Где деньги, мародер?

Пролог

– Где деньги, Лебовский?!

Как же я надеялся никогда больше не услышать этой фразы! В прошлой реальности практически каждый новый знакомый, узнав мою фамилию, начинал знакомство именно с этой цитаты из одного сомнительного шедевра мирового кинематографа.

Приколисты, блин! Фильм, кстати, был так себе. Вообще никогда не понимал восторгов по его поводу.

Вот только сейчас надо мной, похоже, никто не прикалывался. Меня выдернули из-под одеяла, подхватив за локти, и выплеснули в лицо ведро ледяной воды. И вряд ли они пытались щегольнуть знанием современной киноклассики

– Где деньги, Лебовский?! – повторил Йован. Здоровенный серб поставил ведро на пол. Одет он был, как всегда, в траченный молью мундир Соловецкой артели. Хрен знает, где он его раздобыл на самом деле, каждый раз он по этому поводу рассказывал очередную драматическую историю, ни одна из которых не была правдой.

– Или ты думаешь, что любимчик ректора может вот так запросто творить все, что ему захочется, а мы будем глотать, как твои шлюшки с медицинского?

– Да о чем ты вообще говоришь? – спросил я, проверяя насколько крепко меня держат. Кстати, я и правда не понимал. Я вернулся в Томск позавчера, и с тех пор первый раз лег спать… Я посмотрел на часы на стене. Шесть двадцать утра. Ага. Чуть больше двух часов назад.

– Вот ты говно на ножках! – Йован без замаха врезал мне под дых. Весь воздух вылетел из легких, меня бы согнуло, но двое его верных миньонов держали крепко. За локти. Так. За локти… Соединить большой и безымянный, потом большой и указательный. Скрестить мизинец и средний.

– Пальцы, дебилы!!! – Йован попытался отскочить в сторону, но было поздно, заклинание сработало. Его ноги разъехались на внезапно ставшим страшно скользком полу. И он грянулся на пол. Ноги его прихлебал тоже разъехались, пальцы соскользнули с моих рук. Я быстро схватил со стула свои вещи, сунул ноги в сапоги и выскочил из комнаты. Действие склизлы длится минуты полторы-две, так что фора у меня так себе.

Я прогрохотал сапогами по металлическим ступеням черной лестницы, дернул задвижку и выскочил на задний двор общежития. Вот что мне мешало уйти спать к своим? Нет, блин, поленился. Ночь, пешком далеко, омнибусы не ходят.

– Лебовский? – сидевший у стены Корчин едва сумел сфокусировать на мне взгляд. – Опять муж вернулся не вовремя?

– Много ты знаешь замужних в общаге? – огрызнулся я, прыгая на одной ноге, а другой пытаясь попасть в штанину.

– Да хрен тебя знает, как ты их находишь… – Корчин отхлебнул из бутылки. Вот нормальный же мужик, когда трезвый! Только он теперь все время бухой. Как и все мужики-каратели. Почему-то нормально заниматься медициной получается только у одаренных девчонок. А парни рано или поздно текут крышей.

– Эх, стоит один раз трахнуть овцу… – пробормотал я. История с замужней со мной случилась единственный раз, и больше я к ним на пушечный выстрел не приближаюсь. Но теперь мне фиг забудут.

– Лебовский, стой, скотина! – в окно четвертого этажа высунулся Йован. – Все равно я тебя поймаю!

В этот момент я сумел-таки застегнуть штаны и побежал дальше. Рядом со мной об край клумбы разбилась брошенная мне вслед бутылка. Сверху раздалось очень характерное клацанье дробовика.

Да, бля… Я принялся слегка раскачиваться и петлять, чтобы прицелиться было трудно, нырнул за живую изгородь, пробежал мимо Мертвого Лося, морга-котельной, перемахнул через забор и свернул в переулок. На шаг я перешел только через три квартала.

Какого хрена вообще произошло?

Опять чудит мой «темный двойник»? В прошлый раз примерно такая же фигня была, но я считал, что у меня получилось избавиться от этой дряни…

Глава 1. Добро пожаловать в Сибирские Афины!

Я вышел из кабинета ректора со смутным ощущением, что совершенно не помню разговора. Да и фиг бы с ним, с самим разговором дословно. Непонятки остались в другом – это тот же самый мужик, с которым я разговаривал на темной стоянке где-то еще в своем мире. И потом еще раз. Во сне. Или мне все это реально приснилось, а ректор Гезехус – это просто совпадение такое. Ну или не совсем, скажем так, совпадение, а…

Я остановился на крыльце. Компания развеселых выпивох куда-то откочевала. Вместо них на ступенях сидел один единственный очкарик, уткнувшийся носом в исписанную мелким почерком тетрадку. Девушка в длинном белом платье клацала здоровенными садовыми ножницами, вырезая из бесформенного куста… что-то. Вообще это была первая девушка, которую я увидел здесь. Или парней среди студентов было сильно больше, или девушек в основном скрывали от глаз. Опять отчаянно захотелось закурить. В ноздрях еще держался запах табачного дыма из ректорского кабинета.

Я присел на ступеньку крыльца, и вдруг обнаружил, что, оказывается, мои руки вовсе не пустые. Видимо, эту тощенькую картонную папку мне вручил ректор, перед тем, как я покинул его кабинет. Или, может, его секретарь?

А там был еще секретарь?

Я изо всех сил напряг мозги, пытаясь восстановить, что же все-таки происходило в кабинете.

Вот его кресло разворачивается… До этого момента я помнил четко, а потом какие-то сплошные обрывки-осколки. Белая собака в углу была, или мне только показалось?

А горбатая одноглазая старушка за книжным шкафом, который на самом деле оказался потайной дверью в подвал?

И такой еще… самовар из которого в чайную чашку лилась тонкая струя голубого света?

А здоровенные жуки в коробке из-под ботинок?

Что-то фигня какая-то. Как будто я сел в кабинете у ректора на стул и уснул. И мне приснилась всякая фигня, которая перепуталась в моей голове с реальным разговором. Лучше посмотрю, что в папке. По крайней мере тут я могу быть полностью уверен, что она настоящая.

Я отогнул сероватый картон, на котором размашистым почерком было написано «Б.Лебовский».

Негусто, прямо скажем.

Пропуск в библиотеку начальный, записка коменданту общежития Пузкову Н.Н., чтобы тот распорядился предоставить мне кровать. Так, а это что? Полотно неокрашенное, два погонных метра. Бумага писчая, 200 листов. Экстракт бородавочника безусого, бутыль аптекарская, большая. Ага, какой-то список. Дальше у нас что? Правила для обучающихся в Первом Сибирском Университете. Что-то я уже запутался с официальным названием этого учебного заведения. Так он императорский? Томский? Или Первый Сибирский? А впрочем, какая разница, если задуматься?

О, а вот эта бумага, как я понимаю, касается Бюрократа, Гиены и Натахи. Записка адресована Вахопулову Гришке, жандармскому вахмистру и кровопийце. Прямо так и было написано. Я настолько удивился, что даже вчитался повнимательнее.

«Это письмо тебе вручит особо ничем не примечательный парень, если он будет выше, чем тебе по погоны, значит по дороге его ограбили, и можешь смело вязать дурака, который это сделал. Паренька зовут Богдан Лебовский, и у него в гостишке томятся трое друзей, которых он хочет непременно в Томске поселить.

Значит, троица такая. Клаус Маркович Витте, мошенник и казнокрад, дальний родственник твоего секретаря. Наталья, точнее, прости-господи, Натаха-Холера из Новониколаевска. Такая она, твоя удача, Гришка! И третий, Степан Кулема. Ничем не примечательный мужик.

Надобно им найти жилье на первое время, а потом посмотрим.

Пошлину и всякое такое оплатят, деньги есть.

На Витте хлебальник не разевай, он мой.

Покедова!

Гезехус.

P.S. Передай, кстати, с парнем квитанции на моих обормотов. Я тут им в карты проигрался, так что оплачу.

P.P.S. Проходку через ворота на имя Лебовского пока не выписывай, пусть сначала заработает».

Хорошо. Значит в процессе разговора я не забыл позаботиться о Бюрократе, Гиене и Натахе. Я снова попытался вспомнить хоть что-нибудь, память тут же подсунула эпизод с распахивающимся глобусом, внутри которого были вовсе не бутылки, как в таких ситуациях полагается, а клетка со змеей. И дудка как у факира в бархатной выемке рядом.

Ладно, хрен с ним, с этим приемом у ректора. Судя по набору бумажек, стартовое собеседование пройдено, теперь надо топать за ворота, забирать свою троицу и всем вместе тащиться к этому Вахопулову. Или сначала к Вахопулову, а потом за ворота? А то еще меня обратно не впустят…

Короче, топай, Лебовский, не тормози. А то уже скоро темнеть начнет.

Никакого забора вокруг университета не было. Кустики и клумбы, ряд пока не окрепших деревьев, вот и вся ограда цитадели сибирской науки.

Я надеялся, что когда я выйду за пределы зеленой универовской лужайки, случится какая-нибудь магия, и я – бумм! – и сразу буду знать, куда мне идти и кого там искать. Но нифига подобного не случилось. Ну что ж, значит придется пользоваться старым проверенным способом поиска всякого нужного. А именно – болтать с аборигенами.

Идти направо показалось мне перспективнее, так что я свернул направо и потопал по улице. Выглядывая попутно подходящие источники информации.

Веселого забулдыгу, оживленно спорящего с телеграфным столбом, и хмурого типа в черном плаще, подпирающего как бы невзначай стену двухэтажного дома с резными ставнями, я отмел сразу. Третьим вариантом оказался бородатый дворник. Я несколько секунд понаблюдал, как он с деланным энтузиазмом возюкает метлой по деревянному тротуару. Явно не хотелось человеку работать, почему бы не предоставить ему уважительную причину просто постоять и почесать языком?

– Прошу прощения, уважаемый! – я похлопал дворника по плечу.

– Что? Что еще? – тот вздрогнул и закрутил головой. – Работаю я! Ра-бо-та-ю!

– Ой, извините, что отвлекаю, – говорю. – Я только спросить хотел. Вы же наверняка город хорошо должны знать…

– Ах это… – он сразу как-то расслабился и приосанился. – Ясен пень, знаю. Что там у тебя?

– Мне нужна жандармерия или что-то подобное, – говорю.

– Чаво? – кустистые брови дворника сошлись на переносице. Вместе с малиновым носом они теперь смотрелись как маска из магазина приколов.

– Хм, ну может я не так выразился, – сказал я и заглянул в бумажку. – Мне нужен Григорий Вахопулов. Его в письме назвали жандармом, вот я и подумал…

– Ах, Гришка нужен! – дворник снова приосанился. И даже заложил два пальца под полу своего рабочего халата. Ну, не называть же пальто это недоразумение из рогожки, которое было на нем надето? – Так это ты не в ту сторону идешь. Вертася в зад, топай по Почтамтской, а потом до Толкучего рынка. И вот там тебе его дом кто угодно покажет. Только жандармом его там не называй, побьют еще.

– А там что? – спрашиваю и показываю в ту сторону, куда я собирался идти.

– Тюрьма и психический госпиталь там, – сказал дворник.

– Хорошо, что я вас встретил, – говорю. – Ты же тут все время работаешь?

– А то, – отвечает. – Уже десять лет как. Или все пятнадцать.

– Я Богдан, – говорю. – В университет учиться приехал. Спасибо за помощь!

Я махнул рукой, быстро развернулся и потопал в противоположном направлении. Вообще я бы и еще поговорил, люблю болтливых дурачков, типа вот этого, но реально было уже некогда. По темноте шарохаться в незнакомом городе – то еще удовольствие.

– Я Прохор! – прокричал мне вслед дворник. – Кузяев!

– Очень приятно, – пробормотал я.

Протормозил я только рядом на перекрестке с широченной раскатанной улицей, рядом с указателем «К южным воротам». Думал я секунды три, потом свернул. В крайнем случае, дам на воротах почитать письмо от ректора, объясню, что, мол, темнеет, и все такое… Выкручусь, короче. А уже потом мы вернемся все вместе, дотопаем до этого Толкучего рынка, там наверняка есть какой-никакой кабак. Прибытие отметить…

В общем, подгоняемый этими благостными мыслями я дошел до ворот.

Скучающий дежурный сидел рядом с закрытыми створками и лениво гонял в коробочке «пятнашку». Я набрал в грудь воздуха, чтобы обратиться, но он поднял голову и вскочил сам.

– Новый студент? За своими пришел? – говорит. Молодой парень, светлые волосы торчат как попало в стороны, одежда на униформу смахивает разве что отдаленно. – Вовремя ты, а то их этот немец в усмерть может напоить. Давай я тебя через верх проведу, чтобы ворота зря не открывать.

Я проглотил заготовленную фразу, не успев удивиться, откуда он так быстро все знает.

– Вроде того, – говорю. – А что, документов никаких не надо?

– Потом покажешь, – парень махнул рукой, мол, следовать за ним, и открыл маленькую дверцу рядом с большими воротами. Я взобрался следом за ним по узкой темной лестнице до деревянного люка. Через который мы выбрались в квадратную башню над воротами.

– Я тут вас подожду, топай до гостишки, – он ткнул мне пальцем в деревянную платформу подъемника. Без перил или чего-то подобного, никакой техники безопасности! Конструкция выглядела настолько ненадежной, что мне как-то даже не по себе стало. Но виду я не подал, смело встал на скрипнувшие под ногами доски и повернул рычаг.

Уф, блин! Пара минут страха и желания все время схватиться за едва ползущий трос, и я на земле.

Долго искать и выспрашивать мне не пришлось. Брюквера было слышно еще наверху. Он немелодично горланил песню на немецком, иногда заменяя слова на «айлюлю!» и «цаца».

Я остановился метрах в двадцати и некоторое время с умилением смотрел на идиллическую картину. Компания расположилась за деревянным столом под дощатым навесом. Рыжий Брюквер сидел в обнимку с Гиеной, они раскачивались в такт песенке, изредка пилот отхлебывал из темно-зеленой бутылки. На моментах «айлюлю!» и «цаца!» Гиена даже подпевал. Натаха стояла поодаль, распустив волосы, которые на фоне закатного солнца смотрелись и вовсе уж огненными. Даже Бюрократ утратил немного свою чопорность. Очки слегка перекосились, в руках – жестяная кружка. Кроме этих четверых присутствовали еще два каких-то невразумительных хмыря, и пышногрудая деваха, о роде занятий которой даже особенно задумываться не приходилось. Один из хмырей лапал ее за сиськи, стягивая низкий ворот рубахи еще ниже. Она делала вид, что возмущается, сама же при этом постоянно крутилась так, чтобы ее то и дело выскакивающие на всеобщее обозрение соски были на виду у всех присутствующих мужчин.

– Эй, Бюрократ, – говорю. – Вас как, оставить здесь на ночь, или в город перебазируемся?

– Дали разрешение? – он увидел меня и просиял. Вскочил, поставил на стол кружку и поправил очки. Было заметно, что он слегка нетрезв, но пока еще далеко не в дрова.

– Почти, – отвечаю. – Но у ректора на тебя уже виды, так что готовься. Натаха, Гиена! На выход, с вещами!

– О, Боня! – Гиена перестал петь и раскачиваться. Аккуратно высвободился из цепких объятий Брюквера. Поймал за руку шлюшку и усадил ее на свое место. Брюквер был явно не против такой замены в поле. Во всяком случае, его пение сменилось на одобрительное бормотание, а обе руки немедленно оказались на пышных прелестях девицы. Натаха быстро заплела свои не совсем просохшие волосы в косу.

– Сейчас вещи захвачу, и можем идти, – сказала она.

– Брюквер, ты просто мой герой! – сказал я и хлопнул пилота по плечу. Тот не обратил на меня ровным счетом никакого внимания, впрочем, я его понимал. Что я такое в сравнении с податливым женским телом, которое ему сунули прямо в руки? Какой-то пассажир, делов-то…

Пока скрипучий механизм поднимал нас на стену, я, чтобы отвлечься и не думать о том, что сейчас какой-нибудь трос не выдержит, и мы все четверо вместе с ненадежными даже на вид досками, грянемся под стену, я рассказал в общих чертах, что у меня произошло. Ну, то есть, что я поговорил с ректором и он вручил мне всякие начальные бумаги, Помахал папочкой. А про всякие свои странные воспоминания, жуков и одноглазую старуху умолчал пока что.

Внизу я попытался показать дежурному письмо от ректора Вахопулову, но тот только отмахнулся. Мол, нафиг, он сам видел, как мы из цеппелина все вместе выходили, ватажники и диверсанты на цеппелинах не летают, а если мы, к примеру, имперские шпионы, то документы у нас стопудово будут в порядке.

Мы снова поднялись до перекрестка Почтамтской и Южного тракта, свернули налево и пошли искать Толкучий рынок. А солнце тем временем уже почти закатилось.

Сама по себе площадь Толкучего рынка мало чем отличалась от любой из Базарных в Новониколаевске. Торговые палатки рядами, в вечернее время в основном пустующие. Несколько помостов для всяких увеселительных затей. Глухие стены складов и лабазов по одной стороне, и развеселые фасады кабаков и рюмочных – с другой. И как раз в той части, где наливали всякое алкогольное и подавали закуски на тарелках, жизнь сейчас как раз только и начиналась.

– Это мы вовремя пришли, – сказал я, окидывая взглядом стекающийся к многообещающим вывескам народ. – Еще чуть-чуть, и хрен мы с вами найдем этого Вахопулова…

Впрочем, сейчас нам найти его тоже не удалось. Из одного кабака, с лаконичным названием «Выпей!» он уже ушел, в другом, вывески над которым не было, его «вот-вот видели, наверное отошел отлить, кстати, может пивка выпьете, пока ждете?» В третий он должен вот-вот прийти, инфа – сто процентов! В общем, когда стемнело, и над каждым кабаком засветились разномастные светильники, мы уже были в некотором подпитии, но все еще в подвешенном состоянии насчет того, где мы сегодня ночуем. Технически, у меня была записка к коменданту общежития, но Гиены, Бюрократа и Натахи она не касалась, а бросать их ночью посреди города мне казалось как-то не по-товарищески…

– Прошу меня извинить, что случайно подслушала ваш разговор, – на скамейку между мной и бюрократом втиснулась сухонькая, если не сказать, тощая старушка. У нее был длинный нос, украшенный бородавкой. Ее лицо, кажется, состояло из одних только морщин, и если бы мне понадобилась модель, чтобы рисовать с нее Бабу-Ягу, я только что нашел идеальную. Голос только был не старческим. Никакой надтреснутости или шепелявости. Нормальный голос склочной базарной тетки. – Вам нужны комнаты, верно?

– Допустим, – говорю. А сам пытаюсь отделаться от образа старухи с лопатой из какого-то детского мультика.

– Один мой старый друг как раз комнаты сдает, – старуха придвинулась ко мне так близко, что почти ткнулась своим жутким носом мне в лицо. – А я ему помочь обещала, подыскать надежных людей. А у вас на лицах написано, что вы надежные, и оплату задерживать не станете.

– Какое, однако, счастливое совпадение! – без особого энтузиазма сказал я.

– Вот и я говорю – удача сама нас с вами тут свела! – бабка начала суетливо расправлять лацканы моего пиджака. – Тут недалеко, всего-то надо переулком пройти, потом на Садовую вывернуть, а там будет на перекрестке большой деревянный особняк, вы его сразу узнаете. Там над входом шатер деревянный, а еще – компас и штурвал. Вы прямо туда постучитесь, и скажите, что вас прислала Луиза Саввична. Запомнили?

– Луиза Саввична, – повторил я. – А это ничего, что темно уже? Может, хозяин спит уже давно и гостям будет вообще не рад?

– Ой, что вы! – бабка всплеснула руками. – Базиль Кузьмич с закатом только просыпается, так что сейчас как раз самое время.

– Самое время… – снова повторил я и посмотрел на свою бравую троицу. – Ну что? Воспользуемся упавшей на голову удачей, или поищем постоялый двор какой среди кабаков?

– Удача – девка капризная, отказываться не след, – сказал Гиена и встал. – Если мы еще тут задержимся хотя бы на один кабак, я чую что проснусь завтра где-нибудь под лавкой и хорошо, если одетый.

Натаха пожала плечами. Бюрократ промолчал. Но скорее одобрительно. Ну да, утомительный был день, для критического восприятия реальности сил не осталось.

С другой стороны, ну зачем я сразу плохо думаю? Были бы мы заезжими олигархами, опасения были бы понятны. А сейчас – что с нас возьмешь? Звиздюли, разве что…

– Спасибо, бабушка… – сказал я и понял, что никакой бабки рядом с нами нет. Пока мы переглядывались и переговаривались, бойкая старуха ввинтилась куда-то в подвыпившую толпу.

Глава 2. Иностранный консультант, профессор и шпион

Дом был классный. Даже чересчур, я бы сказал. Настолько замечательный, что всякие там сомнения, которые до этого момента лениво шевелились в моей голове, уже даже почти превратились в громогласный набат. Правда, шестое чувство почему-то молчало. Мое загадочное чутье на опасность этот особняк не считало чем-то достойным его внимания.

Дом был угловой, нежно-кремового цвета, весь покрытый деревянным кружевом. Над углу – высокое крыльцо, над крыльцом – балкон, а над балконом – высокая трехгранная башня-шатер. Пряничный домик украсили сливочным пломбиром.

За домом – сад. Из странного – из множества окон не пробивается ни единого лучика света. Но лампа над крыльцом светится, да и бабка сказала, что вроде бы он дома и с закатом просыпается.

Я поднялся на крыльцо и несколько раз стукнул бронзовым кольцом, зажатым в зубастых челюстях бронзовой же хищной зверюги. Вообще-то у такого изящного дома я бы ожидал увидеть дверное кольцо в виде розы или, там, лилии. Как только я собирался постучать еще раз, дверь распахнулась.

На пороге стоял высокий пожилой мужчина, закутанный в черный шелковый халат. Седые волосы зачесаны назад и собраны на затылке в пышный хвост. Один глаз пронзительно-зеленый, второй – карий. Кажется, такое явление называется «гетерохромия». И еще он опирался на трость. Не вычурную, как можно было бы ожидать. Обычный деревянный крючок, с такими еще пенсионеры по паркам гуляют.

– Чем могу служить? – спросил он.

– Эээ… Нас к вам отправила Луиза Саввична, – блин, вообще я собирался сказать другую фразу, которая не звучала бы так, будто я мямлю у доски перед строгим учителем! – Она сказала, что вы… сдаете комнаты…

– Кто, вы сказали, вас ко мне отправил? – тонкие черные брови мужчины взлетели вверх.

– Луиза… – пробормотал я. Да что вообще со мной такое?!

– Саввична, – подсказала Натаха, тоже поднимаясь на крыльцо. – Вы ведь Базиль Кузьмич?

– Да, Базиль Кузьмич Егоров, все верно, – хозяин дома кивнул и посторонился, пропуская нас внутрь. – Входите!

Что-то было не так с этим мужиком, но я никак не мог понять, что именно. Глаза разные – это ерунда, я уже видел такое раньше. Явление довольно редкое, но ничего странного в нем нет. Тут было что-то другое… Но глазеть на него бесцеремонно тоже было как-то не очень.

– Прямо по коридору и направо, в гостиную, – сказал Егоров. Закрыл за нами дверь и задвинул на засов. – Ваши вещи можете оставить в прихожей.

Гостиная была небольшая и со вкусом обставленная. Диваны и кресла обиты светлой кожей, на полу – ковер с геометрическим рисунком, все три окна закрыты плотными черными шторами. Рядом с окном – небольшой столик-бюро. Рядом с диваном – журнальный стол с черно-белым узором, на столике – хрустальная пепельница, крохотная чашка с недопитым кофе и газета «Сибирский вестник».

– Присаживайтесь, не стесняйтесь, – сказал Егоров. – Ввиду своего недуга, я вынужден вести исключительно ночной образ жизни. Вас это не смущает?

– Так что насчет комнат? – спросил я. Кажется, ко мне вернулась способность говорить, не мямля, отлично. Теперь неплохо бы еще вспомнить, как бывают вежливыми.

– Вы приезжие? – спросил Егоров.

– Это так заметно? – я подавил ухмылку.

– На самом деле, это не мое дело, – придерживая полы халата, Егоров сел в кресло. – Вам на самом деле нужно жилье? И вы готовы за него платить?

– На оба вопроса ответ «да», – сказал я. – Точнее, жилье нужно трем моим друзьям, а я планирую просто заходить в гости и ночевать время от времени.

– Лу сказала вам о правилах? – спросил Егоров.

– Лу – в смысле Луиза Саввична? – спросила Натаха. Егоров кивнул. – О правилах ничего не было. Только о том, что вам нужны жильцы, готовые платить.

– Мне действительно нужны жильцы, – сказал Егоров. – Но в моем доме существует ряд правил, нарушение которых влечет за собой… последствия. Сейчас я вам их озвучу, и если они вам подходят, то мы заключим договор.

Мы промолчали, ожидая продолжения.

– Во-первых, вы никогда не должны спускаться в подвал, даже если его дверь открыта, – сказал Егоров. – Во-вторых, по пятницам вы не должны выходить из своих комнат в общий коридор ни при каких обстоятельствах. Если вам вдруг потребуется войти или выйти – воспользуйтесь окном. В-третьих, если вы слышите музыку… Впрочем, это несущественно. В-третьих, находясь в общей гостиной вы не имеете права трогать шторы, шевелить их, открывать или иным способом менять их расположение. В-четвертых, вам запрещено задавать вопросы прислуге. Раз в неделю в ваших комнатах будет проводиться уборка. Вы можете присутствовать при этом или нет, но не разговаривайте с прислугой, не задавайте вопросы и вообще не вступайте ни в какое общение. В-пятых, в моем доме запрещены животные. Никаких кошек, собак, мышей, ручных змей и прочих зверей. В-шестых, если часы бьют полночь, и вы находитесь дома и бодрствуете, вы должны в этот момент плотно зажмурить глаза. В-седьмых, вы не должны пользоваться серебром. Если у вас есть серебряные предметы, в моем доме вы должны хранить их в полотняных чехлах и использовать по назначению только вне этих стен.

Он замолчал и по очереди посмотрел на наши лица. Лично я ничего не понял. Эксцентричный мужик с довольно экзотическим набором закидонов. Дом у него – закачаешься, настоящий стильный особняк, насчет удобств не знаю, пока не проверял, но, скорее всего, тоже все в порядке. Что там в таких случаях надо говорить? «Shut up and take my money?» (Заткнись и возьми мои деньги. – англ)

– И в какую сумму нам обойдется проживание? – спросил Бюрократ.

– Пятьдесят соболей с человека в неделю, – сказал Егоров. – Если на ночь остается кто-то из гостей, то десять соболей за ночь за гостя. Оплата по понедельникам. Если вы не застанете в гостиной меня, просто положите деньги на бюро. Стирка и починка вещей – по соболю за корзину. Корзина стоит в чулане вашей части дома, если вам нужно что-то постирать и починить, просто положите вещи в нее. Неважно, одна там будет вещь или вы набьете корзину доверху, оплата не изменится. Вам подходят условия?

Мне ужасно хотелось пожать плечами и сообщить, что я понятия не имею ни о ценах, ни о местных договорах об аренде. Но я сохранил невозмутимое выражение лица и посмотрел на Бюрократа. Тот слегка поморщился, по всей видимости, ценник был чуть выше, чем он себе представлял.

– Могу я ознакомиться с договором, прежде чем мы его подпишем? – спросил он, поправив очки.

– Разумеется, – сказал Егоров и легонько хлопнул в ладоши.

В гостиную бесшумно вошел молодой пацан. Очень бледный и болезненный, через тонкую кожу просвечивал узор синих вен. Темные волосы приглажены назад. Положил на столик перед Егоровым несколько листков напечатанного на машинке текста и так же, не издав ни звука, вышел. Когда это хозяин успел отдать ему указание?

– Пожалуйста, – Егоров взял бумаги и протянул их Бюрократу. Тот немедленно уткнулся в текст, водя по строчкам пальцем.

Я посмотрел на Натаху. Она выглядела слегка рассеянной и уставшей, никакого беспокойства на ее лице я не заметил. Гиена был слегка напряженным, сидел на краешке дивана и, кажется, был готов в любой момент вскочить.

– Вы не против если я закурю? – спросил Егоров. Мы все синхронно покачали головами. Он поднялся, неспешно, опираясь на трость, подошел к бюро и извлек из верхнего ящика трубку с длинным черным чубуком и кисет. Вернулся в кресло, неспешно набил ее и подкурил от тяжелой золотой зажигалки. Выпустил несколько колечек дыма.

– Прошу прощения, – заговорил Бюрократ, когда молчание слегка затянулось. – На пунктах два, четыре и шесть стоит пометка «periculo suo», что означает…

– На свой страх и риск, – кивнул Егоров.

– То есть, это не подразумевает каких-либо санкций и наказаний с вашей стороны, но…

– Снимает с меня всякую ответственность, если с вами случится что-то плохое, – Егоров снова выпустил изо рта несколько колечек дыма.

– Тогда как пункты один, три, пять и семь помечены «aliqua actio», – проговорил Бюрократ. – Также как и пункт об оплате. Включают ли эти «любые действия» нашу смерть или подразумевается что-то другое?

– Возможно, – Егоров пожал плечами. – Я бы не рекомендовал вам нарушать договор. Впрочем, я не настаиваю, чтобы вы непременно его подписали. Если мои условия вам не подходят, вы можете просто поискать другие варианты.

– Какой печатью будет скреплен договор? – спросил Бюрократ.

– Малой личной, – ответил Егоров. – И подписью каждого из вас.

«Кровью?» – хотелось спросить мне, но я благоразумно промолчал.

– Все вполне логично, – Бюрократ кивнул. – Договор составлен идеально, если не брать во внимание не вполне… гм… традиционный набор требований. Можем мы осмотреть комнаты?

– Да, конечно, – Егоров снова кивнул. – С вашего позволения, я не буду вас сопровождать. Вам нужно вернуться ко входу и пройти в другое крыло. Последняя дверь.

Егоров взял со стола газету и развернул ее. А мы вскочили со своих мест и пошли смотреть свое возможное будущее жилье.

Обставлены комнаты были попроще, чем гостиная, очевидно они изначально были предназначены для бедных родственников или не самых желанных гостей. Всего комнат было три, все они выходили в общую гостиную, часть которой была отделена тонкой стеной. Там были пустые полки и стояла большая плетеная корзина. В гостиной был обеденный стол, рассчитанный на шестерых человек, в комнатах – простые деревянные кровати, правда, довольно широкие. Шкаф был общий, в гостиной. Еще в гостиной имелось какое-то подобие дивана – большой сундук, крышка которого была обита тканью. За неприметной дверью рядом с чуланом – вход в «санитарный блок», где была баня, помывочная комната и душ. Туалет, судя по всему, во дворе. И наверняка под каждой кроватью, куда я не заглядывал, стоит ночная ваза.

– Не слишком ли все шоколадно? – спросил я, остановив руку в паре сантиметров от черной глухой портьеры, скрывающей окно.

– Вообще-то… – Бюрократ замялся. – Даже по имперским законам, согласно этому договору, хозяин при нарушении имеет право порезать нас на кусочки, зажарить и съесть, и ему не будет ровным счетом ничего. Подписав это, мы даем ему такое право. Кроме того, меня немного беспокоит это вот… periculo suo. Но я в Сибири человек новый, так что не знаю, насколько это вообще нормальная практика.

– А что ты на меня смотришь, Бюрократ? – Гиена развел руками. – Я такую штуку тоже впервые слышу. Но у меня все равно есть уточнение. Он может попробовать нас порезать на кусочки. Или эти подпись и печать означают, что в случае нарушения мы превратимся в недвижимых болванов?

– Нет, ничего такого, – быстро ответил Бюрократ.

– А можем мы, например, заключить договор на неделю, а если нам не понравится что-то – разорвать его и съехать? – спросила Натаха.

– Ммм… – Бюрократ еще раз посмотрел в бумаги. – Да, точкой отсчета договора каждый раз считается понедельник. И если мы оповестим в субботу, что с понедельника прекращаем взаимоотношения, то…