От составителя 2024
Процесс подготовки этой книги занял почти четыре года и сопровождался множеством событий, в том числе изменением планов. Из-за задержек Посткапиталистическое желание – неоконченный курс лекций Марка Фишера, прочитанный им незадолго до смерти в 2017 году, – было опубликовано раньше этого сборника. Однако это не умаляет значимости текстов, представленных здесь, и не должно помешать восприятию идей Фишера.
Идея издать книги Марка Фишера в Ad Marginem возникла задолго до начала нашей работы над ними, но всерьез обсуждать ее мы начали в 2019 году, вскоре после выхода сборника k-punk в издательстве Repeater Books в конце 2018 года. Тогда, на Франкфуртской ярмарке, редактор Repeater Джош Тёрнер, стоя на фоне плаката с обложкой k-punk, шутливо воскликнул: «Как же мы здесь оказались?! Financial Times (центристско-правая газета) поставила этой книге пять звезд». Популярность этого внушительного тома (824 страницы!) с постами и эссе из блога k-punk и неопубликованными материалами была действительно ошеломительной, хотя и не удивительной. Весной 2019 года в Лондоне почти каждый независимый книжный считал долгом украсить свои витрины плакатом с обложкой k-punk – призрачным, пунктирным портретом Марка Фишера, наводящим на мысли о чем-то пророческом. Это походило на акт пассивного сопротивления, которое постепенно угасало. Многие знакомые и друзья Фишера закатывали глаза и говорили: «Ай-ай-ай, Марку бы это не понравилось…» Но Фишера с нами уже не было.
Мы не ставили себе целью издать эту книгу в полном объеме. И, признаться, представить весь цифровой архив Марка Фишера вместе с неопубликованными произведениями кажется не просто трудновыполнимой, но и отчасти бессмысленной задачей. Нам важно было провести читателя по извилистому пути творчества Фишера, раскрывающегося в разнообразии тем и жанров – от коротких записок в блоге k-punk до эссе, статей, интервью и неопубликованных отрывков и наработок для новых книг.
В этой книге, как и в других своих текстах, Фишер талантливо совмещает роли музыкального и культурного критика, препарирующего философию в контексте популярной культуры, и критика современного капитализма, остро и тонко вскрывающего его исторические, экономические, психологические и культурные последствия, точно диагностируя современность. Этот сборник объединяет три ключевые макротемы, которые пронизывают всё творчество Марка Фишера: хонтология, с помощью которой он высвечивал радикальные идеи, затерянные в модернизме ХХ века; капиталистический реализм, в основе которого представление, что альтернативы этой системе нет, – концепция критики неолиберальной идеологии сквозь призму популярной культуры, работы, ментального здоровья; и последний концепт, который Фишер успел лишь наметить перед смертью, – кислотный коммунизм, где он изучает связь между ростом сознания в политическом смысле (будь то классовое сознание или другие формы коллективного политического сознания) и расширением сознания, которое продвигала психоделическая культура 1950–1970-х годов. В таком же тематическом порядке выстроена и архитектура данного сборника.
Несмотря на очевидный разрыв между сегодняшним днем и тем временем, когда написаны эти тексты, идеи Марка Фишера продолжают обретать новые смыслы на различных территориях – от Латинской Америки до Южной Кореи, – перерождаясь в других контекстах, по-прежнему терзаемых культурными и политическими разногласиями. В связи с этим хочется сказать несколько слов о том, о чем обычно не говорят, вспоминая Фишера, или упоминают лишь вскользь – о том, как он и его товарищи повлияли на издательский ландшафт Великобритании и, что еще важнее, продолжают оказывать влияние не только в своей стране, но и за ее пределами.
В 2009 году писатель и редактор Тарик Годар предложил Марку Фишеру и еще нескольким друзьям заняться изданием книг. Так появилось издательство Zer0 Books. Они остро ощущали нехватку той формы критического письма, которая исчезла из мейнстримных медиа и переместилась в киберпространство, – синтеза теории с популярной культурой, лишенного элитарности академического письма. Именно таким был блог Марка Фишера k-punk, а также блоги многих других начинающих культурных критиков и левых интеллектуалов. Они стремились создать «парапространство между теорией и популярной культурой, между киберпространством и университетом»[1]. C 2009 по 2014 год в Zer0 Books были изданы книги Оуэна Хезерли, Юджина Такера, Грэма Хармана, Дэвида Стаббса, Лори Пенни, Алекса Нивена, Нины Пауэр и других. Для многих из них Zer0 Books стало первым издательством, как и для самого Марка Фишера, чья книга Капиталистический реализм. Альтернативы нет?, вышедшая в 2009 году, мгновенно стала самой популярной. В 2014 году, после идеологических разногласий с учредителями, Фишер, Годар и редакция покинули Zer0 Books, чтобы основать Repeater Books (с нуля, так как права на весь изданный ими ранее каталог остались в руках учредителей) и продолжить ту же издательскую политику, но уже с более радикальным манифестом: «воздержание – не вариант, мы живы и мы не согласны» [2].
К сожалению, спустя десять лет Repeater Books постигла та же участь, что и Zer0 Books. В течение 2024 года издательство поочередно покидали члены редакции, и последним, кто оставил эту «крепость» независимого книгоиздания, был Тарик Годар. Эта история вскрыла давно кровоточащие раны издательской индустрии: невозможно оставаться полностью независимым импринтом внутри большой корпорации – рано или поздно придется сделать выбор. Она также подчеркнула хрупкость независимого книгоиздания, особенно в турбулентные времена. Даррен Амброуз отметил: «…важно помнить, что Марк сыграл ключевую роль в революции британской издательской индустрии… которая находилась в полном упадке до создания Zer0» [3]. С этим трудно не согласиться, но также важно помнить о культурном наследии, которое оставила команда Repeater Books под руководством Тарика Годара после смерти Фишера. Произошедшее с Repeater Books сильно пошатнуло сообщество независимых книгоиздателей и их веру в светлое будущее. Однако Алекс Нивен, один из редакторов Repeater, в своем прощальном тексте, сравнив историю Zer0/Repeater c историей независимого лейбла Factory Records, просуществовавшего около 15 лет, с 1978 по 1992 год, радикально изменившего музыкальную сцену Великобритании и ставшего символом независимой музыкальной индустрии, – ясно дал понять, что эта история не должна заканчиваться. Он подытожил свой текст фразой: «Мы дали вам инструкции – следуйте им» [4].
Если сейчас взглянуть на издательскую карту мира, то можно увидеть целую плеяду новых и относительно молодых издательств, которые продолжают издавать работы Марка Фишера, формируя многоязыковую полифонию его голоса. В их число входит и эта книга, изданная Ad Marginem. Если заглянуть глубже, то станет очевидно, что издательская политика многих из них схожа с тем, чем занимались редакции Zer0 Books (2009–2014) и Repeater Books (2014–2024). Последние несколько лет я также наблюдаю за тем, как авторы, чьи первые книги были изданы командой под руководством Фишера и Годара, начинают запускать собственные издательские проекты. Есть и такие, для кого Капиталистический реализм Фишера оказал решающее влияние на формирование их издательской политики. Все они работают в своих локальных контекстах, стремясь осмыслить современность и преодолеть «рефлексивное бессилие», оставляя место для экспериментов с письмом и жанрами.
Марк Фишер не просто объединил единомышленников в безграничном киберпространстве своего блога, но и поделился инструментарием, заряженным теорией и аллюзиями, для критического осмысления современности. И хотя эпоха раннего интернета, в которой существовал k-punk, растворилась под гнетом социальных сетей, стремление Фишера возродить солидарность во времена полной атомизации общества всё еще остается нерешенной задачей.
Виктория Перетицкая
(П) Предисловие Мэтта Кохуна 07.2024
Всего за восемь лет Марк Фишер опубликовал три книги, в которых рассуждал об особом характере нашего настоящего, о призраках нашего прошлого и о потенциальных версиях нашего будущего, которые могут возникнуть из перипетий сегодняшнего дня.
Первая книга, Капиталистический реализм (2009), заслуживает особого внимания. Она вышла в свет почти сразу после финансового кризиса 2008 года и быстро стала бестселлером, что удивило как самого Фишера, так и его издателя. Успех работы мгновенно сделал Марка «новым мощным голосом» среди левых авторов, а ее название – одним из центральных выражений левого политического словаря, которое знакомо многим, даже не читавшим книгу. Капиталистический реализм предложил свежие и современные принципы для критики неолиберальной идеологии и ее шаблонов.
Во второй книге Призраки моей жизни (2014) Фишер обращается к своим текстам, написанным более десятка лет назад для блога и различных музыкальных журналов, где исследует «хонтологические» течения. Проявившиеся после так называемого конца истории, эти течения добавляют голосу Фишера оттенок горького пессимизма в критике настоящего, когда он обнаруживает следы модернизма ХХ столетия в противоречиях поп-культуры, мучимой призраками экспериментов авангарда меланхолии.
Странное и жуткое (2016) предлагает новый взгляд на меланхолию двух предшествующих книг: те жуткие призраки, что стоят у нас за спиной, – не просто бесчисленные мертвые намерения. Они указывают пути бегства из капиталистического реализма и его заплесневелых непогрешимых догм, и в этом смысле продолжают жить.
В каждой из упомянутых книг читатель может открыть для себя ценные неологизмы и аргументы Фишера, ныне широко распространенные среди левых. Его уникальная точка зрения продолжает вдохновлять и сегодня, спустя почти десять лет после его смерти в возрасте сорока восьми лет в 2017 году. Интерес к работам Марка постоянно растет, а перевод на разные языки вытаскивает его мысль из родного – и исключительно – британского контекста в новые, но столь же угнетаемые глобальным капитализмом локации.
И всё же Фишер продолжает оставаться незаметной фигурой XXI века, что не является следствием недостаточной интеллектуальности или непопулярности его работ. Напротив, Марк признан, хоть и посмертно, а его незаметность помогает сохранить некоторые качества, которые и делают его интересным и важным автором. Шаткое положение критика современности позволяет ему быть кочевником и узурпатором одновременно; его трудно вписать в капиталистическую догму. Фишер незаметен не потому, что он не популярен, а потому что даже после смерти он преодолевает противоречия XXI века как мыслитель одновременно радостный и удрученный, который работал над спасением многих забытых, порицаемых или непопулярных идеалов.
Здесь можно обратиться к пониманию незаметности или «малости», предложенному Жилем Делёзом и Феликсом Гваттари, оказавшим на Фишера довольно сильное влияние. Для них «малая литература» – это литература иммигрантов, тех, кто говорит на языке большинства с позиции меньшинства. Они проводят параллель между малой литературой и работами Франца Кафки, который задается вопросом:
…как вырвать из собственного языка малую литературу, способную отрыть свой язык и заставить его ускользать, следуя трезвой революционной линии? Как стать кочевником, иммигрантом и цыганом в своем собственном языке? Кафка говорит: украдите ребенка из колыбели, танцуйте на натянутом канате [5].
Эти вопросы волновали и Фишера, и он по-своему на них отвечал. Он украл из колыбели сплетение контркультурных настроений, которые еще не были полностью присвоены популярной культурой; и использовал эти зарождающиеся чувства, вскормленные андерграундом, в своих собственных целях, одновременно поощряя их принятие в семью своих единомышленников и защищая от нейтрализующих сил капитализма. Поддержание этого баланса потребовало от него умелого хождения по канату между массовым и авангардным, и в середине этой натянутой веревки Марк обнаружил мощную силу – парадокс саморазрушения.
Постпанк-группы вроде The Jam и The Who стали для него образцом, ведь, как и он сам, они работали на топливе «фрустрации, напряжения, подавленной энергии, затора» [6]. В этой безвыходности Фишера очаровывала сама противоречивость создания популярных песен, бросающих вызов поп-культуре: «сбрасывая напряжение в катарсисе», постпанк «уничтожал сам либидинальный тупик, от которого зависела музыка» [7]. Так сталкивались друг с другом негативные и позитивные культурные позиции: «Эту музыкальную культуру можно назвать позитивной за ее способность выражать негативность, которая таким образом становилась деприватизированной и денатурализованной <…> Она создает чувство подавленной печали за фасадом общепринятого довольства» [8]. Такая «негативность» служила катализатором позитивных изменений, открывая людям глаза на мир.
В этом и заключалась сила «популярного модернизма», как называл его Фишер, стремящегося переплетением популярного и авангардного «разрешить парадокс приверженности политической позиции и потребительскому удовольствию». Популярный модернизм не столько указывает на тупики, в которых мы застряли, стремясь «беспристрастно перебирать в уме <…> возможности», сколько «свидетельствует об отрицаемых депрессивных условиях нашего настоящего» [9].
Фишер искренне держался этой позиции, что было очевидно для большинства тех, кто знал его с юности. Он шел по жизни путями своих предшественников – The Jam, Делёза и Гваттари и даже самого Франца Кафки. Например, в 1990 году, когда Фишеру было лишь слегка за двадцать и он недавно окончил учебу в Университете Халла, один из преподавателей описал его как постпанкового кочевника из рабочего класса, забредшего в академический мир из диких земель:
Не хочу звучать противоречиво, но, по моему мнению, он архетипический «мальчик-стипендиат»[10], вырванный из своего класса, совершенно лишенный утонченности и изящества, не желающий или не способный делиться своими взглядами с другими или вдохновлять их на дискуссию. Объективно он – отщепенец и белая ворона; но при этом он глубоко принципиален, ему не чужда незаметная хитрость и внутренняя уверенность в себе, похожая на ту, которой обладал молодой Франц Кафка (о творчестве которого он написал такое блестящее эссе)[11].
В целом это описание подходило Фишеру и двадцать лет спустя, когда ему было слегка за сорок и он стал известен по всей стране после выхода своей первой небольшой книги, которую написал на английском, искаженном терминами, нагло позаимствованными из целого ряда академических и поп-культурных течений. Но предположение о том, что Фишер «не желал или не был способен делиться своими взглядами с другими или вдохновлять их на дискуссию», было максимально далеко от истины. Напротив, до выхода книги он был известен как блогер и активный участник онлайн-дискуссий. Саймон Рейнольдс писал: «Марк был в своей стихии, когда погружался в пучину спора, и даже когда он с кем-то соглашался, то продолжал развивать точку зрения своего собеседника, никогда не останавливаясь на достигнутом» [12].
Читая об этих спорах у самого Фишера, мы обнаруживаем ту самую энергетику «малой литературы», спрятанную под поверхностью его известных текстов, получивших признание и переведенных на десятки языков. Действительно, его посты в интернет-блогах и эссе в бумажных журналах, «пиратские» записи его университетских лекций и публичных выступлений на YouTube дают понять, что Фишер – не только один из самых будоражащих сознание писателей своего поколения, но и один из самых плодовитых. Однако объем его «малых» произведений до сих пор остается недооценен. Это связано с тем, что читателю, как правило, трудно понять, с какого конца подступиться к огромному количеству текстов Марка, разбросанных по киберпространству, и как проложить путь от короткой дебютной книги в непостижимые глубины цифрового архива его творчества.
Таким образом, собрать и уж тем более представить читателю сборник эссе Фишера – внушительная задача. Сборник k-punk, впервые опубликованный под редакцией Даррена Амброуза в английском издательстве Repeater Books в 2018 году и теперь представший перед вами в переводе, вобрал в себя самые значимые тексты, опубликованные Фишером в интернете (и не только) в 2000-е и 2010-е годы. Однако, поскольку книга вышла неудобоваримого объема – более восьмисот страниц, издатели в других странах прибегли к различным мерам, чтобы облегчить ношу читателю. (Стоит также отметить, что даже изначальные 824 страницы представляют собой лишь каплю из океана работ Фишера.) Но независимо от того, публиковалась ли коллекция в нескольких томах или уменьшалась в объеме, ее тексты послужат необходимым введением в самое сердце творчества Фишера: его блог.
Первый пост в блоге k-punk был опубликован в сентябре 2003 года, несколько лет спустя после того, как Фишер защитил диссертацию по философии и литературе в Уорикском университете в 1999 году. Первые записи в блоге еще напоминают о параакадемической исследовательской группе, известной как «Центр исследований кибернетической культуры» (Ccru), в которой Марк состоял, будучи аспирантом.
Хотя большинство участников Ccru действовали анонимно или под псевдонимом, сегодня многие их имена широко известны в самых разных областях. В их числе: Сэди Плант, автор одного из центральных текстов киберфеминизма «Нули + единицы»; «академический диссидент» Ник Ланд, получивший широкую известность в XXI веке благодаря своим «неореакционным» работам; Стив Гудман (также известный как Kode9), основатель лейбла Hyperdub Records; Майя Б. Кроник, директор издательства Urbanomic Media; Иен Гамильтон Грант, переводчик Либидинальной экономики Жана-Франсуа Лиотара и многих других постструктуралистских текстов на английский язык, а также ключевой фигурант так называемого спекулятивного реализма; художник и музыкант Ангус Карлайл; теоретик киберфеминизма Лучана Паризи; а также работающая в области урбанистического футуризма Анна Гринспан. Коллектив Ccru также имел менее тесные, но всё же значимые связи с рядом известных фигур, среди которых критик популярной музыки Саймон Рейнольдс, художник и философ Кодво Эшун, кибернетик Рон Эглаш, коллектив художников 0[rphan]d[rift>], а также многие другие выпускники Уорикского университета.
На заре нового тысячелетия Фишер и Ccru были очарованы творческим и политическим потенциалом раннего периода интернета. В частности, диссертация Фишера Конструкты изолинии: готический материализм и кибернетический теоретический фикшн исследовала то, как относительно новая область кибернетики оказалась населена призраками готической эстетики. Взяв на вооружение термин «готика» в трактовке Делёза и Гваттари («варварская», «кочевая» форма искусства), Фишер заменяет сверхъестественные элементы готики «гиперъестественными» конструкциями киберпанка и исследует их влияние на материалистическую философию. Понимая посткартезианскую метафору «призрака в машине» в буквальном смысле, Фишер показывает, как новые технологии стирают различие между одушевленными и неодушевленными объектами в постмодернистском воображении, и мы начинаем думать о вычислительных машинах как об обладающих собственной жизнью и субъектностью, существующих на грани между покорностью внешней власти и встроенным стремлением избежать государственного контроля[13].
После распада Ccru в 2003 году Фишер на протяжении 12 лет продолжал путешествовать по новым, постоянно меняющимся просторам киберпространства. Он активно писал в свой блог – инструмент, невероятно чутко настроенный на настоящее, отражающий тенденции культуры и политики, которые придают XXI веку сбивчивые и аморфные очертания. Со временем растущая популярность Фишера открыла ему доступ в современный медиаландшафт и за пределами собственного блога, и он приобрел еще большую известность, публикуя эссе в газетах, журналах и книгах. Блог k-punk, в свою очередь, всегда оставался для Марка не столько личным пространством, сколько более надежным каналом для сил, проходящих через него: здесь он мог более тесно и экспериментально взаимодействовать с ними, чем в мейнстриммедиа.
Такой «оккультный» подход к собственной работе Фишер сформулировал еще в 2004 году, уже заслужив репутацию плодовитого автора. Августовский пост того года он начинает с вопроса: «В последнее время меня часто спрашивают, как у меня получается так много писать?» В ответе он использует еще привычную для себя смутную и ускользающую от четкого понимания терминологию Ccru:
Дело в том, что пишу не я.
Что это – скромность? метафора? или же (лол) постструктурализм?
Нет. Это просто техничное описание того, как мое тело используется в качестве мясной куклы, передающей сигнал Уттунула.
Только когда текст плох, его написал «я». Когда текст хорош, «я» – лишь средство связи для Лемурии.
Текст уже заранее написан и расположен в пространстве, тогда как «я» могу лишь замарать его своим субъективистским бормотанием[14].
Лемурия – земля вне времени, взятая из рассказа Уильяма Берроуза Призрачные лемуры Мадагаскара. Животные всегда очаровывали Берроуза, он часто говорил о том, что его интересуют питомцы друзей и поведение домашних кошек, что натолкнуло его на размышления о власти и контроле среди людей и их склонности к выстраиванию структур подчинения в своих домах. В мифологии Берроуза лемуры символизируют эволюционный путь, не потревоженный влиянием человеческой деятельности. Он считал их продуктом особого мадагаскарского «временного кармана», а Ccru, в свою очередь, вдохновились берроузовской увлеченностью лемурами, придав им гипернатуралистическое значение в своей собственной мифологии и превратив их в божеств-квазипришельцев, имеющих совершенно отличное от нашего восприятие времени[15].
Имя одного из этих лемуров – Уттунул. В другом посте в k-punk Фишер предлагает объяснение значения имени Уттунул, которое в английском языке является омофоническим соединением ряда слов: «eternal (вечный), utter (в значениях «произносить» и «абсолютный»), null (пустой). Все эти слова сплетаются в имени самого ужасающего и ввергающего в благоговейный трепет лемура»[16]. Таким образом, Уттунул становится опустошенной фигурой гипернатуралистической абстракции; кибернетическим вариантом natura naturans Баруха Спинозы. Фишер проводит четкую параллель между лемурианством Берроуза и философией Спинозы, особенно его Этикой, которая, как отмечают Делёз и Гваттари, является «подлинной этикой», поскольку представляет собой исследование влияния власти и контроля на эмоции, но при этом остается в своем роде негуманистической: это исследование эмоций человеческого животного. По мнению Делёза и Гваттари, Этика Спинозы – подлинная, поскольку является исследованием в области этологии[17].
Эта смесь отсылок к постмодернистской философии и экспериментальной литературе может показаться отталкивающей, но Фишер прекрасно управлялся с переводом такого философско-поэтического языка в более удобоваримые формы для широкого круга читателя. Он пишет, что «роль теоретика» заключается не в том, чтобы что-то «осуждать» или «читать проповеди» о культуре и политике, но выступать «усилителем»[18]. И играть эту роль можно разными способами: использовать эмоциональную силу популярной культуры, чтобы оживить академические тексты; использовать интеллектуальную силу философии для придания субъективной значимости культурным объектам, которые нас окружают. Ccru разработал коллективный подход к этому процессу усиления, далеко выходящий за рамки стандартов академических исследований. Фишер, уйдя из науки, выработал и собственный метод. Тексты, собранные в данной книге, помогают показать интерес Марка к различным форматам такого «усиления», а также долговечность его исследований современного капитализма и его провалов.
В центре этих интенсивных исследований Фишера находится его опыт депрессии. Он настаивал, что депрессивность – обезличенная структура чувств, присущая многим, и хотя далеко не все могут четко обозначить источник своей тоски, многие интуитивно понимают, что мир капитализма состоит лишь из разочарований и изнурительной работы. В Приватизации стресса, к примеру, он описывает гнет и нестабильность современной системы труда, в том числе и тягостное обязательство рабочих «каждое утро в боевой готовности стоять на проходной метафорического завода»[19]. И даже когда мы не на работе или вовсе не имеем никакой работы, мы всё равно «стоим на проходной», готовые в любой момент заступить на смену, ведь ценность каждого из нас для общества измеряется главным образом работоспособностью.
Пребывая во власти капиталистических ожиданий и норм, мы впадаем в депрессию, которая «представляется чем-то неизбежным и бесконечным. Ледяные поверхности мира депрессивного человека простираются до всех мыслимых горизонтов»[20]. В итоге мы не воспринимаем свою депрессию как результат воздействия внешних сил, а приватизируем и вбираем ее в себя, укрепляя капиталистический реализм в роли «идеального капкана», из которого ни индивид, ни коллектив не видят никакой надежды сбежать[21].
Фишер всегда яростно критиковал такое положение дел, но сам не обладал неуязвимостью: он писал, что буквально «ни на что не годен»[22]. Сегодня это высказывание остро пронзает сердце, ведь признание ценности работы Марка лишь растет по всему миру. Но не стоит ли здесь поставить под сомнение предельно персонифицированный характер капиталистической «формы стоимости»? Для кого именно ценны труды Фишера? Для него самого? Только для контркультуры? Или, как ни абсурдно, для капитализма? Мы сталкиваемся с парадоксом популярного модернизма в творчестве самого Марка: он горел желанием оказать влияние на культуру капиталистического реализма и одновременно отказывался подчиняться ее ожиданиям.
В то время как Фишер пытался вырваться из прекарности фриланса, так и не найдя постоянного и надежного дома за пределами своего блога, он продолжал ставить под сомнение эмансипаторные обещания киберпространства, указывая на то, как всё более неправдоподобно они звучат на фоне подъема социальных сетей. Именно это делает блог Фишера еще более актуальным сегодня. Читатели k-punk, онлайн или теперь в печатном виде, получают возможность взглянуть на период истории интернета, который, скорее всего, никогда больше не повторится. Дискурсивное многоголосье блогосферы, центральным узлом которой для многих был k-punk, замолкло под гнетом цифрового энергетического вампира – сегодняшних социальных сетей: информация, которую мы сами же производим, становится топливом для капиталистического безумия, укрепляющего в нас ощущение фрустрации, подавленной энергии, затора. Парадокс, который Фишер рассматривал и как препятствие, и как возможность, остается актуальным для всех нас. Его пример удачного, хоть и краткосрочного побега от этой неразрешимости всё еще может дать нам надежду на новые способы существования в сети.
Стоит отметить, что, хотя Фишер твердо верил в уникальные возможности киберпространства и новых коммуникативных технологий, в один момент он почувствовал, что власть блогов заканчивается, и эта перемена еще больше усложняет контекст, в котором теперь следует понимать его интернет-публикации. Например, в 2016 году он писал о том, что наше нынешнее положение «в плену сенсорного экрана» было до боли предсказуемым и, более того, было предсказано такими писателями, как Жан Бодрийяр, который задолго до изобретения интернета предвидел наше погружение в
…великий праздник Сопричастности: ее образуют мириады стимулов, мини-тестов, бесконечно ветвящихся вопросов/ответов», приносящий с собой «богатое воображаемое контакта». Бодрийяр утверждал, что в этой «культуре тактильной коммуникации» мы проходим путь «от ультиматума – к побуждающей заботе, от императива пассивности – к моделям, изначально построенным на „активном ответе“ субъекта, на его вовлеченности, „игровой“ сопричастности и т. д., тяготея к созданию тотальной модели окружающей среды, состоящей из непрестанных спонтанных ответов, радостных обратных связей и многонаправленных контактов [23].
Фишер видел, как предсказание Бодрийяра стало реальностью в «мире сенсорных экранов Facebook, Instagram и Twitter», где гражданам не приказывают стать частью капиталистической среды, но скорее «приглашают к участию», поскольку капиталистический реализм интегрирован в коммуникативные технологии через логику магического волюнтаризма [24].
Одно из самых спорных эссе Фишера, Покидая вампирский замок, подробно описывает, как пребывание в этом плену влияет на человеческое животное в XXI веке: «привычное для левого онлайн-дискурса парализующее чувство вины и недоверия, нависающее над твиттером, словно едкий, душный дым»[25]. Вампирский замок (название, данное Фишером ландшафту социальных сетей, в котором доминируют «спорные мнения» и бродят кусачие тролли) становится пространством, где пользователи бесплатно трудятся на благо капитализма, полагая, что «капитал позволил им процветать, потому что они служат его интересам» (интересам разрушения классового сознания), и прикидываясь собранием граждан, где царит атмосфера свободы слова и открытого распространения критической энергии[26]. Но в этом пространстве левые лишь грызутся друг с другом, отмечает Фишер, поскольку коммуникация принята за самоцель, а критика оказывается направлена внутрь себя, а не на материальные структуры внешнего мира.
После того как Илон Маск купил Twitter (нынешний X), ситуация, кажется, вновь изменилась: многие из нас теперь замечают, как социальные сети в конечном итоге обслуживают интересы элит, ограничивающих свободу слова во имя приумножения самой этой свободы. В нынешней ситуации мы гораздо острее ощущаем, что нас стравливают друг с другом, в то время как репосты и ретвиты ни капли не помогают нам влиять на материальные условия наших жизней, на которые мы так хорошо научились жаловаться.
Мы оказываемся в плену очередного парадокса. Фишер верил, что мы должны воспользоваться своим новоприобретенным умением «развенчивать и критиковать» в новых контекстах, где сможем более эффективно противостоять «магическому механизму» коммуникативного капитализма, «где любые изменения системы ведут лишь к ее усилению» [27]. Он пишет:
Это значит, что обещания капитала, которые он не может исполнить, следует принимать всерьез. Воинственная аскеза – лишь часть арсенала борьбы с либидинальной инженерией капитала. Нам придется, как сказал Фредрик Джеймисон, «отказаться от тех замещающих желаний и зависимостей, которые мы в себе взрастили, чтобы выжить в настоящем [28].
Что конкретно предполагает этот проект – остается тайной, по крайней мере в свете опубликованных работ Фишера. На момент смерти Марк работал над своей четвертой книгой – Кислотный коммунизм. Черновик введения к ней вы найдете в конце данного сборника, а предшествующие эссе представляют собой бесценный документ, позволяющий проследить ход мысли Фишера к началу работы над новой книгой [29]. Эти тексты описывают наш мир, выявляя необъятные сети «замещающих желаний», которые одновременно позволяют нам сжиться с настоящим и укрепляют наше самоуспокоенное принятие капиталистического реализма. Но обещания ранней блогосферы всё же сохраняют свой смысл. Мы живем в эпоху непрекращающейся коммуникации, которая питает не только новые идеи, но и новые методы их распространения. В наших сообществах больше эмпатии друг к другу, чем когда-либо в истории, и именно по этой причине потенциальные плоды коммуникации, коммунизации и даже коммунизма сегодня выглядят более притягательными, чем когда-либо прежде.