© Филатов Н.А., Ширяев В.В., текст, 2024
© «Центрполиграф», 2024
Пролог
«Славный год…»
«Чтоб удачно продать,
Надо цену узнать,
А чтоб цену узнать,
Надо много читать…».
Александр Бирштейн
Время от времени адвокаты собираются в стаи.
В основном, для того, чтобы справиться с крупной и жирной добычей. Но, по общему правилу, деньги на пропитание они все-таки зарабатывают в одиночку.
– Я не занимаюсь наследственными делами.
Еще в начале месяца на улицах хозяйничал густой мороз, а потом неожиданно потеплело, и повалил мокрый снег. Населению теперь целыми днями рассказывали по телевизору о бесчисленных миллионах кубических метров, вывезенных коммунальными службами за город, однако сугробов от этого меньше не становилось. Зато начался гололед, и машины перегораживали дороги бесчисленными авариями. Пешеходы падали на тротуарах, как под огнем затаившихся снайперов – и не всегда могли потом сами подняться, так что медики в травматологических пунктах валились с ног от суеты и усталости.
В общем-то, все было, как обычно. И, как обычно, в начале второй половины зимы соотечественникам хотелось куда-нибудь к теплому морю, где солнце, и пальмы, и симпатичные загорелые люди на пляже…
– Ну, там дело такое… оно не совсем… ну, точнее, не только наследственное.
Владимиру Александровичу Виноградову не так давно пошел седьмой десяток. Посетитель, который сидел сейчас перед ним в кабинете, был намного моложе, хотя и выглядел почти ровесником адвоката. Дорогой и добротный, но плохо сидящий костюм, благородная седина на висках и тяжелая антикварная трость – при случайном знакомстве этого человека вполне можно было принять за какого-нибудь театрального критика, или профессора математики. Но, по мере общения, становилась заметна в нем некоторая избыточная суетливость и убегающий от собеседника взгляд.
– Я же говорил. Можно быть очень хорошим врачом, но невозможно работать и гинекологом, и стоматологом одновременно. У меня есть прекрасные специалисты по семейному праву, есть приличный нотариус…
Владимир Александрович потянулся за телефоном.
– Вот, могу порекомендовать…
– Она только с вами желает работать, – перебил посетитель.
– С чего бы это? – Удивился адвокат.
– Она вас знает с самой лучшей стороны.
– Откуда, интересно?
– Ну, так я же ей рассказывал…
Разумеется, у сидящего напротив человека были имя, фамилия и все прочее. Владимир Александрович прекрасно это помнил, однако почти никогда за все время знакомства мысленно не называл его иначе, как Живчик. Тем более что именно под этим прозвищем сегодняшний посетитель был известен и в закрытом обществе настоящих коллекционеров, и среди спекулянтов монетами.
Живчик имел репутацию довольно крупного дельца, а нумизматы старой школы считали его классическим коллекционером «разницы» – одним из тех, кого интересует не сама монета, а только спекулятивная прибыль, которую можно заработать на ее перепродаже. Прозвище свое Живчик получил еще в ранней молодости от того, что выпрашивал у кого-нибудь из продавцов на короткое время монету или медаль под залог, узнавал цену, – и вился ужом по всему Клубу коллекционеров. Предлагал ее всем и каждому, продавал, а если получалось дороже, то возвращал деньги продавцу, оставляя разницу себе.
Живчика настоящие нумизматы не любили и не уважали, а как-то раз, говорят, даже выставили на посмешище. В разговоре с постоянными посетителями, среди которых, по обыкновению, терся и Живчик, один из них обмолвился, что срочно ищет некую монету, и что готов заплатить за нее чуть ли три обыкновенных цены. Отправившись в очередной обход, Живчик, казалось бы, совершенно случайно наткнулся на другого коллекционера, который как раз продавал именно ту монету, которая интересовала первого. Цена им запрошена несусветная, раза в полтора выше рынка, однако жадность тогда взяла верх над осторожностью Живчика. И он, поторговавшись для порядка, едва ли не впервые в жизни, все-таки выложил за монету свои кровные доллары, чтобы ее не перехватили конкуренты. Разумеется, когда он, довольный и гордый собой, принес монету потенциальному покупателю, тот посмотрел на него с удивлением, и сообщил, что буквально вот только что ему продали только такую же, но по разумной цене. Это был такой удар и по самолюбию Живчика, и по его кошельку, что его невозможно было ни забыть, ни простить…
С того времени Живчик, конечно, значительно изменился, приобрел основательный капитал, связи, деньги, стал выглядеть очень солидно и научился вести себя в соответствии с положением – однако, от прозвища, которым его когда-то наградили коллеги, так и не избавился. Несколько лет назад адвокат Виноградов успешно защитил его по одному уголовному делу. Живчика собирались тогда привлечь за мошенничество в составе группы лиц, но потом обвинение удалось переквалифицировать на использование заведомо поддельного экспертного заключения. И почти сразу же прекратить уголовное преследование в связи с истечением сроков давности.
С профессиональной точки зрения, в самом этом деле не было ничего необычного или сложного. Но адвокат Виноградов потом еще долго любил рассказывать коллегам и приятелям, как он очень вовремя предупредил клиента о неминуемом обыске, и как они вдвоем после этого почти половину ночи выносили из его квартиры в какой-то микроавтобус четыреста килограммов золотых, серебряных и медных монет.
– И еще я сказал ей, что вы нумизмат.
– Зачем? – Владимир Александрович уже не очень понимал, как теперь ему следует реагировать на слова собеседника, да и стоит ли вообще продолжать разговор…
– Вот, она передала для вас, – Живчик сунул руку во внутренний карман пиджака. – Это задаток. Это вам, за беспокойство… ну, за время, которое вы готовы потратить на встречу и консультацию.
На рабочий стол перед Виноградовым аккуратно лег небольшой квадрат из половинок белого картона, соединенных по углам обыкновенным степлером. Сквозь большое отверстие в середине можно было разглядеть металлический круг, несколько потемневший от времени, и достаточно крупную надпись: «СЛАВНЫЙ ГОДЪ СЕЙ МИНУЛЪ, НО НЕ ПРОЙДУТЪ СОДЕЯННЫЕ ВЪ НЕМЪ ПОДВИГИ».
– Что это?
– «Славный год», – собеседник ответил так, будто этого было даже более чем достаточно. Но потом все-таки сообразил, что сидящий напротив него человек нуждается в пояснениях:
– Памятный серебряный рубль, его отчеканили в девятьсот двенадцатом году, в память столетия Отечественной войны с Наполеоном.
– Вы же прекрасно знаете, что я не интересуюсь старыми монетами, – пожал плечами Виноградов. – Зачем она мне нужна?
– Ну, я тогда могу у вас ее купить. Скажем, тысяч за пятьдесят рублей? Или даже, наверное, за тысячу долларов… или евро, – судя по всему, реакция адвоката не оказалась для Живчика неожиданностью. – Видите ли, Владимир Александрович, состояние не идеальное, и тираж был довольно большой, но, наверное, я мог бы попробовать предложить ее кому-нибудь на обмен…
Адвокат Виноградов взял монету и перевернул ее на столе. На обороте красовался двуглавый орел с императорскими коронами и со всеми положенными атрибутами власти, а под ними указан был номинал – «РУБЛЬ». По окружности шла еще какая-то надпись, но Виноградов решил прочитать ее позже.
– Симпатичная вещь. Интересная. Знаете, я, наверное, оставлю ее себе.
– Зачем? – В свою очередь, почти искренне удивился теперь уже собеседник. – Я вам даже тысячу двести дам, чисто из уважения!
– Хорошо. Договоримся. Но не сейчас. – Владимир Александрович выдвинул ящик для всяческих мелочей и убрал в него необычный задаток. – Надо ведь подготовиться к разговору с этой вашей знакомой, почитать что-нибудь в Интернете, поблагодарить…
Было заметно, что Живчик расстроился. Очень расстроился. Вероятно, в действительности серебряная монета, доставшаяся Виноградову, стоила у нумизматов намного дороже, чем он за нее собирался платить.
– Ну, воля ваша, Владимир Александрович. Только, пожалуйста, на продажу, или там, на обмен, не предлагайте ее никому, кроме меня. Непременно обманут! Да еще и в глаза посмеются над вами. Такие люди среди коллекционеров есть, сплошь и рядом – мошенники, одно слово! Ни стыда, ни совести… так вы согласны? По поводу встречи?
– Да, согласен, – кивнул адвокат. – Дайте ей телефон, или вот… передайте визитку.
В принципе, посетителю пришло время прощаться, но он отчего-то медлил:
– Эта женщина может очень хорошо заплатить.
– Понимаю, – хозяин кабинета встал из-за стола, так что собеседнику пришлось подняться вслед за ним.
– Не продешевите, Владимир Александрович! И не стесняйтесь озвучивать цену по соглашению. А еще лучше меня заранее предупредите, я ее подготовлю, что любая названная вами сумма – это разумные деньги… ну, вы понимаете? Так, чтобы всем интересно?
Живчик явно рассчитывал получить с адвоката комиссионные за хорошего денежного клиента, и тут не было ничего удивительного. Поэтому Владимир Александрович только уточнил на всякий случай:
– Десять процентов?
– Ну, побойтесь бога, надо бы прибавить! Я же ведь ее накачаю, чтобы она заплатила, сколько скажете…
– Никаких проблем. Двадцать процентов.
– Послушайте, Владимир Александрович, а что, если…
– Все. Закончили. Пойдемте, я вас провожу.
Проводив посетителя, Виноградов вернулся к себе в кабинет. Включил компьютер. Как он сказал, фамилия этой наследницы? Леверман?
Точно. Что-то давнее, смутно и мутно знакомое…
Для начала всеведущий Интернет выкатил на экран по запросу такое количество сведений, что разобраться в них у Владимира Александровича не хватило бы ни сил, ни времени, но достаточно оказалось добавить в поисковую строку слово «нумизмат», как все стало намного понятнее.
Женщина по имени Мария Леверман на страницах сетевых изданий, практически, не упоминалась. Зато ее покойный отец Леонид Борисович, судя по журналистским расследованиям прошлых лет, оставил след не только в отечественной нумизматике, но и в отечественном же криминале. Имя среди серьезных коллекционеров он сделал себе еще относительно молодым человеком, в середине семидесятых. Но тогда же, по молодости, не смог удержаться в тени, из-за чего заработал в определенных кругах небезопасную репутацию подпольного миллионера. Спустя какое-то время его, разумеется, арестовали сотрудники КГБ и отобрали в доход государства все, что нашли на квартире и даче. Срок, зато, Леонид Леверман получил относительно небольшой – в те времена за незаконные операции с валютными ценностями, к которым относились также старинные золотые и серебряные монеты, можно было присесть намного основательнее. Освободился он, вроде, условно-досрочно и почти без проблем выехал в США. Как и все тогда, через Вену. Однако Леонид Борисович, в отличие от подавляющего большинства советских эмигрантов того времени, сделал этот прекрасный город не просто промежуточным пунктом на пути дальше за океан или в государство Израиль. Вена стала на много лет местом его постоянного жительства. Именно здесь Леверман снова сделал себе имя и состояние – составлял нумизматические каталоги, консультировал аукционы монет и наград, формировал коллекции для банков. В девяностые Леонид Борисович на какое-то время вернулся в новую Россию, где, по слухам, помогал начинающим олигархам вывести и легализовать за границей капиталы через нумизматику. Занимался он, также по слухам, и контрабандой «культурных ценностей» – с кем-то что-то не поделил, попал в поле зрения организованной преступности, и через какое-то время стало известно о его скоропостижной смерти при взрыве личной автомашины.
Произошло это печальное событие давным-давно, еще во второй половине девяностых. Леонида Борисовича вместе с водителем похоронили, и никто больше об этой истории не вспоминал – что же тут удивляться, по тем временам покушения и разборки подобного рода считались настолько обыденными, что не все из них даже попадали в общероссийскую криминальную хронику…
Владимир Александрович отодвинул клавиатуру и прошелся на кухню, заваривать чай. Это было чем-то вроде его личной неписаной привилегии – пить чай или кофе у себя в кабинете, прямо на рабочем месте. Остальные коллеги и специалисты в их офисе такого безобразия себе никогда не позволяли.
Вернувшись, адвокат выдвинул ящик стола и положил перед собой монету.
Подержал. Рассмотрел. Ощутил благородную тяжесть металла. Потом опять вернулся в Интернет.
По поводу рубля «В память 100-летия Отечественной войны 1812 года» нужная и довольно подробная информация нашлась сразу же. Отчеканено его было всего 26 000 штук, и посетители нумизматических сайтов сходилось на том, что монета является одной из самых красивых, художественно изящных монет Российской Империи. Из-за незначительного тиража, напоминали опытные коллекционеры, монета очень ценится на нумизматическом рынке и у нее очень высокий потенциал роста цены. Однако повышение стоимости автоматически ведет к росту числа подделок…
Относительно текущей стоимости памятного рубля, отчеканенного в 1912 году, в Интернете писали, что по состоянию на минувший июль по оценке Национального нумизматического реестра в степени сохранности MS63 он стоит от 470 до 490 тысяч рублей.
Ай да Живчик, ай да сукин сын!
Кажется, предстоящее дело обещало стать не самым скучным.
Нельзя сказать, чтобы Владимир Александрович совсем ничего не знал про нумизматику. Как и всякий мальчик из приличной семьи, он собирал, наряду с марками и солдатиками, также монеты, которые попадались по случаю, время от времени. У него даже образовалось подобие некой «детской» коллекции, основу которой составили металлические рубли с Владимиром Ильичем Лениным и серебряный царский рубль к 300-летию дома Романовых, доставшийся по наследству от папиной мамы. Однако это было всего лишь недолгое и несерьезное хобби, ни к чему не обязывающее развлечение для души, источник мимолетных положительных эмоций. Так или иначе, интерес к монетам не перерос тогда у Виноградова ни в желание почитать специальную литературу, ни в болезненную тягу собирателя «хочу еще и еще».
В ранней юности он это дело окончательно забросил. Но даже когда повзрослел, получил первое высшее образование и начал путешествовать по миру – непременно старался оставить на память какую-то иностранную мелочь. А потом обязательно складывал не потраченные монеты в большую коробку, чтобы не вспоминать о них до следующего раза…
В общем, конечно же, адвокат Виноградов понимал, что такое аверс монеты, и чем он отличается от реверса[1] – но, при этом, вполне мог случайно сказать, будто металлические деньги «печатают», а не чеканят. Из легендарных российских рублей он читал только, пожалуй, про Константиновский, выпущенный к несостоявшейся коронации 1825 года, перед восстанием декабристов, так что в свое время непродолжительное общение с Живчиком по уголовному делу его также не обогатило глубокими познаниями в нумизматике.
Зато, когда сам он, его друзья, приятели и многочисленные сверстники, один за другим, вступили в пору пятидесятилетних юбилеев, Виноградову неожиданно кстати припомнилось детское хобби. И он стал дарить именинникам на торжество не банальные сабли, картины, косилки для дачи, или рыбацкие принадлежности – он покупал в магазинчиках для коллекционеров серебряные «полтинники» прошлого века, которые почти всегда можно было вручить виновнику торжества, сопроводив соответствующими словами и пожеланиями. Получалось оригинально, солидно и не очень дорого…
…серебряный царский рубль к 300-летию Дома Романовых…». Стр. 13
По поводу рубля «В память 100-летия Отечественной войны 1812 года»…». Стр. 13
Глава 1
«Антоныч»
«Очень рад познакомиться с вами и надеюсь, что наше знакомство будет длительным, – как говорил джентльмен, обращаясь к пятифунтовому билету».
Чарльз Диккенс. Посмертные записки Пиквикского клуба
Коллекционеры коллекционеров убивают редко.
Во всяком случае, своими руками.
Криминал в сфере торговли монетами – это преступность «белых воротничков», по большей части латентная, то есть скрытая. Это постоянный обман, который у нумизматов считается бизнесом. Постоянное столкновение интересов…
Аукцион обманывает продавца – для этого существует неисчислимое множество способов и уловок, дилер обманывает клиента. Дилер обманывает другого дилера, а тот, в свою очередь, ставит на колени эксперта и заставляет его делать липовые заключения о подлинности…. Контрабанда монет во все стороны через границу. Неуплата налогов. Незаконные банковские операции. Кредит под залог монет с многократно завышенной ценой, и еще многое, многое другое, что подпадает, или почти подпадает, под определение уголовного наказуемого мошенничества. В нумизматике точно так же, как и в других сферах «теневой» экономики, используются фирмы-однодневки, открытые на документы покойников, стариков, пьяниц, малолеток – такие подставные лица выступали и выступают, по мере необходимости, либо как добропорядочные покупатели одиночных монет, либо как владельцы огромных коллекций, выставленных на продажу.
Впрочем, бывало и по-другому.
Так, директор большого нумизматического магазина в центре города предлагал своим близким и старым знакомым пятикилограммовую золотую монету. Через несколько дней его убили. А известного коллекционера по прозвищу Парфюмер, который консультировал олигархов и крупных московских чиновников, сначала ограбили на двести тысяч прямо около клуба, где он пачки долларов совал чуть ли не в авоську, прилюдно – и через полгода опять отобрали почти столько, но уже в собственной парадной. Еще один нумизмат с женой остались инвалидами после разбойного нападения на даче…
Выявлять и расследовать преступления, связанные с нумизматикой и с нумизматами, очень сложно. Да и защиту осуществлять по таким делам без образования, опыта и специальных знаний, которых у адвоката Виноградова не было, также непросто.
По правде говоря, если не считать уголовной истории с Живчиком, вспоминался из его практики всего один подходящий случай, да и то больше двадцати лет назад. Еще совсем молодым адвокатом, по назначению, защищал Владимир Александрович милиционера из полка охраны, который вместе с напарником украл из хранилища Государственного музея две серебряные монеты времен какого-то византийского императора. Монеты выглядели, на первый взгляд, одинаковыми совершенно – хотя одна из них, по заключению эксперта, вполне тянула на хищение в особо крупном размере, а вторая не дотягивала даже до административного правонарушения. И вообще, как оказалось, самым удивительным во всем этом уголовном деле было то, что в музее вообще заметили пропажу – подзащитный потом рассказал Виноградову, что у них в милицейском полку только ленивый не таскал ничего из запасников и кладовых, и что монеты старые в музее хранятся без счету и без присмотра…
Собственно, как раз об отсутствии у себя достаточных познаний в нумизматике и собирался предупредить наследницу покойного коллекционера адвокат Виноградов, если сомнительный господин по прозванию Живчик не смог, не захотел, или не потрудился это сделать сам.
…Центр города Виноградов представлял себе очень неплохо, поэтому по пути от метро сверялся только с номерами домов. Однако вывеску магазинчика с немудреным названием «Коллекционер» вполне можно было пройти, не заметив.
– Покупаете? Продаете?
Владимир Александрович не сразу понял, что обращаются к нему. Худощавый мужчина неопределенного возраста, оказавшийся на пути адвоката, был одет так, как, на памяти Виноградова, одевались советские инженеры, когда их посылали в колхоз, или в подшефное хозяйство – Владимир Александрович, прежде всего, обратил внимание на застиранную вязаную шапку незнакомца, и на его спортивные штаны с вытянутыми коленками. И только потом перехватил очень внимательный, быстрый и цепкий взгляд незнакомца – такой взгляд, которого никогда не встречается у алкоголиков и нищих, но который нередко бывает у профессиональных карточных игроков.
– Простите?
Неожиданный собеседник заметно смутился, и все-таки еще раз уточнил:
– Что-то интересует? Вы туда? – Он показал рукой на вывеску у входа, но, поняв по выражению лица адвоката, что тот не расположен к общению, куда-то отступил и растворился в зимних сумерках.
И, уже взявшись за ручку двери, Владимир Александрович понял, кого напомнил ему этот персонаж. Типичного водителя-нелегала, охотника на пассажиров в аэропорту! Или спекулянта чеками возле валютной «Березки» из давнего прошлого – те тоже изо всех сил пытались раньше остальных перехватить клиента, в надежде заработать на этом свою трудовую копеечку…
Кабинет директора нумизматического магазина, куда Живчик провел Виноградова, ничем не напоминал, разумеется, ни таинственную сказочную пещеру, ни бронированный бункер. Обыкновенная тесная чистая комната с плотными шторами, офисной мебелью и с обязательными для первого этажа решетками на окне. Был, конечно, достаточно современный компьютер, а также и немного оргтехники, сейф для бумаг и цветы на подоконнике.
Единственное, что сразу привлекало внимание любого посетителя – поясной портрет дамы средних лет, в парадном пышном платье старинного кроя, и с таким лицом, которые теперь встречаются только в музеях. Вид у женщины на портрете был настолько серьезный и важный, а рама картины выглядела так дорого, что Владимир Александрович даже не сразу сообразил, что это не более, чем репродукция, отпечатанная с фотографии на холсте.
– Добрый вечер.
– Здравствуйте. Проходите, присаживайтесь… – в кресле директора, за столом, по-хозяйски расположилась коротко стриженая, подтянутая и загорелая не по сезону брюнетка, которой на вид можно было бы дать и тридцать пять, и пятьдесят с лишним лет. Она, безусловно, заметила взгляд Виноградова, поэтому сразу же пояснила:
– Не узнаете? Императрица Мария-Терезия.
И привычно дополнила, не дожидаясь вопросов:
– Она правила в XVIII веке, и до сих пор считается едва ли не единственной женщиной-нумизматом в истории.
– Неужели? – Вежливо удивился Владимир Александрович.
– Да, пожалуй, она одна… на память приходит еще только балерина Ирина Баранова. Ее коллекция продавалась в Швейцарии в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году, – хозяйка подала руку и представилась:
– Мария Леверман.
– Адвокат Виноградов. Можно просто Владимир.
Каждый раз он чувствовал себя в подобных ситуациях очень неловко, не совсем представляя, положено ли по современным правилам этикета пожимать даме руку, или ее следует поцеловать. Кто их знает, этих современных деловых теток. Вроде, мы и не на Западе, но и не в девятнадцатом веке… Вполне можно, в общем, по физиономии схлопотать вместо конструктивного диалога или светской беседы.
– Отец говорил, что меня назвали в честь нее. Представляете? Мария-Терезия издала едва ли не первый каталог монет, в том числе и российских. В коллекции Музея истории культуры в Вене есть даже уникальный петровский червонец – дукат 1706 года, и еще много чего…
– Вы даже, кажется, похожи, – откровенно соврал Виноградов.
Кое-как он вышел из положения, подержав в руке протянутую женскую ладонь, и опустился на кресло для посетителей. Второе свободное место занял просочившийся вслед за ним Живчик.
– Считается, что основу ее коллекции составили монеты, выкупленные у нашего герцога Бирона, – подключился он к разговору.
– А наша Анна Иоанновна, значит, сама нумизматикой не увлекалась? – Как и все, Виноградов зачитывался в свое время романами Валентина Пикуля, поэтому немного представлял себе, кто, когда и у кого был фаворитом при русском дворе.
– Коллекционирование – это одна из немногих сфер общественной жизни, где равноправие полов еще не стало свершившимся фактом. В московском клубе нумизматов, помнится, не было даже женского туалета. – Улыбнулась госпожа Леверман:
– Я не говорю о складывании стопок золотых монет в банковскую ячейку на черный день, или на пенсию. Здесь женщины – большие умницы и молодцы! Я говорю о настоящих нумизматических ценностях, которые стоят десятки, сотни тысяч и даже миллионы долларов. Вот такие монеты женщинам совсем не интересны.
– И ничего с этим не поделать? – Поддержал адвокат разговор не столько из интереса, сколько из вежливости.
– Да отчего же… Не то, чтобы женщин не допускали в нумизматику, вовсе нет. Думаю, их появление многие коллекционеры даже будут приветствовать стоя… – улыбнулась госпожа Леверман. – Аплодировать, делать комплименты и скидки, обучать, просвещать, давать советы и консультации. Да и сами начнут следить за манерами, за языком, за одеждой…
– Так в чем же дело?
– Просто женщины сами пока в нумизматы не идут. Хотя попытки их как-то привлечь, как-то заинтересовать тем, чем мужчины могут заниматься часами и сутками, круглый год, предпринимались уже не один раз.
– Очень благородно со стороны представителей сильного пола, – кивнул Виноградов.
– Причем тут благородство? – Пожала плечами его собеседница. – Это просто позволило бы значительно увеличить число вовлеченных людей. А значит и капитализацию нумизматических коллекций. Вот, например, один очень умный и опытный нумизмат предложил взять пару монет по сотне тысяч долларов каждая. Такие монеты – большая редкость, это почти уникальная вещь. А потом аккуратно, профессионально, ни в коем случае не испортив, вставить одну – в эксклюзивные часы престижной марки, а другую – в роскошную брошь знаменитой ювелирной фирмы. Часы с монетой надо будет подарить какой-нибудь европейской особе королевских кровей, желательно – молодой и симпатичной, а другое – современной актрисе мирового уровня, наподобие Мэрилин Монро или Анджелины Джоли. И все, дело сделано, дело в шляпе, как говорится…
Мария Леверман убедилась, что ее слушают, и продолжила:
– Мода на коллекционные монеты захлестнет мир женщин. И будет всем, как считает этот человек, счастье. С женщинами-нумизматами станут знакомиться мужчины, появятся дети-нумизматы и нумизматические династии. Дети-нумизматы начнут изучать иностранные языки, географию, историю мира и родных стран, будут читать – и вообще гармонично развиваться. Да и мужчинам, причем, не только коллекционерам, станет намного проще выбирать своим прекрасным дамам подарки не только на Восьмое марта, но и на Новый год, на день рождения, на годовщину свадьбы и так далее. Так что ряды участников рынка оборота монет, таким образом, расширятся еще и за счет не охваченных этим увлечением мужчин.
– Вы полагаете, это реально?
– Настоящий коллекционер – почти всегда мечтатель. Мой отец был таким, – наследница покойного коллекционера, видимо, вспомнила об условностях и предложила:
– Чай, кофе?
– Нет, спасибо, – отказался Виноградов.
– В магазин к нам сюда ходит одна, постоянно. – Не выдержал и решил подключиться к разговору Живчик, – Деловая, состоятельная женщина, хозяйка пары косметических салонов. Так вот, она точно монеты собирает.
– Какие? – Удивилась, или сделала вид, что удивилась, Мария.
– Красивые.
– В каком смысле? «Пруфы»?[2]
– Да нет, я же говорю – просто красивые… – Живчик снисходительно покачал головой. – Зайдет, по стеллажам глазами пробежится, выцепит что-то блестящее – и покупает. Одну, две монеты, редко больше. Под настроение, что понравится. Прямо, как сорока.
– Фу, какое грубое сравнение. А может, только так и стоит собирать коллекции – что нравится?
– Чисто женский подход, – пробормотал себе под нос Живчик.
– Я не вижу, чем он хуже любого другого, – очевидно, Мария Леверман посчитала, что настало время перейти к делу. Она выдвинула ящик письменного стола, достала синюю пластиковую папку, открыла ее и положила перед Виноградовым брошюру:
– Вот, посмотрите. Каталог основных лотов осеннего аукциона.
Брошюра была отпечатана в цвете, на хорошей и плотной бумаге. Ее страницы, насколько мог видеть Владимир Александрович, заполняли бесчисленные изображения монет – золотых, серебряных и даже медных. При этом практически любое изображение сопровождалось текстом того или иного размера. Образования Виноградова вполне хватило, чтобы узнать немецкий язык, однако слова и обозначения оказались для него слишком специфическими. Это не укрылось, конечно же, от внимания хозяйки магазина:
– Там перевод, я заложила.
Виноградов не сразу заметил между страницами сложенный вдвое листок с русским текстом:
«Пробный рубль 1740, СПб МД. 25,78 г. Биткин 49 (R4).
1’000 рублей по Петрову!! 300 рублей по Ильину!!
Узорчатый гурт. Редчайший! Одна из самых интересных монет! Один из величайших российских раритетов. Самая ценная российская серебряная монета наряду со знаменитым Константиновским рублем. Единственная в жизни возможность приобрести этот самый впечатляющий раритет впервые более чем за 40 лет. Маленький значок коллекционера «А. Т.» на гурте! Прекрасная патина. Состояние почти превосходное».
– Вы представляете себе, что это за монета?
– Боюсь, не в полной мере, – признался адвокат.
– Я так почему-то и думала. – Виноградову показалась, что Мария Леверман посмотрела на Живчика без особого уважения. Очевидно, он уже не в первый раз давал ей повод сомневаться в своих рекомендациях и оценках. Тем не менее, она опять перевела взгляд на адвоката и задала несколько странный вопрос:
– Как вы думаете, сколько копеек в рубле?
– Сто? – Без особой уверенности ответил Виноградов.
– Смотря, в каком рубле… – подал голос Живчик, явно пытаясь ему что-то подсказать.
– Пробный рубль 1740 года, так называемый «Бензельный Антоныч», продали десять лет назад на аукционе за четыре миллиона четыреста тысяч долларов. Если пересчитать на современные российские деньги, получается миллиард, или сколько там точно, копеек…
Адвокат теперь несколько по-иному воспринимал изображение в каталоге.
Вроде бы, ничего выдающегося. В центре крупный и замысловатый вензель, над ним императорская корона, а по кругу надпись, обращенная внутрь «IОАННЪ. III. Б. М. IМПЕРАТ: IСАМОДЕР: ВСЕРОС:» На обратной стороне, герб Российской империи, дата «1740» и крупно – «МОНЕТА. РУБЛЬ.».
– Интересно, что российского государя Иоанна Антоновича на западе считают Иваном VI, после Ивана V – брата Петра Первого, а на монетах он значится Иоанном Третьим. – Пояснила госпожа Леверман. – Документов по поводу пробной рублевой монеты, которую называют «Бензельный Антоныч», нет. Поэтому количество отчеканенных экземпляров неизвестно. Биткин дает редкость R4, то есть в мире существует всего два-три экземпляра, некоторые считают, что четыре, или даже пять…
– По-настоящему подтверждена судьба только двух известных экземпляров именно такого «Антоныча». Тот, что из коллекции Гуттен-Чапского, был всего один раз тихо и счастливо продан большевиками на аукционе дублей Эрмитажа в тридцать втором году, а деньги от его продажи, видимо, пошли на дело мировой революции, – усмехнулся Живчик, который советскую власть никогда не любил. – Судьба же другого драматичнее. Вывезли его практически сразу после революции – аукцион прошел в тысяча девятьсот девятнадцатом году в Германии, в такой спешке, что даже картинок в каталоге не делали. Кто купил монету – до сих пор не понятно, если вообще она была тогда продана. И в двадцать четвертом этот «Бензельный Антоныч» снова был предложен к продаже, а потом он же – в шестьдесят восьмом, как вычислил один ушлый американец.