bannerbannerbanner
Название книги:

Огневица

Автор:
Анита Феверс
Огневица

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Анита Феверс, текст, 2021

© ООО «ИД «Теори я невероятности», 2023

* * *

Ты назад не смотри, огневица, там волки спешат за тобой.

Роют землю когтями и пахнут горелой травой.

Опустив морду вниз, они держат зубами твой след.

Их ведет через ночь запах слез, что впитал самоцвет.



Пролог. Семь весен назад

Створки стрельчатых дверей, украшенных двумя огненными птицами, разошлись без единого скрипа. Солнце скользнуло по красным перьям и сверкнуло в золоте птичьих глаз. Но в темном взгляде вошедшего свет запутался и будто бы потускнел. Последние сполохи сверкнули багрянцем в темных волосах, когда мужчина отвел несколько прядей с лица.

На той части запястья, которую не скрывал рукав черного кафтана, виднелись едва затянувшиеся порезы и начавшие желтеть синяки. Кафтан украшала тонкая вышивка золотой нитью, два ряда золотых пуговиц шли от ворота до паха, да над сердцем горело огненное кольцо – знак дейвасов. Марий Болотник ступал неслышно, но уверенно – знал свое право находиться в этих покоях в любое время.

Ныне в зале не толпились просители. Возле окна стоял маленький столик, накрытый узорчатой тканью и уставленный лакомствами. Пар поднимался над чашкой из тонкого перламутрового фарфора, привезенной с островов Ущербной Луны. Чай был нетронут, как и сласти.

Марий миновал угощение и прошел вглубь зала. Остановился в десяти шагах от пустовавшего трона и сунул ладони за пояс. Заговаривать не спешил – давал тому, кто его вызывал, собраться с мыслями.

Князь Светогор стоял у окна. Он заложил руки за спину, отчего тяжелый плащ, подбитый соболем, собрался складками, обнажая перевязь с мечом. Князь не расставался с оружием ни днем ни ночью, и на то была причина. Марий болезненно поморщился. Как ни убеждал он Светогора, что тот ничего не смог бы противопоставить огненной ворожбе напавших, князь все равно продолжал винить себя в случившемся.

Светогор не спешил начинать разговор. Марий вздохнул, подошел и встал рядом, привалившись плечом к стене. Свет заходящего солнца отразился от расписного окна женского терема – единственного, которое уцелело, – и заплясал по лицу Светогора. Лучи высвечивали то залегшую меж бровей морщинку, то горькие складки в уголках губ. Пытались добраться и до глубины спокойных серых глаз, но горе, живущее в них, было темнее, чем одежда дейваса. Не справившись, солнце стыдливо спряталось за тучу, окрасив ее брюхо в красный и золотой. Над обломками здания, некогда звавшегося Каменным Цветком Червена, кружили вороны – целая стая.

– Они летают там днями напролет, – тихо проговорил Светогор. – Хотя тела давно убрали.

– Я могу их сжечь, – предложил Марий, но князь лишь качнул головой.

– Люди думают, что птицы скорбят, – Светогор скривил губы. – Кое-кто твердит, что они – воплощение горя воленцев, осиротевших без своего князя.

– Теперь у Беловодья новый князь, – негромко, но твердо напомнил Марий.

Светогор начал говорить, но дейвас шагнул ближе и крепко стиснул плечо молодого правителя, прервав сбивчивую речь.

– Мы найдем убийцу. Но сейчас ты должен удержать Беловодье от смуты. Твои отец и дед были князьями. Ты не имеешь права поддаваться чувствам и допускать разрушение того мира, что они создавали.

Князь сгорбил плечи и глубоко выдохнул, точно пытаясь избавиться от тяжелых дум, бродящих в его голове. Он покачнулся и наклонился вперед, уперевшись руками в резной подоконник. Его взгляд блуждал по женскому терему, пытаясь увидеть отблеск солнечного зайчика. Когда-то игривое пятнышко света, пущенное маленьким ручным зеркалом, служило приглашением. Тогда князь менял пышные одежды на одеяние стрельца, вооружался огнестрелом и засапожным кинжалом и отправлялся «гулять по крышам» – так она называла их шалости. Смешливая, всегда улыбающаяся, она уже ждала его в схожем наряде, разве что оружие не любила. Князь и его подруга вместе отправлялись в город – пить золотое вино и лихо отплясывать на площадях вместе с лицедеями.

Некому больше пускать солнечных зайчиков. И зеркальце, оттянувшее карман князя, отныне бесполезно.

Светогор быстро отер глаза, словно смахнул невидимую соринку. Глубоко подышал, запрокинув голову, и наконец повернулся к дейвасу.

– Рад, что ты пришел, Марий.

– Как я мог отказаться? Меня позвал светлый князь.

Светогор поморщился.

– Никак не привыкну. Зовут меня, а чудится – отца окликают…

Князь и дейвас, не сговариваясь, посмотрели на тяжелое кресло из мореного дуба. Его подлокотники были выполнены в форме голов хищных птиц. Такая же птица, только огненная, распахивала крылья на красном гобелене позади трона.

Княжий род огненных птиц едва не оборвался по чьему-то злому умыслу. Но Светогору посчастливилось спастись, и смуты удалось избежать. Сегодня шел седьмой день, как на каждом окне Червена – столицы Беловодья – развернулись черные полотна в знак траура. Марий знал, что такие же тряпки плещутся на ветру в каждой, даже самой дальней и захудалой волости – везде, куда смогли долететь вороны-вестники. Дернуло болью левую руку – ту, что едва не перешибло рухнувшей балкой в горящем Каменном Цветке. Лаумы наспех затянули рану, но до конца вылечить не успели. Глава Школы почти не смыкал глаз в первые дни после случившегося и старался не терять ни минуты. Собственное исцеление казалось ему мелочью, не стоящей внимания.

Марий стиснул зубы, разглядывая осиротевший престол. Страшная беда, что стряслась с Каменным Цветком, пошатнула шаткое равновесие, которое едва успело установиться в Беловодье. После возвращения лаум навьи попрятались по норам и кметы вздохнули чуть спокойней. Принялись осушать болота, вырубать леса, расстраивать волости – по чуть-чуть, подолгу и не без труда договариваясь с лесными и водными навьями и живниками.

Но, видать, кому-то крепко не понравилось усиление лесного княжества. И стоило прибыть на подворье терема невесте Светогора, царевне Лебедяне, как неизвестный колдун нанес сокрушительный удар. В огне погибли отец и мать Светогора и его несостоявшаяся невеста, с которой они провели вместе едва ли две седмицы.

Но Светогор тосковал не только о семье. Его сердечная подруга, что тоже жила в женском тереме, сгинула в огне вместе с Лебедяной. Светогор своими глазами видел, как огонь упал с неба на Каменный Цветок и мигом охватил его до самого конька, с одинаковой легкостью пожирая и дерево, и камень. Марий до сих пор помнил, как сжимал окаменевшие плечи Светогора, не давая другу броситься в пламя. Позже дейвас неслышной тенью следовал за князем, пока тот потерянно бродил на пепелище. Всё, что осталось от черноволосой Ренеи, – зеркальце в обрамлении кованых листьев, чудом уцелевшее в колдовском огне.

Светогор повернулся спиной к трону и опустился за столик с яствами. Его руки обхватили чашку с чаем. Князь поднес ее к губам, подул, но, вместо того чтобы выпить, снова поставил на стол. Под его серыми глазами залегли черные тени.

– Не вынуждай приставлять к тебе няньку, чтобы она кормила тебя с ложечки.

Марий опустился напротив князя. Налил себе душистого, исходящего паром напитка, проследив, чтобы настой получился темным, почти черным. Пригубил терпкую горечь, внимательно глядя на Светогора поверх фарфорового края.

– Прекрати, – молодой князь поморщился. – Я не совсем еще разум потерял. В Навь не собираюсь. Хотя… ты мог бы меня проводить.

Во взгляде Светогора блеснула безумная надежда, но сразу погасла, когда Марий отрицательно качнул головой и твердо припечатал:

– Нет. Мертвых не возвращают даже боги. А твоя подруга не заплутала меж миров, как бы тебе ни хотелось в это верить. Ясмена скажет тебе то же самое.

– Уже сказала, – неохотно признался Светогор, и Марий устало откинулся на спинку скамьи.

– Сама пришла?

– Да. Велела не искать ничью душу – в Серой Чаще ни одна не заплутала, а значит, все отправились в Подземный мир. Знаешь, – Светогор задумчиво покрутил кольцо на указательном пальце, – мне казалось, она хочет сказать что-то еще, но более ни слова не прозвучало, и Хранительница исчезла.

Дейвас в задумчивости потер уголок рта костяшками пальцев и отпил еще чая. Горечь прочищала мысли и заставляла их бежать быстрее. Показалось даже, что неумолчный вороний грай за окном стал громче, приблизившись. Вдруг рассеянный взгляд Светогора обрел прежнюю остроту, и он внимательно посмотрел на друга:

– Марий, а когда ел ты сам?

– М-м-м, – дейвас оглядел стол, но там были только сладости.

Марий сдался и подхватил с блюда пирог, отчаянно надеясь, что он будет мясной. Только надкусив, дейвас осознал, что в его животе не было ни крошки с прошлого утра.

Пирог оказался яблочным.

– Если мы оба заморим себя голодом, кто останется во главе Беловодья? – грустно улыбнулся Светогор. Марий медленно пережевывал мягкое тесто. Князь перевел взгляд в окно. – Уже седмица, и по-прежнему ни следа, – прошептал он.

Кусок встал у дейваса поперек горла. Он бесшумно положил пирог и медленно вытер пальцы о расшитое полотенце. Желваки играли на лице Болотника, но голос его был тверд, когда он снова заговорил:

– Мы их найдем. Найдем тех, кто убил твою семью. Куда бы они ни спрятались, мы их отыщем. Я выделю тебе надежных людей для защиты. И надеюсь, что ты не будешь от них сбегать. Не в нынешнее время.

Светогор нащупал маленькое зеркальце в белой раме и сжал его так сильно, что острые края кованых листьев до боли вонзились в пальцы.

– Нынче не только время иное, друг мой. Но и я.

Глава 1. Город на перекрестке

– Четыре серебрушки.

Стрелец поправил тяжелую пищаль на плече и сдвинул шапку на затылок. В ожидании ответа он скучающе скользил взглядом поверх длинной пестрой змеи, шипящей, рычащей, блеющей и ругающейся на всех языках Беловодья. Змея эта состояла из торгового люда и всяческого зверья, которое пригнали на продажу. Через несколько дней начиналась летняя ярмарка, и, по традиции, первым городом, где она разворачивалась, стала Каменка. Но не только купцов манил дух наживы – всегда попадались и другие. Такие, как эта четверка: три парня и девка невысокого росточку. Стрелец бросил взгляд на девушку и украдкой вздохнул. Мала-то мала, а глаза рысьи, злые…

 

– Клянусь Алте-Анкх, впервые вижу такую чудовищную жадность! Да в своем ли ты уме, морокунов сын? За четыре серебрушки я твой забор перелечу быстрее! – возмутился смазливый шехх, тряхнув густой гривой черных волос.

Стражник переглянулся со своим напарником и лениво подкрутил и без того залихватски торчащий ус.

– Лети, – спокойно предложил он шехху. – Мои ребята и не такую дичь бивали. А уж мимо тебя ни один не промажет.

Шехх зыркнул на выстроенный вдоль забора помост, где и впрямь прохаживались стражники, пробормотал что-то себе под нос и скользнул рукой за пазуху. Стрелец погладил затвор пищали, но шехх лишь достал худой мешочек, отсчитал четыре серебряные монеты с волнистым краем и рунами – светлых богов с одной стороны, темных с другой – и ссыпал их в широкую ладонь стража.

– Лучом золотым дорога, – махнул стрелец, пряча мзду за пазуху.

Шехх фыркнул и задрал нос, проходя мимо. Девчонка-рысь проскользнула за приятелем молча. Высокий мужчина за ее спиной приветливо кивнул стражнику и задержался подле, чтобы спросить, где в Каменке наливают лучшее пшеничное пиво.

– Так в «Золотой ладье», – охотно отозвался десятник. – Там пан Слад по-свойски варит. Ни одного худого слова о евонном пиве не слыхал.

– Добро, – кивнул мужчина и двинулся следом за товарищами.

Последний из их компании натянул капюшон так низко, что на виду остались только тонкие плотно сжатые губы и небольшая ямочка на подбородке. Двигался путник мягко, бесшумно ступая по настеленным доскам, по сторонам не смотрел и явно знал, куда шел.

Четверка выглядела не более заметной, чем другие многочисленные путники, проходившие через Западные ворота Каменки. Но что-то в их облике говорило стрельцу, что в ближайшие дни стоит держать ухо востро.

* * *

Каменка была местом зажиточным и крепким. Выросшая возле главного сухопутного торгового тракта Беловодья, она обзавелась несколькими добрыми корчмами, соревнующимися качеством сбитня и затейливостью развлечений, постоянно действующей маленькой ярмаркой и даже двумя крохотными храмами – деревянными и одноглавыми, но сработанными на совесть. Обитель светлых богов сверкала серебристым лемехом купола в восточной части городка. На куполе ярко светился знак: солнце Светозарной Сауле, а перед ним – молния Небесного Кузнеца Перкунаса. В городах покрупнее, не говоря уж о столице, храмов было бы два, но здесь супруги делили один дом на двоих.

Храм Среброликой Гильтине и Хозяина Ночи Вельнаса тоже стоял в черте города, и тем Каменка отличалась от остальных городов. Ведь если храмы светлым богам всегда строили на возвышении, чтобы они были ближе к небу и солнцу, то святилища темных ставили возле входа в мир Подземный: в низинах, у подножия холмов или если подле города рос лес, то в чащобе.

Злые языки звали Каменку навьим местом, ведь она стояла на перекрестье трех путей, а перекрестки, как известно, одно из излюбленных обиталищ нечистой силы. Но жители Каменки, те, кто посмекалистей да посмелее, только хитро щурили глаза и расстилали соломку помягче. На много верст окрест иного ночлега было не встретить. А купцам, странствующим в поисках лучшего места для сбыта товара, тоже хотелось поспать на чистых простынях и поесть горячего после долгих дней тряски на лошадях да в телегах.

В Каменке разговаривали в полный голос, смеялись от души, обожали всяческие празднества и рады были любому гостю. А корчмари веселого городка спорили, чье пиво лучше. И вот уже третий год подряд эту жаркую битву выигрывала «Золотая ладья», к которой пришельцам охотно указал путь первый же встречный.

Корчма встретила их запахами солода, меда и свежего хлеба. Тихо звякнули ветряные колокольчики, подвешенные возле двери, и их пение звучало, пока бродяжники потрясенно оглядывались вокруг.

В «Золотую ладью» не только поесть и выпить приходили: чем потешить взгляд, в ней тоже было. Корчмарь «Ладьи», Слад Пивовар, обожал всяческие диковинки, и порой вместо платы посетители оставляли ему подарки: поющие кувшины жаркой страны, раскинувшейся за Великой пустыней; расписные тарелки и искусно сплетенные гобелены с островов Ущербной Луны; колдовской фонарь из цветного стекла, крутящийся вокруг своей оси и раскрашивающий потолок звездами не хуже, чем на ночном небе; музыкальные инструменты всех мастей; специи и сладости в маленьких шкатулках; и, конечно, оружие.

Кто другой на месте Слада прятал бы эти сокровища за семью замками, но корчмарь любил, когда люди смотрят на красоту, и потому использовал все дары для украшения своего бесконечно обожаемого детища – «Ладьи». Она была единственной корчмой на все Беловодье, где посетители могли сидеть на лавках, как привыкли, а могли и на цветных подушках расположиться. На стенах висели картины всех мастей: выцарапанные на бересте, выжженные на дереве, нарисованные на коже и тканях. Было даже несколько картин на бумаге. Впрочем, на самой дешевой.

Стена возле стойки корчмаря была сверху донизу увешана полками, на которых вперемежку громоздились банки и баночки, коробки, туеса, свертки – все это безумно благоухало, и у тех, кто стоял рядом, с непривычки начинала кружиться голова. Под потолком висели многочисленные фонари, стеклянные шары, позвякивали ловцы ветра и шуршали ловцы снов.

Казалось бы, такое обилие красок, запахов и вещей должно было сбивать с ног и тревожить, но вместо этого любой гость «Ладьи», переступив порог, чувствовал себя так, будто вернулся домой.

Слад и себя любил украсить. Шелковый халат шеххов или нарядный кафтан воленцев, борода, заплетенная в косички по обычаю караалов, расписные сапоги и тюрбан – догадаться, как именно вырядится каменский корчмарь сегодня, было невозможно.


День едва начался, и посетителей было немного. Только двое усталых воленцев весен сорока с виду, расстегнув вороты свиток и вытянув ноги в запылившихся лаптях, потягивали пиво из запотевших глиняных кружек за столом возле окна. Девушка с рысьими глазами подняла руку и тронула тут же запевшие громче серебристые палочки. Им откликнулись другие, разной длины и формы, в беспорядке развешенные на балках там, где в обычных едальнях болтались бы плетенки лука и чеснока. Здесь ими и не пахло, зато нос щекотали странные теплые ароматы, навевающие мысли о пирогах и почему-то об осени.

– Место славное, хоть и пестрое, как ковер. Ну что, долго на пороге топтаться будем? – недовольно поторопил приятелей шехх.

– И вправду, чего это мы? – прогудел воленец.

Он на голову возвышался над товарищами, светлея гривой волнистых волос. Про такой цвет в Беловодье говорили «Сауле поцеловала» – теплый, словно молоко с медом. А вот густая борода была куда темнее, и это подчеркивало черты грубоватого лица. Широкие, тоже темные брови вразлет притеняли некрупные карие глаза, глядящие спокойно и внимательно. Горбинка на носу и тяжеловатое дыхание выдавали давний плохо сросшийся перелом. Мощная шея переходила в широкие плечи и тяжелые жилистые руки. Воленец двигался осторожно, зная о своей телесной силе, а за его спиной легко могли укрыться двое из троих его спутников.

Мужчина приметил столик в затененном углу, где как раз могли разместиться четверо, и поманил всех за собой. Темноволосая девушка и последний из четверки, все еще не снявший капюшон, пошли следом за ним. Шехха же куда больше, чем необычная корчма, увлекла румяная разносчица, несущая заказ другим гостям. Уроженец Великой пустыни мигом оказался возле нее и придержал оступившуюся девушку. Подождал, пока она ловко расставит ароматно пахнущие миски и тарелки на столе, и предложил донести поднос до кухни. От его нежных улыбок и мурлыкающего голоса девушка раскраснелась до корней волос.

Народ шеххов жил по другую сторону Золотого моря. В их стране не было зимы, зато на сотни верст раскинулись жаркие безводные пустыни. Шеххи гоняли по ним песчаные корабли и жили за счет торговцев, желающих сократить путь вместо того, чтобы огибать пустыни по морям, кишащим дикими безымянными тварями и морскими разбойниками.

Проводив девушку, синеглазый сын Великой пустыни вернулся за столик к остальным и сел на единственное место, освещенное косыми лучами солнца, падающими из окна. В то время как другие искали тень и прохладу, шехх всегда устраивался как можно ближе к огню.

– Надеюсь, пиво будет свежим. Не хочется тащиться куда-то еще, – протянул он, развалившись на лавке, как кот.

– Пиво и прочие радости будут после того, как Итрида сторгуется с купцом. Так что закатай губу, Даромир. У нас денег – одну ночь переночевать не в сарае да по миске каши на брата, – заметила черноволосая.

– Ох, Бояна, и как ты не устаешь от самой себя? Даже помечтать не даешь лишний раз, – покачал головой Даромир, поймал взгляд высунувшейся из кухни разносчицы и подмигнул ей.

– А тебе дай волю, ты все монеты спустишь на баб да притирания, – Бояна поправила перевязь с кинжалами и кивнула разносчице, привлекая ее внимание.

Шехх скривился, но смолчал. Откуда знать бедной деревенской девочке силу красоты? Сама-то ею не блещет.

– Хватит собачиться, – последний из четверки бродяжников откинул капюшон и прислонился к теплой стене, не сдержав облегченного вздоха.

Длинные пальцы с аккуратно обрезанными ногтями растерли глубокую морщину между бровей. Стражник Западных ворот удивился бы, увидев сейчас того, кого он принял за парня. Конечно, скрученные в тугой узел рыжие волосы могли бы и мужчине принадлежать, но это была девушка. Сейчас она хмурилась, щурила черные глаза и покусывала тонкие губы.

– Бояна права. Денег у нас немного, но и сезон охоты едва начался. Сейчас затянем пояса, зато к зиме подкопим серебрушек. Может, даже и на жарку-другую свезет.

Шехх недовольно скривился, но тут же снова просиял улыбкой, когда разносчица подала каждому из бродяжников миску рассыпчатой золотой каши и ломоть еще исходящего паром хлеба. В их животах, уже седмицу видавших только дичь да лесные ягоды, громко и слаженно заурчало.

– Все же нет ничего лучше домашней еды. Даже если тебе ее приготовили за деньги, – подняв ложку, высказался Даромир.

Ответом ему было согласное хмыкание. Какое-то время за столом царила тишина, которую нарушал только спорый стук ложек. Шехх расправился со своей порцией быстрее всех. Обвел скучающим взглядом зал, не нашел ничего интересного, но и молчать долго было не в его правилах.

– Итка, а ты на что потратишь свою часть Вышатиных денег? Давай сложим наши доли и купим какой-нибудь миленький домишко в глухой волости, – шехх облокотился на стол и подмигнул рыжеволосой девушке.

Бояна зашипела на Даромира и замахнулась ложкой, он скорчил ей рожу и снова повернулся к Итриде. Та пожала плечами и медленно поскребла дно миски, втайне сожалея, что на добавку денег и правда нет.

– Давно хотела серебряные шипы на куртку приладить. А еще полосы из серебра, вот тут. Чтобы навьи твари зубы пообломали, – девушка мазнула пальцами по шее и рукавам потрепанной, но все еще крепкой куртки. Слова шехха о покупке дома она оставила без внимания.

Бояна и светловолосый воленец переглянулись, и мужчина осторожно спросил:

– Слушай, Итка… Тебе никогда не хотелось… ну… осесть где-нибудь? Хату купить? Чем морокун не шутит – замуж выйти? – как обычно, стоило Храбру сказать больше трех слов, и говорок его родной волости дал о себе знать. Загорелую кожу воленца тронул румянец, едва заметный под густой бородой, но он по-прежнему выжидательно смотрел на Итриду Итрида недоуменно глянула на товарища:

– Зачем, Храбр? Мне это не нужно.

Она положила ложку чашечкой вверх, отдавая должное рукам того, кто умудрился сделать нехитрое кушанье достойным княжеского стола, и глянула за окно. Солнце медленно карабкалось к зениту; на улице слышались голоса, то и дело раздавался цокот копыт. Стояла жара – разгар червеня выдался засушливым, – но под крышей «Золотой ладьи» царила приятная прохлада, выходить из которой не хотелось. Вот только встреча с купцом Вышатой была назначена на полдень, так что об отдыхе помышлять пока не приходилось.

– Итрида… – начала было Бояна, но та перебила ее:

– Нам пора получить-таки свою награду. Со мной пойдут Храбр и Дар. Бояна, договорись насчет комнат. Если все сладится, сможем несколько дней передохнуть, прежде чем уходить на новый лов.

– Опять?! – Даромир застонал, обхватив голову руками. – Мы же только вернулись! Вот-вот ярмарка начнется, а мы снова в лес? Да я сам скоро мхом зарасту! Итрида, послушай, давай возьмемся за заказ того кожевенника! Я знаю такие яды, что не оставляют следа, без вкуса и запаха, он и не почувствует ничего! Столько денег могли бы получить! До следующего лета…

 

– Хватит, – осадила Итрида Даромира.

Шехх посмурнел и отвернулся в угол, но Итрида продолжала говорить, и каждое ее слово звучало как удар:

– Мы не убиваем людей за деньги, Дар. Забыл, о чем мы уговорились, когда ты захотел ходить с нами? Мне все равно, что было в твоем прошлом. Люди не скот, чтобы резать их просто потому, что кто-то больше заплатит.

Шехх искоса глянул на бродяжницу, и взгляд его потяжелел.

– Странно, что об этом говоришь ты, готовая убивать по слову любой обиженной девчонки. А как за деньги, так вон какая чистоплюйка сразу…

Кинжал, отливающий синевой, вонзился в стол между пальцами Даромира, так близко, что рассек верхний слой кожи – не до крови, а лишь как напоминание.

– Собирайся, – только и бросила Итрида побледневшему шехху – Вышата ждать не будет.

* * *

Вышата слово сдержал и заплатил за шкуры по чести. Прохладные монеты приятно оттягивали пояс, навевая мысли о роскошном ужине и сне на чистых простынях. Только одно тревожило Итриду – то, что пришли они на подворье купца втроем, а уходили вдвоем. Все время, пока бродяжники и купец осматривали добычу, дочь Вышаты не сводила глаз со статного шехха.

Что и говорить, Даромир был хорош собой. Пожалуй, слишком хорош: длинные волнистые волосы падали на широкие плечи, глаза сверкали синевой предрассветного неба, на жилистом теле ладно сидела любая одежда, а вечно улыбающиеся губы, казалось, были дадены ему исключительно чтобы произносить всякую похабщину. Он был ярок – и тем отвлекал внимание от товарищей. И порой это было им очень на руку.

Итрида успела разузнать, кто таков этот Вышата, прежде чем согласилась поработать с ним, и потому кое-что знала и о его дочери. Черноволосую Кажену отец растил не как малахольную девицу. Боги не дали ему сыновей. Обычно в таких случаях отцы спешили повыгодней запродать дочь замуж, но Вышата измыслил другое: он принялся обучать Кажену, объясняя ей тонкости купеческого ремесла. То и дело головка на хрупкой шейке склонялась к отцу, позвякивая серебряными височными кольцами, а он серьезно объяснял ей что-то. Кажена кивала, порой записывая несколько слов на сероватых листочках, и ни скуки, ни отвращения на ее лице Итрида не замечала. А вот нежный румянец, расцветший на белой коже с того мига, как в горницу с поклоном вошел Даромир, разглядела еще как.

– Только глупостей не натвори, – хмуро предупредила Итрида шехха, когда он шепнул ей, что догонит их с Храбром позже. – Это тебе не селянка какая, чтобы запросто по лавкам кувыркаться.

– Ты правда думаешь, что я ее девства лишать буду? – Даромир рассмеялся, и смех его прозвучал обидно. – Полно, Итрида. Эта краля давно уже знает, что ей нравится в постели. Впрочем, думаю, мне все-таки есть чем ее удивить. Идите, вас там Боянка заждалась. Встретимся на рассвете… или ближе к обеду.

И шехх растворился в вечерних тенях.

Итрида достала мешочек с заработком, отсчитала несколько монет, а остальное вручила Храбру.

– Передай Бояне.

– А как же ты? – похожий на медведя парень подкинул мешочек на ладони, вопросительно глянув на подругу.

Итрида втянула носом наконец-то похолодевший воздух, повела плечами и улыбнулась приятелю:

– Прогуляюсь немного.


Издательство:
Теория невероятности