Прохор и отражённый мир

Прохор и зеркало

Говорила бабушка: «Не сиди перед зеркалом ночью, в отражённый мир попадёшь», но Прохор давно об этом забыл.

С утра по дому разлился запах пирогов. Варвара настряпала. Прохор довольно водил носом, спрятавшись в углу за печкой.

– И что моя радость наготовила?  – раздался басовитый голос Степана.

– Пироги для моего любимого, – ответила Варвара, и вся порозовела, когда Степан, обняв, поцеловал её в щёку.

– А Маришка где?

– Да вон, – Варвара кивнула на окно, – корову доила.

– Папа!  – завизжала с порога Маришка. – Ты когда же из города вернулся? Я все глаза проглядела.

– Ночью, милая, – ответил Степан, сгребая дочь в охапку. – Спала ты уже, а вот и подарочек тебе.

Степан вытащил свёрток и протянул Маришке зеркало. Прохор аж высунулся из-за печки, да Мурка на него шикнула.

– Куда? – зашипела кошка. – Увидят тебя, худо будет.

Прохор юркнул обратно, но блестящее зеркальце с резной ручкой не шло из головы. Вечером, когда Маришка уснула, он забрался на окно и подставил звёздам сияющее стёклышко. Были звёзды в небе, а стали совсем близко.У Прохора на ладони.

Вскоре его так потянуло в сон, что домовой свернулся калачиком прямо на окне и уснул, только успев заметить, как рядом шевельнулся белый Муркин хвост, а в зеркале метнулась какая-то тень.

Проснулся на рассвете, принюхался, но уловил лишь запах пыли. Соскочил с окна и бегом в горницу. Ни пирогов, ни Варвары. Печь холодная. На столе грязная посуда с вечера.

Прохор глаза протёр. Чего только спросонок не померещится. А как протёр, так и ужаснулся. В углу за печкой паутина. Сколько же он проспал, что здесь всё пылью и паутиной заросло? Посмотрел на часы. Стоят. Вот тебе раз! Смахнул паутину веником, пригрозил пальцем невидимому пауку, а услышав тяжелые шаги, спрятался и притих.

– Варька! – голос Степана вроде и обычный, да только он ни в жизнь таким тоном жену не звал.

– Разорался-то чего, иду, – в ответ раздался голос Варвары, заспанный и ленивый.

– Самовар поставь.

Половицы жалобно стонали под ногами Варвары. Дверь болталась на петлях, и когда Степан распахнул её и вышел в сени, от скрипа у Прохора защипало в глазах.

Улучив момент, пока Варвара отправилась с ведром за водой, Прохор взбежал по лестнице наверх, там – в окошко, на руках повис и спрыгнул на задний двор, прокрался до угла.

Огляделся. Вроде бы и родной Старобыт, да всё не то. Из зарослей крапивы выглядывала покосившаяся баня. Ставни на окнах домов облупились. А кругом тишина, будто вся деревня спит. Петухи не кричат, коровы не мычат.

– Сколько лет живу, а домового первый раз вижу, – услышал Прохор за спиной. Обернулся – кошка. Прям как Мурка, только чёрная от ушей до кончика хвоста.

– Ты кто?

– Мурка, – ответила кошка, – для тебя Котофеевна. Хотя соседки поговаривали, что давно-давно бывал в наших краях домовой, но не здешний он был, а тамошний.

– Тамошний?

Кошка головой покачала.

– Вроде как сквозь окно пришёл, но надолго не задержался.

– А как же он ушёл? – заинтересовался Прохор.

«Уж не в отражённом ли я мире?»

– Не знаю, – мяукнула Котофеевна. – Как пришёл, видимо, так и ушёл.

– Где тут зеркало у вас имеется? Мне домой надо. Без домового всё хозяйство встанет.

Мурка по-кошачьи мягко засмеялась.

– А что ж ты делаешь на хозяйстве-то?

– За порядком слежу. Смотрю, чтобы хозяева дом в чистоте держали, и себя, и жизнь свою, а если нужно, то и помочь могу. Ну, что насчёт зеркала, Котофеевна?

–Уу, – замурлыкала кошка, помахивая хвостом. – Отродясь их здесь не водилось. Ты на людей-то погляди, только в зеркала и смотреться.

Прохор вздохнул.

– Как же мне обратно? – он шмыгнул носом. – Я же через зеркало к вам попал.

– К пруду иди. Вода в нём чёрная-чёрная. Как в зеркале себя увидеть можно. Пойдём провожу, – кошка встряхнулась и пошагала по пыльной тропе.

Над прудом на валуне сидела девчонка, и Прохор, притаившись в кустах, мог бы принять её за Маришку. Уж больно похожа была на лицо, правда, чумазая. А вместо толстой косы обрезанные волосы торчали во все стороны. И если Маришка носила красный сарафан и бусы, то на этой девчонке была замызганная рубашка и короткие штаны, из которых выглядывали загорелые ноги. Девчонка мочила их в пруду, а большие чёрные глаза смотрели на воду с грустью, от которой у Прохора сжалось внутри.

– Да вижу я тебя, что прячешься? – сказала вдруг девчонка, и Прохор чуть не свалился в крапиву.

– А если видишь, отчего не убегаешь? – выпрямившись и выходя к пруду, спросил он.

Девчонка хмыкнула.

– Стану я от всяких сопляков бегать, – с этими словами она подобрала с земли камень и взвесила его на ладони.

Прохор вспыхнул до самых ушей. Так его ещё никто не оскорблял за все его десять с хвостиком домовёновских лет.

– Я Прохор, вообще-то. А тебя как звать?

– Маринка, – сказал девчонка, не глядя на него.

– Доброго дня тебе, Маринка, – он опустился на колени у воды. Всмотрелся в своё отражение. Пригладил рыжую чёлку. Снова всмотрелся. Уже каждую веснушку разглядел, но ничего не происходило.

– А что делать-то? Не работает, – обратился он к Мурке, которая сидела тут же рядом и вылизывала шерсть.

– Ты с кем это? – заметила Маринка.

– С Котофеевной, – кивнул на кошку Прохор и надулся. Вариант с прудом провалился.

– С чего ты взял, что она Котофеевна?

– Она так сказала, – вздохнул домовой.

– Ты смешной, – произнесла Маринка, хотя даже не улыбнулась при этом. – Потерял-то чего?

– Выход потерял. Я сюда через зеркало пришёл, а обратной дороги нет.

– Тебе зеркало надо? Так бы сразу и сказал, держи, – девчонка полезла в карман и швырнула на траву небольшое круглое зеркальце в деревянной оправе.

– Ух ты! Спасибо. Где взяла?

– У Глашки на ножик выменяла, – фыркнула Маринка, будто не очень-то была довольна этим обменом.

Прохор сел поудобнее. В зеркале отразилось солнце, и стало больно глазам. Тогда он повернул его так, чтобы видеть в нём Маринку. Она по-прежнему болтала ногами и с грустью смотрела в чёрную воду.

В зеркале мелькнула тень.

Прохор зажмурился и, прежде чем открыть глаза, учуял аромат жареных блинов.

«Хорошо дома», – прошептал он, но вспомнил грустные глаза Маринки и подумал, как она там, в отражённом мире.