Пьеса (комедия в двух действиях)
Сюжет: Молодому человеку нужно срочно жениться на любой обедневшей девушке-дворянке. Комичность сюжета состоит в ситуациях, при которых главный герой знакомится с невестами.
Действующие лица:
Елена Апполоновна- 1-я невеста
Агрипина – мать Елены Апполоновны
Авдотья Лукинична- 2-я невеста
АнфисаПавловна- 3-я невеста
Татьяна Иннокентьевна- 4-я невеста
Наталья Христофоровна – мать Татьяны Иннокентьевны.
Мышина – сестра матери Авдотьи Лукиничны
Лукерия – Мать Авдотьи
Митька – посыльный
Семен Прокофьевич – Стряпчий
Вениамин Елисеевич – отец главного героя. Солидный мужчина, средних лет с пышными усами, одет в хорошо сшитый темный костюм. При нем шляпа и трость.
Анна Владимировна – жена отца. Дама средних лет, одета в светлое платье с рюшами, кружевами и оборками, сшитое по последней моде. На голове шляпка, на руках кружевные перчатки. Властная и капризная.
Поликарп (главное действующее лицо) – сын Анны Владимировны и Вениамина Елисеевича. Молодой человек: веселый и любящий покутить. Любит щеголять и красоваться.
Арсений Петрович – Брат Вениамина Елисеевича. Серьезный спокойный мужчина средних лет.
Купец – отец жены. Строгий мужчина преклонных лет с грубым голосом и суровым взглядом, зажиточный, брови всегда недовольно сдвинуты, длинная борода.
обедневшая дворянка – мать жены. Молчалива и застенчива, хорошо образована.
Афанасий – помещик, знакомый Поликарпа.
Мать Елены Апполоновны – женщина в возрасте, хорошо одета, с сохранившейся красотой. Умна, серьезна, но недоверчива к посторонним.
Действие первое
Богатое загородное поместье. Дом зажиточного купца и его жены обедневшей дворянки.
Явление 1
В хорошо обставленной комнате с дорогими шторами и убранством на лестнице сидит глава семейства и чистит себе сапоги. У окна за рукоделием в кресле сидит его жена. За роялем их дочь Анна Владимировна, ее муж Вениамин Елисеевич красуется у зеркала, любуясь новым костюмом.
Вениамин Елисеевич. Эх, до чего же я хорош в этом знатном сюртуке! Глаз не оторвать! Ну, право – жених!
Купец. А, ну, цыц! Жаних выискался! Я те покажу! (Грозится кулаком.)
Вениамин Елисеевич. (Мило и услужливо улыбаясь.) Да, что вы, папенька? Как можно? Я вашу доченьку милую, мою Аннушку, ни на кого не променяю. Я ее так люблю-с, аж, сил нет.
Купец. А то мы не знаем вас – охотников до чужих капиталов.
Вениамин Елисеевич. Не извольте думать-с. Я доченьку вашу выбрал только из чистой и светлой любви. Чувства-с… Кто мы простые люди перед ними? (Театрально прикладывает руку ко лбу и закатывает глаза).
Купец. А то, как же. Вон, с собой-то что привез? Штаны в заплатках, да старый котелок. Да и нет ничего. Ежели б не наши богатства, так и шатался бы по улице, милостыню просил.
Анна Владимировна. Ну, папенька. Я его люблю и не знаю даже, как и жила бы без него. Так он люб мне.
Купец. Да знаю я любовь эту: присмотрел девицу по богаче, заморочил девке голову. Вот этого у тебя не отнять, язык подвешен, что хоть в стряпчие иди.
Вениамин Елисеевич. Так работать мне и не по статусу, не для того я красоту свою лелеял, чтобы так бездарно ее растратить. Я ее лучше своей милой женушке посвящу.
Купец. Вот и я про то: лодырь и бездельник. Только вот дочь моя не видит, влюбилась в тебя – дурака и слышать ничего не хочет.
Вениамин Елисеевич. Позволю себе заметить, что мы с ней уже много лет душа в душу живем и никто другой мне не нужен.
Купец. Да кто ж в здравом то уме от капиталов то, да от сытой жизни откажется?
Анна Владимировна. Ну, папенька.
Вениамин Елисеевич. А что это вы сапоги-то сами чистите? Вы меня прямо удивляете? Прислуга же в доме есть.
Купец. Ты скажи… А, я и запамятовал. Вот чудак. Да я знаю, что прислуга есть, да только не забыл еще трудом-то своим, как зарабатывать. Остались привычки работяги. Да, что и с того?
Вениамин Елисеевич. Я к тому веду, папенька, что и вы ведь не из высшего-то света. Вы, как я помню, до того, как жилку золотую нашли из низов сами-то вышли. Это сейчас вы самый уважаемый человек города, у вас вон и прииски и добра всякого полно, титул вон присвоили дворянский, а раньше-то, кем были? На краюшку хлеба поди не хватало.
Купец. Да как ты смеешь, нахлебник, я своего прошлого не скрываю, я все сам заработал и капиталы сколотил!
Вениамин Елисеевич. Так-то повезло просто.
Купец. Ежели б усилий не прикладывал, да ум ясный не имел, не пил бы ты сейчас чаек вот из этой кружечки и не примерял бы вот этот сюртучок, на мои деньги купленный. Что стал, как роза цветущая?! Быстро подай мне вторые сапоги!
Вениамин Елисеевич. Так прислуга ж есть…. (И увидел грозный взгляд купца.) Да-да, бегу, папенька! Лечу! (Подает сапоги.)
Купец. То-то же!
Обедневшая дворянка. Ой, нитки вышивальные закончились…
Купец. (Строго.) Венька! А ну, быстро принесь!
Вениамин Елисеевич. Да-да. (Кротким голосом.) Уже несу, мчусь на крыльях ветра… (прибегает, запыхавшись, и отдает его жене нитки).
Анна Владимировна. (Прерывает свою игру.) Счастье мое, я так хочу поехать на выходные к моей тете. Давай ее навестим? (Милым голосом.)
Вениамин Елисеевич. (Возмущенно.) Куда? В эту глушь, да еще к этой мигере?! Она же будет все время причитать про то, какой она была красавицей, рассчитано на тех, кто ее не знал молодой, да про то, скольким ухажерам ей пришлось отказать. Не поедем.
Анна Владимировна. Что!!!? (Поменялась в лице и вставая со стула.) Что значит не поедем!?? Я сказала, что хочу, значит поедем! Твоего мнения тут никто не спрашивал вообще-то!!!
Вениамин Елисеевич. Конечно, поедем, любовь моя. Как иначе? Это ж я так…. Пошутил….
Анна Владимировна. А то уж я было подумала перечить мне удумал!?
Вениамин Елисеевич. Что ты, милая моя? Как можно (Целует ее ручки.) Мы, душенька моя, завтра в наше имение уезжаем. Ты помнишь? Погостили у родителей твоих, пора, как говорится, в дальний путь собираться.
Анна Владимировна. Да, да. Хорошо, что ты помнишь. Я право удивляюсь. Обычно ты забываешь все и всегда.
Купец. Да, куды ж ему забыть-то? Он чай тепереча спит и видит, как бы из дома нашего сбежать, замаялся бедный. Дни считает до отъезда.
Анна Владимировна. Ну, зачем вы так?
Вениамин Елисеевич. Да. Мне здесь очень нравится в вашем обществе прекрасном.
Купец. Деньги-то наши поди все уже порастратил, транжира, ну, иди, дам тебе еще.
Вениамин Елисеевич. Не откажусь – с, спасибо папенька!
Купец. Если б не дочь, так и не видал бы ты от меня и ломаного пятака. Без денег моих Аннушку совсем голодом заморишь. Знаю я тебя.
Явление 2
Ранее летнее утро. В деревянной хорошо обставленной загородной усадьбе на первом этаже муж и жена сидят у маленького круглого стола, накрытого светлой скатертью. Распахнуто окно в сад, доносится щебетание птиц. Вениамин Елисеевич читает утреннюю газету, а Анна Владимировна пьет чай.
Вениамин Елисеевич. Погодка сегодня до чего ж прекрасная!
Анна Владимировна. Да там прохладно еще, какая ж прекрасная?
Вениамин Елисеевич. И я так считаю, Аннушка, конечно, прохладная: осенняя, ветреная. Бр… (Подергивает плечами.)
Анна Владимировна. (Строго.) Ты поручение отцовское выполнил?
Вениамин Елисеевич. (Растерянно.) Какое из…?
Анна Владимировна. Как?! И ты смеешь не помнить?!
Вениамин Елисеевич. Конечно, помню, солнышко мое ненаглядное. Это ж я так… шучу.
Анна Владимировна. Шутки твои всегда неуместные. Если б не батюшка мой, так бы и остался Венькой. Вон и фамилию нашу благозвучную Елистратовых аккурат взял, не то, что твоя была Псовокопыткин.
Вениамин Елисеевич. (Неуверенно). Да я предлагал тебе свою взять, да только не изволила.
Анна Владимировна. Еще не хватало! Где это видано, чтобы Я – дочь такого уважаемого человека Псовокопыткиной стала! Меня бы весь свет на смех поднял! Ты лучше скажи: передал письмо в канцелярию?
Вениамин Елисеевич. (Стесняясь.) А! Письмо! Конечно! Только не пойму, почему я то? На то ведь посыльные есть.
Анна Владимировна. Знаю, что есть, только – это письмо важное. Тебе велено, вот и неси! Или что же?! Не доволен?! И так поим, кормим тебя, да пылинки сдуваем. Еще чего?!
Вениамин Елисеевич. (Услужливо.) Ничего, зорюшка моя ясная, ничего. Я безмерно счастлив, что живу у вас, и вы оказали мне такую честь.
Анна Владимировна. (Смягчившись.) Эх, любовь окаянная, что делает… Ежели б не она, разве была б я с тобой? Как увидела тебя, так сердцу своему больше не хозяйка отныне. (Строже). А ты не ценишь!
Вениамин Елисеевич. Я ценю, ценю, радость моя! Да я, если хочешь знать, и смотреть ни на кого не могу боле. Так в сердце ты мое вошла и мир весь, как перевернулся в одночасье.
Анна Владимировна. Что есть, то есть. Хороша я! Что тут скажешь? Женихи вокруг меня хороводами кружились, да и с чинами. Выбирай, какого хочешь. (Сожалея.) А я тебя, дурака нищего, полюбила.
Вениамин Елисеевич. Сердцу не прикажешь-с.
Анна Владимировна. Тут скорее подойдет: «любовь зла…». Ты мне скажи!
Вениамин Елисеевич. Что, радость моя?
Анна Владимировна. На Алефтину, соседку нашу по имению, поглядывал поди?! Она дама видная.
Вениамин Елисеевич. Как можно-с ? Я, что же, сам себе враг?
Анна Владимировна. Я сама давеча видела, как ты с ней у яблоньки изволил шептаться.
Вениамин Елисеевич. (Испуганно.) Не было этого! Показалось! (Немного успокоившись.) Я этого и в мыслях-то допустить не могу. Ежели б правдою было это, так остался я б под той яблонькой. Батюшка ваш бы расстарался.
Анна Владимировна. (Строго.) А шептались о чем?
Вениамин Елисеевич. (Сочиняет на ходу.) Да она интересовалась, как поживает моя любимая женушка. А я строго ей сказал, что с посторонними дамами разговоров не завожу.
Анна Владимировна. (Сомневаясь.) Ну-ну. (Смягчившись.) Знаю я вас – аферистов. Пыли в глаза напустите, что и опомниться не успеем. До чего ж чувствительно девичье сердце до комплиментов.
Вениамин Елисеевич. (Решив сменить тему). Мне давеча брат мой из города письмо прислал.
Анна Владимировна. Это какой же?
Вениамин Елисеевич. Да, Арсений Петрович.
Анна Владимировна. Помню его. Один он из вас четырех братьев самым толковым оказался: в город переехал, да конторку завел. Дала, опять же, неплохо идут, по местным то меркам.
Вениамин Елисеевич. Он у нас молодец. Что сказать? Так вот он письмо прислал, сто сын наш, Поликарпушка, совсем от рук отбился. Хорошо, что я братца-то попросил за ним приглядывать, да докладывать: как он там, да что.
Анна Владимировна. (Вскакивая.) Как отбился?! Он же на учебу уехал, да и в средствах стеснен никогда не был. На дитятку родную никогда денег не жалели.
Вениамин Елисеевич. Вот в том-то и дело. Разбаловали. А я предупреждал. Да, только ж с вами разве поспоришь?
Анна Владимировна. А ну, цыц! Сыночка мой любимый. Кого ж радовать-то?
Вениамин Елисеевич. (Неуверенно.) Меня можно-с…
Анна Владимировна. Ты и так не обделен. Как на мне жанился, так до сих пор и радуешься. Или что? Опять плохо тебе?!
Вениамин Елисеевич. Нет-нет, Аннушка. Я счастлив.
Анна Владимировна. Так-то. Поликарпушка-то наш, что?
Вениамин Елисеевич. Арсений пишет, что учебу совсем забросил, на занятия не является, ведет праздную жизнь. Так и капиталы-то наши все разбазарит.
Анна Владимировна. Что же делать? Надо его как-то на путь наставить. Поезжай в город, да потолкуй с ним. (Вытирая слезы платком и причитая.) Мать-то поди не послушает. Уж больно сердце материнское до дитятки жалостливое. (Успокоившись.) А ты прикрикни, да построже! Глядишь – одумается. Припугни, на крайний случай, чем.
Вениамин Елисеевич. Да, чем же его припугнешь-то? Я тебе вот, что скажу, Аннушка. Женить его надо и вся дурь мигом слетит. Это я по себе знаю. Ничто не делает из мужчины человека, как женитьба на строгой и ответственной барышне.
Анна Владимировна. Как женить?! Женить?! Не для того я дитятку растила, чтобы отдать в лапы первой попавшейся вертихвостке! Да и мал он еще для женитьбы-то!
Вениамин Елисеевич. (Искренне недоумевая.) Да, как же мал? (Смеясь.) Когда ему через месяц тридцать годов-то стукнет?
Анна Владимировна. Все равно мал! Рано жениться ему, я сказала! Не бывать этому никогда! Сыночка должен с мамой жить в знак благодарности за бессонные ночи, что растила, как цветочек луговой.
Вениамин Елисеевич. Вот-вот, цветочек луговой. Таким он и вырос… Ответственности нет, чувств-с тоже. Прожигает жизнь, не думая о будущем. А женить, чем плохо-то? Детишки, внуки пойдут, род наш продолжат, да и самому-то на старости лет будет душа родная. Что плохого-то? А то, ведь, капиталы-то наши пропадут. Кому передавать будем?
Анна Владимировна. И то верно. Но найду жену сама ему, какую я выберу!
Вениамин Елисеевич. Это можно, только, вот, ежели, сам он невесту раньше приведет, то обещай, что встревать не будешь.
Анна Владимировна. (Смеясь.) Да, где ж ему невесту найти?! У него поди одни гулянки на уме. Девиц в жены и вовсе не рассматривает, только, как забаву.
Вениамин Елисеевич. Давай так: я съезжу, потолкую с отпрыском-то, ежели, сам невесту найдет, на той и женим, что сама выберешь.
Анна Владимировна. Будь по-твоему, только, зная моего сына, не будет он искать себе никакую жену. (Плача и вытирая глаза платком.) Если только не заманит его в сети вертихвостка.
Вениамин Елисеевич. (Похлопывая нежно ее по плечам.) Ну-ну, будет. Вот увидишь, одумается наш Поликарпушка-то.
Явление 3
Вениамин Елисеевич приехал в город к сыну. Входит в квартиру, купленную им и женой. Из комнаты тут же выбегают три девушки, частично одетые, весело хихикая, а с дивана поднимается, шатаясь, с расстегнутой рубашкой и шляпой набекрень Поликарп, держа в руке пустую бутылку от шампанского. Переворачивает ее и трясет, проверяя, не осталось ли чего. В квартире не убрано: разбросаны вещи и пустые бутылки от дорогого алкоголя.
Вениамин Елисеевич. (Строго кричит сыну.) Ты что творишь?!
Поликарп. А, это ты, папаня. Я тебя, и не узнал. (И раздается его веселый смех.) Богатым будешь.
Вениамин Елисеевич. Не узнал, потому, как на ногах еле держишься! До чего ж ты распустился тут без нас! Тебя одного и оставить нельзя! Все деньги наши размотал на кутежи поди?!
Поликарп. Хорошо, что напомнил. Бать, дай денег, а!
Вениамин Елисеевич. (Строго.) Я те дам! На девиц порастратил все, да еще учебу забросил. (Возмущенно.) Что люди-то скажут?
Поликарп. А что скажут? А ничего. Помалкивать будут. Я – сын уважаемых людей. А что до учебы, да пес с ней.
Вениамин Елисеевич. Какой еще пес! Немедленно вернись в науки!
Поликарп. И не подумаю.
Вениамин Елисеевич. Тогда не видать тебе моих денег!
Поликарп. Напугал. Да не надо. Мне маменька даст, она не откажет.
Вениамин Елисеевич. Ах, так! Тогда вот тебе мое условие! Если через месяц не представишь нам свою невесту из обедневших дворян, лишу наследства! Ты меня знаешь, церемониться не буду! Я тебе не маменька.
Поликарп. Ну, пап…
Вениамин Елисеевич. Нет, я сказал!
Поликарп. Какая жениться? Зачем она?! И так мне распрекрасно!
Вениамин Елисеевич. Я вижу, что распрекрасно, только вот это надо заканчивать.
Поликарп. Что, сам себе ярмо на шею надел и на меня хочешь? Не выйдет-с! Не на того напали-с!
Вениамин Елисеевич. (В гневе.) Я сказал, женишься!
Поликарп. И не подумаю. И вообще, даже, если допустить мысль, что я вдруг, совсем потерявши рассудок, другого объяснения у меня нет, пойду вдруг жену искать, почему непременно-с обедневшую-то дворянку надо? Не сам ли говаривал, что деньги к деньгам липнут? Какой интерес?! Будет все время кровно заработанные у меня на духи, да туалеты выпрашивать.
Вениамин Елисеевич. Вот, именно! У тебя выпрашивать будет, а не ты у нее. Ежели, ровню найти, так ты попробуй с ней уживись, а ежели, не приведи господи, выше по статусу, то совсем дело пропащее. Будешь прислуживать ей до конца дней своих.
Поликарп. (Смеясь.) Как ты маменьке?
Вениамин Елисеевич. (Одергивая пиджак и хорохорясь.) Да, как я. (Смягчив тон.) Я потому тебе этого и не желаю, хочу, чтобы ты сам хозяином положения был. Девицы-то знатные, знаешь какие? О-о! Да там гонору, спеси, да капризов столько, что мужа в жизнь не послушают. Да еще мнение свое непременно-с на все свое особое имеют. А обедневшая будет тебе в рот заглядывать, да бояться в немилость войти, так как в зависимости будет полной от тебя. Вон, топнешь ногой, ежели чего. (Топает.) И сразу присмиреет. А на этих знатных барышень управу не найти. Вмиг вылетишь, да еще и капиталов лишат. (Прикладывает ладонь к своей груди.) Я тебе сынок только счастья желаю, вот потому и ставлю такое брачное условие. Ты посмотри, хоть вон, как дедушка твой! Сам купец разбогатевший, взял девушку в жены – дворянку обедневшую, так она и глаз не смеет поднять, как он в комнату входит, а перебивать его или говорить что, без его на то изволения, и не решается. Сидит, молча, у окна, да рукоделием занимается, всегда ласкова она и добра.
Поликарп. Скорее запугана.
Вениамин Елисеевич. Да хоть бы и запугана! Но тебе же это только на пользу. Ты на меня посмотри. Думал, женился на маменьке твоей, удачу поймал, а сам так всю жизнь на побегушках, да пониже любого слуги в доме, все прислуживаю и маменьке твоей, и всей родне ее. Тут никаких приисков-то не захочешь. Считай, в рабство попал под полное их распоряжение, да услужение.