Гость

Playlist

2Pac “Soon As I Get Home”

Nirvana “Smells Like Teen Spirit”

Кино «Видели ночь»

2Маши «Босая»

Король и Шут «Ели мясо мужики»

Green Grey “MF”

Beyonce «All The Single Ladies»

Whitney Houston «Run To You»

Guano Apes “Lords Of The Boards”

Monatik “Мокрая”

Limp Bizkit “Rollin’”

Zivert «Зеленые волны»

ETOLUBOV «Притяжение»

Tanir & Tyomcha «Потеряли пацана»

Глава 1. Чемодан, вокзал… и враг

Вообще-то я не собирался наведываться в родной городишко. Тут отродясь нехрен было делать. Бывший наукоград, оказавшийся на пыльной обочине еще в 90-х. Этот город ассоциируется с каким-нибудь престарелым инженером, который, будучи советским патриотом, не пожелал слинять на тлетворный Запад, а предпочел медленно деградировать и прозябать.

Сколько бабок ни вбухивай в отделку девятиэтажек пластиковыми панелями, сколько ни перекладывай асфальт, этот «коллективный инженер» уже не поменяется. Он привык к смеси из «ароматов» пота, перегара и кошачьей мочи, что годами устойчиво висит в дребезжащий лифтах. И он, этот инженер, до сих пор ежится, когда видит на двери между этажами почти стертые маркерные надписи: «Sepultura», «Prodigy» и «Курт Кобейн – жив!».

«Да уж, времена были те еще!» – думает условный человек с высшим инженерным образованием, сильнее сжав в сухой старческой ладони ручки пакета продуктового магазина «Троечка». Торговой точки, где пахнет потом, перегаром и одеждой, которая не обновляется годами. А еще там стоит запах кожи потертых пенсионерских кошельков, в которых тихо, безропотно и смиренно притаилась бедность.

Инженер забыл многое, но не арифметику. Этот персонаж точно знает, на чем надо сэкономить и в какие стороны лучше не смотреть в магазине, чтобы не расстраиваться. Только раз в двенадцать месяцев можно подглядеть в запретную зону. Зимой, в преддверии Нового года, который, впрочем, не сулит никаких перемен, кроме роста ценников на Докторскую колбасу, горошек и красную икру…

По этим причинам (если брать глобально мои непростые отношения с родиной) я не желал приезжать в этот городишко. Не планировал отовариваться в «Троечке». Времена, когда приходилось клянчить у родителей копейки на жвачку или шоколадный батончик, слава богу, давно прошли. И в палатках уже не продают детям и подросткам сигареты поштучно. Капитализм. «Ничего личного – только бизнес»? Капиталистические США и загнивающая Европа? Да уж, чья бы корова мычала… Никогда не понимал парней под сорокет и больше, которые с ностальгией вспоминают времена: «Курт Кобейн – жив!».

Однако некоторые вещи не меняются. Они продолжают цвести буйным цветом садовых астр, гладиолусов на дачах. Эти вещи пахнут солеными огурцами-помидорами из трехлитровых банок и жареными семечками. Да, всё это еще осталось…

Видел собственными глазами, пока шел в толпе по подземному переходу от станции в сторону «старого города». Сперва я поежился от холода подземелья и нахлынувшей брезгливости, а затем усмехнулся. «Новый город», что остался за моей спиной, тоже уже далеко не нов. Просто расхожее местное выражение престарелого инженера. А еще я подумал, что когда-то меня не смущали переходы, дребезжащие старой обшивкой электрички, которые плелись до Мск целую вечность. Наушники плеера с какой-нибудь олдскульной рэпчиной на тему борьбы Восточного и Западного побережий¹, где через слово звучало: «маза фака» и «факи’н щет!».

О да! Те вагоны… Разного рода музыканты с гитарами и аккордеонами-баянами, ряженые попрошайки, спящие вонючие бомжи в ореоле пустых сидений и бойкая торговля всякой мелочевкой под: «Ай гонна кил ю, маза факер! Факин сан оф вэ ган!» – звучащие в моих наушниках. Картина маслом, ни дать, ни взять…

На «Ласточке», что и говорить, перемещаться гораздо комфортнее. Чистота, тетка с тележкой, прямо как у бортпроводницы в самолете, даже чистый туалет. Где-то на подъезде к станции я представил, что открывается портал и мой приличный новый вагон с пассажирами. Всё становится иным и появляется в той временной точке, где я – студент, еду на учебу в универ в вагоне советского производства…

Зазывалы, торгаши, народ, смывающийся толпой от псов-контролеров. Во веселуха! Цыгане, так называемые афганцы² с песнями, которые должны пронзать души слушателей болью и сочувствием. Мужики-охранники, работающие вахтовым методом в первопрестольной, со смаком поедающие курицу-гриль под карточные игры на импровизированном столе – старом дипломате³.

Приметы времени, перемены…

И бабушки в переходе, что по-прежнему торгуют соленьями, садовыми цветами и семечками. Жареными семенами, в которых, по нашим детским легендам, бабки перед продажей грели ноги, чтобы избавиться от артрита или какого-нибудь артроза. Впрочем, тогда нас, пацанов и девчонок, это почти не смущало. Кое-кто даже грыз зерна на переменах зубами, а не очищал руками.

В общем, куча всяких воспоминаний, забавных (и не очень) мыслишек нахлынуло, пока я добирался сперва от аэропорта Домодедово до площади Трех вокзалов, а затем сел на комфортабельную «Ласточку».

– Я на месте, – отправил короткое сообщение Игоряну, преодолев последнюю ступеньку на выходе из подземелья.

Площадь встретила меня странно. Никак, можно сказать, не поприветствовала. Крытый рыночный комплекс вместо ожидаемых развалов, стройка нового станционного здания, больше похожего на терминал маленького европейского аэропорта. Никаких палаток, снующих бездомных собак и торговых точек с мороженым или свежим квасом.

Эта площадь облачалась в новые металлическо-пластиковые наряды. Она ничего навязчиво не предлагала, не заманивала купить шаурму или стакан кислого разливного пива. Ей было на меня плевать! Впрочем, в старом промозглом подземном переходе еще торговали бабульки. И то был настолько резкий контраст привычного и нового, что я не сразу услышал пиканье пришедшего сообщения…

Да, городишко мимикрировал, оставаясь внутри прежним. Со своим коллективным инженером, ругающим программу «Реновация», но исправно платящим за нее ежемесячные взносы по квиткам.

– Здорова, бро! Поверни голову вправо. Я на парковке, – пришло голосовое сообщение.

Игорян. Игорь Титов. Или просто Тит. Мой лучший друг…

Дурак, который решил стать женатиком!

Честно, не думал, что он когда-то захочет сковать себя крепкими узами удушающего брака. Богатенький (по местным меркам) типок. Единственный сын состоятельных родителей, которые сделали капитал на сети стоматологических клиник. Игорян хоть и получил крутое образование в Бауманке⁴, но решил остаться в городе и открыл там бар и первые барбер-шопы.

Тита заарканила девчонка из местных. Полина. Поля. Мне нравилось это имя, пока мой бро не написал, что женится. Это прозвучит ужасно, но то была какая-то детсадовская ревность. Да-да, именно так. Мы вместе гуляли по бабам, иногда «влюблялись» в одних и тех же телок. Вместе ходили на местные уродливые дискотеки, уже студентами гоняли в Мск, чтобы оторваться в более приличных клубах и барах.

Никогда не думал, что Игорян женится…

И, хоть эти годы нас разделяли тысячи километров, мы всё равно часто общались. Я так и не нажил друзей в Тронхейме⁵. Работа, работа, работа. Хорошие, можно сказать, отличные деньги и уважение коллег. Но не более того. Когда мы с Титом созванивались в скайпе, моя душа пела.

Особенно когда чертова Полина не маячила в кадре…

Девушка младше Игоряна на десять лет. Что и говорить, Тит и сам всегда считался красавчиком и не знал отказа от баб. Миниатюрная, улыбчивая Поля. Каштановые волосы, большие карие глаза и точеная фигурка. Тит нашел-таки подходящую куколку для игр. Он заигрался с ней. А в итоге решил присвоить…

Ужасно-ужасно по-детсадовски, но я испытывал злобу из-за того, что мой друган в какие-то жалкие тридцать три года убрал в условную коробку наши танчики, машинки, приставку и решил поиграться в куклы.

И, неровен час, еще и обзавестись пупсами.

Да, я не мог смириться с тем, что Игорян женится так рано. Что он вообще сделает это. Что он, гад такой, предаст многолетнюю детскую дружбу, вклинив между нами девчонку с каштановыми волосами, большими глазищами цвета фундука и загорелым после вечных их поездок в Тайланды-Кубы телом.

Фотки в Инсте на фоне пальм и песка, украшенные тропическими фруктами коктейли, плавки, купальники, гостиничные номера, катера и прочие морские развлечения, поцелуйчики на фоне закатов и рассветов – в душе я негодовал, чертовски злился.

Нет, не завидовал, а именно бесился! 

После отъезда Тит кучу раз звал присоединиться к их путешествиям. Подкалывал тем, что хорошо бы и мне уже обзавестись «какой-нибудь постоянной телочкой». Чтобы его дурацкой девушке «не было скучно». В тайне я мечтал, чтобы она переломала ноги-руки перед очередной поездкой, чтобы она слегла с аппендицитом, а лучше – с ковидом.

Чтобы у нее выискались какая-нибудь старая больная бабушка в деревне, за которой нужен постоянный уход. И его такая милая и отзывчивая Полюшка свалила бы из городишки к хренам собачьим!

А затем мы бы поехали с братишкой на любой курорт. Отрывались бы там и, пьяные вдупель, каким-нибудь макаром прикрутили бы к экзотическому размашистому дереву тарзанку с автомобильной шиной и катались на ней до тех пор, пока обоих бы не стошнило. А еще лучше…

Махнуть на родительскую дачу. Потусоваться с компанией из детства. Парнями с севера Московской области. Я не видел их тысячу лет…

Наверное, кто-то из них тоже обзавелся чертовыми семьями-детьми. Но это не помешало бы нам послать на вечер их жен, девушек, мелких сопляков – всех на хуй!

Отправиться в тайное логово рядом с лесом, где мы когда-то первый раз пробовали самогон и пиво, кашляли от дешевых сигарет.

Костер. Игорян с гитарой. Песни группы «Nirvana» и вопли: «Курт Кобейн – живее всех живых, мать вашу!» Самогон. Рюмки, сделанные из огурцов-переростков с огорода соседки. Шашлык, замаринованный мужскими руками, погнутые закоптелые шампура над самодельным мангалом из запчастей ржавого трактора. Старая, пахнущая сыростью и пылью школьная куртка, в дырявой подкладке которой наверняка можно нарыть вкладыши от жвачки или семечки. Комары, мечтающие сожрать нас с потрохами, но боящиеся дыма как огня.

Древние кеды Puma, которые в десятом классе считались предметом гордости. Краснодарский кетчуп с отчетливым ароматом гвоздичной приправы. Поджаренный до хруста черный хлеб. Килька в томате из банки поверх куска того хлеба. Толсто нарезанное сало. Песни Макса Коржа. Песня «Слово пацана» под срывающиеся голоса моих пьяных друганов. Гневные звонки и сообщения дурацких жен-девушек.

О да! Я бы радовался тому, что испоганил им выходные, которые те планировали провести на сраных шести сотках за заборами из профнастила. После гулянки до рассвета мы бы волокли ноги в сторону СНТ «Свобода», опираясь друг на друга, чтобы кто-нибудь не рухнул в канаву. «Мы вышли из дома, когда во всех окнах погасли огни-и!»⁶ – горланили бы мы, поочередно провожая пацанов к жалким, унылым шести соткам.

Спьяну мы бы поклялись чаще встречаться, созваниваться. Не жениться. Развестись! Оставаться до смерти холостяками и каждый год на день Ивана Купалы собираться на нашем месте. «Видели ночь, гуляли всю ночь до утра-а!» – затянули бы мы припев, а затем договорились съездить в Мск к стене Цоя, чтобы начеркать на ней: «Цой – живее всех живых!»

Да! Именно об этом я думал, пока Игорян что-то болтал в своей новенькой БМВ насчет городских новостей и наших бывших одноклассников. И мне так отчаянно хотелось рявкнуть на Тита: «Да заткнись ты, брат! Я запрещаю тебе жениться! Быстро гони в “Тройку” за килькой в томате и черным хлебом. Да, бро, мы едем ко мне на дачу!»

Глава 2. Ойулупукки, заяц, Пушкин

Жизненный этап. Почти пройденный. Свадебное платье в чехле на вешалке – тому свидетельство. В какой-то прострации я разглядывала довольно неброский для церемониала наряд. Платье по колено и на широких бретельках.

Игорек не из тех, кто верит в «тупые приметы католиков» насчет того, что нельзя видеть невесту в платье до свадьбы. Мы выбрали ту простенькую, милую и такую нестандартную по российским меркам вещицу в одном из магазинов в Финляндии. Именно там на католическое Рождество Игорь сделал предложение…

Катания на собачьих упряжках. Хаски и самоеды бежали так быстро, что моя душа уходила в пятки. Морозный воздух пощипывал нос, горло и холодил щеки. Предательские тупые собаки увидели на краю накатанной дороги зайца. Точнее – огромного рысака. Никогда не видала вживую таких! Рысак внаглую, будто насмехаясь, прямо перед мордами пристегнутых к саням собак пересек широкую тропу и ринулся в лес…

Собаки будто взбесились. Им было плевать на крикливые команды финна, что руководил упряжкой. Хаски и самоеды бросились в погоню за хамоватым дерзким рысаком, который нанес им, прирожденным охотникам, жуткое оскорбление.

Достаточно было одного небольшого бугорка, чтобы сани сперва подлетели, а затем перевернулись в воздухе и обрушились на нас с финном всей своей деревянной махиной.

Как итог – вывих бедра и госпиталь. Несмотря на классный уход персонала, Игорек почти постоянно был рядом. А на третий или четвертый день ввалился в палату запыхавшийся, взволнованный…

И злой! 

– Поля, – начал он. – Эти суки сказали, что билеты в резиденцию поменять нельзя…

«Резиденция». Я не сразу поняла, о чем он. В голову закрались аналогии с местом обитания президента или какого-нибудь короля.

– Короче… – продолжил он. – Ладно, в общем это форс-мажор.

Игорек полез в карман и достал оттуда дрожащими пальцами коробочку из нашего ювелирного магазина нашего городка.

– Боже! – пролепетала я, привстав с постели и моментально ощутив дикую боль в бедренных костях. – Бли-ин! – простонала.

Игорек сделал пару шагов по направлению к койке.

– Поль, я собирался сделать этот там, в резиденции финского Санты. Блин, опять забыл, как его там…

– Ойулупукки, – прыснула я, превозмогая боль.

– Да, Пукки чертов, – процедил Игорек. – Именно этот козел должен был вручить тебе… – он ткнул пальцем в довольно пошлую бархатную коробку, которую явно выбирал сам.

Я звонко хохотала, а Игорек присел рядом, поцеловал мою руку и хихикнул, немного смягчившись после приступа досады от того, что всё пошло не по его хитроумному плану.

– Полин, не думал, что это будет так. – Он очертил небритым подбородком палату.  – Я хочу, чтобы мы наконец сделали это. Ты согласна?

«Наконец-то» – меня немного покоробила формулировка. Звучало так, будто он тянул до последнего, а я тайно ждала предложения. Будучи не дурой какой-то, я не намекала ему, не давила, ни разу не заикалась о совместном будущем. Но Игорь будто давал знать, что всё же раскусил меня – вожделеющую бракосочетания женщину.

Я быстро прогнала ту смутную, вяжущую мысль, заменив ее потешной и оригинальной историей с Ойулупукки и кольцом, что всё еще оставалось в бархатной бордовой коробочке.

– Хорошо, – выдохнула я, одарив Игорька убедительной…

 Для него и себя?

…улыбкой «женщины», которая с радостью пойдет под венец…

Свадьбу мы планировали долго. Ну, то есть не то, чтобы с этим делом было много возни, просто делали это не торопясь и враскачку. Игорек изо всех сил старался показать, что его интересуют разные мелочи по организации, а я – делала вид, что не проявляю рвения, чтобы жених не решил, что у меня есть остервенелое желание взять его в охапку, выудить из кармана пиджака паспорт и шлепнуть там штамп.

Да, я намеренно выбрала простое, ни к чему как бы не обязывающее платье.

Не заморачивалась с едой, которую должны были подать нам в ресторане при гостинице «Каса-Бланка», дорогой загородной гостинице при пафосном ресторане, который выбрала Татьяна Эдуардовна – моя будущая свекруха. Женщина даже не пыталась скрыть возмущение от выбранного простенького платья, «которое можно спутать с пеньюаром⁷».

Даже пришлось гуглить, что означает это французское словечко…

Свекруха взяла на себя многое, молча коря меня за недостаточное внимание к будущему событию. Я находилась в ситуации, очень походящей на балансировку. С одной стороны – родители жениха сгорали как от неприязни ко мне, так и от желания выпендриться, не ударить в грязь лицом перед шишками, элитой города. С другой стороны – Игорек ничем не выдал сомнения от решения жениться, но я хорошо знала его натуру. Ценящий свободу, не терпящий однообразия и обязательств мой будущий муж.

Приметы. Глупости. Суеверия темных, неграмотных людей. Или католиков. Александр Сергеевич Пушкин, путь которому пересек заяц. Дурная примета, которая позволила поэту избежать расстрела или ссылки после восстания декабристов. Платье, выбранное при женихе…

Плевать!

Тогда, в больнице я согласилась стать женой веселого, беззаботного, красивого и комфортного для жизни Игорька. Игоря Титова, который выбрал меня, а не кого-то другого из массы его бывших. Исключительная. Игорек показал мне, девушке из небогатой семьи, целый мир. Научил получать от жизни кайф и наслаждение. Он не скупился, не проявлял занудства. Несмотря на разницу в возрасте, мы отлично ладили, а Игорек не выглядел старше двадцати восьми. Красивая, молодая, развеселая пара, у которой вся жизнь впереди…

Глава 3. Враг у ворот

– Да не буду я у вас кантоваться! – выпалил я в сотый раз. – Говорил же: гостиница заказана и оплачена.

– Брат, отказ не принимается. Полька к твоему приезду всего наготовила. Пельмешей налепила. Да и комнат в доме хоть жопой жуй. Сейчас заскочим к твоим родокам, чай попьем с вареньем и к нам дуем, – на зеленом светофоре навязчивый и упертый Тит прибавил газу. – Понял?!

– Не поня-ял, – протянул я, глянув на…

Да, меня отвлек вид на центральную площадь города. Раньше ее венчал фонтан в виде здоровенной приплюснутой чаши. Там мы иногда по выходным сидели на широком борте, пели под гитару и пили «Балтику».

– А-а, – со щелчком языка произнес Тит. – Да, снесли старье, слава яйцам. Скажи, новый лучше? И вот, еще итальянскую карусель установили. А зимой тут каток делают…

– Да уж, не узнать центр, брат, – вставил я.

– Ладно тебе. Смотрю, Елисей Дмитрич, вы стали сентиментальней с возрастом. Неужто по отчизне затосковали?

– Иди на хер, бро! – чуть вспыхнул я, поймав себя на мысли, что это отчасти правда.

Игорян радовался переменам, происходящим в родном городе. Я – не особо. И вовсе не потому что сентиментален.

Фальшь. Притворство. Косметическая уборка. Я смотрел на бабушек и дедов, ждущих сигнала светофора на переходе. Разглядывал, как бедно, убого они одеты. Да и в целом люди, что попались на глаза, были какими-то серыми, невзрачными. Тенями, блуждающими от работы до «Троечки», от «Троечки» и до квартиры.

Да, Титу повезло в жизни. Он ни в чем не знал отказа или нужды. У братишки всегда водились деньги. Ему доставались самые смазливые девчонки. Сочетание внешности и доходов. Веселого нрава и еле заметного генетического высокомерия.

Лишь переехав в Норвегию, я сопоставил прошлую жизнь и нынешнюю. Там, в чудесном новом городе Тронхейм ты не встретишь теней. Там их попросту нет. Добротное жилье, возможность менять гардероб хоть сто раз за год. Всё еще чуть непривычная, но хорошая еда.

В предыдущий приезд я побывал и в элитном «Букваре Вкусов», и в «Троечке». И после десяти лет, проведенных в Норвегии, такая сегрегация коробила. А Игоряна – нет. В таких случаях циники говорят: «кто на что учился» …

Гнусная правда, с которой ничего не поделаешь. Новый фонтан и итальянская карусель, пластиковые панели на советских девятиэтажках – как иллюзия перемен…

И да, мы затарились в «Букваре Вкусов». Купили пирожные для чаепития с моими родителями, взяли кое-что к столу по списку, присланному противной Полиной. Сметана, укроп, бородинский хлеб и шпроты. Не чертова килька в томате, но тоже рыбная консерва. Странный, довольно бюджетный набор от любительницы лепить пельмени, а не накрывать столы в каком-нибудь подражательском под изыски Италии или Франции стиле.

Эта Поля начала бесить еще больше, да?

Да, блядь, я заочно терпеть ее не мог! И, честно, начал завидовать Игоряну. Его высокомерная мамаша, которую я тоже терпеть не мог, разительно отличалась от будущей жены Тита. Судя по видеообщению и гребаным домашним пельменям, она вообще не собиралась выпендриваться при случае или представляться изысканной светской дамочкой в затхлом городишке.

И, будь она градоначальником, то уж скорее установила бы на площади какую-нибудь хрень типа понарошечной машины времени. Каталку, украшенную микросхемами и изображениями ученых и зодчих, что стояли у истоков, строили город на месте деревень и среди лесов…

Да! Черт подери, ты хотел домашних пельменей? 

Нет, блин! Стоя на кассе в «Букваре Вкусов», я мечтал, чтобы криворучка-Полина (в будущем – Титова) случайно переварила пельмени…