Вторая часть дилогии
Пролог
«Смерть, конечно, большое несчастье, но все же не самое большое, если выбирать между ней и бессмертием».
(с) Том Стоппард
Оката,147 год от начала Новой эры
Дьен
– Коня надо заменить. – Подношу шахматную фигурку к глазам и придирчиво смотрю на то место, где старое дерево обзавелось глубокими вмятинами – следами от зубов.
Понятия не имею, для чего Эри понадобилось пробовать шахматного коня на вкус. Но когда я застукал её за этим варварским занятием, она лишь невинно захлопала ресницами, вручила мне повреждённую фигурку и сказала что-то вроде «Теперь ты будешь думать обо мне каждый раз, когда откроешь свои дурацкие шахматы».
«Они не дурацкие! Сама ты дурацкая», – вспылил я в ответ, но Эри лишь улыбнулась, сжала в кулаках подол своего огромного сарафана и словно беспечная бабочка упорхнула прочь.
– Да. Коня надо заменить. – Ударив фигуркой по доске, вдруг почувствовал, что желание играть в старые дедовские шахматы в одиночестве, испарилось, поэтому взял коня из белого набора и устроил ему битву с «покусанным». Покусанный, разумеется, проиграл. Он ранен, а значит, он слабее. Да и вообще… кому он нужен такой уродливый?
Далее началась битва королев!
Ха, моего деда бы удар хватил, увидь он, что я использую его драгоценные шахматы, как фигурки для боя. А второй удар случился бы незамедлительно, услышь он, что я «обзываю» ферзя королевой.
«Ферзя называют королевой только дураки и дилетанты»! – хриплый голос деда так и звучит в голове.
«Ну и пусть! – возмущался по этому поводу я. – У каждого короля должна быть своя королева, разве не так?! Так почему я должен называть её каким-то «ферзем»?
«Дилетант! – кричал дед, тряся усами. – Прочь руки от моих шахмат, глупый мальчишка»!
Хорошо, что дед меня сейчас не видит.
Несколько лет назад его и вправду хватил удар. Где-то на окраине одного из городов-призраков во время разведывательной миссии. Уж не знаю, что такого он увидел в мёртвом городе, что сердце вмиг остановилось, но… домой лейтенанта-полковника Окатанских чёрных кинжалов вернули уже в мешке для трупов.
– А сейчас на поле боя выходит чёрная королева! – громко комментирую свои действия. – Наносит точный удар в голову, иииии… – Ударяю чёрной фигуркой по белой (что также помечена зубами Эмори), та отлетает на пол, закатывается под кухонный шкаф, а я победно объявляю: – Белая королева сбежала с поля боя! Победа достаётся чёрной королеве!
– Дьен, милый. Папа до утра на дежурстве, у арены; заменяет кого-то. Так что сходи-ка ты отнеси ему ужин, а затем можешь пойти в гости к Эмори. Она ведь вчера приглашала тебя?.. – На кухне показывается мама и, даже взгляда на меня не бросив, шагает к окну. Длинными тонкими пальцами аккуратно отодвигает занавеску в сторону и смотрит на улицу, по которой разливался густой оранжевый свет заходящего солнца.
Платье надела. Одно из своих любимых. Синее в мелкий рисунок бело-жёлтых цветов; на примулу похоже. Иногда, от нечего делать (разумеется), я выбираюсь в поле вместе с Эмори и её матерью, где и слушаю о всякого рода растениях и их полезных свойствах.
Мне нравится её мама. Она весёлая. И добрая. А ещё у неё улыбка красивая. А ещё она не такая назойливая и приставучая, как Эмори.
– Дьен? – мама выдёргивает меня из размышлений.
– Да, понял, – мямлю в ответ, складываю шахматы в коробку (белую королеву достану из-под шкафчика позже), подхватываю тряпичный мешок, внутри которого лежит контейнер с ужином для отца, и уже собираюсь двигаться к выходу, как в дверь громко трижды стучат, а спустя короткую паузу ещё дважды – тихонечко.
– Ох! – На долю секунды вижу растерянность на лице матери. Но… ей ведь не привыкать к подобным ситуациям, поэтому она быстро берёт себя в руки и вот уже спешит открывать дверь.
На пороге стоит – как я его называю, – господин Жопс. На самом деле его зовут Шопс. Он уже давно работает вместе с моей мамой. Он специалист по развитию идеалов дружбы и взаимопонимания между народами двух рас. Он – рафк. А ещё он любовник моей матери.
– Я не вовремя? – с фальшивой растерянностью во взгляде, Жопс сперва смотрит на меня, а затем на маму.
– Нет, что вы! Проходите в дом, не стойте на пороге, – суетится моя мать и как бы невзначай проверяет в порядке ли её причёска. – Дьен, милый, мы с господином Шопсом должны обсудить кое-что важное. По работе. Твоего отца я в известность поставила, не переживай, ладно? – Мама целует меня щёку и выталкивает за дверь. – Ну? Иди, твой папа наверняка проголодался. И если захочешь переночевать у Эмори, я возражать не буду; только скажи об этом папе. Пока, милый.
Дверь хлопает, а я ещё секунд тридцать стою на месте и прожигаю её глазами, представляю себе лицо господина Жопса.
– Привет, Дьен!
– Привет, липучка.
Стоило оказаться на площади, как Эмори, решив поздороваться, выпрыгнула из-за закрытой овощной лавки.
Будто я не знал, что она за мной всю дорогу от дома тащится.
– К отцу идёшь? – шагает рядом и так счастливо улыбается, словно у неё сегодня лучший день в жизни.
– Ага, – отвечаю, упрямо глядя перед собой.
– У вас гости?
– Ага.
Регулярные и всегда желанные.
Папа ничего не знает о том, что его жена связалась с рафком. Думаю, даже не подозревает, – мой отец самый большой в этом мире простачок. Добряк и просто хороший человек, – так говорят о нём многие. А мама раньше говорила, что у её мужа самое доброе сердце. И всё в нашей семье было замечательно, пока не появился этот чёртов Жопс!
Я лично застукал их, когда тот расстёгивал пуговицы на мамином платье, прилипнув своими мерзкими вонючими губищами к её шее. Мне уже одиннадцать! И я отлично знаю, чем это они там занимались! Фу… чуть не вырвало тогда. Но поплакать было важнее, поэтому сбежал на старую ферму и просидел на чердаке курятника до самого рассвета. Тогда и принял решение ничего не говорить папе, ведь это способно окончательно разрушить нашу семью, испортить репутацию матери, а отца сделать жалким и никчёмным в глазах окатанцев. А с ним я точно не могу так поступить. Да и не хочу, не могу допустить, чтобы наша семья была разрушена из-за какого-то красноглазого Жопса!
Мама просто не понимает, что не нужна ему! Он – рафк! А все рафки считают себя высшими существами! Люди для них – материал для сотворения новых рафков, а иногда – игрушки, развлечение, ведь порой бессмертным так скучно живётся.
Бесят…
– Эй! – хватаю Эри за локоть, прежде чем она, запутавшись в собственных ногах, успевает проехаться животом по земле.
– Ой, спасибо, – улыбается, а щёки румянец заливает.
Девчонки…
– На ровном месте спотыкаешься, – ворчу, отведя взгляд. – Какая же ты…
– И какая же я?
– Неуклюжая! Вот какая! – выпаливаю. – И маленькая ещё, чтобы в такое время по городу гулять. – Беру её за руку и веду за собой.
– Мне уже семь! Я не маленькая! – обиженно протягивает, а я не сдерживаю смеха, бросая на неё весёлый взгляд в стиле «Ага, как же». – И я не одна. Я с тобой, – добавляет.
– Ну… разве что, – поразмыслив, заключаю. – Со мной это да… безопасно конечно.
Ладошка Эри ещё крепче сжимает мою, а улыбка становится шире.
Вот смотрю на неё порой и думаю: «Чего везде за мной тягается»?.. А как представлю, что прекращает всё это дело, так аж… как-то не по себе становится. Хоть и приставучая девчонка, но «своя» уже, привык я к ней.
– Куда мы идём? – спрашивает спустя паузу.
– К арене. Отец сегодня всю ночь будет мортов сторожить.
– А можно нам бой будет завтра посмотреть?
Хмуро гляжу на Эри и раздумываю, как бы ей помягче ответить…
– Нас не пустят. – И это правда. – К тому же, не думаю, что тебе понравится это зрелище.
– Откуда знаешь, если и сам там не был?
– Я… я… – Вот вечно она так! Забрасывает своими вопросами и с мысли сбивает. – Я просто знаю, поняла?
– Ага. Поняла, – и вновь улыбается.
Как-то раз мне удалось подсмотреть бой. Ничего более кровожадного я в жизни не видел; так что и Эри это ни к чему. А ещё страшнее стало, когда представил, как наши солдаты против мортов за периметром выступают. На арене-то создания эти друг против друга сражаются, а там…
Зато я понял, почему отец не хочет продвигаться дальше по службе, – просто и сам смотреть на весь этот ужас не желает. Говорит, что его более чем устраивает быть в городском патруле. Работа спокойная, непыльная, и, главное, без крови. Ходишь себе, улицы патрулируешь, детишек по домам разгоняешь, да смотришь, чтобы везде порядок был. Оката – спокойный город. На патрулирование территории обычно больше 2-3 отрядов не отправляют. Другое дело – в Тантуме. Вот там, как говорит отец, всяких ужасов насмотреться можно. Особенно в разгар Кровавого сезона, когда на улицах толпы приезжих, десятки рафков, а ещё больше тех, кто просто-напросто недоволен исходом боя.
– Здравствуй, сын! – завидев меня, улыбается отец и машет рукой. – О, Эмори! Рад и тебя видеть, малышка! А ты похорошела.
– Но мы только вчера с вами виделись, – бровки Эри хмурятся.
– Вот я и говорю, – смеётся отец, ероша Эмори волосы, – всего день прошёл, а ты так похорошела! Завидная же невеста у моего сынка.
– Она мне не невеста, – цежу сквозь зубы, а Эри тут же добавляет:
– Это пока что.
Не собираюсь спорить. Бессмысленно. Таких упрямиц, как Эри ещё поискать надо.
Отец делится с нами хлебом, и мы опускаемся на землю прямо у ворот на ограждённую территорию. За них нас не пустят. Да и отца тоже. Его обязанность – вести журнал посещений (если посетители вообще конечно будут), ну, и смотреть, чтобы любопытная ребятня не надумала через забор перелезть, чтобы заглянуть в палатки, где уже находятся клетки с мортами внутри.
– Охраны маловато как-то, – прожевав кусок хлеба, киваю на палатки, рядом с которыми кружат всего двое вооружённых бойцов.
– С минуты на минуту отряд прибудет, – отвечает отец. – Ещё одного бойца из Эргастула перевозят. Так что вы давайте, это, дожёвывайте и по домам.
– Я не пойду домой, – утыкаюсь взглядом в землю и с такой силой сжимаю в кулаке хлебную корку, что костяшки пальцев белеют.
– Это ещё что за новости?
– Я сегодня у Эри переночую. Мама… она разрешила. У неё там какая-то работа с Жопсом.
– С господином Шопсом, – с нажимом поправляет отец, и я встречаюсь с ним взглядами.
На какую-то долю секунды вижу обиду, боль и разочарование в его глазах, и вот уже начинаю подумывать, что отец может подозревать об изменах матери, как тут на его губах вновь расцветает добрая улыбка, а взгляд наполняется теплотой.
– Мы с мамой тебя очень любим, Дьен. Ты ведь знаешь это? – Мягко опускает ладонь мне на плечо и несколько раз похлопывает.
– И для чего ты мне это говоришь? – изо всех сил борюсь с проклятым жжением в глазах.
– Для того, чтобы ты помнил, сынок: что бы ни случилось, мы с мамой всегда будем очень любить тебя и гордиться нашим мальчиком.
Хотелось фыркнуть, но я сдержался.
Раздался тяжёлый вздох отца, и его вторая ладонь упала мне на плечо.
– Думаю, пришло время серьёзно поговорить, Дьен, – он строго заглянул мне в глаза, но на его губах по-прежнему играла добрая улыбка. – Обещаю, что мы сделаем это завтра утром. Я, ты и мама. За завтраком. Хорошо?..
В тот момент я задумался: а что, если спасать уже нечего?.. Что если наша семья уже давно развалилась, все всё знают друг о друге, но ради меня продолжают делать вид, что ничего плохого не случилось?..
И как долго они собираются притворяться?..
В тот поздний вечер, проводив Эри до дома, я не переступил его порог. Заверил, что со мной всё будет в порядке, и я не собираюсь натворить глупостей, которые она уже успела себе нафантазировать. Я даже потрепал её по волосам, чтобы успокоить. А когда дверь дома Эри закрылась за её спиной, я поспешил обратно, – к арене. К отцу, с которым собирался поговорить, как мужчина с мужчиной. И не завтра, а уже сегодня. Потому что мне это было необходимо! Я собирался выяснить, что происходит между ним и мамой на самом деле, и неужели эти двое настолько большие идиоты, что забыли о клятве, которую дали друг другу?..
А как же… любить до конца дней своих?..
Я, правда, не понимал, как можно нарушить данное обещание.
Но разговора с отцом в тот вечер так и не состоялось. Как и не состоялось на утро за завтраком, днём позже, или через неделю, через год… Говорить просто-напросто было не с кем. Моего отца в тот вечер не стало.
Когда я вернулся к ограждению, у ворот отца не оказалось, а у палаток творилась такая суматоха, что сомневаться не приходилось – случилось нечто ужасное.
Кровь была везде… Внутренности, куски плоти… Оторванная голова.
Голова моего отца.
Его застывшие глаза смотрели на меня в момент, когда я, словно находясь под каким-то страшным гипнозом, вышел из укрытия и поднял её с земли.
Не помню, что происходило дальше. Кажется, я потерял сознание, а Эмори сказал, что меня вырубили ударом по затылку, ведь так звучало круче, но, в любом случае, я так и не смог увидеть лицо убийцы моего отца.
Позже матери сообщили, что морт, которого перевозили к арене из Эргастула, сумел выбраться из клетки и напал на отряд. По официальной версии, виной всему стала халатность; кто-то просто плохо закрыл замок. Кто-то просто плохо выполнил свою работу. А кто-то просто оказался не в то время и не в том месте.
«Дело случая», – так сказали многие. Ведь мой отец обычный патрульный. Даже не охрана Эргастула. И он никогда никого не убивал.
А ещё всему виной стало его слишком «доброе» сердце и глупая вера в байки, которые рассказывают такие же глупые люди! Байки о том, что морты якобы умеют видеть человеческие души. Байки о том, что морты якобы никогда и ни за что не причинят вред доброму и честному человеку.
Чушь!
Мой отец был лучшим человеком из всех, кого я только знал! И эта тварь… вырвавшаяся из клетки, даже не подумала его пощадить! Разорвала на куски… Безжалостно. Сперва конвоира, а затем моего отца, поспешившего на подмогу. Транквилизатор слишком поздно вырубил это животное.
Говорят, мой отец закрыл своей грудью другого солдата, – ещё совсем молодого парня.
Говорят, морт на несколько секунд остановился, прежде чем нанести первый удар точно в голову.
Говорят, мой отец даже вооружиться ничем не удосужился.
Говорят, он даже улыбался этому уроду, призывая к разуму, прося остановиться.
Вера в лучшее его погубила.
Вера в милосердие тварей, у которых нет души!
***
Мои подозрения оказались верными – отец и мать давно уже разошлись. Они просто сожительствовали и только ради меня продолжали «играть» в семью. Словно я маленький глупый ребёнок!
После смерти отца, мать продержалась почти четыре месяца, прежде чем решилась на серьёзный разговор со мной. По правде говоря, половину её слов я пропустил мимо ушей. Мне хватило фразы: «Пойми, милый, я не отказываюсь от тебя! Я просто не могу так больше жить!», после чего я принялся мысленно напевать мотивчик старой детской песенки, что так часто любит исполнять Эмори.
В тот день, когда мама уехала из Окаты в Брэван к своему долбаному возлюбленному Жопсу, я всерьёз задумался над тем, кого же должен ненавидеть больше: рафков, мортов, или свою мать.
По вине первого разрушилась моя семья. А по вине второго не стало моего отца. Впрочем, и матери моей как таковой не стало (по её же желанию), выходит… я должен презирать всех троих?..
– Нельзя судить о расе лишь по одному её представителю, – с умным видом сказала мне Эри, делясь печеньем, что испекла её мама. – Люди тоже разные. Есть хорошие, а есть плохие. Так и морты, и рафки… тоже разные.
– Плевать. Ненавижу их всех, – ответил я ей, запихивая в рот очередное печенье и без особого интереса разглядывая стены моей новой комнаты. Комнаты, которая станет моим новым домом.
Вот за той стеной находится кухня. А вон за той – комната Эри. Теперь мы будем соседями.
– А меня? – с круглыми, как две пуговицы, глазами Эри заглянула мне в лицо.
Я фыркнул:
– Что, – тебя? Ты тут вообще причём? Ты же мне ничего плохого не сделала.
– Тогда люби меня, – просто пожала плечами и улыбнулась. – А я буду любить тебя. И никогда-никогда не предам! Честно! – Эри скрестила два своих тонких пальчика и поднесла к моему лицу, тем самым говоря «Клянусь».
А я лишь усмехнулся и покачал головой.
Я впервые усмехнулся за последние недели моей жизни.
Тогда и понял, вот он – мой якорь, что не позволяет течению унести меня к другому берегу, или попросту разбить о скалы. Девочка, что сдерживает мои эмоции, не позволяет ненависти и злобе завладеть сердцем. Что бы со мной ни случилось, Эри всегда оказывается рядом. Сидит она тихонечко, держит за руку, или же лепечет какую-нибудь ерунду. Главное – рядом. Тогда и мне легче становится.
Вот сейчас только понял это, признал. И полегчало немного.
– Я стану сильнее, – решил в одну секунду и крепко сжал ладошку Эри в своей. – Даю слово! Я стану намного-намного сильнее!
– Для чего? – улыбнулась Эри.
Ответ на этот вопрос уже был готов:
– Чтобы защищать тебя! Теперь я всегда буду защищать тебя, Эри! И никогда никому не дам в обиду, поняла?
– Никому-никому?
– Никогда-никогда. Обещаю.
***
Два года назад
Окрестности деревни Шэлман
– У мортов нет души. Что ты пытаешься доказать мне, Эри? – смотрю на неё и действительно не понимаю, к чему весь этот разговор? Разве мы не заниматься сюда пришли? Не драться учиться, а языками чесать?.. Она ведь знает, как я не люблю поднимать эту тему! Не люблю говорить о смерти отца и, уж тем более, о предательстве матери!
Но… вот же упрямая. Для чего продолжает?
– Ничего я не пытаюсь доказать, – пожимает плечами и старается как можно ласковее улыбнуться. – Я лишь хочу, чтобы тебе легче стало, вот и всё. Столько лет жить с ненавистью на сердце очень трудно, Дьен. А мне, уж прости, далеко не всё равно на твои чувства.
– С моими чувствами всё в порядке, – тяжело вздыхаю. – Может, начнём уже заниматься?
Но Эри будто и не слышит меня.
– Но, Дьен… ты не должен их всех ненавидеть, – глядит на меня умоляюще.
– Кого, – их всех? – с трудом сдерживаюсь, чтобы не вспылить. – Я не ненавижу рафков, – мне плевать на них, ведь мою мать никто не заставлял становиться одним из них, это был её осознанный выбор! В то время, когда у моего отца этого выбора не было! Отца моего никто не спросил: хочет он на тот свет, или нет!.. Чёрт… – отвожу взгляд и провожу ладонью по лицу. – Давай просто закончим этот разговор, прошу.
– Ладно. – Эри обнимает меня за плечи и целует в щеку. – Просто помни, что у тебя есть я, и ты всегда можешь на меня положиться.
– На кого ж ещё, если не на тебя, маленькая? – расслабившись, усмехаюсь, притягиваю Эри к себе и целую в висок. – Ты ведь всегда будешь рядом, правда?
– А ты сомневаешься? – Эри щипает меня за бок, и мы оба, смеясь, падаем в траву.
– Я буду вечно любить тебя, Лисёнок, – заглядываю ей в глаза и мягко целую в губы.
– А я ещё дольше, – отвечает, целуя меня в ответ.
***
Оказалось, «вечность» – это не так уж и долго.
Глава 1
*Радио-апокалипсис*
*Зомби-волна *
Track # 1
IC3PEAK – «Monster IC3PEAK»
Сообщение: Чудовища Новой эры».
***
Оката
Эргастул
Судя по тому, сколько раз открывалась дверь камеры, и на пол ставился железный поднос с едой, прошло уже три дня с момента, когда моя жизнь на земле закончилась, и началось существование в Аду.
Первый день моего заточения в Эргастуле прошёл как в тумане. Я слабо понимала, что происходит, где нахожусь, а недавние события в городе-призраке казались выдуманными, будто искусственно созданными в памяти. Словно в голове сработал некий защитный барьер, ограждающий от реальности, напрасно питающий меня надеждой, что этого… что всего этого попросту не было.
Что я не стала пленницей у собственного народа.
Что Килиан не стал рабом. Снова.
А Дьен не превратился в чудовище, в глазах которого не осталось ничего от Дьена, которого я знала раньше.
Никогда не забуду… этот его новый взгляд.
Никогда не забуду… с каким омерзением он на меня смотрел. Так не смотрят на друга, который стал предателем. Так не смотрят на любимую, которая предпочла ему другого. Так смотрят на жирного полураздавленного червя, который не вызывает ничего, кроме жгучего омерзения. Червяк, который даже смерти не заслуживает, потому что об него жалко пачкать подошву ботинка!
Пусть мучается… Пусть сам подыхает… Жалкий, вонючий червь.
Второй день стал для меня ещё хуже предыдущего. Потому что «блок» отключился, и в сознание начали проникать звуки: голоса, стук ботинок, басистый смех охранников, крики, стоны, и, самое невыносимое – протяжные женские вопли вперемешку с рыданиями.
Забившись в угол тесной камеры, изо всех сил зажимала уши руками. Трясла головой, пыталась заглушить звуки собственным хриплым стоном… В итоге сдалась. Упала на пол, обхватила колени руками, прижала к груди и долго беззвучно плакала, жалея себя… Жалея за то, во что собственными руками превратила свою жизнь.
А на следующий день была самой себе противна.
Слабая.
Жалкая.
Глупая.
И мне стало стыдно. Перед отцом, перед матерью, перед самой собой.
Сдаться решила?
Бороться надоело?
Силы больше нет? Желания? Надежды?..
Да… сдаться всегда проще.
Ведь «сдаться» – единственный выход, который у тебя всегда будет, который у тебя никто не отнимет. Возможность сдаться есть всегда. А найти в себе смелость, чтобы бороться дальше, может далеко не каждый.
Когда нет ради чего.
Когда нет… ради кого.
Когда у тебя ничего не осталось.
– Я всё ещё у тебя в долгу…
Вздрагиваю и одновременно распахиваю глаза.
– Я всё ещё у тебя в долгу, Эмори…
– Килиан… – срывается с губ надломленным шёпотом, и я так резко оборачиваюсь, что не удерживаю равновесие и ударяюсь ладонями о грубый каменный пол.
Ищу его в непроглядной темноте.
Два горящих неоном глаза вспыхивают совсем близко…
Моё дыхание обрывается на судорожном вдохе…
Тяну к нему руку…
Тянусь к нему всем телом…
Но…
Его глаза гаснут.
Тьма вновь окутывает меня, хватает за горло ледяными пальцами, и я ударяюсь коленями о каменный пол, даже не пытаясь сдерживать новый приступ рыданий.
Мне кажется.
Всё это мне просто кажется…
– Однажды… я отдам тебе этот долг.
Всё ещё слышу его голос.
Словно Килиан здесь, совсем рядом, только руку протяни.
Я сошла с ума?
Боже… я действительно сошла с ума.
«Я не могу оставить тебя одну… Я не могу оставить тебя одну»… – как на повторе звучат в голове слова. Его слова. Слова, сказанные мне однажды.
– Почему? – спрашиваю у пустоты. До боли впиваюсь пальцами в острые камни. – Почемууу?.. Почемууу?!
«Потому что одна ты не справишься…»
– Потому что одна ты не справишься, – вторю воспоминаниям. Таким живым. Болезненным.
Настоящим.
Разворачиваюсь и ползу в сторону двери.
«Я не могу оставить тебя одну…»
Наощупь нахожу поднос, по которому размазана холодная липкая каша…
«Потому что одна ты не справишься…»
…и через силу начинаю запихивать её себе в рот.
Потому что мне нужны силы.
Потому что я не должна сдаваться.
Потому что это ещё не конец.
Потому что… я не одна.
Я не одна! Ещё нет!
***
Эргастул
День четвёртый
Я не могу спать. Сознание балансирует где-то между сном и реальностью; что-то не пускает, не позволяет окончательно провалиться в заветную пустоту и хоть какое-то время не слышать женских криков, стонов. Безразличия в смехе охраны Эргастула.
А когда удаётся хоть немножечко задремать, – попасть в Инфинит не выходит. Понимаю это по тому, какими несвязными и безликими приходят ко мне сновидения. Вижу их отрывками, смазанными кадрами, вырванными из прошлого, и совершенно точно не могу ими управлять. А значит – это не Инфинит. Это обычный кошмарный сон, в котором нет настоящего Килиана.
Звучит лязг засова, и я приоткрываю свинцовые веки одновременно с тем, как открывается дверь моей камеры. По зрению ударяет яркий свет от горящего факела, а уже спустя несколько секунд меня рывком поднимают с пола и толкают к выходу.
– Ну! Шевелись!
Шатает из стороны в сторону, ноги то и дело подкашиваются, но приказываю себе держаться прямо и мысленно клянусь всем, что было мне когда-либо дорого в этом мире: если упаду, если опущу голову, если позволю коленям ударить по полу… никогда, ни за что на свете себе этого не прощу! Значит, всё было напрасно! Всё, включая испорченную репутацию бывшего главнокомандующего Чёрных кинжалов.
Один из охранников связывает мои запястья толстой верёвкой. Второй снова толкает в спину.
– Куда меня ведут? – хриплю едва слышно, не без труда передвигая ногами по узкому, тускло-освещённому факелами коридору Эргастула.
Отвечают мне лишь раздражённым фырканьем и очередным толчком в спину.
– Куда… меня ведут? – повторяю громче. – Куда?
– Может кляп? – тяжёлый вздох охранника сзади.
– Не было приказа, – отвечает второй. И я знаю этот голос. Я знаю, кому этот голос принадлежит.
Наверное, стоило бы попросить у лопоухого Брэдли прощение за то, что вырубила его рукояткой его же пистолета… Как и за то, что воспользовалась им, бросила без сознания на дороге к блокпосту, а ещё угнала грузовик…
Наверное, стоило бы и с переводом в другое крыло поздравить. Если, конечно, с этим вообще можно поздравлять… В южном крыле, где содержатся ставки на бои, работа хоть и не такая грязная, как в том, где находятся бойцы, но всё же перевод сюда подобен разжалованию. А в таком случае, наверное, и за это стоило бы извиниться.
Вот только зачем Брэдли это нужно?..
Меня приводят в небольшое помещение, очень похожее на кабинет Лайзы в северном крыле, так что сомневаться не приходится – я здесь для осмотра.
Замена Лайзы – мужчина лет пятидесяти, лицо которого хочется сравнить с крысиной мордой; или с упырём, – бегло оглядев меня с ног до головы, приказал охране снять с меня всё грязное барахло и отправить за ширму. А я даже сопротивляться не стала. Какой смысл тратить остатки сил на заведомо проигранную битву?.. Однако, стоит отдать Брэдли должное: снимая с меня рубашку он хоть и с залитым краской лицом, но старался смотреть куда угодно, только не на моё обнажённое тело.
А зря. Можно было бы счесть это компенсацией за весь причинённый мною ущерб. Ведь я вроде как нравилась этому парню. Кажется, что миллион лет назад.
– Выглядишь дерьмово конечно, – закончив «лапать» моё дрожащее от холода тело, доктор Упырь легонько похлопал меня по щеке и адресовал сколькую, до ужаса неприятную улыбку, продемонстрировав отсутствие верхнего клыка. – Но ничего, ко дню боя поставим тебя на ноги, лапушка. Это я тебе обещаю.
Что?..
Ко дню… К какому дню?..
– В смысле?.. О чём вы… говорите? – Мозг начинает лихорадить.
– Надень на неё вот это, – игнорируя меня, доктор вручает Брэдли что-то похожее на огромную ночную сорочку, – а потом под капельницу. Прокапается и будет, как…
– Эй! – вкладываю все силы в голос, перебивая. – Какой бой? О каком бое вы говорите?!
– Ооо… голосок прорезался? – доктор хрюкающе усмехается и бросает на меня повеселённый взгляд, сдвинув очки на кончик длинного носа. – Выходит, недооценил я лапушку?
– О каком бое идёт речь?! – карканьем вырывается у меня изо рта. Тело, будто работая на автомате, делает рывок вперёд, но дорогу мне тут же преграждает Брэдли, с силой обхватывая за предплечья.
– Отпустииии! – рычу, сквозь сжатые зубы, пытаясь вырваться. Для чего? Да понятия не имею!
– Не дёргайся, дура, – шипит на ухо Брэдли. – Только хуже себе сделаешь.
– Послушай парнишку, – кивает на Брэдли доктор, – дело говорит.
– Я знаю законы! – не свожу требовательного взгляда с этого мерзкого скалящегося упыря в белом халате. – И по закону меня сейчас не должно быть здесь! Меня должны судить при полном совете Верховных намалов и только потом выносить приговор! Почему я в Эргастуле?!
– Какая же ты громкая, – раздражённо вздыхает доктор Упырь. Делает шаг вперёд, и вот, я уверена, что сейчас он вновь рассмеётся мне в лицо, но вместо этого раздаётся громкий хлопок, щеку будто огнём обжигает, а голова от силы удара круто разворачивается в сторону.
– Предупреждал же, – с укором шепчет Брэдли.
– Мелкая, грязная сучка, на кого пасть разеваешь?! Кляп ей в рот засунь! – отдаёт приказ доктор, потирая ладонь, которой влепил мне пощечину. – И на кушетку её. А, да! Пристегнуть не забудь.
– Понял.
– Раз понял, то шевелись давай! Вернусь через две минуты.
Брэдли набрасывает на меня огромную ночную сорочку, пахнущую дезинфицирующим средством, пристёгивает ремнями к кушетке, делает кляп из рукава моей грязной рубашки и, напоследок подарив мне взгляд в стиле «Сама виновата», направляется к выходу. Но вдруг останавливается, проверяет нет ли кого за дверью, в том числе и доктора Упыря, и после тяжёлого вздоха сообщает:
– Суд уже был. Тебя без допроса признали виновной по всем пунктам. Совершённые преступления слишком тяжкие, да и… оспаривать их никто даже не пытался; ещё не хватало соучастником стать.
Вновь вздыхает. Чешет затылок, взмахивает рукой, будто плевать на всё хотел, и уже переступает порог, как вдруг вновь останавливается и, явно совершенно того не желая, решает добавить:
– Намал Ури предложил приговорить тебя и твоего уродца к исключительной мере наказания прямо на площади, на глазах у всех Окатанцев. Говорят, что остальные проголосовали За. Так что… если бы Лафлёр не вмешался и не предложил совету нечто более интересное и зрелищное, уже сегодня ты бы лишилась головы. Даже не знаю, если честно… Возможно, так бы оно и к лучшему было. – Пожимает плечами. – Тебе решать: благодарить Лафлёра, или проклинать. С одной стороны, он твою смерть отсрочил, а с другой… медвежья услуга какая-то получилась. Стать ставкой на бой одного из чернокровных уродов; даже не знаю, что хуже, Эмори. Тебя не просто казнят за измену… тебя разорвёт на части свора голодных псов, как самого настоящего врага человечества! Ведь Д-88 в этот раз ни за что не выиграть, как бы он ни старался. Что за взгляд?.. Почему я так в этом уверен?.. Да потому что в этот раз, всё, что нужно намалам – это показательно-поучительное представление, в конце которого двоих преступников, так или иначе, ждёт суровое наказание. Лучше и придумать было нельзя. Надо отдать Лафлёру должное за сообразительность; в Окату уже съезжаются зрители со всего Альтури, а арену расширяют. Так и слышу это: «На арене восставший из мёртвых морт! И его ставка – предательница своего народа, позор человечества, дочь бывшего главнокомандующего Чёрных кинжалов!»… Знаешь, что мой отец сказал, когда узнал о том, с кем ты сбежала?.. Он сказал: хорошо, что отец этой идиотки уже мёртв. Потому как будь он жив… его сердце разорвалось бы от позора за родную дочь.
***
День пятый
Эргастул
– Эй! Эй, там, я знаю, ты слышишь меня! Не притворяйся глухим! – Вот уже минут десять пытаюсь добиться ответной реакции от охранника за дверью, по которой вовсю тарабаню кулаками.