Красота и ужас. Правдивая история итальянского Возрождения

Catherine Fletcher

The Beauty and the Terror: An Alternative History of the Italian Renaissance

© Catherine Fletcher 2020

© Новикова Т. О., перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Посвящается моим ученикам

Вступление. 1492 год

Накануне смерти Лоренцо Медичи Великолепного во Флоренции происходили зловещие события. Молния поразила купол собора. В дворцовом зверинце подрались два льва. А когда ночью 8 апреля 1492 года первый гражданин Флоренции и великий покровитель литературы и искусства Ренессанса умер на своей вилле в Кареджи, в трех милях к северу от города, поползли неизбежные слухи об отравлении. Среди ночи из Флоренции выехал гонец, который доставил печальные новости в Рим сыну Лоренцо, кардиналу Джованни де Медичи.

К периоду жизни Лоренцо династия Медичи из богатых торговцев и олигархов превратилась в фактических правителей Флоренции. Лоренцо не обладал банкирскими талантами своего деда. Банк Медичи, источник богатства семьи, в 70–80-е годы XV века нес большие убытки. И главную роль в финансовом благополучии семейства стали играть доходы флорентийского государства. Другими словами, Медичи беззастенчиво запустили руку в казну. Семья располагала множеством роскошных загородных вилл, Лоренцо собрал потрясающую коллекцию книг и произведений античного искусства. Он и сам писал стихи. Лоренцо умер, когда ему было всего сорок три года. На смертном одре он горько сожалел, что не увидел «завершенной свою великолепную греческую и латинскую библиотеку». Спустя несколько десятилетий, вспоминая смерть Лоренцо Великолепного, флорентийский государственный деятель и историк Франческо Гвиччардини назвал это событие «горестным ударом для его страны». «Репутация, благочестие и гений» Лоренцо помогли поддерживать в Италии «долгий и надежный мир». Он умело сдерживал амбиции неаполитанского короля Фердинанда и регента Милана, Лодовико Сфорца.

Подобное восприятие можно в лучшем случае назвать идеализированным, а в худшем – абсолютно ложным: главным для Лоренцо всегда были политические интересы семьи, а его стремление упрочить положение Медичи нанесло серьезный ущерб равновесию на Аппеннинском полуострове^[1]. По стратегическому плану Лоренцо его дочь Маддалена вышла замуж за племянника папы Иннокентия VIII, а его наследник Пьеро женился на наследнице неаполитанского престола Альфонсине Орсини. (Вскоре Пьеро прозвали Невезучим за катастрофически неудачное управление Флоренцией и делами собственной семьи; чем ближе подходили Медичи к династической власти, тем тяжелее обрушивалось на них проклятие династий: старший сын не всегда оказывался тем, на кого можно положиться.) Но главным – и самым успешным – замыслом Лоренцо была кардинальская шапка для второго сына, Джованни. И он добился этого в 1489 году, когда Джованни было всего тринадцать лет. К моменту смерти отца ему исполнилось шестнадцать. Лоренцо советовал сыну жить в Риме, этом «вертепе всяческих пороков», скромно.

«Красивый дом и хорошая семья лучше большой свиты и роскошного дворца. Твой вкус лучше проявится в приобретении немногих изящных памятных предметов античности или в собирании красивых книг. Пусть лучше гости твои будут образованными и хорошего рода, чем многочисленными».

Кардинальская роль Джованни была, конечно же, религиозной.

«Ныне вы посвящены Господу и Церкви: посему надлежит вам быть добрым священнослужителем и показывать, что честь и состояние Церкви и апостольского престола для вас превыше всего. И пока вы помните об этом, вам легко будет почитать свою семью и родной город […], не забывая, однако, что интересы Церкви для вас всегда остаются наиважнейшими»^[2].

Вряд ли Лоренцо рассчитывал, что сын воспримет такой совет буквально, да он и не стал. Непотизм^[3] кардинала Джованни не оказал доброй услуги Церкви, нуждающейся в реформе, но семейное состояние не только сохранилось, но и преумножилось.

В то время Италия вступала в период серьезных перемен. Как и территория, которую мы сегодня называем Германией, Апеннинский полуостров в конце XV века не был единой страной – объединение Италии произошло лишь во второй половине XIX века. Полуостров представлял собой множество мелких государств. Крупнейшими из них были две республики, Венеция и Флоренция, и три княжества: королевство Неаполитанское, герцогство Миланское и папская область, фактическим монархом которой являлся папа, наместник Христа на земле. (Во всех итальянских королевствах, герцогствах и маркизатах имелся один наследный правитель, но разные титулы показывали разную степень знатности.) Политический баланс между этими государствами и без того был шатким, и смерть второго папы за три месяца еще больше грозила дестабилизировать ситуацию.

25 июля 1492 года умер папа Иннокентий VIII. Всего несколькими месяцами ранее он устраивал грандиозное празднование в Риме. В воскресенье 5 февраля папа в белых одеждах под проливным дождем прошествовал от своей резиденции в Ватикане к церкви святого Иакова на пьяцца Навона, центру религиозного поклонения испанской общины Рима. Здесь среди епископов и кардиналов папа Иннокентий возблагодарил Господа за победу короля и королевы Испании над маврами Гранады. С 711 года мавры правили значительной частью Иберийского полуострова. Этот период был временем сосуществования разных общин, порой спокойного и благополучного, порой переходящего к насилию. Вначале политические союзы периодически заключались, невзирая на религиозные различия, но постепенно мусульмане стали отступать под натиском их соперников, христиан. Так началась Реконкиста, отвоевание Испании у мавров. Тактика христиан становилась все более жестокой. В конце Реконкисты последний эмир Гранады, Боабдиль (Мухаммед XII), попытался заключить договор с испанскими монархами, Фердинандом Арагонским и Изабеллой Кастильской, чтобы справиться с соперниками внутри собственной семьи. Но это его не спасло. 2 января 1492 года во время роскошной, но унизительной церемонии он передал ключи от своего города королю и королеве. Так был положен конец более чем семивековому мусульманскому владычеству в Западной Европе.

За преданность делу христианизации Испании и обращения в христианство других народов Фердинанд и Изабелла получили титул католических монархов. Они заключили брак в 1469 году. После смерти брата и сводного брата Изабелла стала полноправной королевой и сумела отстоять свой трон от посягательств племянницы. Фердинанд и Изабелла правили Испанией железной рукой. Одним из самых зловещих их инструментов стала испанская инквизиция, которую благословил предшественник Иннокентия, папа Сикст IV. Инквизиторы развернули широкомасштабную кампанию против ереси. И первыми их жертвами стали conversos, евреи, принявшие христианство. Их обвинили в том, что они лишь имитируют преданность новой вере. Параллельно с преследованием евреев шла кампания против мавров.

Военные победы в Риме всегда становились поводом для празднеств. Устоять перед таким грандиозным религиозным успехом было просто невозможно. После мессы кардиналы торжественной процессией прошли по городу. Кардинал Родриго Борджиа, вице-канцлер Церкви (самый высокий титул после папы Римского), испанец по происхождению, в честь победы испанского народа над неверными устроил в Риме бой быков. Испанские послы организовали уличное представление и построили грандиозную декорацию в виде замка, изображающую покоренную Гранаду. Торжества Борджиа стали только началом. В течение нескольких недель на пьяцца Навона стекались зрители, а испанские прелаты доставляли туда все новых и новых быков. Племянник папы, кардинал Раффаэле Риарио, установил приз в две сотни дукатов. Было время карнавала, и празднества продолжались до Великого поста. В играх и забегах участвовали «старики, юноши, мальчики, евреи, ослы и буйволы»^[4].

Интересно, что папский церемониймейстер составил список римских бегунов именно в таком порядке. Евреи считались в Риме гражданами второго сорта – как, впрочем, и во всей Европе. После победы над мусульманами Гранады Фердинанд и Изабелла издали указ об изгнании евреев. Евреи должны были покинуть Испанию к концу июля. Утверждалось, что у инквизиции есть убедительные доказательства того, что евреи «подстрекают и развращают христиан»: изгнание было единственным способом положить конец «ереси и вероотступничеству». Указ был оглашен в Арагоне 29 апреля, в Кастилье – 1 мая. На продажу имущества у евреев оставалось всего три месяца – неудивительно, что цены мгновенно рухнули. Евреям было запрещено вывозить из королевства золото, серебро и монеты. Конфискованное золото и серебро должно было пойти на финансирование второго путешествия Колумба в Америку в следующем году.

Испанские евреи рассеялись по миру. Трудно точно сказать, сколько их было: по-видимому, десятки тысяч^[5]. Кто-то отправился в Португалию, кто-то в Северную Африку. Некоторые нашли приют в папских землях в Авиньоне и Провансе. Часть евреев отправилась в Италию, в Неаполитанское королевство, где правили бастарды Арагонской королевской семьи (расположенный на северо-востоке Испании Арагон стал одним из множества королевств, объединенных Фердинандом и Изабеллой). Корабль, вышедший из восточных портов Испании, мог достичь Италии примерно за неделю. Гораздо тяжелее пришлось тем, кто бежал из Испании через северные порты в Бискайском заливе и направлялся в Италию через Гибралтар. Рим, Венеция и Мантуя, пусть и без особой охоты, но все же приняли евреев. Но и в Италии были города (в частности, Милан, Перуджа и Лукка), которые опередили испанцев: своих евреев они изгнали еще в 80-е годы XV века^[6].

А тем временем в Риме кардинал Джованни Медичи оказался среди тех, кому предстояло выполнить самую важную политическую задачу Ренессанса: на конклаве им предстояло избрать нового папу. Сикстинскую капеллу разделили на кельи, где были свечи, одежда и кухонные принадлежности – все необходимое для длительного проживания. В капеллу прибыли кардиналы и их личные слуги. У запертых дверей выставили бдительную охрану. Двери следовало отпереть лишь после того, как кардиналы изберут преемника.

Кандидатов было четверо: кардинал Коста из Португалии, кардинал Зено из Венеции, кардинал Оливьеро Карафа из Неаполя и кардинал Борджиа. Родриго Борджиа не считался фаворитом. Враги утверждали, что он купил папство за четырех мулов, нагруженных серебром. Истина более приземлена, политика, как всегда, дело сугубо мирское. Кардиналы раскололись на две группировки, и каждую поддерживали определенные итальянские государства и игроки. Группу кардинала Джулиано делла Ровере (тоже будущего папы) поддерживали король Неаполя, венецианские и генуэзские кардиналы и влиятельное аристократическое римское семейство Колонна. Их на папском престоле устроили бы Коста или Зено. Группу кардинала Асканио Сфорца поддерживал герцог Миланский. Их фаворитом был кардинал Карафа. По слухам, серебро получил Сфорца. Впрочем, распределение голосов показывает, что Борджиа уже в начале выборов пользовался значительной поддержкой. В третьем круге он получил восемь голосов, Карафа десять, и партия делла Ровере решила воспользоваться моментом. Когда же кардинал Сфорца понял, что Борджиа его устраивает больше, чем Карафа, он изменил свое голосование. Подкуп был не нужен – все дело в политических интригах. Если бы речь шла только о деньгах, то богатые делла Ровере, несомненно, перебили бы ставки Борджиа, но набрать достаточно голосов ему не удалось^[7].

Итак, 11 августа 1492 года Родриго Борджиа был избран папой Римским. На папский престол он взошел 26 августа под именем Александра VI. Церемония, как всегда, была грандиозной и роскошной. Родриго занимал высокий пост в Церкви и располагал богатыми приходами: он получал доходы от церковных и монастырских земель. Теперь, когда он стал папой, эти доходы можно было перераспределить, чтобы вознаградить своих сторонников. Своего племянника, Хуана Борджиа Льянсоля, Александр VI сделал кардиналом, а сына, Чезаре Борджиа, архиепископом Валенсии. Новый папа понимал, что положение в Италии крайне сложное. Ситуация во Флоренции была нестабильной. Баланс сил между Миланом, Флоренцией и Неаполем, который на протяжении нескольких десятилетий поддерживал мир в Италии, вот-вот мог рухнуть. Смерть папы Иннокентия, как писал Гвиччардини, «заложила основу будущих несчастий». Перед новым папой стояли сложные политические задачи, а круг его обязанностей расширился самым неожиданным образом^[8].

Рано утром в пятницу, 12 октября того же года, корабли под командованием Христофора Колумба (Кристофоро Коломбо) увидели впереди землю. Путешественники считали, что оказались у восточных берегов Японии. В море они провели почти два месяца. Колумб скрывал от своих людей истинное расстояние, на какое они удалились от Испании. Высадку отложили до утра. На рассвете Колумб ступил на землю острова Гуанахани. Он увидел «деревья, очень зеленые, множество ручьев и огромное разнообразие плодов». Капитаны Колумба развернули два флага с зеленым крестом и инициалами испанских монархов F и Y (Фердинанд и Изабелла). Первую встречу с туземцами таино Колумб описывал оптимистически: «Я сознавал, что лучше обратить их в нашу святую веру любовью, а не силой». Колумб начал товарообмен – красные колпаки, стеклянные четки, колокольчики, за что туземцы дали ему попугаев, хлопковую пряжу в мотках и дротики. «С большой охотой отдавали они все, чем владели, – писал Колумб, – но я видел, что эти люди бедны и нуждаются во всем»^[9].

Колумб (как и папа Иннокентий VIII) родился в 1451 году в Генуе, на северо-западном побережье Италии. Отец его был ткачом, хотя некоторые историки утверждают, что он получил университетское образование и происходил от древних римлян^[10]. Колумб был не единственным генуэзским юношей, которого манили морские путешествия и открытия. Джон (Джованни) Кэбот, который в 1497 году «открыл» Северную Америку», был его современником. Колумб увлеченно изучал карты флорентийского космографа Паоло даль Поццо Тосканелли. В молодости он перебрался в Лиссабон – к этому времени он уже успел совершить путешествие в генуэзскую колонию на острове Хиос в восточной части Средиземного моря, на Мадейре и, возможно, побывал в Англии^[11]. Он пытался убедить короля Португалии организовать экспедицию на запад. Не добившись успеха, Колумб отправился в соседнее королевство Кастилия к королеве Изабелле. Он шесть лет провел при дворе, прежде чем сумел убедить королеву поддержать его грандиозный план путешествия в Индию. Тогда никто не догадывался, что это путешествие более чем на век изменит баланс сил в Европе. Когда послы Испании прибыли в Рим, чтобы подчеркнуть преданность Фердинанда и Изабеллы своему соотечественнику, новому папе Александру VI, они с гордостью сообщили об открытии и покорении «четырех огромных островов»^[12].

Когда 1492 год сменился 1493-м, итальянские государства находились в растерянности. Они видели грандиозные победы испанских христиан. Испанцы победили эмира Боабдила, изгнали евреев и, как вскоре стало известно, покорили земли, куда ранее не ступала нога европейца. Родриго Борджиа, который приехал в Италию из Испании сорок лет назад, стал папой римским. Кардиналы ожидали нового правления. А Флоренция оказалась в слабых руках сына Лоренцо Великолепного, Пьеро, и его давних, но очень ненадежных союзников. Так была подготовлена почва для конфликта, который терзал Италию целых восемьдесят лет.

История Италии давно увлекала историков и ученых. Еще в конце XIX века в североамериканских университетах появился курс «Западная цивилизация». Начинался этот курс с Древней Греции и Рима, определенное внимание уделялось и Египту. Затем студенты переходили к Средневековью, а оттуда – в роскошный Ренессанс, возродивший великие идеи античности и проложивший путь к эпохе Просвещения. Ранее термин «западная цивилизация» использовался крайне редко. Это изобретение XIX века, родившееся в контексте появления европейских империй и расовой сегрегации в США. В такой истории Запада Италия занимала центральное место. И даже если сегодня история эта не сохранила прежней моральной самоуверенности, значение Ренессанса неоспоримо^[13]. Каждый год тысячи иностранных студентов устремляются на учебу в Италию. Причем приезжают они не только с Запада. Сегодня во Флоренции европейских туристов меньше, чем тех, кто приехал из Японии, Китая, Индии и Бразилии. Флоренция стала городом мира. Или, вернее, снова стала городом мира, потому что уже имела такой статус, когда была центром мировой торговли, путешествий, колонизации и эксплуатации (богатств Нового Света и производств Старого Света). Здесь жили и работали самые знаменитые художники и мыслители Италии эпохи Ренессанса.

В этой книге мы будем говорить о связях между людьми и историями, которые стали частью «истории Запада». Некоторые вам хорошо известны, другие – нет. Уверена, что многие читатели слышали о Микеланджело и Макиавелли, Колумбе и Кэботе, Медичи и Борджиа. В позднем итальянском Ренессансе много звезд, но о них чаще всего рассказывают по отдельности. Мне хочется объединить их в галактику и говорить не только о великих городах Ренессанса, Венеции, Флоренции и Риме, но и об остальных регионах Апеннинского полуострова: о Генуе, откуда вышли великие мореплаватели и папы римские; о крохотных Урбино и Мантуе, где сложился образ «придворного», который распространился по всей Европе; о южном Неаполе и его испанских правителях. Кроме того, Италия существовала не в изоляции. Рим был центром европейской дипломатии. Южным королевством Неаполь правили представители царствующей семьи Арагона, а позже испанские вице-короли. Некоторые северные государства вступили в союз с императором Священной Римской империи. (Империя эта, как часто говорят, не была ни Римской, ни священной. Она представляла собой союз разнообразных территорий под рукой правителя, избранного группой курфюрстов.) Мне хочется рассказать о людях, жизнь которых редко находит отражение в исторических книгах: о женщинах-писателях и художниках; о солдатах и обычных людях, которые переживали осады и оставались на выжженной земле; о тех, кто часто оставался за сценой, банкирах и новых империалистах. Знаете ли вы, что семейство Беретта начало торговать оружием еще в 1526 году? Наше прошлое и настоящее связано неразрывно, но, рассказывая об эпохе Ренессанса, об этом говорят редко.

Мы будем говорить о войне и ее последствиях. С 1494 по 1559 год Апеннинский полуостров стал ареной ожесточенных конфликтов между европейскими правителями – конфликты эти получили название Итальянских войн: испанские монархи сражались со своим главными соперниками – французами – за господство над Италией. В Средиземноморье развернулся конфликт между Европой и Османской империей, который продлился еще больше и кульминацией которого стала битва при Лепанто 1571 года. Войны уносили жизни и разоряли дома, но одновременно война способствовала развитию творчества и изобретательства. Появлялись новые военные стратегии и технологии. Сегодня мы знаем Леонардо да Винчи по улыбке Моны Лизы, но для современников он был создателем военных карт, разработчиком укреплений и оружия. Война стягивала на Апеннинский полуостров солдат и дипломатов со всей Европы. Среди них был Томас Кромвель, будущий главный министр Генриха VIII.

Центральное место Италии в европейских конфликтах и миротворческих усилиях в течение этих восьмидесяти лет превратило полуостров в плавильный котел политических и культурных идей. Здесь велись споры о республиканской этике и единоличном правлении, о порабощении коренных народов Америки, о религиозных убеждениях и сексуальной морали. Венецианские печатники нашли новые рынки для идей античных и более современных. Итальянские мореплаватели не только путешествовали в Новый Свет, но и прокладывали новые пути на Восток. Однако за время с драм 1492 года до неожиданной морской победы христиан над турками место Италии в мире изменилось. По мере расширения географии земного шара города-государства больше не могли сохранять главную роль в Средиземноморье. Итальянцы наблюдали за возвышением Испании и попытками (не всегда успешными) испанцев захватить главенствующее положение в итальянской политике и институтах. Позже центр европейской политической жизни сместился к северу и западу от Италии, а римская католическая Церковь столкнулась с серьезнейшей угрозой своему авторитету. В 1511 году немецкий монах Мартин Лютер прибыл в Рим по делам ордена августинцев. Развращенность Рима его поразила. Недаром в итальянской пословице говорилось: «Если ад и существует, то Рим построен над ним»^[14]. В последующие десятилетия порожденный Лютером протестантизм дал мощный толчок к развитию реформаторского движения в католической Церкви.

Значение культуры итальянского Ренессанса становится совершенно ясно, стоит лишь взглянуть на список мест Всемирного достояния человечества, составленный ЮНЕСКО. Вот как здесь в 1982 году описывается исторический центр Флоренции:

Флоренция, построенная на месте этрусского поселения, – это символ Ренессанса. Культурное и экономическое значение города стремительно выросло в XV–XVI веках, во времена правления Медичи. О шестистах годах невероятного подъема культуры нам напоминают собор XIII века (Санта-Мария-дель-Фьоре), церковь Санта-Кроче, галереи Уффици и Питти, работы великих мастеров – Джотто, Брунеллески, Боттичелли, Микеланджело.

В списке ЮНЕСКО немало шедевров эпохи Ренессанса: церковь Санта-Мария-делле-Грацие, где находится «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи; Феррара, город Ренессанса и дельта реки По; вилла Ипполито д’Эсте в Тиволи; виллы и сады Медичи в Тоскане; венецианские оборонительные сооружения, построенные в XVI–XVII веках; ботанический сад Падуи, разбитый в 1545 году. В список входят исторические города Мантуя и Саббионета, центры Урбино, Пизы, Венеции, Неаполя и Сиены. Я пишу эту книгу в 2019 году, и сегодня Италия находится на первом месте по количеству мест, включенных в список Всемирного наследия человечества. Первое место она разделяет с Китаем, хотя размеры этих стран несопоставимы. Конечно, отчасти это говорит о прошлых предубеждениях, но дает представление о том, как высоко ценили те, от кого в XX веке зависело принятие культурных и дипломатических решений, итальянскую культуру в целом и культуру Ренессанса в частности.

И это вполне обоснованно. Культура Италии XIV–XV веков (и культура Флоренции, в частности) – это драгоценное наследие человечества в области искусства, просвещения и политической мысли. Термин «Ренессанс» (как и «западная цивилизация») стал использоваться в XIX веке, чем в значительной степени способствовал труд швейцарского ученого Якоба Буркхардта «Цивилизация Ренессанса в Италии», опубликованный в 1860 году. Многие детали идеализированного мира, описанного Буркхардтом, с тех пор были оспорены, но сама идея Ренессанса сохранилась, и сам термин получил широкое распространение, поэтому для удобства я тоже буду его использовать. Достижения того периода, несомненно, грандиозны. Видные интеллектуалы того времени считали себя продолжателями дела древних греков и римлян^[15]. Эпоха Ренессанса положила начало коллекционированию книг – именно тогда возникли три крупнейшие библиотеки Италии: библиотека Ватикана, библиотека Медичи Лауренциана во Флоренции и венецианская библиотека Марчиана. Эпоха Ренессанса создала феномен известных художников. Стало стремительно развиваться светское искусство (в том числе и картины на сюжеты из античной мифологии). Развитие получили новые гуманитарные науки, расширилась программа университетов, велись дебаты о «республиканстве», «свободе» и «интересах государства» (конечно, по большей части риторические, чем практические), и дебаты эти оказали сильнейшее влияние на политику.

В истории итальянского Ренессанса 1492 год (иногда 1494-й, когда в Италию вторглись французские войска) знаменует собой начало конца. С этого времени на полуострове стали доминировать иностранцы, а мирное время сменила война. Однако самые культовые произведения искусства: «Мона Лиза», роспись потолка Сикстинской капеллы и «Страшный суд», «Венера Урбинская» – были созданы именно в пылающем войной XVI веке. В истории искусств стиль позднего Ренессанса иногда называют «маньеризмом», поскольку художники постепенно отходили от более натуралистического изображения к более изысканному, но в то же время и более искусственному стилю. Эти годы охарактеризовались также более явно «современным» феноменом, противоположным обращенности в прошлое: европейцы открыли для себя Новый Свет, повсеместно началось использование пороха, появилось книгопечатание. XVI век более всего привлекает меня тем, что он оказался между старым и новым.

Я начала изучать историю Ренессанса почти двадцать лет назад и сделала это, потому что мне хотелось отключиться от мира современной политики. Конечно, я повсюду видела параллели: я бы посмеялась над письмами XVI века, в которых явственно слышала голоса знакомых мне политиков, но я твердо знала, что прошлое – это чужая страна. Когда я в шутку сравнивала наднациональные европейские центры, Рим XV века и Брюссель XXI века, это вызывало смех, но я была уверена, что это всего лишь шутка. Однако чем больше я узнавала, тем менее чуждым казалось мне прошлое. Я читала истории «технической революции» – и думала об истории книгопечатания. Я читала о выборах папы Франциска – и думала о судьбах католической Церкви XVI века. Я читала о кризисе беженцев в Средиземноморье – и думала об изгнании евреев и мусульман из Испании. Нет, я не хочу сказать, что ничего не изменилось: как мы увидим, между обществом Ренессанса и нашим обществом есть немало различий. Но наследие Ренессанса (или эпохи реформ, или эпохи великих географических открытий) настолько важно для западной культуры, оно так четко определяет, кто «мы» есть (и кем «мы» не являемся), что стоит узнать его лучше.

Это тем более важно, поскольку популярная история Ренессанса – как многие варианты современной западной истории – чаще всего сосредоточивается на историях гениев и славы, оставляя всю жестокость в тени. Идеи власти, высказанные Макиавелли, превратились в набор вечных афоризмов, хотя родились они в очень конкретной исторической обстановке. Тот факт, что все эти люди жили во времена первых путешествий в Америку, с которой у многих были очень личные связи, что итальянцы поставляли для колонизации людей, финансы и бытописателей, довольно широко известен. Кровавая сторона Ренессанса всегда играла определенную роль в привлекательности этого периода. Но чаще всего ее представляли в духе телевизионного сериала «Борджиа», как гламурное, сексуальное насилие богатых и знаменитых, которые убивали друг друга, стремясь к власти (а зрители утешались тем, что большинство персонажей вполне заслужили свою судьбу). О войнах, изгнаниях, колонизации и домашнем насилии предпочитали не говорить. Истории, в которых семейство Медичи представлялись как мафиозная семья под руководством Крестного отца, так же связаны с реалиями Флоренции XVI века, как современные гангстерские фильмы с реальной жизнью города, которым правит организованная преступность. Я понимаю людей, которых увлекают кровавые истории вендетты – я и сама не раз рассказывала туристам мрачную историю кровавой резни на свадьбе семьи Бальони в Перудже в 1500 году. Но слишком большая часть подобных жестоких реалий скрывается за ренессансным искусством. Взять хотя бы «Мону Лизу»: Лиза Герардини, которая так таинственно улыбается нам с картины, была женой работорговца. Одна из предположительных натурщиц для «Венеры Урбинской», Анджела Дзаффетта, подверглась групповому изнасилованию. Флорентийская республика, которая заказала Микеланджело свой символ, «Давида», погибла, подвергшись разграблению «неслыханной жестокости», когда тысячи людей были убиты всего за несколько часов.

Я заканчивала работу над этой книгой в марте 2019 года, и в эти дни сорок девять человек были расстреляны в двух мечетях новозеландского Крайстчерча. Преступник, крайне правый экстремист, размещал в социальных сетях множество исторических постов, которые подтолкнули его к этому поступку. Он с гордостью описывал победы христиан над мусульманскими армиями. Одна из этих побед была одержана в 1571 году в битве при Лепанто, которой я посвятила последнюю главу книги. Историю XVI века редко освещали в таком крайне правом свете, как крестовые походы или миф о белом средневековом Западе. Чаще всего история Ренессанса представала перед нами в более тонком, хотя и не менее зловещем, свете. Мифология великих гениев Ренессанса закрепляла представление о превосходстве европейцев, христиан и белой расы, но при этом не была настолько вульгарной, как сегодня. Конечно, я не хочу сказать, что мы не должны ценить и восхищаться художественными новациями Европы XVI века. Это величайшие достижения. Узнавая, что люди того мира думали о собственной медийной революции, как они решали вопросы пола и сексуальности, как реагировали на развитие вооружений, мы сможем лучше понять мир собственный. И нам станет понятно, как блестящие культурные инновации могут сосуществовать – и даже переплетаться – с абсолютной жестокостью.