Пролог
Джонатан держал меня за руку, рассматривая кровавые следы оцарапанных колен и локтей. Его тёмные ресницы дрожали, он выглядел измождённым, хотя рваная тёмная чёлка скрывала от меня большую часть лица. Он всё ещё смывал холодной водой мою кровь, тщательно осматривая раны. Мне было неприятно, но я терпела, так как мой брат попросил меня об этом. Позади раздался шум, я повернулась, чтобы убедиться, что это то, о чём он предупреждал. Всего лишь камыши перешёптываются между собой, подгоняемые ветром. Мне же казалось, что кто-то следит за нами, наблюдает со стороны и хочет сделать нечто плохое.
– Ты специально спрыгнула с дерева? – спрашивает меня брат подавленным голосом. – Из-за страха? Как же я надеюсь, что у тебя всё пройдёт, хочу, чтобы ты была иной, не такой, как предполагают врачи. Это не приговор, Лея…
Я жую нижнюю губу, кусая её до крови. Липкий страх, ощущение, когда грудь сдавливает от едва сдерживаемых рыданий без причины. У меня снова плохое настроение, словно я мертва внутри. Никто не знает, кроме него, что я специально сорвалась с дерева, хотела почувствовать боль, что-то почувствовать. Только вот сказать об этом вслух стеснялась.
Джонатан стягивает с себя футболку, вытирая мои трясущиеся колени, прижимает к ранам ткань. Его глубокие карие глаза тусклые и безжизненные, он слишком давно не спал, торопился ко мне. Он говорил, что переживал за меня, не мог сомкнуть глаз. Я с трудом узнавала в этом человеке своего брата. Он как заблудшая душа, с этим тоскливым взглядом, устремлённым к месту, где течение усиливается.
– Это тяжелей, чем я себе представлял. Мне сейчас так страшно, Лея. Что это такое, чёрт возьми? И как мы могли пропустить происходящее с тобой? – очень медленно он поднимается на ноги. Я рассматриваю его чёрные джинсы с потёртыми коленями, порванные в нескольких местах, цепочку, свисающую из кармана, скрывающую его любимые часы. – Ты их любишь, да? – вытаскивает старинную реликвию, раскрывает одним нажатием кнопки, поворачивая ко мне циферблатом.
Я молча качаю головой, наблюдаю, как замерли стрелки. Брат крутит маленький ролик, одобрительно хмыкая себе под нос.
– Они отсчитывали моё время, – он наклоняется, смахивая чёлку цвета воронова крыла с глаз, – думал, пока стрелки движутся, я жив. Мне становилось легче от их мерного тиканья. Он отдаёт их мне, крепко сжимая двумя ладонями и заглядывая в глаза. – Они перестали работать, будто угадали момент, остановились, и я застрял. – Джонатан заглядывает в мои глаза, всё, что в них отражается, – это боль. Почти такая же, как и моя, только усовершенствованная версия.
– Тик-так… время просачивается сквозь пальцы… – нежно поёт он. – Я знаю, ты понимаешь меня. Иногда твоя боль становится невыносимой, ты устанешь бороться. И тогда… – он оглядывается на реку, его пальцы сильней стискивают мои ладони, – начинаешь причинять себе боль. Отпусти ситуацию, плыви по течению, и страх исчезнет. Тебе понравится жить.
Смотрю туда же, куда и он, пугливо комкая ткань, впиваюсь в неё все сильней, испытывая дикий страх перед неизвестностью.
– Лея, – он приподнимает мой подбородок, – прости меня. Прости, что не был с тобой рядом, когда ты упала. – Наклоняется и целует меня в лоб, замирая в этом положении на несколько секунд. – Теперь я с тобой, ведь ты мой ангел.
– Джонатан, – мой шёпот практически не слышно из-за рёва ветра, он забирает свою футболку и идёт к реке. – Я хочу с тобой. Не оставляй меня. – Привстаю, но он усаживает меня обратно.
– Наблюдай, как тикают стрелки, и не двигайся, – указывает на часы. – Пусть это будет твоей точкой отсчёта. И пусть твоё время никогда не останавливается. – На его губах появляется лёгкая улыбка. – Посиди тут, пойду сполосну ткань, не хочу пугать родителей. Я на секунду. Ничего не бойся. Сколько раз говорил, поправь эти ужасные лямки от комбинезона, свисающие на твоих бёдрах, зацепишься и убьёшься ненароком!
Сосредотачиваюсь на стрелке, моё сознание полностью погружается в отсчёт, даже несмотря на всплеск воды и надвигающуюся грозу. Постепенно всё, что меня тревожило: шёпот камыша, громкие раскаты и бурные речные потоки воды – всё стало таким далёким и ненужным. Страх и нервозность отступают, и я с улыбкой отрываюсь от циферблата в поисках моего старшего брата. Мне надо сообщить ему, что я больше не боюсь. Только его нигде не видно. Соскакиваю с камня, цепочка часов выпадает из рук на песок.
– Джонатан? – произношу едва дыша.
Я не оставлю его. Надо сделать лишь один шаг, и мы будем вместе.
Глава 1
Моё тело раскачивается из стороны в сторону в такт нежной мелодии, пальцы танцуют по клавишам, останавливаясь только для необходимой паузы. Я наклоняюсь немного вперёд, закрываю глаза и полностью погружаюсь в себя. Всегда мечтала играть на фортепьяно. Переживаю, люблю, ненавижу, боюсь и яростно сражаюсь с самой собой. Оставив реальность за пределами этой спальни, я нуждаюсь в умиротворении. Мой измученный внутренний мир погибает в жизненной рутине. Воздух становится всего лишь деталью, вместо необходимости.
Музыка – мой кислород, моё спасение в этом мире. Лекарство от боли и забвения. С ней мне не нужны ноты, нет необходимости читать их и вспоминать, я слышу мелодию по-своему. Она проходит через меня, рождается во мне и умирает, вместе с моими разложившимися на мелкие частички эмоциями. Моя душа поглощает и проносит через себя каждую ноту, избавляя от мучений и страданий.
Пальцы лишь на миг замирают для плавного перехода и бегут по клавишам, играя заключительную часть. Ту, в которой я снова возвращаюсь в настоящую жизнь. Я будто бегу по туннелю, и каждый раз меня выкидывает на уже пройденный участок. Словно замкнутый, порочный круг. Я думаю, что уже нашла выход, выход из положения, только мне не суждено выбраться из своего плена никогда. И даже через много лет я буду погружаться всё глубже в себя, прятаться от самой себя, исчезать и возвращаться поломанной… Говорят, музыка исцеляет души, превозносит всё на другой уровень. Может, я всё ещё не познала истины, не достигла её вершин, не сделала что-то ради возможности возродиться?
Разве это так сложно? Начать всё сначала? Сбросить все настройки и наметить новую точку. Без отсчёта, без границ и без правил.
Пальцы замирают, и я чувствую, как моя душа содрогается, рыдая, не желая возвращаться из фантазий. Последние аккорды самые сложные, они напоминают о моём времени, которое истекает, о часах, заведённых Джонатаном, лежащих на крышке фортепьяно. Голова тяжелеет, опираюсь лбом о панель, заканчивая мелодию, вспоминая, как дышать.
– Мисс Фелпс, прошу… – слышу голос нашей горничной, – прощения. Ваши родители ожидают вас.
Я открываю глаза, сосредотачиваясь на бело-чёрных клавишах, глажу гладкую поверхность, ощущая их нежность под подушечками пальцев.
– Передайте им, что сегодня я пропущу завтрак, так как уезжаю, – моргаю, поймав крошечный солнечный зайчик, пробирающийся сквозь тяжёлые портьеры.
– Хорошо, мисс, – женщина исчезает за дверью, оставив меня в одиночестве.
Встаю и направляюсь к окну, раскрывая ткань и впуская свет. Сегодня тот самый день, когда у меня нет желания видеть и слышать домочадцев. Зная меня многие годы, никто не станет настаивать на встрече или упрашивать поступить как-то иначе. У меня есть моё личное пространство, и входить в него не стоит. Никто из них не обидится и примет информацию как данность, они привыкли к моим перепадам настроения, отрешению. Ни для кого не секрет, сколько раз в сутки я думаю о своей жизни. Вернее, о желании жить.
Двери снова приоткрылись, и миниатюрная девушка, слегка кивнув мне, беззвучно уходит. Время уборки. Обхожу комнату по маршруту, проделанному ранее, гашу свечи, убираю на места подсвечники. Бережно закрываю крышкой фортепьяно, бесшумно ступаю босыми ногами по ковровому покрытию и исчезаю за смежной дверью, ведущей наверх. Плавная круговая лестница устремляется прямиком в мою комнату, где я могу заняться своими делами. Оглянувшись по сторонам, я не могу скрыть своего раздражения, всё расставлено по местам, мной. Я сделала это пару часов назад. Усевшись на кровать, я расправляю длинную плиссированную юбку, рассматриваю рисунок, то, как нити в изысканном танце сплетаются между собой. Надо переодеться, только во что?
Новый пост в инстаграме вызывает во мне прилив эмоций, радостных или грустных, сейчас не совсем понятно, но мне не терпится прочитать его полностью.
– Ох, Юджин… – выдыхаю его имя, как будто он святой, но это не так. Его фотография склонившегося над очередной картиной вызывает во мне массу воспоминаний.
Встаю с кровати и раскрываю шкаф, перебирая вешалки с многочисленными вещами. Большинство из них передали знакомые дизайнеры, я вроде как являюсь лицом их брендов. Выставки, красные дорожки, модельные показы и прочее, моё присутствие обязательно. Но бывают времена, когда я нахожусь далеко за пределами досягаемости… психиатрическая клиника, в которой мне вправляют мозг и убеждают, что красиво жить – хорошо!
Вот среди этого мракобесия меня спасает яркое пятно, появившееся уже некоторое время назад в моей жизни. Почему пятно? Юджин бесподобный молодой человек. Обесцвеченный блондин с вечно лохматой шевелюрой нечёсаных волос. В его ушах маленькие колечки, всё тело покрыто пирсингом и татуировками. А рост, если бы не худоба, я могла бы подумать, что он баскетболист, только с лужёной глоткой. Да, алкоголь и травку он употребляет так часто, что мне проще сказать, когда он полностью трезв. Ему необходимы они для творчества, так говорит человек. Мне бы бежать от него, но я соткана из противоречий и, видимо, поэтому уже некоторое время живу с этим парнем в перерывах между лечением и нахождением дома под присмотром многочисленной прислуги и родителей. Но сейчас всё хорошо, кризис миновал, и мне необходимо возвращаться к своему обычному существованию.
– Армани осатанеет, – вытаскиваю чёрную юбку от Ланвин и блузку с гипюровыми вставками на рукавах.
Переодеваюсь, натягиваю ткань, проверяю, видны ли шрамы на запястьях. По контракту мне нельзя светиться подобным, тем более они свежие, едва затянувшиеся. Расчёсываю перед зеркалом свои зелёные волосы, сбрызгиваю лаком ломкие локоны. Наношу густой слой туши, мои длинные ресницы делают глаза ещё выразительней, а пару стрелок соблазнительными. Красная фетровая шляпа с широкими полями становится неотъемлемой частью моего образа. И великий Армани будет очень рад узнать, что я всё же надела что-то из его новой коллекции. Вишнёвая помада, которая аккуратно очерчивает мои губы, придаёт вид сексуальной штучки, и мне это нравится. Настроение мгновенно меняется, я чувствую этот прилив крови к щекам, когда всё тело приятно покалывает от положительных эмоций. Забираю с прикроватного столика свой телефон, предварительно расставляю всё по местам и иду к выходу.
Я слышу, как из столовой доносятся приглушённые разговоры моего отца с мамой. Каждое утро они обсуждают важные деловые вопросы, странно, что на повышенных тонах.
– Я не хочу больше проблем. Давайте прекратим обсуждать это, никаких альтернативных методов, – кричит мой отец. – Считаете это ужасной ошибкой, ваше дело. Я не позволю произойти этому снова, всё вышло из-под контроля. Признайте это.
– Тогда почему не сделал это раньше? – твёрдо говорит моя мама. – Молюсь, чтобы мы не прошли через этот ад снова! Оставляя один на один с проблемой, на кого ты полагаешься? На Бога?
– Всё зависит только от неё. Мы бессильны.
Я не могу понять, они что, ругаются между собой? Только это из раздела фантастики, мои родители слишком идеальные, чтобы портить отношения. За всю семейную жизнь они ни разу не позволили себе повысить голос и обратиться неуважительно, оскорбить словом. Именно поэтому они не понимают, как я вообще существую в таких отношениях. Что же вынудило их разговаривать таким образом друг с другом? Останавливаюсь около двери, пропускаю колонну из официантов. Интересно, я не знаю о гостях? Девушки несут серебряные подносы, накрытые крышкой, кто-то толкает тележку. Заметив меня, они приостанавливаются, панически сталкиваясь друг с другом.
– Доброе утро, мисс, нам сказали, что вас не будет, – запинается та, что постарше остальных, я придерживаю шляпку, ухмыльнувшись их вытянутым лицам, и пробегаю мимо. – Мы принесём ещё приборы и приготовим…
– Всё в порядке, у меня есть пальцы, и я всегда могу воспользоваться ими, – подмигиваю самой испуганной, прежде чем скрыться за дверьми столовой.
Я слышу, как они выдохнули с облегчением. Работникам нашего дома приходится несладко, бывают времена, когда становлюсь абсолютно невыносимой, и это не моя вина. Будь моя воля, я бы постоянно улыбалась всем окружающим меня людям. Но на то воля Божья. Я такая, какой он меня создал. Может, однажды кто-то поймёт предназначение таких, как мы?
– Лея, доброе утро, моя милая, – папа первым замечает меня, привстаёт и крепко обнимает, целуя в щёки. Я осматриваю столовую, только кроме моих родителей здесь никого нет.
– Доброе утро, папочка и мамочка. Я помешала? – двигаюсь по направлению к маме, обнимая её в ответ.
– Что ты. Ни в коем случае! Как спала, вишенка? – морщинки в уголках её глаз выдают беспокойство.
Отхожу от неё на расстояние, предварительно стащив со стола тост, намазанный маслом.
– Лучше некуда, – только откусив кусочек, я поняла, насколько голодна, пережёвывая, испытывала наслаждение, схожее с оргазмом. Громко промычав нечто нечленораздельное, я забрала второй, уже приготовленный моей мамой и снова откусила большой кусок.
Голод! С ним я сталкиваюсь практически сразу после сильного приступа агрессии. Будто организм хочет восполнить другие потребности. Продолжая хрустеть, я замечаю некоторую закономерность. Моя жизнь состоит из семи составляющих: голода, в том числе и сексуального, безудержного веселья, панического страха, апатии и желания умереть, которое плавно сменяется дикой агрессией. И вот когда я прохожу все эти стадии – я хочу есть, много и всё, что попадает под руку.
Родители понимающе наблюдают за моим поведением, кивают официантам, чтобы они заносили всё, что они могут нам сегодня предложить.
– Присаживайся, родная, – папа выдвигает стул рядом с собой, похлопывая по мягкой обивке. – Успеешь ты по своим делам.
Я мычу, запихивая в рот всё без разбора. Яйца пашот расплываются по тарелке, как только протыкаю их ножом, накалываю на вилку кусочек хлеба и обмакиваю в желтке. Главное, не переесть, не хочу снова блевать перед моим парнем.
– Вот чёрт, я не сказала? Это не дело, пришло время возвращаться, – восклицаю с набитым ртом, подавшись вперёд, вытаскиваю из сумочки телефон. – Чёртов айфон, палец никогда не хочет срабатывать! – облизываю, затем вытираю подушечки пальцев о салфетку.
– Лея, – мягко произносит мама, отодвигая в сторону очередной стакан сока из манго, стоит мне поставить локти на стол. – Не могла бы ты повторить, золотце?
– Прости, мам, но мне необходимо забить кишку дома, чтобы не расплескать всё по пути. Не хочу пугать Юджина, если меня снова вывернет, – быстро перевожу взгляд с телефона на родителей и обратно.
– Неужели ты снова собралась к нему? Лея, ты была в ужасающем состоянии в прошлый раз. Перед твоей госпитализацией… Малышка, не надо снова делать это с нами, папа никогда не умел скрывать свою брезгливость относительно моих парней. – Милая, – папа предостерегающе смотрит на маму, я уже схлестнулась с ней взглядами и не собираюсь отступать. – Ты разумная девочка. Я же попросил тебя.
– Не спорю, только он уже несколько раз подвёл её. И каждый раз, когда он появляется на горизонте, наша дочь не в себе, – мама собирает ладони в замок и слегка наклоняется к столу. – Тебе нравится мучиться?
– Вы не понимаете, – отрицательно качаю головой, моё настроение полностью зависит от оппонента на той стороне связи моего телефона. – Всё не так, Юджин ни в чём не виноват.
Парень оставляет на стене один за другим посты, все они по-своему прекрасны. Я полностью отключаюсь, продолжая жевать какие-то тарталетки со сладким кремом и ягодами поверх них, запивая всё вкусным чаем. Родители начинают переговариваться между собой, решая мои проблемы, хотя никто их об этом не просит. Папа доказывает что-то своё, всегда на моей стороне, пока мама докапывается до меня. Ещё один плюс биполярности, когда мы проходим стадию агрессии, вот этот жор и сексуальное влечение трудно сбить чем-то по типу домашнего воспитания. Мозг просто отключён, еда становится жизненно необходимой.
– Лея, я много раз уже говорила тебе избавиться от этих отношений. Они тянут тебя на дно. Кто он? Мы его ни разу не видели вживую. Как ты вообще представляешь такого бездельника около себя? А что насчёт журналистов?! Последняя вышедшая статья гласила о том, что он музыкант! На чём же, простите, он играет? На наших нервах и терпении?! – мама касается телефона в моих руках. – Если вдруг он ещё раз сделает тебе больно…
– Не сделает, – приподнимаюсь, вытираю губы салфеткой и кладу её в одну из пустых тарелок. – Он чрезвычайно творческий человек. Гитарист.
Отец сжимает салфетку, и я улыбаюсь ему благодарная за поддержку.
– Мам, не начинай, ты не хочешь слышать от меня причины. И не хочешь лезть в это дерьмо! – взрываюсь я, ощущая, как мои щёки пылают от гнева.
– Господи, давайте только не сейчас, – громко восклицает отец. – Марика! Не надо поднимать тему, о которой мы не хотим говорить! Не надо волновать её! – он обращает внимание на меня. – Лея, послушай. Мы с мамой всегда будем на твоей стороне, что бы ни случилось. Только, пожалуйста, береги себя и не делай глупости.
– Артур, она идёт к нему! Неужели у нас нет никаких условий или ультиматумов? Я не могу так! – из глаз мамы брызгают истерические слёзы, и мне становится противно, что я не могу закрыть свой поганый рот и обязательно сейчас сорвусь.
– Я последний раз вам объясню и очень надеюсь, что до вас дойдёт! Юджин единственный настоящий человек в моём спутанном сознании, искажённой реальности. Я чувствую, что могу жить полноценной жизнью благодаря таким, как он. Ему наплевать на мои вспышки, агрессивные стычки, погружение в себя! Он напичкан всяким дерьмом, иногда еле ворочает языком и мочится мимо писсуара, его переполняют низменные чувства, и он не прочь совершить аморальные поступки. И на его фоне моя биполярность – это просто дерьмо на подошве ботинка, его растираешь о траву и движешься дальше. Вот так мы выживаем! Понимаете? Я, прежде всего, человек. У меня есть свои потребности, и вы не вправе постоянно осуждать и решать за меня. Поймите, там, рядом с ним, мой дом. И у меня не получается иначе, – я задираю гипюровые рукава, оголяя свежие розовые шрамы на изгибе рук. – Ни один нормальный мужчина не станет встречаться со мной. Жить в вечном страхе, что я покалечу себя или его, ждать, что он однажды столкнётся с утечкой газа и в один прекрасный момент не проснётся. Никто не станет выдерживать мои истерики, крики, побои, лезвие у горла, – наливаю себе воды в стакан и выпиваю её залпом, вытирая капли, стекающие по подбородку тыльной стороной руки. – Давайте будем честными друг с другом. Затмения стали происходить слишком часто, и это начало конца.
– Лея, – шёпотом произносит мама плача, прикрывает рот рукой. – Зачем ты так о себе?
– Мам, не надо. Однажды я сделаю то же, что и Джонатан, вопрос времени. Даже ваша постоянная слежка не спасла его. И меня тоже. Поэтому всё бесполезно. Вся наша жизнь сплошное разочарование, мы всего лишь атомы, – наклоняюсь и целую отца, затем маму. – На фоне меня Юджин безобидная жертва. Я живу, вы же этого хотели? Хорошо хоть не убила ещё никого нечаянно. Если уж повторяю историю моего брата, то это станет точкой отсчёта… К чёрту.
– Джонатан не убивал себя, – хмурится мама, – это случайность. Ты ведь тоже чуть не погибла.
– Ну и живой меня назвать сложно, – усмехаюсь я, заталкивая в рот пирожное.
Хлопаю по столу рукой, заканчивая этот бесконечный разговор, не имеющий никакой развязки. Прохожу мимо девочек горничных, улыбаюсь им одними губами.
– Я согласна на альтернативу, на всё что угодно! Верните мою дочь! – громко говорит мама, не представляю, кого она за мной отправит.
В холле открываю отсек с ключами, но не нахожу от своей машины. Раздражённо перебираю каждый, несколько из них падают на плитку, издавая звон. Мне стоит остановиться и успокоиться, не позволять тьме накрыть меня.
– Вам помочь? – позади меня появляется дворецкий, вытянувшись в струну, он следит за моими метаниями, но не рискует лезть без разрешения.
– Ключи от моей машины. Где они? – захлопываю дверцу и вижу своё отражение в зеркале, отшатываясь назад.
Не сейчас! Мои зрачки практически закрыли зелёную радужку, на впалых щеках появился лихорадочный румянец, так бывает незадолго до очередного приступа. Нет, я не хочу снова в больницу. Шрамы на руках начинают ныть, я делаю ещё пару шагов назад, натолкнувшись на входные двери.
– Найдите ключи от моей машины и подгоните мне, буду ждать на улице, – бросаю взгляд на дворецкого и толкаю входную дверь, он кашляет, привлекая моё внимание, и я останавливаюсь. – Что ещё?
– Извините, мисс… но вы разбили свою машину, перед тем как… – он замолкает, прочищая горло. – Ваш доктор попросил воздержаться от вождения… после… У вас постельный режим. Мисс Фелпс… – позади я слышу голос дворецкого, – вам ни в коем случае не стоит покидать дом. У вас ведь назначена встреча в клинике.
Я провожу ладонями по лицу, вспоминая тот последний раз, когда я решила, что больше не могу жить. Голова закружилась от воспоминаний, всё поплыло перед глазами. Не обращая внимания на болтовню дворецкого, выхожу за дверь. Заплетающимися ногами бреду по тропинке туда, где открываются ворота, мне не хватает воздуха, будто разучилась дышать. Авария, словно это я пролетела на бешеной скорости на красный свет, когда передо мной возникла другая машина, я вывернула руль, через секунду врезалась в отбойник. Или не вывернула руль, воспоминания похожи на вспышки моментов того, что, возможно, уже было. Со мной что-то происходило, я чувствовала эту вселенскую усталость, поэтому вернулась в машину и нажала на газ. Всё вокруг закружилось, мне приходится вцепиться пальцами в узорные ворота, чтобы не упасть на дорогу, ведущую в наш коттедж.
– Дышите глубже, – мятное дыхание, смешанное с ненавязчивым одеколоном, я вдыхаю его запах, наслаждаясь этим неловким падением. – Позвольте вам помочь.
Только мне не стоило смотреть на него. Его глаза спрятаны за тонкой оправой очков для зрения. Черты лица правильные и симметричные, короткая ухоженная щетина, нос немного с горбинкой, прямые брови и тёмные волосы, подстриженные по последней моде. Он, будто почуяв неладное, зачёсывает пряди назад, посылая мне мимолётную приветливую улыбку, пока я не могу оторвать от него взгляда. Моргаю, замечая, что он уже не скрывает своей улыбки и доволен произведённым впечатлением. Мужчина помогает мне встать, всё ещё удерживая за руки.
Делаю решительный шаг по направлению к его машине.
– Увезите меня отсюда. Пожалуйста, – он пропускает меня вперёд. Поток воздуха в лицо, и я ловлю себя на мысли, что именно так пахнет Рай.