000
ОтложитьЧитал
Глава 1
Отражение в зеркале оставалось неизменным уже несколько веков. Неизменным оставались ковры на стенах, деревянная кровать в углу комнаты, угрюма служанка, которая каждое утро приходила в комнату своей госпожи, чтобы помочь ей собраться. Порой Корнелии казалось, что её мир замер. Что всё это лишь дурной сон. Что вот-вот она должна проснуться, вырваться из этой придуманной каким-то шутником вселенной. Ещё немного, совсем немного надо потерпеть… Но годы шли. За первым десятком жизни с ненавистным супругом шёл второй, а потом и третий. Они были похожи друг на друга, они заставляли женщину чувствовать себя зверем, которого на охоте поймали в ловушку.
Он прекрасно знает, что умрёт. Мечется по клетке. Только сделать ничего не может. А охотники с копьями и кинжалами подбираются вплотную. Секунды до удара какого-то смелого “рыцаря” проходят сквозь тело и становится почти физически ощутимыми. Так и миссис Линтон попала в ловушку. Загонщиком был её собственный отец, десница короля, а ловушкой – брак с мужчиной, который величайшей радостью в своей жизни видел обучение и воспитание своей неразумной супруги. Ну и попытку пробраться поближе к власти, конечно же, как можно забыть о таком? За столько лет брака Корнелия так и не поняла кем она была для супруга: статусом, развлечением или попыткой достичь собственных целей более лёгким путём? Наверное, всё и сразу.
Стук в дверь заставляет вздрогнуть. Кажется, даже служанка, которая расчесывала мягкие волосы цвета горького шоколада, на пару секунд потеряла самообладание и опасливо оглянулась. Миссис Линтон даже спрашивать было не нужно, чтобы понять: за дверью стоит её супруг. Она из тысячи узнала бы эти отрывистые жёсткие стуки в дверь. Только он всегда и неизменно делал три удара. Всегда с одинаковыми паузами. Всегда… Он вообще редко что-то менял. И в этом была слабость мужчины, но сила его жены. Корнелия умела наблюдать. И запоминать. Она была дочерью десницы короля. Сам король раньше, ещё до замужества, интересовался порой мнением юной девушки, чем подтверждал её ум. Отбросив воспоминания о былом вместе с пустыми сожалениями баронесса в зеркало принлась наблюдать за суетливой служанкой, открывающей двери для своего господина. Тот факт, что Корнели так и не дала разрешения войти, а сама сидела полностью обнажённой перед зеркалом никого не смущал. Никто не пойдёт против кормящей руки. Особенно, когда рука эта принадлежит тирану.
Барон Линтон был недоволен. Впрочем, в этом абсолютно точно не было ничего необычного. Корнелия ещё ни разу не видела своего мужа в добром расположении духа. Она уже и не надеялась на то, что однажды увидит улыбку. Или хотя бы намёк на неё. Хотя, на самом деле, это было не совсем верно. Корнелия не надеялась получить это тепло в свой адрес. Собакам и лошадям мужчина дарил теплоту сполна. Даже кубок и вино получали гораздо больше доброты в свой адрес, чем баронесса или слуги. Возможно, барон просто не любил людей? Если это так, то всё становилось куда проще.
Корнелия смотрела в зеркало на то, как муж приближается к ней. Впрочем, при этом она даже не пыталась встать со своего места, прикрыться или высказать какой-либо другой знак уважения в адрес супруга. Костяной гребень разбирал горький шоколад волос на части, позволяя ему переливаться в свете свечей. Баронесса прекрасно знала, что будет дальше. Когда мужчина приближается достаточно близко, взгляд Корнелии в отражении перемещается с волос на его лицо:
– Мой дорогой супруг, чем же я обязана Вашему визиту в столь ранний час? – миссис Линтон едва сдерживалась, чтобы ни одна капелька язвительности не пролилась в её голос. Как бы стара и опытна она ни была, всё равно жить ещё хотелось. Пусть порой Корнелия и не могла ответить себе на самый простой вопрос: зачем?
Как и ожидалось, вместо ответа подошедший мужчина схватил жену за горло, резко дёргая на себя, чтобы Корнелия повернулась. От резкого движения женщина падает на пол со своего места, пальцами хватаясь за руку мужа. Попытка отцепить от своего горла чужие пальцы была почти отчаянной: баронесса прекрасно знала, что никакого результата не будет. И всё же всё ещё пыталась сделать так, чтобы “нежно любимый” супруг позволил хотя бы маленькому глотку кислорода попасть в лёгкие. Забавно. Ведь люди уверены, что демоны неуязвимы. А на деле оказывается, что они ничуть не менее уязвимы, чем простые смертные. Барон отпустил свою ладонь лишь после того, как в глазах супруги замечает отчаянный страх. Наградой служит судорожный вдох. Корнелия падает мужу в ноги, прижимая ладони к горлу и заходится в судорожном кашле. Лёгкие горят огнём, причиняя дополнительную боль.
– Ты опаздываешь, Корнелия. Тот факт, что твой отец десница короля, не даёт тебе никакого права проявлять неуважение к своему супругу. Если бы мы только не торопились… – продолжать не нужно. На спине всё ещё были видны следы предыдущего воспитания от мужа. Полосы от солёного кнута всегда заживали хуже. Впрочем, муж всегда умудрялся наносить удары так, чтобы ни один из них не оставлял шрамов. Каждый раз за это надо было благодарить. Словно барон Линтон действительно сделал хоть что-то хорошее.
– Простите, барон… – комок гордости встаёт в горле. Так что каждое слово Корнелия буквально выдавливает из себя. В них нет ни капли искренности. Если бы мужчина действительно не торопился, он бы наверняка уже взялся за то, чтобы напомнить супруге её место. Но тот лишь презрительно усмехается, слегка толкает жену в бедро носком своей туфли, а затем устраивается на её кровати. Служанка тут же распахивает окно, несмотря на то, что на улице стояла поздняя осень. Корнелия всегда мёрзла. С самого раннего детства мама кутала дочку в тёплое одеяло и просила слуг поддерживать камин зажженным всю ночь. Потом мама умерла. И камин уже никто не поддерживал, но дома, в своей комнате, было хотя бы тепло.
Барон Джеймс Линтон любил холод. В его доме всегда были раскрыты ставни. Корнелия жила в его доме уже четвёртое столетие. Но до сих пор не могла привыкнуть к холоду, который пробирал её до самых костей. Впрочем, сам барон теплотой тоже не отличался. И порой Корнелии казалось, что температуру воздуха в помещении он подбирает под себя. Определённо боится расстаять.
В первые несколько лет женщина ещё пыталась напомнить мужу о том, что она терпеть не может холод. Просила закрывать ставни зимними вечерами, когда была вынуждена оставаться в общей спальне, пыталась закрыть их самостоятельно, но барон всегда открывал их снова. Барону было дущно. Барону было жарко. Барону просто нравилось делать больно, заставляя остальных страдать самыми разными способами. Вот и сейчас лорд Линтон не обратил внимание на то, что супруга его была обнажённой, удовлетворённо улыбаясь служанке и прося раскрыть ставни сильнее. Корнелия поёжилась от морозного воздуха, чувствуя как влажные от ароматических масел участки кожи покрываются мурашками.
Служанка оказывается рядом с нижним платьем в мгновение ока. Корнелия успевает только подняться, а девушка уже помогает её одеться. Не забывает она и корсет затянуть сильнее, чем оно необходимо. Барон любил, когда талия жены была настолько узкой, насколько это было возможно. Слуги боялись барона, но никогда не уважали желаний баронессы. Это проявлялось в выборе корсета, ткани для платья, даже в его цвете. Сегодняшнее платье было изумрудно-зелёным, украшенным золотом и с высоким воротом. Корнелия терпеть не могла зелёный цвет во всех его проявлениях, о чем тоже говорила уже много раз. Баронесса рот открывает, чтобы попросить принести другой наряд, но не успевает. Супруг её уже поднимается, оказывается рядом и хватает за запястье, с силой вытаскивая жену из спальни. Мысль о синяках посещает Корнелию мимолётно, но не задерживается. Кому какая разница? Даже если хоть кто-то заметит их, он всё равно просто отведёт взгляд, сделав вид, что ничего не произошло.
Заседание малого королевского совета всегда было чрезмерно пафосным. Оно уже давно проходило без самого старого короля Травельяна, который считал недостойным посещение этого мероприятия. Ему либо было слишком скучно, либо с Его Величеством действительно было не так. Слухи, которые ходили по королевству, уже давно намекали: состояние Алистера Великого было слишком плачевным, поэтому он перестал появляться на людях, принимать аудиенции и участвовать в заседаниях малого совета. Корнелия в эти слухи верила мало. Служанки шептались о том, что спальню короля всё ещё посещают по ночам дамы, а в личные покои приносят вино. Разве ведёт себя так действительно больной человек? Вопросов, как обычно, было слишком много. А влияние баронессы не распространялось настолько далеко, чтобы узнать правдивые ответы на все.
Зал совета был весь украшен позолотой и лепниной. Высокие витражные стекла пропускали игривые лучики света, окрашивая их в самые разные цвета. Цветные солнечные зайчики прыгали по широкому большому столу, заглядывая в документы и глаза сидящих людей, словно желая подсмотреть их мысли. Корнелия разделяла это желание полностью. На советах она присутствовала только первые несколько минут, пока разливала вино и выносила лучшие сладости королевства, но все обсуждения всегда были скрыты от ушей «глупой женщины». Сама баронесса глупой себя не считала, а потому при возможности всегда пыталась подслушать о чем говорили главнейшие лорды государства. Вот только получалось это сделать далеко не всегда: обычно около массивных дверей в зал совета всегда стояли самые преданные советникам стражники. И в интересах каждого из них было сделать так, чтобы ни одна живая душа не узнала коварных планов. Корнелия могла бы назвать своего отца, десницу, как и всех великих мужей совета, змеями. Но это стало бы оскорбление королевскому роду, у которого змея была гербовым животным. Змеи были вышиты на гобеленах и знаменах, украшали собой великолепные витражи, а охота на них была запрещена по всему Аду. Так что сравнение подлецов и интриганов со священным животным явно было не самой лучшей идеей. самой лучшей идеей. Даже в мыслях. Его Величество может сколько угодно находиться вне стен зала совета, но о его способности проникать в чужое сознание при желании ходили легенды.
Барон прошёл на своё место, садясь возле самого десницы. Корнели следовала за мужем молчаливой тенью. Роль, к которой она привыкла давно, впрочем, как и все остальные. Но от этой привычки баронесса с огромным удовольствием бы избавилась. Корнели никогда не была тихой и смиренной, её заставили эти качества на себя примерить. Только навязанный образ, пусть и нужный для выживания, хотелось сжечь, уничтожить и больше никогда к нему не возвращаться. Миссис Линтон подошла к графину с лучшим вином, что доставляется с плодородных земель вблизи Оттер-Кейпа. Это вино стоило дороже золота, потому что для того, чтобы доставить его, торговцам приходилось проходить сквозь зубастые пороги, уже давно прозванные смертельные. Лишь самый умелый капитан соглашался провести свою команду сквозь зубастую пасть моря. Особенно, в те дни, когда Хранитель воды Каир не был милосерден к путникам. Конечно, можно было бы провести вино и наземным путём, только путь этот был куда длиннее и опаснее. А потому позволить лучшее “выдровое вино” не всегда могли даже богатейшие лорды страны. Только великий казначей, лорд Джеймс Линтон, явно был другого мнения. Совет пил напиток королей во время каждого заседания. И Корнелия была уверена только в одном: однажды её дражайший супруг наверняка растратит все деньги, которые ему так опрометчиво доверили в королевстве. Нет, Джеймс не был глупым. Но он слишком сильно любил тратить то, что ему не принадлежало. А вот собственные деньги барон всегда тратил с огромной экономией, находя тысячи способов сделать так, чтобы за него деньги тратили другие. Видимо, примерно так и пустела постепенно, но неотвратимо королевская казна. Пока баронесса разливала вино, словно простая служанка, мужчины говорили о важном: женщинах, лошадях и собаках. Разговор был обычным. Сколько Корнелия помнила эти заседания, темы оставались неизменными. Лишь изредка затрагивались темы политики и взаимоотношений между различными регионами. Но, чаще всего, эта тематика оставалась для самого совета, хотя, на взгляд мужчин, безобидные реплики про попытки восстаний и бунтов, очередные территориальные ссоры и невыгодные союзы давали для баронессы огромный простор для размышлений. Эти крохи действительно ценной информации баронесса старалась ловить жадно, запоминать каждую мелочь. Корнелия мечтала освободиться: от мужа, от фамилии, от роли прилежной жены. Корнелия ненавидела свою роль супруги. Она ненавидела все то, что на неё эта роль накладывала: секс с мужем, дети, дом и быт. От одной мысли бросало в легкую дрожь, а по телу скользит липкий неприятный холодок. О да, если баронесса однажды станет свободной, то никогда больше не свяжет себя узами законного брака.
Наконец все бокалы наполнены, а супруг уже смотрит неодобрительно. Мужчины пили, а разговор постепенно начинал уходить в такие заманчивые темы. Вот с одного края заговорили о вольнодумцах с Востока, вот с другого конца уже говорят о похищенных северянках… Корнелия старалась как можно дольше задержаться в зале совета. Но, к сожалению, вечность ставить графин невозможно. Да и у терпения барона были свои границы, которые Корнелия итак сегодня попыталась несколько раз переступить. Не стоит присутствие в зале кнута. Возможно, удача сегодня улыбнётся Корнелии. Возможно, она сможет подслушать заседание. Так что миссис Линтон послушно покинула зал, чтобы столкнуться с жестоким разочарованием: за массивными дверями уже стояли военные в черных камзолах с вышивкой королевской охраны на предплечье. Самые лучшие, самые неподкупные. Все они были отобраны лично начальником академии, который её возглавлял столько, сколько баронесса вообще помнила. Каждый солдат в этой чёрной форме прошел лично через руки Луки. Элитный отряд никогда не позволит подслушать то, что не предназначено для чужих ушей. Так что Корнелии ничего не оставалось, кроме как направиться в сторону широкого балкона, что выходил во двор. Внизу тренировались мальчишки, поступившие на военную службу лишь в этом году. Когда-то и сама Корнелия мечтала оказаться на месте любого из этих мальчишек. Только вот она была девочкой. И в этом был её самый главный минус. Ни одна девочка не могла стать выпускником академии, им предназначалась другая роль: достойного украшения в доме своего мужа. И лишь редкие счастливицы становились в этих домах хозяйками. Настоящими хозяйками, а не актрисами, вечно обреченными на эту роль.
Тренировка внизу явно шла уже не один час, деревянные мечи для юных лордов стали уже тяжелее металлических. Пальцы разжимались, а движения стали слишком неуклюжими. И только неутомимый Лука продолжал быстро скользить между рядами сражающихся мальчиков, поправляя и отчитывая их. Никто не знал фамилии этого мужчины. Неизвестно было и откуда он пришел. Казалось, что Лука всегда был подле короны, всегда служил ей. И при этом ненавидел короля всей душой. Старухи в столице рассказывали о тех временах, когда смелый воин был еще мальчишкой. Они рассказывали о временах, когда Лука любил. Говорили, что именно из-за этой любви мужчина стал тем, кем он был. Корнелия старым сказкам верила мала. Она прекрасно знала, что Лука появился в Аду почти после его возникновения, что лет ему столько же, сколько и миру, в котором они живут. Лука не старел, он давно взял на себя роль одного из хранителей. А может быть, он таким был с самого начала? Баронесса не заметила, что смотрит на мужчину, скользящего змеей внизу, уже слишком долго. Зато он почувствовал чужой взгляд и безошибочно повернулся к Корнелии. Они обменялись поклонами, после чего мужчина вернулся к своему занятию. Миссис Линтон могла поклясться, что услышала протяжный вздох разочарования. Надежды мальчиков на освобождение не оправдались.
Минуты, казалось, тянулись бесконечно. Словно их подменили на часы. Солнце уже успело значительно медленно проползти по небосклону, раскаляя воздух. Дышать становилось тяжелее, а в тяжелом, жарком платье дышать становилось гораздо сложнее. Но вот-вот должна была открыться массивная дверь, оповещая о конце заседания совета. Корнелия порой абсолютно не понимала, почему каждый раз преданной собакой стояла на этом проклятом балконе, дожидаясь своего супруга. А потом вспоминала первый раз, когда ослушалась чужого приказа. Эти воспоминания отзывались дрожью в теле и неприятным холодком по спине. Грубый мужской голос, бархатный и глубокий, звучит абсолютно неожиданно. И баронесса еле сдерживается, чтобы не обернуться, не вздрогнуть. Корнелия не хотела демонстрировать свою слабость. Даже в таких мелочах.
– Леди Линтон? Приятно удивлен, что встретил Вас сегодня, – молодой офицер, лишь недавно закончивший академию, был привлекателен. С ним было приятно общаться, женщина даже была готова назвать его обаятельным. Но его чрезмерная самоуверенность, пополам с почти хамскими попытками оказаться в постели баронессы, раздражали. Как и то, что молодой человек никогда не умел понимать, когда ему стоит оставить Корнелию в покое и отойти как можно дальше. Почему-то он всегда умудрялся оказаться рядом, когда вот-вот должен появиться барон.
– Мистер Коллинз, рада встрече с Вами… Прошу прощения, я жду своего супруга. Малый совет скоро должен завершиться, – женщина искренне надеялась на то, что офицер, чересчур наглый и настойчивый для своего возраста, поймет все сам. Хотя и шансов на это было совсем немного. Переступать границы вежливости не хотелось, как и откровенно грубить мужчине. Все же член гвардии короля имел куда больший вес в обществе, чем Корнелия. И ссориться с сильными мира сего не хотелось.
Как и предполагала женщина, тактичности Коллинзу не хватило. Как и мозгов. Из всего, что сказала ему баронесса, мужчина сделал совсем другой вывод: надо действовать как можно быстрее, пока из зала совета не выйдет барон. А потому мужчина делает шаг вперед, который Корнелия скорее почувствовала, чем заметила. Она поворачивается, одновременно отступая к балюстраде. Взгляду баронессы открылась массивная дверь, за которой находится муж. Корнелия видела и то, как эта дверь начинала открываться, а стражники, стоящие по бокам от нее, поворачиваются и склоняют головы в знак почтения. А потом обзор закрыло лицо Коллинза. На какое-то время женщине показалось, что все вокруг стало слишком медленным: лицо офицера приближалось, а звук открывающейся двери и шагов заседавших в малом совете благородных мужей растянулся, словно мед тянется за вытаскиваемой из него ложкой. И все же она прекрасно понимала чем это может закончиться. Барон, как и остальные члены совета, не станет выходить из зала вечность, руки, упёртые в грудь офицера, ни капли не помогали его оттолкнуть. Словно, чувствуя сопротивление, офицер Коллинз чувствовал желание сломить непокорную женщину, совсем не обращая внимания на её мужа.
– Корнелия! – ненавистный голос разрывает пространство, а Корнелия на секунду прикрывает глаза. Прямо сейчас, больше всего на свете, женщина мечтала убить этого офицера собственными руками. Этот глупый, заигравшийся мальчишка всё испортил. Желая доказать самому себе свою сексуальную значимость и неповторимость, желания получить то, что для него недоступно, Коллинз поставил всё на кон собственным интересам. И баронесса не выдерживает, отвешивая ему хлёсткую, звонкую пощечину. Удар был настолько сильным, что на щеке мужчины остаётся слегка размытый след от её ладони. И офицер отстраняется. Чтобы через считанные секунды удар получила Корнелия. Рука Джеймса Линтона была тяжёлой, а массивная печатка казначея на его пальцы добавляла веса. Барон специально немного повернул перстень так, чтобы острый край рассек губу женщины. Царапина не была очень глубокой, но края пореза щипало. Привкус соленого металла попадает в рот. Корнелия сглатывает, опуская голову. Душила обида. А тем временем мужчина повернулся к офицеру, поджимая губы: – Мистер Коллинз, я приношу свои извинения. Моя супруга посчитала, что имеет полное право на то, чтобы докучать Вам. Надеюсь, она не сильно помешала вашим планам?
Корнелия была готова взвыть от отчаяния. И от обиды. Муж, дававший клятву оберегать её до конца их долгих лет вместе, снова даже слушать не стал. Он заранее сделал выводы. И уже решил для себя, что виновата в той картине, что увидел барон, тоже Корнелия. И офицер Коллинз решил воспользоваться возможностью, которую ему дали прямо в руки: зачем говорить о том, что он хотел поцеловать и силой взять чужую жену, чтобы потом понести наказание, если всё можно выставить в куда более приятном для себя свете? Вот и мужчина посчитал, что в этом нет никакого смысла.