Глава первая, в которой совершаются подвиги во имя прекрасной девы
Пещера горного дракона – лабиринт со множеством входов и отнорков. Говорят, блуждать в нем, не находя пути к солнцу, можно до самой смерти. Впрочем, вероятнее всего, она все равно будет быстрой. Не каждый самый отчаянный храбрец решится войти в эти пещеры. А уж встретиться лицом к лицу с их чудовищным обитателем…
Отваги тому, кто крался по каменному проходу, было не занимать. Михайла, старшой особого отряда богатырей специального назначения из Тридевятого царства, не раз сражался с самыми жуткими и чудовищными тварями этого мира. И всегда выходил победителем. Однако сейчас кровь героя холодела в жилах от сознания того, что предстоит.
Это раздражало. Михайла привык смотреть в глаза любой опасности и не боялся никого и ничего на этом свете. Почти. Но теперь…
Еще и снаряжение это непривычное, неудобное. Мешает!
Эх, и надо ведь было взять себе именно это задание из шести! А ведь любой из богатырей готов был. Даже Святослав, самый юный в отряде, всего лишь ученик, рвался на подвиги во имя прекрасной царевны Алевтины Игнатьевны, наследницы престола и верной боевой подруги. И даже обиделся, кажется, что “самое опасное” задание старшой бесцеремонно присвоил себе.
Правда, Светика тогда же и осадили.
– Самое опасное, – вздохнул тогда мудрый Савелий, – все равно Ратмиру достанется… ему к государыне на доклад лететь!
Это было верно – колдуну предстояло сообщить государыне регенту о том, что сестрица ее отравлена. Значит, за жизнь отрядного лекаря никто теперь поручиться не может. Одна надежда – вдруг все же погодит Наина Гавриловна душить вестника до той поры, когда царевну от смертного сна разбудят. А там, глядишь, на радостях и смилостивится.
Каждый день с начала похода Михайла не переставал думать о том, как нынче дела у названых братьев, отправившихся каждый на свой подвиг. Все они – опытные воины, даже юный Светик, но беспокойства это ничуть не умаляло.
Правда, сейчас, в пещере самого опасного чудовища мира, одолеть которое еще ни одному герою не удавалось, думать точно стоило не об этом. Михайла знал, на что шел.
Ближе ко входу в пещере было сыро, высились колонны сталактитов, а по полу кое-где бежали ручейки. Однако теперь воздух становился все суше и жарче, едва не потрескивал. Даже светящийся мох на стенах попадался все реже, и приходилось ступать осторожно, нащупывая дорогу.
Значит, цель близко.
И ведь понадобился для лекарства зуб именно гигантского горного дракона! Нет бы, к примеру, Горыныча. Уж с Горынычами-то всяко б договорились! Так нет же, непременно самый жуткий их родич нужен. В Тридевятом горные драконы и вовсе не водятся – пришлось за ними в земли чужедальние ехать. И кто бы знал, чем этот подвиг великий обернется…
Впереди замаячил тусклый свет. Все верно, как ему и говорили – чародейные амулеты на стенах пещеры, гора сокровищ и чудовище, что ворочается на ней.
Михайла сделал еще один осторожный шаг – и задел ногой какой-то золотой сосуд, откатившийся от груды. Сосуд звякнул.
Чудовище подняло голову, помотало ей, разминаясь, а затем опустило, вытянув длинную гибкую шею, к полу пещеры и уставилось на богатыря.
Голова оказалась точнехонько высотой с человека, отнюдь не самого низкорослого в своем народе. Так что огромные глаза-плошки очутились как раз вровень с его глазами.
Дракон поморгал и зевнул, обдав богатыря смрадным дыханием и продемонстрировав клыки – размером с человеческую руку каждый. И лишь после этого взгляд его стал наконец осмысленным.
– П’ивет! – сказал дракон. – А ты кто?
Мужчина сглотнул, а чудовище поспешило представиться.
– А я – д’акон! – гордо сообщило оно. – А ты кто?
Михайла повел могучими плечами, тягостно вздохнул и обреченно пошевелил лопатками. За его спиной затрепетали наспех сколоченные из тонких реек и обтянутые тканью крылышки. Задумывались они как розовые, но свекольный сок оказался ядреным, так что крылышки вышли зловеще-багровыми.
Рейки предательски стукнули друг о друга и, стремясь заглушить их, Михайла снова протяжно вздохнул и сообщил печальным басом:
– А я – зубная фея…
Чудовище залупало глазами-плошками и пружинисто вскочило со своей горы сокровищ, которая тут же начала расползаться.
– У’а! – радостно завопило оно, слегка подпрыгивая и молотя в воздухе собственными крылышками – еще слишком маленькими, чтобы поднять его вес, зато вполне достаточными, чтобы богатыря едва не сносило ветром. – Как ха’ашо, что ты п’илетела! А я тебя ждал, так ждал! А ты еще п’илетишь?
Первый горный дракон, с которым Михайле удалось пообщаться, наотрез отказался от зубоврачебных процедур ради благотворительных целей. И даже на честный бой почему-то не согласился. Зато сообщил, что у него подрастает сынишка…
– П’и… тьфу, прилечу! – мрачно посулил богатырь. – Зуб давай.
Он протянул руку, на которой блеснула золотая монетка.
– А у меня т’и зуба выпало! – радостно сообщил дракончик.
– Все давай, – буркнул Михайла и полез за пазуху – добывать еще две монетки. У Ратмира в хозяйстве наверняка все сгодится. Но колдун старшому крепко должен будет!
– А ты покажешь к’ылышки? А у меня тоже есть к’ылышки! А твои к’асивые! А ты потом со мной полетаешь?
Нянчиться с детишками – пожалуй, единственное занятие в мире, что могло бы напугать неустрашимого героя. И плевать, какого эти детишки размера!
Нет уж, в следующий раз пусть сам Ратмир за своими ингредиентами… П’илетает!
*
– Верно, – она чуть наклонила голову, изучающе глядя на Савелия. – Ты справился и со второй загадкой.
Сфинкс оказался женского пола. У нее было нежное девичье лицо, длинные темные волосы и женская грудь, которую четвероногая красавица ничем не прикрывала и ничуть не смущалась. И, конечно, как и полагается сфинксу, у нее были тело львицы и огромные крылья.
Она сидела на валуне, когда-то бывшем частью крепостной стены. Давно забыли люди, что за страна здесь была когда-то и от кого оборонялись жители разрушенной древней крепости. Теперь кругом простиралась каменистая пустошь. Говорят, сфинксы любят такие руины.
Конечно же, это задание могло достаться только мудрому Савелию, большому любителю и знатоку загадок. Ведь известно, что победить сфинкса можно лишь одним способом – ответив на все его загадки. Иначе – не станет он даже сражаться, взмахнет сильными крылами да улетит. Говорят, если ответить верно на три загадки, жизнь сфинкса потеряет всякий смысл…
А еще сфинкс сразу предупредила: не ответишь хоть на одну – умрешь. В том, что ей удастся одолеть богатыря, она ничуть не сомневалась.
И к этому Савелий тоже был готов. Впервой ли ему жизнью рисковать?
За ответы же на все вопросы она обещала отдать то, за чем пришел герой. Видно, верно люди бают…
Странно, но две первые загадки сфинкса показались Савелию неожиданно простыми. И будто даже где-то когда-то он слышал их. Может, главное она приберегла напоследок?
– Слушай третью загадку. В далеком Двунаседьмом султанате есть особый зверинец… бестиарий. Там содержат в клетках монстров, чудищ и “прочих разных уродов, природе противных”. Так говорят хозяева. На одной из клеток в этом зверинце когда-то висела табличка. В ней просили гостей не делать кое-чего, что ты, герой, неплохо умеешь. Ответь мне – кто сидел в этой клетке.
Савелий на мгновение прикрыл глаза, чуть приподняв уголки губ.
Он много чего умеет. Сражаться на любом оружии или вовсе без оного. Побеждать. Совершать подвиги. Спасать тех, кто попал в беду. Идти или скакать верхом сутками напролет. Печь восхитительные пироги с зайчатиной. Давать всем вокруг мудрые советы, которым, конечно, никто не следует…
Да и завоевывать сердца непобедимых дев ему не впервой.
А еще он умеет разгадывать загадки.
И это единственное его умение, о котором точно знает сфинкс.
– Ты, – просто произнес Савелий. – В этой клетке была ты.
– Верно, – сфинкс оскалилась. – Они боялись, что если вдруг кто ответит на три мои загадки, ценный зверь умрет на месте… глупые люди. Что ж… ты не глуп. И достоин. Надеюсь, твой меч достаточно остер? Я не хотела бы умирать… долго.
Она чуть наклонила голову к плечу и едва заметно напружинила передние лапы.
Савелий, будто отразив ее движение, тоже слегка наклонил голову.
– Остер. Но я не стану его обнажать.
– Что ж так? – сфинкс смотрела на богатыря, чуть прищурившись. Ровно в самую душу заглядывала. – Разве тебе не нужно больше мое сердце? Ты не хочешь исцелить спящую деву?
– Хочу. Нужно. Но не стану.
– Неужто ждешь, что я сама вырву себе сердце? – прекрасное лицо чудовищной девы помрачнело, а когти удлинились, впившись в камень и оставляя на нем царапины.
Савелий лишь покачал головой.
Одно он знал совершенно точно: нельзя исцелить от смерти – другой смертью. Не бывает зла для благих целей.
А еще он помнил рассказы Ратмира. Колдун уверял, что в хранилищах академии при Городе-у-Моря были все нужные ему ингредиенты. Да и в рецептах зелий сердце сфинкса порой попадалось – по его же словам. Ингредиент этот считался крайне редким и особо ценным, зато и магические свойства у него необыкновенные.
Каждый чародей, окончивший академию, дает магическую клятву не творить зла своим колдовством.
Савелий, отправляясь в путь, нарочно попросил Ратмира зачитать ему эту клятву. Конечно, тот помнил. Маги клялись не только не убивать сами, но и не потакать злу, ни делом, ни словом.
А это может означать только одно. Попросту не могло быть в хранилищах академии такого предмета, для добычи которого понадобилось убивать ни в чем не повинное разумное существо. И в книгах, разрешенных студентам, хранящихся в библиотеке академии, такой ингредиент упоминаться никак не мог. Ни один дипломированный маг не смог бы не только убить сфинкса сам, но и нанять кого-то для такого черного дела.
А значит, добыть то, что называют сердцем сфинкса, очень сложно – но для этого не нужно никого убивать.
И еще это значит, что на самом деле у сфинкса вовсе не три загадки.
– Сердце девы не отнимают силой, – произнес наконец Савелий.
Четвероногая дева озадаченно моргнула, а потом вдруг, откинув голову и хлопая крыльями, весело рассмеялась.
– Молодец! – сказала она наконец. – Справился.
– А что бы было, если бы я обнажил меч? – Савелию и в самом деле было интересно.
– Я бы тебя растерзала, – просто сообщила сфинкс, пожав плечами.
Она поднялась на своем камне и чуть отступила назад. Там, где только что покоились ее передние лапы – как раз возле царапин от когтей – обнаружился небольшой ярко-красный камешек.
– Его называют сердцем сфинкса, – кивнула она. – И его нельзя ни украсть, ни отнять силой – только получить в дар. Если каким-то чудом убить настоящего хозяина сердца, оно просто развеется. Каждый из нас создает такой из собственной магии. Чем древнее и мудрее сфинкс, тем больше его камень. Ты можешь взять его – ты честно заслужил.
Савелий сделал несколько шагов, приближаясь к валуну, осторожно протянул руку и взял камушек. “Сердце” смотрелось совершенно несерьезно – галька и галька, только и того, что красная. Впрочем, в пальцах камешек тотчас нагрелся, а затем Савелий ощутил и легкое покалывание.
– А ты? – он поднял голову на сфинкса. – Что будешь теперь делать? Надеюсь, не убьешься с горы, как болтают?
– Как ты это себе представляешь? – кажется, она даже удивилась. А для наглядности приподняла крыло и помахал им. – Нет, конечно. Буду создавать новое сердце… и придумывать загадки. Опять. Все заново!!!
Прекрасное девичье лицо вдруг скривилось.
– Знал бы ты, как я вас, умников, ненавижу!
*
– Жучку-то купи, милок! – дед ласково беззубо улыбался, помахивая кончиком веревки. На другом конце веревки была привязана за шею мелкая лохматая собачонка, которая радостно виляла хвостом, всем своим видом демонстрируя готовность идти за новым хозяином хоть на край света.
– На кой она мне? – удивился богатырь.
Юному Святославу выпало искать корень мандрагоры. Потому что нет справедливости в этом мире. Всем настоящие подвиги достались! Кому-то вон – на дракона идти! А ученику, как всегда, в огороде копаться.
Ладно, не в огороде, а за тридевять земель. Но какая разница?! Что так, что сяк, не мечом, а лопатой махать придется.
Село расположилось на отшибе от обжитых мест, в стороне от всех дорог, и пробираться к нему было непросто. При всем том выглядело оно вполне процветающим – домики невеликие, но раскрашены яркими красками, заборы не облезлые, да и люди не хуже прочих одеты.
Говорили, что лишь жители этого села знают то место заповедное, тайное, где водится волшебная трава мандрагора. По слухам, и не всякому чужаку ту тайну открывают.
– Мандрагора – трава особая, – говорил Ратмир, напутствуя Светика. – Мозгов у нее не больше, чем у морковки. Зато, в отличие от морковки, она умеет за себя мстить. Когда ее вынимают из земли, раздается крик такой силы, что многие падают без чувств, глохнут, бывали случаи сердечных приступов. Оттого мракобесия всяческого вокруг нее немало…
Уже на окраине села решил прикупить лопату. Не в поход же с ней на плече было отправляться! Уж лучше на месте. У дедка и купил. Дедок, мелкий, как все в этих краях, да еще и скрюченный, с лысой головой и седой клочковатой бороденкой, хитро щурился.
– Дык знамо дело! – дед подергал собачонку за поводок и та неохотно тявкнула. – Этую вашу мадрахору-то завсегда непременно с собакой ищуть.
– Что – по запаху? – удивился Светик. О каком-то особом запахе мандрагоры Ратмир не рассказывал. – Она что – нарочно натаскана?
– Та неее, – дедок махнул рукой. – Чего ее искать-то… Вона… Да ты слухай, чего знающие люди бають. Чародеи-то на ту мадрахору завсегда с черной псиной ходють. Али еще козла берут черного. Потому как трава та зело злючая, а всякого, кто к ней с лопатой, она, значить, насмерть воплями ухайдакивает! Как почнет орать, так тут все вокруг замертво и попадают. Вона как. Значится, чтоб мстила не добытчику, нарочно собачонку черную и берут. Привязывают ее к той траве и бежать заставляют. Собака черная траву дергает, мадрахора собаку насмерть убивает, а чародею, значится, корешок отот волшебный и достается. О как!
Светик поморгал и даже чуть потряс головой, будто пытаясь утрясти в ней услышанное. Собака какая-то черная… козел…
Он опустил глаза на Жучку. Жучка вывалила язык и радостно вильнула хвостом.
– Так она ж рыжая.
Дед тоже покосился на собачонку и пожал плечами.
– Дык поизвелись черные-то! Нетути.
Мимо как раз пробежала выпущенная из соседней калитки черная собака. Светик с дедком проводили ее глазами.
– Нетути, значить, – ничуть не смущаясь, продолжал старый пройдоха. – А козла тебе все одно не даст никто. Та шо той траве-то – рыжая, черная, шож она, не так орать станет? Бери Жучку!
Жучку стало жалко. Вот так живешь себе, горя не знаешь, двор, может, стережешь… в охранные способности мелкой шавки, правда, не слишком верилось. А хозяин тебя вот так запросто на смерть отправляет!
Светик уже почти было решился в самом деле купить собачонку – не для добычи мандрагоры, конечно, а так… пристроить ее, может, в другом селе…
Скрип калитки прервал размышления, и из ближайшего двора выглянула дородная приземистая баба в переднике.
– Ты пошто Жучку с цепи-то свел, старый? Совсем одурел?!
Светик мысленно выдохнул. Есть кому вступиться за животину – и ладно. Ему хлопот меньше.
Баба тем временем тумаками загнала дедка во двор вместе с собакой. В последний момент спохватившись, юный богатырь все же окликнул ее до того, как калитка снова захлопнулась.
– Постой! А где мандрагору-то искать?
Надо ведь и место вызнать то самое, заповедное…
– Ась? – баба обернулась и махнула рукой через улицу. – Так у Савишны в огороде. Разрослась проклятущая! А полоть-то Савишна и боится. Отуда иди, милок, она тебе и спасибо скажет…
Отчего вдруг в голос взвыл неустрашимый герой, баба так и не поняла.
…Тем же вечером герой выезжал из села с лопатой на плече и с плотно набитой чересседельной сумкой. Уже на ходу, злобно ругаясь сквозь зубы, выковыривал из ушей хлебный мякиш.
Собаки черные… козлы… экое, в самом деле-то, мракобесие! Подумаешь тоже, орет эта волшебная морковка. А они уж сразу и насочиняли! А все отчего? Да просто все эти селяне выспаться не пробовали, когда царевна с Олешеком на два голоса храпят!
*
– И тут они все как давай рыдать! Очень слезливые оказались. А я между ними с флягой бегаю и кричу: “Вот сюда, пожалуйста! Будьте любезны!”
Акмаль повел руками, показывая, как подставлял русалкам флягу. Сама фляга – кожаная, изрядных размеров – была приторочена к седлу и многозначительно побулькивала.
Олешек только завистливо вздохнул. Дааа, кому-то вон с красавицами выпало беседы вести… пусть и с хвостатыми.
С другой стороны, оно и понятно: русалок-то из моря еще поди вымани. А выманить надо – иначе как поймешь, плачет она вообще или с нее просто так вода течет? Еще заморочить для начала хорошенько, чтоб посидела да подсохла. А там и разжалобить.
На кого ж девиц выманивать, как не Акмаля, хоть бы и хвостатых-чешуйчатых? Девки перед ним завсегда штабелями падали, всякие. Оно, конечно, засматривались-то на всех богатырей. Но чтобы так! А уж над трагической историей расставания с Гюзелью какая ж девица не разрыдается? Русалки и рыдали старательно, все четырнадцать штук. Вон, фляга полнехонька.
Самому Олешеку повезло куда как меньше.
Три богатыря встретились у кромки родного леса и ехали сейчас неторопливым шагом, обмениваясь своими историями. Спешить было некуда: остальным походы выпали в более дальние края. Михайла, небось, только добраться к тем драконам успел. Не говоря уже о Савелии – где там вообще та пустыня, кто знает?
– …Золотой вожаком оказался. Злющий, как молодой Горыныч по весне! Поначалу-то ничего, я к нему, значит, сзади подкрался, думал кинжалом срежу незаметно, да и все… а тут рядом какая-то кобыла заржала. Он возьми да обернись!
Олешек замолк, не желая рассказывать, как золотой единорог едва не забодал неустрашимого героя. Как по всему полю гонял, а целый табун белогривых кобылиц радостно ржал, за погоней наблюдаючи. Уж потешил вожак своих кобыл, ой потешил…
И ведь главное, и отбиваться никак нельзя! Не убивать же того злющего жеребца. Все ж не чудище какое зловредное, а зверь волшебный, редкостный.
Зато в конце концов герою удалось-таки, извернувшись, вскочить на единорога верхом. Правда, задом. И вцепившись в вожделенный хвост.
Кобылы, к слову, радостно ржать не перестали. Как вожак скакал волчком, высоко вскидывая задние ноги и пытаясь стряхнуть седока, им тоже понравилось. И как яростно всхрапывал, когда герой его за хвост отчаянно дергал.
На память о том поединке у Олешека осталось множество синяков по всему телу – там, куда единорог, бодаючи, доставал. Самые обидные – пониже спины. Хорошо хоть заговоренную кольчугу не пробил!
Ну и целый пучок золотой кудели, конечно. Некогда там волоски считать было!
– Вот ей-ей, лучше б ты к тем конягам пошел! – в сердцах заключил он. – У тебя с ними, копытными, всяко лучше получается.
Анжей промолчал. Он тоже считал, что с его заданием, вполне возможно, куда лучше справился бы Акмаль.
Хотя бы потому, что перо жар-птицы проще всего было не добыть – а выкрасть.
Где живут и гнездятся жар-птицы – того никто на свете не знает. Может, и вовсе на облаках где-нито.
Зато все точно знают, что жар-птицы падки на яблоки. Знаменитый яблоневый сад царя Берендея из Шестого царства они обносили подчистую. Вот и осерчал однажды царь, велел ловушек в саду понаставить, да всех вредителей и переловил.
С тех пор Шестое царство знаменито не только яблоневым царским садом, но и жар-птицами. Как оказалось, эти создания легко приручаются, если кормить их яблоками регулярно. Царский двор зимой экономит теперь на дровах, ибо терем отапливается клетками с птицами.
…Правда, сам терем пришлось на каменный перестраивать. Но царских любимиц никто не винил. Главное ведь, что не пострадал никто!
Летом только жарковато в тереме. Ну так сколько там того лета, в Шестом-то!
И кадки с водой всюду расставлены. На всякий случай!
Ясное дело, от всякой птицы в доме и пух, и перья летят. У царя Берендея все в ход идет. Хозяйственный он царь. А потому тот огненный пух и перья сенные да горничные девки в тюки собирают, а портнихи потом с ними перины да одеяла шьют. С подогревом выходят перины.
И спят на тех особых перинах – сам царь Берендей со своей царицей, да еще тридцать три его дочери.
Летом тяжко им, должно быть, спать. Да уж чего ради царского величия не потерпишь! Зато ни у кого таких больше нет.
Уж казалось бы – чего проще: столковаться с любой из тридцати трех царевен… страшны они, правда, как Михайла в гневе. Краснолицые все какие-то, будто свеклой щеки мазали, да рука дрогнула. Раз сорок дрогнула.
Ну так для дела-то… А перину потом вспороть незаметно.
Только вот Анжей сразу будто наяву вообразил, как проснется Алевтина, да как примутся богатыри наперебой рассказывать о своих подвигах… и как промолчит он один. И как спросит царевна уже у него: а ты-то какой подвиг совершил для меня, ясновельможный пан? Что ответить тогда?
Словом, пришлось честь по чести договариваться с царем Берендеем. Рассказывать ему про красавицу, мертвым сном спящую. Просить, требовать…
Как водится у хозяйственных царей, Берендей свою выгоду упускать не стал – попросил отслужить три службы. Повернуть вспять реку, сровнять с землей гору да извести морское чудище, что прибрежные поселки разоряет.
За три службы Берендей таки отжалел герою перышко. Одно.
Даже, в виде особой милости, дозволил покормить жар-птицу яблочком.
Птица оказалась с петуха размером и такая же противная. Только что хвост пышный, красивый, огненный. Яблочко она мигом выхватила, а подателя еще и в руку клюнула.
А уж когда уходил богатырь из Шестого царства, изловили его портнихи да горничные и насовали полную котомку того пера с пухом. Вздыхали при этом томно все, как одна, завидуя незнакомой спящей красавице.
Словом – скучно все вышло у Анжея. И рассказать-то царевне будет не о чем. Так… работа. Будто и не выезжал из Тридевятого никуда…
– А это еще что? – Олешек вытаращился на прозрачную, едва заметно светящуюся стену, выросшую перед ними среди деревьев.
Анжей нахмурился. Он дольше был в отряде и видел уже такое.
– Защита, – ответил вместо него Акмаль. – Нас пропустить должна. Ратмир такую ставит, когда вовсе всем до единого разъезжаться приходится…
Тронув поводья, он первым двинулся прямо на стену. Анжей с Олешеком двинулись следом, промедлив не дольше мгновения.
Стоило конским мордам прикоснуться к стене, та словно мигнула. А когда сквозь нее проходили богатыри, сверкнула – и будто молнией прошило, тряхнув, каждого. А еще миг спустя они были уже по другую сторону.
– Зверье она пропускает, кони и вовсе не чуют ничего, – пояснил снова Акмаль, обращаясь к Олешеку, совсем недавно закончившему свое ученичество.
– Странно, – Анжей продолжал сосредоточенно хмуриться. – Ратмир должен быть на месте… он ведь только на доклад к государыне собирался – и назад…
На входе в дом богатырей тряхнуло еще раз – однако войти снова удалось.
Вот только ни Ратмира, ни царевны в доме не обнаружилось.
…Царевна нашлась в итоге в каморке колдуна.
На двери висела приколотая кинжалом записка: “Осторожно! Злая мышь!”. Переглянувшись, богатыри разом пожали плечами, а стоявший ближе всех Акмаль потянул на себя ручку двери.
Чтобы тотчас же с негромким ругательством отшатнуться. Нет, Акмаль был отнюдь не робкого десятка. Просто очень уж это неожиданно – обнаружить за дверью ощеренную зеленую мышь с доброго пса размером.
Даже если тебя предупреждали.
Мышь заворчала, скалясь и переступая с лапы на лапу – точно как сторожевой пес, готовый броситься на каждого чужака, что посмеет войти на его территорию.
В глубине каморки, на длинном столе, где колдун готовил обычно свои зелья, виднелся прозрачный, будто хрустальный, короб, в котором лежала, сложив на груди руки, царевна Алевтина Игнатьевна.
Кто-то из богатырей пошевелился, и мышь, коротко рявкнув, кинулась.
Три руки впечатались в дверь одновременно, захлопывая ее.
– Ну… кажется, царевна в безопасности… – протянул Олешек.
– Да… – Анжей задумчиво почесал бровь. – Но где тогда Ратмир?
*
Наина, совсем не царственно шмыгнув носом, отвернулась от беспамятного богатыря. Хоть бы в себя пришел наконец! Вот что с ним теперь делать, что?!