Отцовский инстинкт

Отцовский инстинкт, или как мы детей делали

(повесть)

С Леной я познакомился, когда мне стукнуло 49. За плечами было три законных брака, несколько гражданских и стойкое разочарование в современных женщинах.

«Буду жить один. Хватит экспериментов», – решил я.

И тут случилась Лена. Младше меня на пять лет. Одного со мной роста. Симпатичная, умная, ласковая. Она жила в небольшом городке под Прагой с уже взрослым сыном и престарелыми родителями.

Почувствовав, что влюбляюсь в неё, я запаниковал. Мне уже понравилось холостяковать. Свободная жизнь без обязательств затягивала. К тому же я боялся опять обжечься, как это было с моими предыдущим женщинами.

Мучился я недолго. Меня спас телефонный звонок от одной знакомой художницы. Её звали Таня, и, судя по всему, она строила относительно меня некоторые планы.

– Ты нам срочно нужен, – сказала Таня после приветствия, – приезжай. Адрес я тебе сбросила.

– Нам – это кому? – уточнил я.

– Нам – это девочкам, – ответила 40–летняя Таня. – Мы соревнуемся, кто лучше борщ сварит. Нужен мужчина, судья, который определит, кто лучше всех готовит.

– Да у вас там нешуточные страсти кипят, – усмехнулся я в трубку. – Сколько девочек?

– Пять, – ответила Таня, – я шестая.

– Я столько не съем, – честно признался я. – Мне борщ нравится, но не в таком количестве.

– Да мы тебе по чуть-чуть нальём, – затараторила Таня. – Девочки старались. С утра у меня на кухне чёрт-те что творится. А один знакомый повар, который до этого согласился, не пришёл. Выручай. Пожалуйста. Я тебе за это свою картину подарю. На выбор.

И замолчала, томно дыша в телефонную трубку.

– Хорошо, – согласился я, – ждите. Через полчаса буду.

И я поехал на дегустацию борщей.

В просторной квартирке у Тани на Баррандове действительно было ещё пять женщин возрастом от 20 до 45 лет и худой бородатый мужик в джинсах и грязной майке.

– Так вот же, – показал я рукой на мужика, – вот же вам судья. Зачем мне надо было за тридевять земель переться?

– Я вегетарианец, – грустно сказал мужик, – не ем мясо братьев наших меньших.

– Бедный, – пробормотал я и пошёл к столу.

Стол ломился от еды: оливье, селёдка под шубой, ряд овощных салатиков, куриные крылышки. И посередине этого изобилия запотевшая бутылка водки.

– Веган не пьёт? – уточнил я.

– Не пьёт, – вздохнула Таня, – зато весь морковный салатик стрескал.

– Молодец, – похвалил я бородатого, – зрение будет в порядке. Где тут ваши борщи?

– Мы их под номерами тебе подавать будем, – пояснила Таня, – чтобы соблюсти анонимность. Тебе просто надо будет сказать номер, который лучше всех.

И пододвинула ко мне дымящуюся тарелку с борщом.

Я добавил в борщ сметанки, отхлебнул пару ложек. Было вкусно.

Мне тут же подвинули вторую тарелочку. Потом третью, четвёртую, пятую, шестую.

Потянулся было за водкой, но вспомнил, что за рулём, и отдёрнул руку.

– Какой номер победил? – требовательно спросила Татьяна.

– Пятый, – ответил я, накладывая себе в тарелку оливье.

Одна из девиц завизжала от восторга.

– Почему пятый? – требовательно спросила Татьяна.

– Потому что только у пятого к борщу прилагались пампушки, – объяснил я, – причём натуральные пампушки, с чесноком. Хотя остальные номера тоже очень вкусные. Но борщ без пампушек – не борщ, а так, суп обычный.

– Понятно, – протянула Татьяна. – А шестой номер-то хоть понравился?

– Шестой был великолепен, – поняв, кто приготовил шестой номер, сказал я. – Если бы с пампушками, я бы ему первое место присудил.

Таня просияла.

В это время в квартиру прибыла ещё одна девица. С огромной сумкой, наполненной красками и кистями.

– Кто первый? – окинув взглядом нашу притихшую компанию, спросила она.

– Давайте Вадима первого, – предложила победительница.

– Я живым не дамся, – на всякий случай предупредил я.

– Да не бойся, – Татьяна притащила стул и поставила его к окну, – Евгения тебе маску на лице нарисует. Праздник всё-таки. Хэллоуин. Ты кем хочешь стать? Вампиром или страшным клоуном?

– Джокером, – попросил я, усаживаясь на стул, – клоунады и вампиризма в моей жизни и так достаточно.

Женя обошла меня со всех сторон и принялась работать: рисовала, брызгала лаком на волосы. Через 15 минут закончила.

– Готово, – сказала она. – Следующий.

Я уступил место на стуле и подошёл к зеркалу. Из него на меня глянул натуральный Джокер. Но почему-то в моей одежде.

– Здорово, – сказала Татьяна, – тебя прям не узнать. Садись за стол и не двигайся особо. Лак должен затвердеть.

Она усадила меня за стол. Подсела ко мне. Налила компотика.

– Давно тебя не видно, – сказала она, ненароком задев меня бедром. – Куда делся?

– Да вот, решаю извечный жизненный вопрос, – отодвигаясь, ответил я.

– Быть или не быть? – спросила Таня.

– Не совсем, – ответил я, – жениться или не жениться, вот в чём вопрос.

– Влюбился? – заинтересовалась Татьяна.

– Да, – ответил я, прихлёбывая компот, – втрескался по самое не балуй.

– А она? – опять спросила Таня.

– И она втрескалась, – подумав, ответил я.

– И? – продолжила допрос Таня. – Живите вместе. Зачем расписываться? Вон, пол Европы так живёт.

– Воспитание советское, – вздохнул я, – на подкорке в мозгу выжжено, что если сплю с женщиной, то, как порядочный человек, обязан на ней жениться.

– Тогда женись, – вздохнула Таня. – В чём проблема-то?

– Да боюсь, что будет как всегда, – в тон Татьяне вздохнул я, – в полночь пробьют часы, и Золушка превратиться в Бабу Ягу.

Татьяна задумалась.

– А родители её где живут? –подумав, спросила она.

– Тут, под Прагой, – ответил я и добавил. – А что?

– Ну, тогда посмотри, как родители живут, – сказала Таня. – Такой и ваша семья будет через десять-двадцать лет. У неё же тоже на подкорке выжжена модель поведения в семье.

– Таня, ты – гений, – я поцеловал её в щёчку, оставив на коже кроваво-грязный след от Джокера.

Я достал телефон и набрал Ленин номер.

– Привет, – через секунду ответила мне телефонная трубка.

– Привет, Леночка, – сказал я. – Соскучился что-то. Ты где сейчас? Может встретимся?

– С удовольствием, – ответила Лена. – Мне к тебе приехать? Я сейчас дома. Пока соберусь. Дорога. Часа через два буду.

– Да что всё у меня, да у меня, – сказал я, – давай я к тебе приеду. Я тут недалеко. Заодно и с родителями познакомлюсь. И повод есть – праздник, как-никак.

– Какой праздник? – удивилась Лена.

– Хэллоуин, – пояснил я, – старинный праздник в Западной Европе и Северной Америке. День всех святых. Так я приеду?

– Ой, – сказала Лена, – не знаю, как-то внезапно. Я даже не накрашена.

– Зато я накрашен, – усмехнулся я. – Пришли адрес. Я выезжаю. Купить что-нибудь к столу?

– Маме – цветы, папе – конфеты, он сладкое любит, – решилась Лена и продиктовала адрес.

– Скоро буду, – крикнул я в трубку и попросил у Тани ещё компота.

Выпив его, я попрощался с борщевой компанией и отправился в магазин, где купил букет цветов и коробку конфет.

Уже в машине я понял, что одного букета мало. Поэтому я отсчитал пять цветков для Лены, а остальные цветы оставил для её мамы.

Навигатор привела меня к зелёному дому за высоким забором. Я припарковался. Взяв с собой букеты и коробку с конфетами, я подошёл к двери и нажал на звонок.

Дверь открыла Лена.

– Ой, – сказала она, – ты меня испугал.

– Праздник же, – отозвался я и вручил Леночке цветы, – поздравляю.

– Спасибо, – сказала Лена и повела меня в дом.

Первой нам встретилась Ленина мама.

– Ой, – закричала она и подпрыгнула от страха, – кто это?

– Мама, познакомься, это Вадим, – представила меня Лена, – Вадим, это моя мама, Татьяна Ивановна.

– Очень приятно, – сказал я и протянул Татьяне Ивановне второй букет, побольше.

– И мне приятно, – заикаясь, ответила Ленина мама. – Пойду на стол накрывать. А вы пока руки помойте и лицо, если вам не трудно.

– Не трудно, – сказала Лена и потянула меня на второй этаж, в ванную комнату. – Пошли, умоешься, пока ты тут всех не перепугал.

Лениного папу мы встретили на лестнице. Он не подпрыгнул и вроде даже не испугался.

– Хорошо нарисовано, – сказал он, – прям натурально очень. Только Бэтмена рядом не хватает.

– Вадим, – представился я.

– Олег, – протянул мне руку Ленин папа, – очень приятно.

Лена затащила меня в ванную, раздела до трусов и принялась смывать слой краски с моего лица и лак с волос.

– А твои родители давно вместе живут? – поинтересовался я, отфыркиваясь от льющейся воды.

– Сорок два года, – ответила Лена. – А что?

– Так просто, – ответил я, – разговор поддержать. А сейчас они на пенсии?

– На пенсии, – сказала Лена. – Папа раньше в МИДе работал. Чем тебе волосы склеили? Их никакое мыло не берёт.

– Это хорошо, – сказал я, – интеллигентная семья. Это хорошо. А волосы мы отмоем. Добавь горяченькой.

Минут через двадцать я, умытый, пахнущий шампунем и немного взволнованный, сидел за столом.

На столе стояла кастрюля с вездесущим борщом и тарелка с крабовым салатом.

– А пампушек нет? – освоившись, спросил я.

Лена незаметно двинула меня локтём в бок.

– Нет, но могу предложить булочки с маком, – ответила Татьяна Ивановна.

– Спасибо, я так просто спросил, – сказал я, потирая ушибленный бок. – Я недавно узнал, что борщ с пампушками – это традиционная еда на Хэллоуин.

– Да что Вы говорите? – удивилась Татьяна Ивановна. – Никогда этого не знала. На следующий год сделаю Вам пампушки.

Потом мы поговорили о погоде, о понаехавших в Прагу иностранцах и о ценах на бензин. Ленина семья мне понравилась.

Я распрощался с её родителями и вышел на улицу. Леночка пошла проводить меня до машины.

– Красивый у вас дом, – сказал я, – и сад тоже. Вот только от меня далеко. Почти час добираться.

– Да, далеко, – подтвердила Лена, – разные концы города.

– Тогда переезжай ко мне жить, – предложил я, – на бензине сэкономим. Чего туда-сюда мотаться?

– Как-то неожиданно, – сказала Лена, – но я согласна. Родители и без меня справятся.

– Вот и чудненько, – сказал я и сел в машину.

Лена наклонилась ко мне и поцеловала на прощанье.

– Тут мама гадает, ты из-за праздника ей чётное количество цветов в букете подарил или просто ошибся? – спросила она.

– Ой, – ответил я, – конечно же ошибся, я не специально. Честное слово.

– Я ей так и ответила, – сказала Лена, улыбнувшись, – не переживай. Всё было хорошо. Вечер был замечательный.

В общем, родители мне понравились. По совету Тани я примерил их отношения в семье на себя, и мне это пришлось по вкусу. Поэтому спустя два месяца, на Рождество, я сделал Лене предложение.

– Я согласна, – сказала Леночка. – Я тебя люблю.

– И я. Вот только ещё ребёнка хочется, – ответил я. – Вдвоём, конечно, хорошо, но втроём ещё лучше.

– Я тоже от тебя ребёночка хочу, – сказала Лена, – но мне сорок пять. Я уже старенькая для деторождения.

– Сорок пять – баба ягодка опять, – пошутил я. – Наука шагнула далеко вперёд. ЭКО можно сделать. Я в интернете пороюсь, как это и сколько стоит. И ещё знакомая у меня есть. Я её недавно встретил. Говорит, что беременная. У неё спрошу.

– Что за знакомая? – заинтересовалась Лена.

– Светка, – ответил я, – героическая личность. Точно, надо у нее проконсультироваться.

Светка была 39-летней еврейкой в разводе. Муж ушёл от нее более десяти лет назад, когда у Светки обнаружили рак. Известия о болезни и о разводе она приняла на удивление спокойно. Лишь затащила бывшего в местную клинику и заморозила несколько получившихся от него эмбрионов. А потом рванула в Чехию, лечиться от рака. В Израиле это было дороговато.

Она проходила химио- и радиотерапии в Праге и Мюнхене. Лысела. Толстела. Умудрялась между процедурами зарабатывать деньги на жизнь. И через 9 лет такой сумасшедшей жизни она все-таки выздоровела, окончательно и бесповоротно. Сдала два раза анализы, биопсию. Всё подтвердилось – болезнь отступила.

Светка выдохнула и рванула в родную Израилевщину, где подсадила себе один из сохранённых эмбрионов. Он прицепился к выздоровевшей плоти Светки и начал развиваться.

Всё это я узнал от нее самой, сидя на скамейке в парке на Летне, куда она пришла по моей просьбе. Светка пила лимонад, завистливо поглядывая на мой бокал с пивом, и во время разговора поглаживала свой плоский живот. На беременную она мало походила.

– Мы тоже хотим ребёнка, – выслушав Светку, сказал я и добавил, – очень хотим.

– Сколько лет твоей жене? – спросила Светка.

– Сорок пять, – отрапортовал я, – здорова, вредных привычек нет.

– Да я не про здоровье, – отмахнулась Светка, – я про деньги. Тут до 39 лет можно делать три попытки ЭКО за государственный счёт. Так что вам придётся за свои кровные ребятёнка стругать.

– А сколько это стоит? – робко спросил я.

– Где-то тысяч сто крон за попытку, – ответила Светка, – но есть более бюджетный вариант. Это Белоруссия. Даже с проживанием и дорогой выходит дешевле, чем тут.

– Не, – на минуту задумавшись, ответил я, – в Белоруссию Ленка не поедет. Она комфорт любит.

– Тогда Чехия или Израиль, – кивнула головой Светка.

– А где лучше? – продолжил я пытать беременную женщину.

– Одинаково, – ответила та, допив свой лимонад, – только в Израиле дороже в три раза это удовольствие.

– А почему дороже, если одинаково? – удивился я.

– Потому что евреи, – зло ответила Светка. – Пива хочется, мо́чи нет. Но нельзя.

– Так давай я тебе безалкогольного возьму, – предложил я.

Светка на минутку замолчала, словно переваривая моё предложение.

– Ты – гений, – наконец-то очнулась она, – что же я сразу не додумалась. Неси своё безалкогольное пиво.

Я принёс Светке пива и орешков. Всё это она уничтожила в течение полутора минут

– В общем, – сказала она, допивая остатки пива, – идите в любую государственную или частную больницу в отделение репродукции. И там беременейте. А как забеременеете – к гинекологу. А потом уже в роддом.

– Спасибо, – сказал я. – Ещё пива?

– Аха, – сказала она, – возьми сразу два, чтобы не бегать.

Я принёс два бокала безалкогольного пива.

– Что-то меня тошнит от этого пива, – сказала Светка, – пойду я домой, наверное.

И она ушла.

Позже мы с Леной отправились в ближайшую к нашему дому больницу. В Мотол. Центр планирования семьи и репродукции в Мотоле располагался на 5 этаже. Приняла нас маленькая и толстенькая, как колобок, врач.

– Начнёте принимать гормональные лекарства, – сказала она Лене, – чтобы Ваши яйцеклетки вырастали и были в порядке. Заодно проведем все необходимые исследования и анализы на совместимость и генетические отклонения.

Лена почему-то испугалась, услышав про генетические отклонения и возможную несовместимость.

– Всё у нас совместится, – успокоил я её, – вот чувствую, что всё хорошо будет. И родишь ты мне дочку, маленькую, беленькую.

Жена постепенно успокаивалась, и я отправился оплачивать счёт, что-то около двух тысяч евро.

– А говорили, что дороже будет, – повеселел я и пошел в аптеку за гормонами.

В аптеке мою веселость как рукой сняло, когда я узнал, сколько стоят гормональные лекарства для Лены. А стоил они дорого – по 500 евро за упаковку.

– Делаем длинный протокол, – сказала нам врач, – а если не получится, то потом короткий.

Я не понял ничего про протоколы, но на всякий случай кивнул головой. Длинный, так длинный. Главное, чтобы получилось.

В тот же день у нас взяли кровь. А моей слабой половине ещё и УЗИ сделали.

Через неделю мы пришли на приём. Уже знакомая врач посмотрела наши анализы и одобрительно покивала головой.

– А где спермограмма? – вдруг строго спросила она нас.

– Какая спермограмма? – вопросом на вопрос ответил я.

– Анализ вашей спермы, – сказала доктор. – Может быть у вас там не всё в порядке.

– Всё у меня в порядке там, – почему-то покраснел я, – всё работает как часы.

Доктор поморщилась.

– Через три дня в 9 утра придёте, сдадите сперму. До этого никаких половых контактов, – приказала врач, и взглянув на мою жену строгим тоном добавила, – никаких, чтобы было достаточно материала.

– Хорошо, – согласилась жена, – материал будет, раз надо.

– Будет, – поддакнул я. – А куда приходить, и как сдавать?

– Сюда же приходите, – улыбнулась мне доктор. – У нас есть специальная комната в конце коридора. Утром в регистратуре отметитесь, вам дадут пузырёк и проводят в эту комнату. Полученный материал сдадите в 5 кабинет.

– Натощак? – спросил я.

– Что натощак? – не поняла доктор.

– Анализы сдавать натощак? – пояснил я.

Женщина в белом халате несколько мгновений оценивающе смотрела на меня.

– Лучше позавтракайте, – наконец ответила она, – лёгкий завтрак не повредит.

– Хорошо, – кивнул я.

Мы встали, попрощались с доктором и ушли домой.

Три мы с женой строго следовали предписаниям доктора. В назначенное время я пришел в отделение репродукции, которое представляло собой длинный коридор со стоящими вдоль него стульями. На стульях сидели парочки разных возрастов. Некоторые из женщин были уже беременны, а остальные посматривали на них с тихой завистью. Парочки негромко переговаривались.

В начале коридора у входной двери располагалась регистратура – большое стеклянное окно с окошком поменьше для непосредственного общения с обслуживающим персоналом.

Я подошел вплотную к окошку.

– Добрый день, – сказал я, – мне на анализы назначено на сегодня.

За стеклом сидели две девицы в белых халатах неопределённого возраста.

– Талончик у двери возьмите, – ответила одна из них.

Я вернулся к двери, где стояла тумба с дисплеем. На дисплее высвечивались названия кабинетов. В самом низу я заметил надпись: «Спермограмма». Я нажал соответствующую кнопку, и из прорези тумбы выполз листок с номером 6. Почти сразу же на дисплеях, висящих над потолком на всём протяжении коридора, загорелась надпись: «6 номер – 2 кабинет».

Кабинет номер 2 – это регистратура. Я протянул листочек в окошко.

– Так что Вы сразу не сказали, что вам на спермограмму? – удивилась одна из девиц.

Вторая взяла какую-то папку и исчезла в недрах регистратуры.

Первая девица открыла один из шкафов, стоявших в помещении, достала оттуда прозрачный пластмассовый пузырёк с красной крышечкой и протянула мне.

Пузырёк был высотой сантиметров пять и в диаметре сантиметра два-три. Я с сомнением взглянул на эту ёмкость.

– Что-то не так? – спросила девица.

– Как я сюда попаду? – задал я ей встречный вопрос. – Горлышко узкое.

Девица посмотрела на меня буквально тем же самым взгляд, которым меня одарила доктор несколько дней назад.

– В пузырёк ничего засовывать не надо, – медленно и чётко проговорила она, – постарайтесь сцедить сперму в него и потом закройте крышечкой. И всё это потом отнесете в кабинет номер 5.

Гул голосов за моей спиной стал тише. Сидящий рядом с регистратурой мужик с бородой вытянул голову, стараясь рассмотреть пузырёк, в который нельзя засовывать. Увидев пластиковую емкость, он усмехнулся.

– У настоящего мужика не сцеживается, а выстреливает, – громко заявил он.

Девица покраснела.

– Значит, Вам надо выстрелить и попасть в пузырёк, чтобы мы смогли сделать анализы, – заключила она, – а остальное сцедите.

– У меня зрение плохое, – ни с того, ни с сего брякнул я, видимо, от волнения.

Бородатый мужик начал ржать. Гул голосов за спиной усилился.

Девица вздохнула и закатила глаза. Затем взяла какие-то ключи и вышла из регистратуры через боковую дверь.

– Идите за мной, – скомандовала она, – отведу Вас в наш тир.

Мы прошли вдоль стульев с пациентами до конца коридора. Почти все смотрели на меня с любопытством. Злосчастный пузырёк я спрятал от их взглядов в карман пиджака.

В конце коридора располагалась дверь. Она отличалась от остальных тем, что была обита толстым слоем войлока, закрытого синим дерматином. Над дверью висел красный фонарь, окруженный крупной сеткой.

За дверью оказалась маленькая, жарко натопленная комнатка. Половину её пространства занимало жёлтое кожаное кресло, напротив которого стоял невысокий шкафчик со стеклянной дверкой. Рядом с креслом на стене располагалась большая красная кнопка, а за ним – дверь, ведущая в туалетную комнату с унитазом и умывальником. На отдельном столике лежала пачка салфеток.

– Когда нажмёте на кнопку, включится телевизор и загорится лампочка над дверью, – начала инструктаж девица. – Это значит, что сюда никто не должен входить. Можете спокойно делать своё дело.

– А где телевизор? – перебил я её.

– В шкафчике, – пояснила девица. – Он закрыт, и не пытайтесь его открыть. Включить или выключить телевизор Вы можете с помощью красной кнопки. Всё понятно?

Я кивнул. Чего уж тут непонятного?

Девица вышла, щёлкнув замком и оставив меня одного.

Я осторожно сел на кресло. Кожа громко заскрипела подо мной. Из коридора послышался шум голосов. Он отвлекал. Это было странно, ведь дверь казалась достаточно толстой. Я присмотрелся и через мгновение понял, почему было так хорошо слышно всё, что происходило в коридоре. Между полом и самой дверью я заметил щель высотой в несколько сантиметров, через которую и доносились звуки.

Я нажал на красную кнопку, и внутри шкафа что-то замерцало. Стеклянные дверцы шкафа, видимо, протирали грязной тряпкой, и видно через него было, мягко говоря, не очень хорошо, поэтому я не сразу понял, что это за мерцание. Присмотревшись, я увидел внутри шкафа телевизор, на экрае которого бежали титры. Звучала тихая музыка. Я нажал красную кнопку, и мерцание погасло.

Покинув комнату, я направился к регистратуре. Взгляды присутствующих устремились на меня.

– Что, уже? Так быстро? – удивился бородатый.

Я проигнорировал его и, наклонившись к окошку, сказал девице в белом халате:

– Там ничего не видно.

– Почему не видно? – удивилась она.

– Потому что стёкла грязные, – пояснил я, – в шкафу, где стоит телевизор.

– А зачем телевизор в шкаф ставить? – спросила невысокая чёрненькая женщина, сидевшая напротив бородача.

– Надо так, – туманно ответил её спутник, белобрысый мужик в джинсовом костюме, – по инструкции надо, наверное.

– Стёкла недавно мыли, – перебил мужика девица, – чистые должны быть.

– Мыли, – согласился я, – но грязной тряпкой. Ничего не видно. У Вас есть стеклоочиститель?

Девица покраснела. Взяв телефонную трубку, она набрала номер и позвонила куда-то. Через несколько минут в коридоре появилась женщина в синем халате. Мы втроём отправились в тесную комнатушку в конце коридора, где синий халат тщательно протерла стекло.

– Теперь видно? – ехидно спросила девица.

– Изумительно, – кивнул я и добавил, – и всё-таки зачем телевизор в шкаф запирать?

– Чтобы руками не хватали, – ответила девица и вместе с синим халатом удалилась их комнаты, снова оставив меня одного.

Я сел в кресло, нажал на красную кнопку. Экран внутри шкафа ожил, открыв передо мной красочную картину: мужчина и женщина гуляют по городу, он дарит ей цветы, целует, они пьют кофе. И всё это происходило на фоне средневековых зданий. «Лейпциг, – я внезапно узнал город. – Точно, вот в этой церкви Бах похоронен. А вот тут Гёте написал своего «Фауста»».

Но экскурсия по городу резко оборвалась. Мужчина повез женщину куда-то за город. Судя по причёскам и маркам машин, фильм был снят году так в 80-м. Мужчина с женщиной зашли в спальню. Он начал раздевать её. Какой-то человек в униформе подглядывал за ними в замочную скважину.

«Даст ис фантастиш», – услышал я с экрана телевизора.

Я вспомни техникум, и как Серёга Коршунов принёс немецкий журнал с голыми тётками, и как он его продавал одна страница – рубль. И как уже после техникума мы на чьём-то дне рождения смотрели немецкую порнуху на первых видеопроигрывателях «Электроника 18М».

Вернувшись в настоящее, я нажал красную кнопку, и экран погас.

Встав со скрипучего дивана, я вышел в коридор и снова отправился к окошку регистратуры.

– Получилось? – спросил меня бородач.

– Нет, – коротко ответил я ему.

– Что опять? – полюбопытствовала девица.

– У вас нет чего-нибудь более современного? – спросил я. – Там запись тех времён, когда было ещё две Германии.

– При чём тут это? – вскипела девица. – Всё то же самое, что и сейчас. Анатомия человека за эти годы не изменилась.

В коридоре стало тихо. Я спиной чувствовал взгляды сидящих вдоль стен пар.

– Тот факт, что сейчас тем актрисам по 80 лет, – тихо сказал я, – выбивает меня из колеи и не даёт сосредоточиться. У вас есть фильмы поновее?

– Нету, – рявкнула девушка в белом халате и уже привычно покраснела.

За моей спиной поднялся гул. Общественность спорила о том, стареет ли немецкое порно со временем, или оно вечно.

– В шкафу на полке, под телевизором, – сказала девица, – лежит журнал. Он современный. Можете его полистать.

– Спасибо, – сказал я и пошел обратно.

Подойдя к двери, я дернул ручку. Заперто. Я сделал глубокий вдох, потом такой же глубокий выдох и снова вернулся к окошку.

Бородач попытался меня о чём-то спросить.

– Нет, ещё нет, – опередил я его.

Затем обратился к девице в регистратуре:

– Простите, там дверь захлопнулась. Не могли бы Вы открыть?

Та молча вышла и отправилась в конец коридора открывать комнату.

– Спасибо большое, – сказал я.

Закрыв дверь, я уселся в кресло. Оно скрипнуло в ответ.

Я открыл нижние дверцы шкафа. На полке одиноко лежал скомканный журнал. Я осторожно вытащил его из недр шкафа. Журнал был весь мятый, без обложки, некоторые листы были склеены чем-то.

Я встал, взял прошитые листки грязной бумаги двумя пальцами, вышел в коридор и понес журнал к регистратуре. Народ в коридоре заинтересованно смотрел на меня.

– Это меня должно возбудить? – обратился я к девице, кидая журнал ей на стойку.

– А в чём дело? Не возбуждает? – устало спросила она.

– Нет, – честно ответил я, – только рвотный рефлекс возникает. Такое впечатление, что на него вся больница… это самое… смотреть ходила.

– Другого у нас нет, – сказала девица, – надо было с собой приносить. У нас не предусмотрено бюджетом новые порножурналы каждый день покупать.

– Это возмутительно, – вдруг подала голос блондинка, сидящая рядом с бородачом, – на всякую ерунду бюджетные средства расходовать они могут себе позволить, а элементарные мелочи купить денег нет. Это возмутительно. Мужчина уже второй час тут мучается. Не может элементарный анализ сдать. Это возмутительно.

Я с благодарностью посмотрел на блондинку.

– Все другие без проблем спермограмму сдают, – закипела девица, – никто не жалуется. Некоторым пары минут достаточно.

– Я не все, – перебил я девицу, – я так не могу. То кино эпохи развитого социализма, то журнал, зачитанный до непотребного состояния. Я так не могу. И кресло ваше скрипит. Вы его протираете, кстати?

– Протираем, – ответила девица.

– Той же тряпкой, что и стекло, – ржал бородач, – поэтому оно такое мутное.

В коридоре стало шумно.

– Мы тут уже два часа сидим в очереди, – возмутилась блондинка, – никому до нас нет дела. Это возмутительно.

– Медицина насквозь коррумпирована, – поддержал её кто-то из противоположного ряда.

Девица в окошке закатила глаза.

– Вы далеко живёте? – спросила она меня.

– Рядом, – тветил я, – минут 10 на машине.

– Вот и езжайте домой, – командовала девица, – там сцедитесь и образцы принесёте мне. За час ничего с вашей спермой не случится. Вас такой вариант устроит?

– Устроит, – кивнул я.

– Дома есть то, что Вас возбуждает? – задала очередной вопрос девица. – Платные каналы или журналы для взрослых?

– Есть, – опять кивнул я, – кабельное.

– Кабельное – ерунда, – встрял в наш разговор бородач, – у меня есть классные фильмы. Из Голландии. Клоуны и карлики. Эксклюзивные съёмки. Могу ссылку скинуть, где скачать. Там недорого.

– Спасибо, – ответил я ему, – не будем экспериментировать. Мне всего-навсего надо спермограмму сдать. В следующий раз.

– Хорошо, – успокоился бородач.

– В течение часа успеете? – спросила меня девица.

– Постараюсь, – ответил я.

– Тогда идите, – сказала девушка в белом халате, – я предупрежу пятый кабинет, что ы образцы из дома принесёте в течение часа.

– До свидания, – попрощался я.

– До свидания, – нестройно ответили люди в коридоре.

Я вышел из отделения и направился к лифту, на котором спустился на первый этаж. Оказавшись внизу, я засунул руку в карман пиджака, чертыхнулся и, снова вернувшись в лифт, поехал обратно, в отделение.

Я зашел в помещение. Бородач, увидев меня, начал истерично смеяться, зажимая рот рукой. Остальные приветливо и вопрошающе заулыбались.

Я подошел к окошку.

– Извините, я пузырёк в комнате оставил. Который для анализов.

Девица открыла шкаф, порылась в нём и достала точно такой же пузырёк.

– Удачи Вам, – сказала девушка, стараясь не смотреть мне в глаза, и молча протянула пузырек.

Я взял его и поехал домой.

Через 50 минут вернулся. В коридоре сидели уже новые люди. Бородача и блондинки не было видно.

Я прошел в пятый кабинет и передал задумчивому доктору пузырёк со своей спермой.

– Столько хватит? – спросил его.

– Да-да, конечно, – кивнул он, – нам достаточно пары капель. Не стоило так стараться.

– Хорошо, – сказал я и почему-то покраснел, – в следующий раз не буду так стараться.

Когда анализы на генетику были готовы, нас с Леной пригласили в больницу.

– Вероятность отклонений одна к сорока тысячам, – сказал доктор, – поздравляю. У вас с генетикой всё в порядке. Хорошая наследственность.

– Спасибо, – сказала Лена, – а то я уже вся испереживалась.

Она ела противные лекарства и мучаласья из-за этого от тошноты.

– Вам ещё надо будет съездить на другой конец города и сдать другие анализы, – сказал доктор.

– Кровь? – с подозрением спросил я.

– Кровь и спермограмму, – ответил доктор.

– Так я же уже сдавал, – возмутился я. – Почему нельзя было сразу все анализы сделать?

– Это другие анализы, на совместимость, – ответил доктор. – Езжайте, не задерживайте очередь.

И правда, к доктору была постоянная очередь. Огромное количество женщин всех возрастов хотели забеременеть. И даже приходя в назначенное время, нам приходилось ждать по полчаса или даже по часу. Лену это нервировало.

Мы поехали в другой конец города. В клинике оказалась чистенькая приёмная. Кроме нас было только двое посетителей. Через пять минут мы были у врача.

Мы сдали кровь.

– И спермограмму, – сказал врач.

– Что, опять? – вздохнул я.

– Да, будем исследовать ваших головастиков, – пошутил врач, – берите пробирку и идите в туалет. Последняя кабинка для вас. Вот ключ.

– В туалет? – переспросил я.

– В туалет, – кивнул врач, – последняя кабинка.

В туалете на последней кабинке висели замок и надпись: «Спермограмма».

Я достал ключ и открыл замок. Вместо унитаза там стоял стул. Рядом лежали рулон кухонных полотенец и стопка порножурналов.

Я закрыл дверь, вышел из туалета и пошел к врачу.

– Давайте пробирку, – сказал я, – дома сцежусь.

– А успеете привезти? – недоверчиво спросил врач.

– Успею, – ответил я, – русские сперматозоиды самые живучие в мире. Доказано британскими учёными.

Доктор поморгал глазами, переваривая высказанную мной мысль, но так ничего и не ответил. Лишь махнул рукой, мол, езжай.