Маршал был очень, очень стар. Его ратные подвиги прославлялись во всех хрестоматиях, тысячи улиц и площадей и множество городов носили его имя, – он был личностью исторической. Но вот уже восемь лет он жил в тиши своего поместья, недосягаемый для политических дрязг.
И случилось так, что над отечеством нависла грозная опасность, и среди тех, кто был помоложе, среди шестидесяти– и семидесятилетних, не нашлось человека, чья популярность была бы столь велика, чтобы спасти страну от гибели и анархии. Тогда обратились к маршалу, умоляя его взять кормило власти в свои испытанные, негнущиеся стариковские руки. Отечество предстало перед маршалом в образе трех почтенных мужей и уверило, что понимает, как велика жертва, которой от него ждут. Но она необходима, эта жертва: страна пропала, если маршал не защитит ее.
Старец стоял перед ними, как ожившее изваяние. В нем совсем было угасли страсти. Он больше никого не любил, немногих ненавидел и всех презирал. Для него уже не существовало обычных радостей жизни. Но все еще трепетало в нем сладостное ощущение власти, памятное с той поры, когда он в последний раз держал в руках бразды правления (то было восемь лет назад). Становишься крепче, моложе, сильнее, когда сознаешь, что от росчерка твоего пера зависят судьбы сотен тысяч людей.
Итак, в глубине души маршал твердо решил откликнуться на зов отечества. У ворот дома стояли журналисты и ждали; телефонисты заброшенной в глуши маленькой деревушки получили подмогу. Маршал знал, что весь мир затаив дыхание ждет его ответа. Но с тех пор, как пятьдесят три года назад он совершил один необдуманный шаг, для него стало железным законом ни при каких обстоятельствах не торопиться, принимая решение. И вот своим скрипучим голосом маршал объявил отечеству:
– Вы требуете от меня слишком многого. Свое решение я сообщу завтра.
Что бы ни случилось, ровно в десять часов маршал удалялся спать. Так было заведено у него вот уже четверть века. Только во время войны он девять раз нарушил это правило. Ну, а сегодня он пошел спать ровно в десять.
Камердинер Петер раздел его, помог надеть ночную рубаху, сказал:
– Значит, утром, ваше превосходительство, я подам вам к завтраку два яйца всмятку.
– Так ты и впрямь считаешь, Петер, что нам следует снова вернуться во дворец?
– История ждет этого от вашего превосходительства, – ответил Петер, взбивая подушки. – Последний переезд во дворец пошел вам на пользу.
– Но я начинаю уставать от этих бесконечных выстаиваний на приемах, – рассуждал маршал вслух. – Не прошло и трех недель с тех пор, как я принял господ из легиона, и мне уже не под силу стали дальние прогулки.