
Собеседник наступил на больную мозоль. Вряд ли осознанно, скорее интуитивно. Светлов имел в биографии несколько неприятных эпизодов, которые он с радостью вычеркнул бы из памяти, но его собеседник не смог бы копать так глубоко. Уж оборвать нити, Светлов сумел. Одно дело память и совесть, другое – охранка, какой бы стране она не служила.
– Сколько?
– Триста стволов. Особо точных нарезных ружей дальнего боя. Павловского оружейного завода. С телескопическими прицелами.
Да уж. Если с винтовками Генри несколько десятков сиу смогли уничтожить целый американский полк, что они сделают имея три сотни снайперских стволов? Впрочем, он сомневался, что оружие предназначено краснокожим.
Тем временем собеседник взял салфетку и сложил её вдвое. Он открыл было рот чтобы что-то добавить, но тут их разговор был прерван самым возмутительным образом.
Грохот бьющейся посуды, шипение пара из упавшего самовара отвлекли внимание посетителей, а потому выстрел, который прозвучал почти одновременно, оказался незамеченным. Облачко пороховой гари смешалось с паром, но даже если кто-то и смог бы его разглядеть, то нашёл бы висящим над давно опустевшим местом.
Собеседник Светлова повалился на стол. То ли последним усилием воли, то ли в результате предсмертной конвульсии, он выбросил вперёд руку с зажатой в кулаке салфеткой.
Светлов машинально отклонился назад, готовый даже упасть на пол, если придется. Рука привычно юркнула в карман, где лежал его собственный револьвер – семимиллиметровый бельгийский «Галан». Но второго выстрела не последовало. Зато пауза помешала вычислить стреляющего, а когда Светлов, наконец, окинул взглядом зал, посетители смотрели в его сторону с одинаковым выражением ужаса.
– Боже мой, – схватился за сердце пожилой господин.
Почтмейстер выпустил из руки стакан с чаем. Тот грохнулся об пол и выплеснул на ноги рядом стоящим людям крутой кипяток, но никто из них даже не почувствовал этого. Господа морские офицеры держали руки на кобурах, однако, не успели достать оружие – так всё быстро произошло.
– Полиция! – закричал буфетчик мощным баритоном и несмотря на всю серьёзность и даже трагичность ситуации Светлов машинально отметил, что хозяину театра следовало бы вытащить на сцену буфетчика, а оперного солиста Гудкова поставить за стойку.
Он убрал большой палец с так и не взведенного курка, с нарочитой брезгливостью поднял за рукав запястье мертвеца и вытащил его из тарелки с лимонами. Затем вынул из побелевшего кулака салфетку, вытер руки и сунул салфетку в карман.