Избавители звезд

«Увлечётесь».

Усмирив дыхание, она ухватилась за выступающие камни и подтянулась, с облегчением нащупав опору пальцами ног. «Не смотри вниз». Схватившись за следующий камень, Зафира поднялась ещё немного и чуть не соскользнула, когда сбоку показался Насир.

– Рассвет успеет раньше тебя, – насмешливо прошептал он.

Зафира сверкнула на него глазами и наконец добралась до уступа, достаточно широкого, чтобы дать немного отдыха сведённым судорогой ступням. Ох уж этот принц и его даамовы представления о веселье! Девушка провела ладонями по стене, и от страха перехватило дыхание, когда ладонь ощутила пустоту.

Насир протянул ей руку:

– Тебе придётся прыгнуть.

Он точно был ненормальным. Она не собиралась прыгать в темноту, так высоко от земли, только чтобы упасть мимо его…

– Верь мне, – мягко проговорил принц. В его фразе крылся особый смысл. Вопрос.

Нет, это она была безумна! Снова сверкнув на него глазами, Зафира присогнула колени, сделала глубокий вздох и прыгнула. Его руки подхватили её почти сразу же – крепкие, надёжные объятия – и подняли. Она услышала его резкий вдох.

Насир удержал её чуть дольше необходимого, и Зафира испытывала такое облегчение, оказавшись на твёрдых камнях, что чуть ли не привалилась к нему, прежде чем восстановить равновесие.

Лёгкие занавеси были закреплены на столбиках, расставленных на одинаковом расстоянии по периметру открытой крыши. Решётчатые арки с замысловатой резьбой отбрасывали притягательные тени на подушки и коврики, сложенные внутри. Занавеси трепетали от лунного бриза, маня пройти внутрь. И вся обстановка побуждала сделать определённые выводы. Может, Зафира и была неопытна, но она не была глупа.

– Мы почти на месте, – усмехнулся принц, поскольку, в отличие от неё, он не был ни глуп, ни неопытен.

– Кажется, с меня хватит твоего веселья.

В ответ он лишь медленно пожал плечами, уловив её ложь. Звёзды короной ложились на его волосы. Свет полной луны погружал всё в обманчивые сумерки.

– Ты же знаешь дорогу назад, Охотница.

Она рыкнула:

– Веди, мой султан.

Насир растворился в ночи. Его ноги едва касались поверхности, когда он устремился к самому краю. Сердце девушки сжалось, когда принц спрыгнул, раскинув руки, словно сокол в полёте. Пара мгновений – и его силуэт вырисовался на соседней крыше.

«Если мальчишка может так, почему не могу и я?» Она была девушкой, завоевавшей Арз, приручившей тьму Шарра. Прыжки по крышам были не более чем детской игрой.

Зафира отступила, чувствуя под подошвами туфель шершавый известняк. Резко вздохнув, она помчалась вперёд. Край крыши приближался с каждым ударом сердца. «Не останавливайся. Не останавливайся». Оттолкнувшись на самом краю, она взмыла в воздух. Ужас стиснул ей горло, наполнил её вены, напоминая о хрупкости жизни. Зафира наслаждалась мигом, когда страх начал горячить кровь и превратился в возбуждение.

Его представление о веселье.

В следующий миг её ступни ударились о землю, камни царапнули ладонь, а от удара клацнули челюсти.

Жива! Пусть даже сердце осталось где-то там, на крыше.

Зафира поднялась на подгибающихся ногах, чувствуя, как кровь стучит в ушах. Они оказались на округлой крыше, из центра которой поднималась изящная башенка минарета. Лунный свет проливался на ступени, высеченные на внешних стенах, отражаясь от глянцевых обсидиановых плиток.

– Прекрасная газель, – проговорил Насир. Его тон был чуть дразнящим, заставив девушку замереть. – Не хотим же мы, чтобы люди подумали, будто здесь приземлился рух.

Зафира бросила на него хмурый взгляд:

– Ещё одно оскорбление, и я столкну тебя прямо с этой крыши.

Принц ответил полуулыбкой. Зафира невольно задалась вопросом – будет ли его сердце однажды полно такой радости, чтобы улыбка коснулась и его пепельно-серых глаз?

– Я заберу тебя с собой.

Этот тон…

– Тогда мы оба погибнем.

– Похоже, тебе не так уж сложно стать моей погибелью.

Принц смотрел на неё таким странным взглядом, словно она растворится среди звёзд, стоит ему только отвернуться. Почти благоговейно. С желанием. Девушка тяжело вздохнула и отвела взгляд. В конце концов, когда это путешествие подойдёт к концу и их миссия будет исполнена, всё это уже не будет иметь значения, не так ли?

Он был её будущим повелителем, а она – его подданной.

Глава 12

Насир видел, как что-то в ней изменилось – внезапная настороженность, замутнившая блеск в её глазах. Он не понимал, что сделал не так на этот раз.

– Мы почти на месте, – сказал принц, потому что не знал, что ещё сказать, и начал подниматься по лестнице, спиралью обвивающей заброшенный минарет. Он забыл о своей ноге, пока та не начала пульсировать болью уже на второй крыше. Но Насир не собирался уступать, словно дряхлый старик, просто потому, что какой-то ифрит настиг его на Шарре.

В отличие от пяти халифатов, в Крепости Султана не было королевского минарета, полного волшебства, а только бесконечное море шпилей, устремлённых в небо, тянущихся к чему-то, чего невозможно достичь. Вершина этого минарета была самой высокой точкой, откуда открывался вид на дворец и его окрестности. Поистине захватывающее зрелище, особенно когда луна сияла ярко, как сейчас.

Он часто приходил сюда раньше, со свежим ожогом на спине и кровью на прикушенном языке. Когда его мать плакала, а отец сжимал кочергу, глядя на него серыми глазами, слишком древними для смертного. Насир приходил сюда ещё прежде, вместе с человеком, которого называл Бабой и который держал его за руку и смотрел на него с гордостью. В то время принц знал, что такое любовь. Он всё ещё помнил то чувство, наполнявшее грудь до краёв.

Вот почему, как только Насир увидел яркий лунный свет из своего окна, он поспешил к Зафире. Или же он мог остаться один, заново проживать свои воспоминания, пока его пальцы кровоточили тенями. Наконец-то он был дома, в том месте, где никогда не хотел быть, но когда рядом стояла Зафира, тьма отступала и тени, струившиеся с его рук, становились не ярче дыма над остывающим даллахом^[19]. Морщинка между её бровями, нижняя губа, зажатая между зубами. Лунный свет кистью художника обрисовывал резкие черты её лица.

– Поверить не могу, что после мне придётся проделать весь путь обратно, – пробормотала она, и Насир добавил к списку эти мелодичные нотки в её голосе.

«Мы могли бы остаться здесь», – чуть не выпалил он, словно безнадёжный болван, игнорирующий действительность.

Оперевшись о зубчатый край, Насир подтянулся, чувствуя под ладонями хрупкий известняк. Балкон минарета прятался в тени выступающего карниза, так что лучший вид открывался сверху, с небольшой покатой крыши. Он помог девушке забраться наверх.

И порыв ветра похитил её вздох.

Ясное небо развернулось над головой всеми оттенками пурпурного, усыпанное серебряными звёздами. Настенные светильники освещали углы дворца, окуная всё обширное здание в золотисто-оранжевое великолепие. Тени играли на замысловатой резьбе.

Его дом. Его клетка из тонкой паутины и славы.

Вокруг дворца, словно изгиб материнской руки, расположилась Великая Библиотека. Затенённые стёкла блестели – защитники вечного знания, сокрытого внутри. Там хранилась вся история Аравии до последней унции, каждый клочок папируса, который хоть чего-то стоил. Настоящее святилище для тех, кто, как и Лев, копил знания, словно скупец – монеты.

Насир не был жадным искателем знаний, но библиотека когда-то стала ему убежищем. Он сбегал в тексты, испещрявшие многочисленные свитки переплетённого папируса. Мать всегда говорила, что разум должен быть остёр, как клинок, и потому он проводил за чтением столько же времени, сколько за тренировками, испытывая лёгкую вину от того, что это ему и правда нравилось.

Их окружали дома с горделивыми куполами из меди и обсидиана, грани которого жадно поглощали щедро льющиеся лунные лучи. Арки утопали в этой битве света и тени, лишь кое-где сонно покачивались одинокие светильники. Песчаные дюны устилали землю, а впадины между ними, казалось, были подсвечены синим. Редкие стоянки бедуинов сияли ярко, словно упавшие звёзды.

– Какая красота, – тихо проговорила девушка, и Насир, стоявший рядом с ней, был согласен.

Луна увенчала её короной из звёздного света, окутала её волшебством. Звёзды тускнели от зависти перед её блистательной красотой. И в самом деле не было ничего – никого – прекраснее.

Так почему же вдруг его охватила такая всепоглощающая печаль?

– Мне очень жаль, – повторил он, – что это произошло с твоей матерью.

Слова сорвались с его губ без предупреждения. Чувство вины грызло его сердце, запертое точно в клетке.

Она скривила губы.

– Я хотела вернуться, искать её, но очевидно…

– Нет, ты не можешь, – прервал Насир, не дав ей закончить. Она замерла – охотница среди дикого леса, и его сердце взяло над ним верх, колотясь под рёбрами, словно он всё ещё мчался по крышам. – Ты не можешь уйти.

– Почему нет? – осторожно спросила она, и запоздало он понял, о чём девушка не договорила: «… но очевидно, она мертва».

Она хотела вернуться, но в действительности – не собиралась. Rimaal, теперь её вопрос повис между ними, требуя ответа.

Имелся тысяча и один способ ответить на него, но он выбрал слова, которые меньше всего были ему по душе.

– Нам нужно вернуть сердца.

Зафира усмехнулась, потому что тоже желала услышать совсем не этот ответ. Ветерок играл с её волосами, и принцу захотелось заправить непослушные пряди ей за ухо. Он сжал руку в кулак.

– Я не собираюсь уходить, пока мы не найдём Альтаира. Пока мы не вернём волшебство и не убьём Льва, – сказала она. – Моя сестра – здесь, а подруга – в безопасности. Больше у меня никого нет.

«У тебя есть я», – хотел сказать Насир.

Девушка повернула голову, словно услышала его слова, так и не высказанные. В лунном свете он различал тени эмоций, сменяющихся в её взгляде. Гнев. Печаль. Боль. Но её тоска давала ему надежду, а упорство наполняло его ужасом.

– Всё моё селение погибло, и моя жизнь перевернулась. – Она коротко и невесело рассмеялась. – Моя мать умерла, а я не пролила ни единой слезинки. Вот какая я стала бессердечная.

Нет. Насир знал, что значит быть бессердечным, что значит красть живые души, оставляя позади сирот, вдов и разрушенное будущее. И всё же он плакал, когда его мать инсценировала свою смерть. Боль была такой сильной, что Насир был поражён тишиной в сердце, которая осталась после, – оглушительной тишиной, которую нарушало лишь присутствие Зафиры рядом.

– Пять лет, – тихо проговорила она. – Мать не покидала дом пять лет и вдруг нашла в себе силы выйти наружу, когда смерть была неминуема.

Когда убиваешь так много, ни одна из миссий не выделяется среди прочих. Насир был просто не в силах чувствовать вину или раскаяние за каждую убитую им женщину, каждого сына, каждого возлюбленного. Память о всех них была общей, отмеченная каждым его вздохом: он дышал, а кто-то – больше нет. И никогда не сделает новый вздох.

До этого мига.

Эта единственная смерть не была на его руках, но он был повинен в том, что не помешал случившемуся.

– Почему? – спросила Зафира в наступившей тишине.

– Потому что она – твоя мать, – тихо ответил он. Если девушка и заметила сдерживаемые эмоции в его голосе, она ничего не сказала.

Зафира не винила его за тот яд, и он был бы глупцом, если бы убеждал её в обратном. Она и так знала, что он – убийца, но самое страшное – она по-прежнему предпочитала видеть в нём человека. И он не стал испытывать эти пределы. Молча он прижал кочергу к своему сердцу и выжег правду дотла. Мир дрогнул перед глазами.

Зафира сделала один осторожный вдох, потом ещё один.

– Была.

– Не всегда скорбь сердца измеряется слезами. Все мы скорбим по-разному. – Насир посмотрел на дворец и величественные огни. Неспособность плакать не делала её бессердечной. – Трудно быть безразличным к своей семье – я хорошо это понял.

Он ждал, что после этих слов его снова накроет волна отвращения к себе, но тишина странным образом успокаивала.

– Ты хочешь увидеть его? – спросила девушка.

– Да, – ответил он, прекрасно понимая, о ком она. – Пусть… пусть даже он никогда не станет тем же человеком, каким был прежде, – у Насира были свои соображения об отце, но он не озвучил ни одно. – Прежде – Альтаир.

Если бы только Альтаир знал, что Насир сделает всё, что угодно, чтобы вернуть его. Если бы только он мог сказать Зафире, что сделает всё, что угодно, только бы исправить свои преступления.

Он хотел сделать ещё больше. Теперь, когда он узнал правду, что Ночной Лев много лет постепенно погружал свои когти всё глубже в разум и душу султана Аравии, Насир испытывал жгучую, непреодолимую потребность положить этому конец.

– И волшебство, – сказала Зафира.

– И волшебство, – согласился принц, но только ради неё. Ведь теперь он знал цену магии и то, что волшебство сделало с его отцом, с матерью, и ему не было дела до волшебства, разрушившего его семью.

Но ради неё, ради исправления всех совершённых им ошибок, он доведёт дело до конца.

Глава 13

Свет, пробивающийся сквозь полузакрытую штору, расчерчивал столовую полосами, словно решётка тюремной камеры, и зной пустыни пробуждался ото сна. Обычно никто не избегал раннего солнца. Высший Круг сохранял скрытность без излишней паранойи.

Когда Зафира выглянула из окна своей комнаты, то увидела отблески серебра на каждой затенённой улочке, на каждой крыше. Раньше она и подумать не могла, что увидит Стражу Султана во плоти – их блестящие плащи, точно маяки, выделялись среди коричневых и золотистых оттенков пустыни. Но раньше она так же не могла представить, что станет объектом преследования Стражи. «Они бдительны, когда ищут zumra и свою добычу», – предупредила Айя.

Снаружи донёсся шум – уличный торговец торговался с женщиной за фрукты в его тележке на колёсиках. Дин обычно после всё равно подсовывал купцу пару лишних монет, заявляя: «Нужно заплатить им за хлопоты».

– Ешь, – сказала Лана, сидящая слева от Зафиры, и подтолкнула к ней тарелку с масленой харшей^[20]. Еда была разложена на полотне с бахромой.

Кифа рядом кивнула. Ящик с сердцами стоял между ними.

– Силы тебе понадобятся.

Айя наблюдала за ними со своей странной, чуть мечтательной улыбкой.

– Всем нам понадобятся силы. Мы черпаем их в поддержке и единстве, ибо вместе мы сильнее. Это всегда было основой Высшего Круга – и сначала, когда Круг был советом по делам сафи во главе с Беньямином, и после, когда он стал маленьким войском под командованием Альтаира.

Она отвернулась, стиснув зубы при воспоминании.

Зафира не знала, что побудило Лану тронуть Айю за руку, но, когда сестра коснулась сафи, та повернула ладонь и переплела их пальцы. Да, одно дело – услышать об их связи от Ланы, и совсем другое – увидеть собственными глазами.

– Простите меня, мои дорогие, – проговорила Айя. Её глаза увлажнились, даже когда она нежно улыбнулась Лане. – Из всех потерь, которые мне пришлось пережить, эту… эту я пока не знаю, как преодолеть.

– Возможно, эта скорбь из тех, которые нужно принять, – тихо отозвался Насир. – Не всякую скорбь нужно побеждать.

Айя задумчиво посмотрела на него:

– Ты говоришь, как тот, кто и сам пережил потерю.

Roohi. Вот что она сказала прошлой ночью.

Баба тоже говорил так, и Умм улыбалась ему той особенной улыбкой, которая сияла лишь для него одного.

Habibi. Hayati. Roohi.

Любовь моя, жизнь моя, душа моя — вот что означали эти слова, но смысл их был гораздо глубже.

Habibi — для друзей и любви, что была вполне настоящей.

Hayati — для любви всепоглощающей, более глубокой день ото дня, пока тот или та, кого любишь, не становился твоей жизнью.

Roohi — когда твоя душа переплеталась с душой того, кого ты любишь, и сияла с силой тысячи солнц. Когда она пускала корни под сердцем и её нити оплетали всё твоё существо.

Вот что разделяли когда-то Баба и Умм. Вот о чём мечтала маленькая Зафира, пока любовь родителей не уничтожила их обоих, не разбила вдребезги, разбросав осколки их душ по одинокой земле.

Она вспоминала родителей прошлой ночью под звёздами, стоя рядом с юношей со взъерошенными волосами и вопросом в серых-пресерых глазах. Она видела дворец, раскинувшийся внизу во всём своём великолепии, видела огни Великой Библиотеки, истинное волшебство, и всё же…

Всё это меркло рядом с ним, с её принцем.

– Ты в порядке?

О небеса. И надо было ему сесть так близко? Харша в его руке была идеально поделена надвое. Зафира подмечала все эти детали – то, как принц аккуратно развешивал свою одежду на спинке кресла, тогда как сама она просто бросала свою в кучу. То, как он разламывал хлеб на маленькие аккуратные кусочки, чтобы съесть, – будь то манакиш^[21], или лепёшка, или харша.

– Лучше не бывает, – ответила девушка, и Лана издала какой-то звук, подозрительно похожий на фырканье.

– Он выглядит так, словно скорее бы съел тебя, – шепнула Кифа ей на ухо и закатила глаза, когда Зафира отшатнулась. – Шучу, Охотница.

Двери распахнулись, и девушка схватила свою сумку. Сеиф вошёл в зал чеканным шагом. Айя выпустила руку Ланы и быстро убрала блюдо с маринованным ягнёнком. Судя по всему, хладнокровный сафи не одобрял поедание ягнятины или даже охоту на животных в принципе.

Сеиф швырнул что-то на столик рядом, и Айя побледнела. Зафира прищурилась. Это была крошечная бутылочка, почти пустая… с чем-то алым внутри. «Кровь?»

– Мы ничего не нашли – ни кораблей в гавани, ни каких-либо признаков Льва. Мы трудились всю ночь. – Сеиф приблизился и бросил недобрый взгляд на Насира: – Пока ты был…

– Осторожнее, сафи, – тихо предупредил Насир. – Трепать языком может быть опасно, и даже бессмертные мрут как мухи.

В распахнутых глазах Айи отразилось любопытство.

– Где ты был? Вы не должны были покидать дом.

– Мы наблюдали за окрестностями с самой высшей точки в городе.

«Вот бы я умела врать так гладко», – подумала Зафира. А с другой стороны, это ведь было не вполне ложью.

Сеиф презрительно фыркнул:

– Вместе с ней?

– Ты намекаешь, что женщины не умеют карабкаться по стенам? – Насир смерил его взглядом прежде, чем Зафира успела возмутиться.

Сеиф раздражённо рыкнул. Глядя на тень ухмылки на лице Насира, Зафира наконец поняла, почему Альтаир относился к своему искусству вызывать в других ярость так, словно это было единственной целью всей его жизни. Лана изо всех сил пыталась не рассмеяться.

– Возможно, его здесь пока нет, – сказала Кифа, – но это не отменяет неизбежного.

Он идёт за нами. Сафи не знают.

– Ночной Лев, – прошептала Лана, и Сеиф бросил на Айю взгляд, в котором отчётливо читалось: «Нужно было оставить её там, в снегу». В тот самый миг Зафира решила, что Сеиф будет последним, кого она станет защищать, и первым, кого она скормит дандану.

Кифа изучающе посмотрела на Лану:

– На улицах воцарится настоящий хаос, когда эти вести разлетятся по всей Аравии.

Хаос уже витал в воздухе, в пыли, поднимавшейся, когда народ бунтовал, в тяжёлом бремени налогов.

– Но с Сарасином всё будет в порядке, – процедил Сеиф.

– Вот как? – переспросила Зафира раздражённо. – И кто же защитит народ Сарасина?

Сарасинцы уже достаточно пострадали с тех пор, как был убит их халиф. Халифат всегда был тёмным местом – в том числе в буквальном смысле этого слова, с их тёмным песком и тусклым небом. Но с тех пор как трон опустел по хладнокровному приказу султана и армии Сарасина были теперь под его властью, там царили напряжение и страх неизвестности.

Сеиф проигнорировал её слова. Ну да, чего ещё ожидать.

Айя поднялась.

– Влиятельный смертный по имени Музаффар. Он был хорошо известен в торговых кругах, но пока вы были на Шарре, начал делать себе имя и среди простого народа. Он успокаивает людей, обеспечивает их необходимым. Его люди хранят мир, а это – больше, чем многие могут пожелать.

– Хрупкий мир, – тихо заметил Насир. – Этого едва хватит, чтобы противостоять Льву.

– Не все боятся Льва. Даже в прошлом, во время его тёмного правления, были те, кто верил, что он – предвестник новой эпохи, – сказала Айя. Жемчуг в её волосах сиял. Будь она менее задумчивой, Зафира приняла бы её пыл за поддержку. – Они утверждали, что Лев принесёт золотой век величия и что, если бы Сёстры не цеплялись за старые обычаи, мы бы никогда не оказались в этой темноте.

– Ну да. – Кифа отряхнула руки и поднялась. – Нам нужна кровь.

– Здесь рядом лечебница, – тут же ответила Лана.

– Кровь силахов, – уточнила Кифа с нотками нетерпения в голосе. – Кровь с магическими свойствами. Такого в лечебнице не найдёшь.

– Для чего? – спросила Зафира, хотя страх, бегущий по её венам, был вполне ясным ответом.

Кифа встретилась с ней взглядом.

– Для тебя. Чтобы наш компас снова начал работать. Ты с лёгкостью сможешь выследить Альтаира, Льва и сердце в придачу за один раз.

С лёгкостью. Как будто всё это находилось в корзинке, спокойно ожидающей, когда Зафира придёт и возьмёт.

– Для этого нужен dum sihr, – возразила Зафира, поджав губы, невольно ощутив укол вины за своё раздражение на Кифу, словно Советница, не колеблясь, готова была использовать запретную магию крови.

– Нет.

Приказ прозвучал резко, но в этом голосе звучали отголоски потери. Все взгляды обратились к Айе. Сафи качала головой, а в её глазах отражалось нечто сродни безумию.

– Нет. Только не dum sihr.

Лана выступила вперёд:

– Амма…

– Чего бы он ни желал, это не будет настолько же ужасно, – голос Айи хлестнул словно плеть. В следующий миг Зафира поняла, кто он: Лев.

«Цена dum sihr всегда велика». Так сказал Беньямин на Шарре. Зафира вспомнила, что однажды он использовал магию крови, пытаясь спасти их с Айей сына… Тщетно. Эта боль превращала всех их в безрассудных дураков.

– Он желает отомстить всему вашему роду, – сквозь зубы процедила Кифа. – Желает сковать тьмой всю Аравию.

«Желает дома для своего народа», – сказал Джаварат.

Но дом нельзя было построить на насилии.

Айя по-прежнему качала головой, а в её взгляде отражались отблески истерики. Лана снова протянула сафи руку, и Зафира отчётливо вспомнила Умм в объятиях сестры, хрупкую и потерянную. Лана прошептала что-то – слишком тихо, чтобы услышали остальные, – и Айя закрыла глаза, беря себя в руки, и коснулась губами лба Ланы.

Зафира ощутила укол тревоги, а в глазах защипало.

Насир молчал, и взгляд его серых глаз был непроницаемым. Он поднял было руку и тут же уронил, со вздохом отвернулся.

– Моя мать имитировала собственную смерть. Мой отец совал кочергу в огонь и клеймил меня. Сорок восемь раз. Унижал меня. Опустил меня до положения пса. – Голос принца звенел в темноте, одновременно тихий и властный. – Всё это сделала магия. Магия даровала Льву власть над моим отцом. Магия заставила мою мать оставить Позолоченный Трон. – Насир посмотрел на свои руки, с которых срывались струйки теней. Он тихо, прерывисто рассмеялся, выдохнув сгусток тьмы. – И всё же вот он я, помогаю вернуть волшебство.

Зафира знала, что он страдал, видела это своими глазами во дворце Льва на Шарре. И всё же она никогда не связывала его страдания с магией.

Как же так случилось, что то, что она так сильно любила, к чему так страстно стремилась, причинило ему такую невыносимую боль?

Айя, казалось, хотела протянуть ему руку, коснуться, прежде чем вспомнила, кто он, и вместо этого улыбнулась.

– Этот бой – не обычная битва, – мягко проговорила она и тихо вздохнула. – Мы должны делать то, что от нас требуется.

Сеиф покачал головой и указал на пустой фиал, который принёс.

– У нас была кровь. Я использовал последние капли, чтобы защитить этот дом, и магия скоро иссякнет. Серебряная Ведьма на пути к островам Хесса. Если пытаться добраться до неё и получить фиал с её кровью, Лев первым найдёт нас. Хуже того, с каждым мигом, пока сердца находятся вне минаретов, их сила, сама их жизнь иссякает. Вы столько времени путешествовали с этой женщиной и даже не подумали попросить её?

– В вашем распоряжении была целая вечность магических знаний, и вы не попытались добыть больше этой крови сами? – выпалила Зафира. Небеса, ох уж эти сафи.

– А Bait ul-Ahlaam? – спросила Лана, и Зафира замерла, узнав это название. «Дом Грёз». Насир спрашивал о нём Серебряную Ведьму ещё на корабле, и Зафира помнила её сердитый ответ. Она чувствовала себя идиоткой – ничего не знала о Доме, в отличие от своей маленькой учёной сестры.

Сеиф закрыл глаза и медленно с досадой выдохнул.

– Я видела рисунки в книге, – поспешно пояснила Лана. – Он ведь находится в Альдерамине, да? И там можно найти всё что угодно.

Айя склонила голову набок.

– Дом Грёз процветает из-за того, что его слава преувеличена, малышка. Не думаю, что у кого-то там найдётся фиал с кровью силахов.

– Нет. Слава Bait ul-Ahlaam преувеличена для тех, кто не ищет ничего конкретного, – возразила Кифа, к облегчению Ланы. – Мой отец путешествовал туда из Пелузии не единожды и всегда находил то, что искал. Каждый даамов раз. К сожалению.

– Мне казалось, твой отец не любит магию, – сказала Зафира.

– Не любит, – резко ответила Кифа. – Это магазин, полный самых разных странных вещей, волшебных и не очень. Все настойки и травы, которые когда-то были доступны в Деменхуре. Пепел из вулканов Альдерамина. Чёрная руда. Это очень древнее место. Если где-то и может найтись фиал силахской крови – так это в месте, существующем с эпохи Сестёр.

– Такое возможно, – уступил Сеиф, и Лана не удержалась от широкой улыбки. Что-то во взгляде сафи говорило, что это место он знает не только понаслышке. Возможно, ему даже доводилось бывать там, как и Серебряной Ведьме. – Но, как известно, хранитель… любит поторговаться.

Сеиф тоже говорил об этом с какой-то неуверенностью – словно они оба нашли то, что искали, но отдали за это гораздо больше, чем собирались.

Тем не менее, как бы сильно Зафира ни любила волшебство, она не была уверена, что хочет использовать запретную dum sihr ради одного короткого мига, в который она почувствует магию. В последний раз, когда девушка порезала себе ладонь, она связала себя с бессмертной книгой. Сеиф снова начал ходить по залу туда-сюда, а Зафира пыталась дышать спокойнее. Она направилась в фойе, нащупывая Джаварат в сумке.

«Ты боишься, бинт Искандар».

– А что, разве не стоит бояться? – пробормотала она. Говорить с книгой вслух казалось ей куда менее безумным, чем говорить с фолиантом в своей голове, тем более что даамов артефакт отвечал.

«Мы – это ты. Мы защитим тебя».

Ну да, конечно, словно книга могла защитить её хоть от чего-то. Если верить Серебряной Ведьме, это ей, Зафире, надлежало защищать фолиант, или же она умрёт вместе с ним.

«Страх – всего лишь предупреждение, к которому стоит прислушаться».

– Книга, которая в буквальном смысле извергает философию. Ясмин будет в восторге, – сухо проговорила Зафира, слишком поздно осознав, что остальные последовали за ней.

– Смертные. Их жизнь так коротка, что они говорят сами с собой, – протянул Сеиф, обращаясь к Айе.

Зафира чуть не зарычала:

– У меня есть имя – Зафира.

– Не обращай внимания, – вмешалась Кифа. – Стоит ему увидеть наши округлые уши, как в его глазах мы тут же превращаемся в ходячие трупы. Но, по крайней мере, мы сами знаем, когда придёт срок ложиться в могилы.

«Бесполезные разговоры ни к чему нас не приведут, бинт Искандар».

– Попробуем эту лавку диковинок? – спросила Лана.

«Дыши».

– И кто же из нас отправится? – напряжённо спросила Кифа.

Вдох.

– Мост через пролив по-прежнему цел, – прозвучали слова Айи откуда-то издалека.

Выдох.

– Отдайте нам сердца и Джаварат, – сказал Сеиф, а Насир смотрел только и только на неё. – Мы слишком доверились смертным, и…

Что-то внутри Зафиры оборвалось. Крик пронёсся по её венам, а рука дёрнулась к стреле.

«Мы – не смертные».

Все замерли. Всё замерло.

Девушка вздрогнула, почувствовав на себе всеобщее пристальное внимание. Кровь шумела в ушах, а занавеси, покачивавшиеся на окнах, казалось, смеялись.

– Okhti? – позвала Лана.

Зафира моргнула. Кифа издала какой-то сдавленный звук, но первым, кто сделал к ней осторожный шаг, был Насир. Словно Зафира была зверем, которого он боялся спугнуть.

– С тобой точно всё в порядке? – Принц смотрел на неё так, словно на целом свете не было больше никого, кроме неё.

Зафира не сумела встретиться с ним взглядом.

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Ты… – начал Насир. – Ты сказала о себе «мы». Словно вас двое. Ты сказала, что вы – не смертные.

– Нет, я этого не говорила. Я ничего не говорила.

Её желудок сжался. Все пятеро смотрели на неё так, словно она сейчас выступала на какой-нибудь сцене, валяя дурака. Зафира отступила к выходу, чувствуя спиной длинные ручки двойных дверей.

Насир приблизился к ней ещё на шаг.

– Отдай мне Джаварат.

– У меня его нет, – солгала девушка. Книга была у неё в сумке, но остальные этого не видели.

– Зафира, – Насир говорил таким тоном, словно обращался к непослушному ребёнку, – он у тебя в руках.

Девушка опустила взгляд. В косых лучах света львиная грива на обложке Джаварата вспыхнула. Зафира крепче сжала книгу, которая использовала её губы, чтобы произносить бессмысленные слова. Милостивые снега, что же с ней такое?

Она перевела взгляд с Айи, чьё лицо выражало любопытство, на самодовольного Сеифа, затем на смущённую Кифу и встревоженную Лану, а потом, наконец, на Насира. В его серых глазах отражалась жалость, и это стало последней каплей.

Её решимость разбилась. Рухнула.

«Оставь их. Свобода – там, за этими дверями».

Зафира распахнула двери и устремилась прочь – так же в панике она мчалась через оазис на Шарре. Ветер бил ей в лицо, кровь громко стучала в висках. Разум казался слишком хрупким, готовый вот-вот треснуть.

Ей было стыдно, что Лана увидела это. И что Кифа увидела.

– Это всё твоя вина, – прошипела она.

«Остановись».

Она подчинилась, как дура, – остановилась сразу за воротами дома и ясно осознала, что вокруг Крепость Султана. Под ногами была тёплая мостовая из тёсаного камня. Милостивые снега, западные селения Деменхура в сравнении с этим – просто трущобы! Сколько, должно быть, понадобилось времени и труда, чтобы создать этот шедевр искусства – от мостовых и улиц до каждого фрагмента резьбы на окружающих её домах. И сейчас между Зафирой и уличным мальчишкой, прячущимся в более богатой части базара, не было никакой разницы. Иссиня-чёрный камис, пошитый из платья, купленного давным-давно в Деменхуре за огромное количество динаров, теперь казался тряпьём.

«Они…»

– Хватит, – прошипела Зафира. – Ничего мне не говори.

Наступившая внезапно тишина была полна раздражением Джаварата и стыдом, вызывающим чувство вины. «Отлично». Тени протягивались вокруг, предупреждая её, что она не останется одна надолго. Откуда-то доносились голоса. Дальше по улице она видела прилавки базара, спрятанные в тени зданий. Последнее, что ей было нужно, – это чтобы кто-то требовательно спросил, кто она такая.