Владимир Маяковский. Роковой выстрел

В преддверии 125‑летия Владимира Маяковского Андрей Россомахин, исследователь русского авангарда, подготовил для литературного портала «Горький» обзор 20 книг о поэте, которые вышли за последние двадцать лет. Разбирались такие издания, как «Маяковский: pro et contra», «Воскресение Маяковского» Юрия Карабчиевского, «Ставка – жизнь: Владимир Маяковский и его круг» Бенгта Янгфельдта, несколько книг, выпущенных Европейским университетом, «Тринадцатый апостол» Дмитрия Быкова (которую исследователь называет лучшей биографией поэта) и т.д. Каждая книга имеет свои плюсы и минусы – и Россомахин высказывается о них максимально подробно.Удивляет только одно – где же книги Леонида Кациса?Трудно представить себе серьёзную научную конференцию, касающуюся Серебряного века, на которой не было бы этого исследователя. Кацис – профессор РГГУ и возглавляет учебно-научную лабораторию мандельштамоведения. В его библиографии как минимум три основательных монографии – «Владимир Маяковский. Поэт в интеллектуальном контексте эпохи»,[1] «Осип Мандельштам: мускус иудейства»[2] и «Смена парадигм и смена Парадигмы»[3]. И это только те, что касаются литературы. Помимо этого можно отметить ещё ряд работ иудео-христианской проблематики.Как можно было пропустить работы такого видного учёного? Наверное, всему виной какие-то чисто бытовые неурядицы. Кациса недолюбливают и в литературном мире, и в педагогическом. Всему виной – сложный характер: если разговор серьёзный, исследователь легко и артистично поднимает его градус. И после этого уже трудно вести полноценный диалог.Что ж, попробуем тогда мы рассказать о новой книге.В «АСТ» запустили новую серию – «Эпоха великих людей». В ней выходят биографии, мемуары и исследования. Пока издано шесть книг – о Сергее Есенине, Анне Ахматовой, Василии Кандинском, Иосифе Бродском, Андрее и Арсении Тарковских. И вот появилась о Владимире Маяковском.В её основу легли наработки из монографии, касающиеся самоубийства поэта в самом широком его аспекте. Самое удивительное – как тесно связываются тексты Маяковского и Достоевского. Иногда чтение идёт напрямую – и Кацис блестяще развеивает миф о поэте, не прочитавшем ни одной книги! – а иногда погружение в «Преступление и наказание» и «Братьев Карамазовых» идёт через чтение Розанова. Максимально наглядное и вдумчивое сопоставление текстов позволяет говорить о таких книгах, как «О древнеегипетской красоте», «Семейный вопрос в России» и «Люди лунного света. Метафизика христианства».После этого уже совсем по-другому звучит поэма «Про это»: не как эротическая мистерия, а как трагедийный саспенс. Ведь у Розанова и Достоевского во многих произведениях персонажи думают про это – которое выделяется курсивом и может умещать в себе не только и не столько сексуальные фантазии, сколько раздумья о (само)убийстве.Ещё Кацис развивает одну очень интересную мысль Пастернака, высказанную в «Охранной грамоте»: «Искусство называлось трагедией. Так и следует ему называться. Трагедия называлась “Владимир Маяковский”. Заглавье скрывало гениальное простое открытие, что поэт – не автор, но предмет лирики, от первого лица обращающейся к миру. Заглавье было не именем сочинителя, а фамилией содержанья». Если Маяковский вместе со своим лирическим героем так похож на персонажей Достоевского, ничего хорошего его ждать не может. Жизнь становится трагедией, финал её более-менее предсказуем.Анализируются попытки самоубийства и мысли о нём; к художественным текстам прибавляется биографическая канва (поездки поэта в Варшаву, Прагу и Нью-Йорк); публикуются воспоминания Вероники Полонской, стихи Асеева и Пастернака, обращение к исследователям Лили Брик и многое другое. Гипотезы о «роковом выстреле» обрастают необходимым контекстом.Добавляется детективный флёр, когда Кацис пытается разобраться с членами ЛЕФа, так или иначе, работающими на госорганы: «У Маяковского было два важных места, куда он ездил в качестве, скорее всего, агента Коминтерна либо представителя советских торговых организаций типа Аркоса или Амторга. К этим организациям прямое отношение имели многие деятели ЛЕФа <…> Здесь главным для Маяковского были русско-еврейский, как это ни странно, Нью-Йорк и славянские Прага и Варшава. Именно здесь мы встретим американского Давида Бурлюка и уже встретили пражского советника советского посольства в новой Чехо-Словакии Романа Якобсона».Чтобы разобраться со скептиками, уверенными в убийстве поэта, Кацис подробно цитирует все необходимые документы (начиная с анализа крови на рубашке и проведения баллистической экспертизы и заканчивая версиями об убийстве – Полонская, мифический чекист, немифический Агранов?) и сопровождает всё это комментарием, переводя с русского на русский официальные бумаги и сухие факты.Что в итоге? Литературоведение (каждый раз необычная оптика восприятия текстов), криминалистика, изучение биографии и творческого пути Маяковского и его друзей и коллег, мемуары, стихи – всё, что необходимо любопытствующему читателю, дабы узнать о «роковом выстреле».