© Евтушенко А. А., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
1
В то утро я выехал раньше обычного, примерно на час. Последний отрезок пути предстояло преодолеть по относительно нормальной асфальтированной дороге лишь частично. Затем, на семьдесят втором километре от города, следовало свернуть на грунтовку и переть по ней на северо-восток еще пять с лишним десятков кэмэ. И на оставшиеся три с половиной, судя по описанию, меня ждала шикарная частная бетонка, ровная и гладкая, на которой можно нормально притопить педаль газа.
Скорость я люблю, но без фанатизма. Главное – доставить груз в целости и сохранности и вовремя. Поэтому с учетом возможной сентябрьской непогоды и длинной неизведанной грунтовки выбрал на этот раз трудягу «УАЗ» «Патриот» вместо привычной Toyota Camry. Клиенту, который может себе позволить забраться в такую глушь, куда по асфальту не доедешь, и тем не менее пользоваться услугами нашей фирмы, по фигу, на какой машине ты привезешь заказ. А если даже и нет, то по фигу мне. Мы клиентам не служим, мы с ними работаем.
Но раньше я выехал не потому, что хотел иметь запас времени на случай непредвиденных обстоятельств – этот запас у меня был в любом случае, – а из-за того, что проснулся в шесть утра. Без всякого будильника. Бодрым и отдохнувшим, хотя накануне лег в начале первого. Сна – ни в одном глазу. Пришлось вставать, делать зарядку, бриться, умываться, одеваться и спускаться завтракать.
Некоторые из моих коллег, особенно те, кто любит пустить пыль в глаза девчонкам, называют себя «перевозчиками». По аналогии с фильмом «Перевозчик». Ну, помните? Там еще относительно молодой Джейсон Стетхем играет крутого лысого перца, который доставляет грузы или людей куда скажут. За хорошие бабки. Фильм забойный, давно стал классикой в своем жанре, но к нашей работе отношения не имеет. Почти. То самое «почти», которое и дает основание некоторым моим вышеупомянутым коллегам на девичий вопрос «А чем вы занимаетесь?» отвечать с эдакой небрежной ленцой: «Я – перевозчик». Предварительно скупо усмехнувшись краешком рта. И дальше по накатанной: тайна заказчика, опасности, о которых настоящий мужчина не распространяется (но намекнуть может), подразумеваемое одиночество и отсутствие женской ласки, бокал-другой вина или рюмка-вторая чего-нибудь покрепче – и все, можно вести девушку в койку. И так каждый раз. Тут, главное, имена не перепутать. Особенно если женат.
Я не женат. И, если спрашивают о профессии, говорю так, как написано в трудовом договоре, – курьер, мол. В прошлом – строитель и немного механик. Получается гораздо загадочнее, интриги больше. Сидит в приличном баре высокий симпатичный блондин в неслабом прикиде, пьет хороший виски со льдом и сообщает, что он курьер. Разве бывают такие курьеры? Сразу возникает куча вопросов, на которые хочется получить ответы. Интерес возникает. Да не примитивный, лобовой, как в случае с «перевозчиком», похожий по действию на полстакана водки, залитой в пустой желудок и последующей «беломориной», а более тонкий, интеллигентный и даже, не побоюсь этого слова, где-то духовный. Словно добрый семилетний ром, выдержанный в бочке из-под хереса, который неспешно пьется на деревянной веранде с видом на океан. Под сладкие дольки мандарина и кубинскую сигару за двадцать баксов.
Чувствуете разницу?
Вот и я чувствую. А все почему? Потому что правда всегда бьет лукавство. Пусть даже хорошо замаскированное. И ты в результате получаешь гораздо больше, чем сомнительное удовольствие на одну ночь. Отношения получаешь. Впрочем, каждому свое, и я вовсе не претендую на то, что мой стиль знакомства и поведения с женщинами исключительно правильный. Кто-то, знаю, и вовсе предпочитает проституток, поскольку это гораздо проще и не требует душевных затрат. А деньги – дело наживное и предназначены для того, чтобы их тратить. Вот тут согласен полностью. Но, чтобы со вкусом потратить, сначала требуется нажить. Поэтому я и работаю курьером. Особым курьером по доставке особых грузов. За особую плату.
Мотель назывался незамысловато – «У Армена» и располагался, как положено мотелю, рядом с трассой. Ничего особенного – трехэтажное здание маленькой гостиницы с кафе и продуктовым магазинчиком на первом этаже, стоянка, мойка, заправка. Все. Вчера я приехал поздно и ужинать не стал – сразу отправился в номер, принял душ и завалился спать. Другое дело – утро, особенно утро раннее. Без завтрака утром мне обойтись трудно. Если приходится, то настроение такое, что лучше не подходи – до тех пор, пока не съем хоть самый завалящий бутерброд и не выпью чашку кофе. Лучше большую. И не растворимого.
В кафе имелись два входа: один с улицы и второй с лестницы, ведущей на верхние этажи, а также в подвал. Я вошел с лестницы. Последний раз был здесь года два назад, обедал, и, по-моему, с тех пор в зале мало что изменилось. Разве только скатерти на столиках изменили цвет с белых на светло-бежевые, да на торцовой глухой стене появилась роспись – зеленеющая равнина и две белоснежные горные вершины на фоне синего неба. Понятно, Большой и Малый Арарат.
Хозяин мотеля – кустистобровый и грузный армянин лет пятидесяти, по имени, как вы и сами могли бы догадаться, Армен, в этот ранний час уже сидел за столиком в центре зала над чашкой свежесваренного кофе, чуть горьковатый приятный аромат которого я почувствовал еще на лестнице.
– Доброе утро, – поздоровался я.
– Доброе утро, дорогой, – с привычным радушием откликнулся Армен и приглашающе повел крепкой волосатой рукой. – Присаживайся, буду тебя завтраком кормить.
Я посмотрел на него.
Закатанные до локтей рукава фланелевой в крупную красно-черную клетку рубашки а-ля «реднек», черная кожаная жилетка, чистые, но вытертые до белизны джинсы с широким узорчатым ремнем и начищенные до блеска черные остроносые туфли. Сразу видно, человек не думает, как он выглядит в глазах других людей, – носит то, что считает удобным и красивым.
Я подошел и сел за его столик.
– Омлет, – безапелляционно заявил хозяин. – С зеленым лучком. К омлету белый хлеб моей выпечки, масло, кофе. Большая чашка. А?
«Звучит отлично», – хотел сказать я, но вовремя вспомнил, что сотни раз слышал эту избитейшую фразу в голливудских фильмах, и сдержался. Не то чтобы я не любил голливудское кино, скорее даже наоборот, но вот подражание… нет, не мое это.
– Скажу спасибо, – сказал я. – Большое.
– Оля! – негромко крикнул Армен. – Омлет и кофе нашему гостю… – Он посмотрел на меня. – Как зовут?
– Данила.
– Нашему гостю Даниле!
– Пять минут, Армен Хачатурович! – донесся из кухни звонкий и веселый девичий голос.
На дворе был сентябрь, но мне показалось, что по залу, танцуя, пролетел весенний ветерок.
– Как спал? – поинтересовался Армен Хачатурович, вероятно, считая своим долгом занять внимание гостя на время ожидания омлета.
– Спасибо, хорошо. – Я не счел нужным упомянуть о своем раннем пробуждении. К чему? Через полчаса уеду, и мы, возможно, опять увидимся только через два года. Или никогда.
– А я не очень, – доверительно сообщил словоохотливый хозяин.
– Что так? – вежливо поинтересовался я.
– Сам не могу понять. Всегда сплю, как Ной на вершине Арарата. А тут полночи ворочался, вставал, курил, в окно смотрел.
– Было на что?
– Как сказать. Зарницы полыхали на северо-востоке. В полнеба. Редкий случай для сентября.
Я хотел было спросить, почему он считает, что Ною крепко спалось на вершине Арарата (с другой стороны, почему бы и нет? Сделал дело – спи смело), но тут Оля принесла еду, и мне стало не до болтовни.
Омлет благоухал так, что слюнки текли. Он таял во рту и мигом привел меня в самое наилучшее расположение духа. Оставалось закрепить достигнутый успех чашкой хорошего кофе. Что я и сделал и тут же попросил вторую. По мере того как чашка пустела и за окном набирало силу ясное сентябрьское утро, посетителей в кафе прибавлялось. Сначала зашли двое водителей-дальнобойщиков, набрали еды на четверых и принялись молча и быстро закидывать ее внутрь себя. Затем семья, состоящая из высокой худой мамы в очках, лысеющего папы ниже своей жены на полголовы и уже с заметным животиком – честным свидетелем отсутствия физической активности, и молчаливой сонной девочки лет пяти. Эти удовлетворились булочками с маслом, чаем и какао. И, наконец, ввалилась шумная толпа пассажиров междугороднего автобуса. Оля была нарасхват, Армен Хачатурович убежал по делам. Я допил кофе, взял в дорогу шесть свежевыпеченных пирожков с мясом, расплатился, сдал ключ и вышел на улицу. Пора было ехать.
Шапку тумана впереди я заметил с вершины холма, куда на сорок восьмом километре вывела меня грунтовка. Это было весьма необычное зрелище, поэтому я остановился и вышел из машины.
Пыльная русская дорога, мало чем отличающаяся от тех, что худо-бедно, но соединяли города и веси России и сто, и двести, и пятьсот лет назад, плавно устремлялась вниз и пропадала метрах в трехстах впереди в плотном белом тумане, похожем на одинокое большое облако, которое плыло себе по небу, плыло, потом устало и прилегло на землю отдохнуть, прикрыв собой дорогу, поле слева от дороги и часть леса справа.
Если бы я курил, то сейчас, вероятно, достал бы сигарету и поразмышлял какое-то время над тем, что вижу. Но я не курил уже год и четыре месяца, поэтому размышлять пришлось без никотина. Собственно, все размышления быстро свелись к необходимости принятия решения – ехать дальше или подождать, пока непонятный туман развеется.
«Чего ты вдруг задергался, Даня? – задал я себе вопрос. – Ну, туман. Ну, не совсем обычный. Ты что, метеоролог и знаешь все виды туманов? Мало ли какие погодные условия могли здесь спонтанно сложиться?! Определенная температура, давление, влажность и, пожалуйста, – пласт тумана на локальной территории. Да, похож на облако. Так ведь облако – это и есть туман, по сути. Конденсированный водяной пар. Вперед, заказчик ждет».
Я огляделся еще разок (никого на дороге и вокруг, только стая неопознанных птиц танцует в небе загадочный плавный танец), послушал секунду-другую окружающую тишину, сел в машину и поехал.
За свою жизнь мне приходилось попадать в разные туманы. Летний утренний в лесу, струйками поднимающийся от травы под теплыми лучами солнца и пропадающий в вышине. Это туман бодрости, он всегда обещает яркий хороший день.
Вечерний над рекой, когда из лодки силуэты деревьев на берегу кажутся таинственными застывшими существами, только и ждущими, чтобы ожить и приблизиться на шаг к воде, как только вы отвернетесь, а неожиданный плеск крупной рыбы заставляет вздрогнуть и поплотнее запахнуть ветровку. Это туман размышлений, которые не обязательно приведут вас в жизнерадостное настроение. И даже, скорее, наоборот. Если, конечно, вы не причалите к берегу, не разведете костер и не запьете черным крепким и сладким чаем миску только что сваренной обжигающе-вкусной ухи.
Городской серый зимний туман, который может случиться в любое время дня и ночи. Он окутывает город холодным сырым одеялом, приглушает огни и звуки, навевает меланхолию. Это туман воспоминаний. Лучше всего переносим в барах старых европейских городов рядом с другом и рюмкой-чашкой чего-нибудь согревающего.
Сравнить этот туман с каким-либо из перечисленных или другим я не успел. Потому что стоило машине погрузиться в его молочную полупрозрачную белизну метров на двести, как над головой раздался треск, словно невидимый великан разорвал в ярости крепкую мешковину, и мой «Патриот» со мной внутри оказался в коконе из ветвящихся молний. Так это выглядело. Нестерпимо сверкающие изогнутые копья природных электроразрядов впились в землю справа, слева, сзади и впереди. Волосы на голове и руках встали дыбом. Тревожно и крепко запахло озоном. Я до отказа вжал в пол педаль тормоза и сам сжался, вцепившись в руль, словно утопающий в спасательный круг. Сердце билось где-то в горле, во рту высохло. И очень захотелось немедленно очутиться подальше отсюда. Лучше всего дома, но сойдет и мотель «У Армена». Пусть опять будет начало восьмого утра, и девушка Оля принесет мне омлет. А я его съем, выпью кофе и попрошу Олю показать мне после работы какие-нибудь живописные окрестности. Прихвачу бутылку вина, легкую закуску, мы сядем в машину и поедем. Ну ее на фиг, эту работу. Даже в прошлом году, когда я стоял безоружный под прицелом двух обрезов в руках напрочь обдолбанных наркоманов, уверенных, что в багажнике у меня несколько кило чистейшего афганского героина, так страшно не было. Или уже в этом, ночью под Тверью, когда… Господи, да прекрати уже, пожалуйста, а то я сейчас об..!
Тут же все закончилось.
Молнии пропали, как будто их и не было вовсе.
Волосы на голове и руках послушно улеглись на место.
Невидимый великан успокоился, забрал остатки мешковины и бесшумно удалился в туман.
И даже сам туман вроде бы начал чуть-чуть рассеиваться.
Я посидел еще несколько секунд, вдохнул-выдохнул, включил первую и осторожно двинулся вперед с одним желанием – поскорее выбраться под голубое небо и солнце.
Туман редел. Вскоре я уже хорошо различал знакомую грунтовку… Стоп. Кой черт знакомую, дорога изменилась! И кардинально. Если раньше это и впрямь была плотно укатанная до бетонной твердости, без единого клочка травки грунтовка, на которой вполне могли разъехаться две машины, то теперь передо мной стелилась едва заметная, заросшая травой, а кое-где кустами и даже молодыми деревцами колея.
Что за чертовщина?
Бросил взгляд в зеркало заднего вида – там продолжал клубиться туман.
Возвращаться? И что мне это даст? Я здесь не для того, чтобы разгадывать нелепые тайны русских дорог. Тайн этих пруд пруди, а мне груз нужно доставить. Вовремя. В конце концов колея в России – это тоже своего рода дорога. Направление обозначено, и ладно. Мой «Патриот пройдет, не зря я его выбрал. А вернуться всегда успею.
Сбросил скорость до двадцати кэмэ в час и, подминая под колеса низкий кустарник и объезжая редкие молодые осинки, внаглую растущие прямо на условной проезжей части, двинулся дальше. Очень внимательно глядя по сторонам.
Удивила меня не только дорога.
По мере того как таяла поначалу довольно плотная и вязкая для взгляда, но, чем дальше по дороге, тем все более легкая и прозрачная туманная дымка, проявлялся и пейзаж по сторонам грунтовки, и небо над пейзажем. Пейзаж, как мне показалось, был прежним. А вот небо стало другим. С самого утра, когда я только покинул мотель «У Армена», потом ехал по относительно ровному асфальту, держа скорость не ниже восьмидесяти, затем свернул на тряскую пыльную грунтовку и, наконец, остановил машину на вершине пологого холма, разглядывая внизу непонятную белую шапку тумана, небо над моей головой было ясное, синее, чистое. На этом почти летнем небе сияло горячее веселое солнце, и ничего, включая прогноз по радио, не предвещало резкого изменения погоды. И вот на тебе – не прошло и четверти часа (точнее, тринадцати минут, именно столько времени я провел в тумане), как надо мной до горизонта тянутся сплошные низкие серо-черные тучи, и вот-вот пойдет дождь.
Он и пошел. Почти сразу же, как я об этом подумал. Не ливень, а так, обычный нудноватый сентябрьский дождик. И тут же я заметил, что навигатор не работает – нет связи со спутником. А значит, определить точно свое местонахождение не представляется возможным. Ну и черт с ним, я и так его знаю. Ладно, забудем про внезапные туманы, дожди, чертовы грунтовки, меняющие свое состояние ни с того ни с сего, и неработающие навигаторы. Еще раз. Моя задача – вовремя доставить груз. И я это сделаю, несмотря ни на что. В конце концов именно за это мне платят, и платят неплохо. Я глянул на часы и включил «дворники». Судя по расчетам, до поворота на частную бетонку оставалось около пяти километров.
Однако поворот не появился ни через пять, ни через шесть, ни через восемь километров. Пропустить его я не мог, ибо смотрел очень внимательно и ехал не так быстро. Или мог? Нет, исключено. Тогда что, ошибка в расчетах? Долбаный навигатор. Или это спутник виноват? Не важно. Важно то, что эдак и опоздать недолго. Я проехал еще пятьсот метров, остановился и вытащил из сумки распечатанную из Интернета карту. Ну да, все правильно. Вот грунтовка. Пусть уже и весьма условная, следует признать, но все же. А вот и поворот на бетонку. Проблема лишь в том, что моя машина на этой карте не обозначена, а значит, карта бесполезна, пока я не знаю, в какой точке нахожусь.
Звонить заказчику и признаваться в том, что заблудился? Нет, это на самый крайний случай. Чего доброго, меня сочтут полным идиотом, и причем будут недалеки от истины. Только идиот мог заблудиться в трех соснах там, где и одной-то поблизости не видать. Хотя нет, вон растет парочка, похожих, как две сестры, впереди и справа, недалеко от условной обочины. Значит, и того хуже – в двух.
Ладно, попробуем иначе.
Сколько там было от поворота с асфальта на грунтовку и до поворота на бетонку? Пятьдесят три километра? Кажется. Или пятьдесят пять? Я в очередной раз посмотрел на спидометр. Если ему верить, получается, что по грунтовке я проехал пятьдесят шесть с половиной камэ. Мой мозг по привычке запоминает такие вещи автоматически и лучше всякого компьютера – жизнь научила. Теперь снова берем распечатанную карту и смотрим на масштаб в левом нижнем углу. В одном сантиметре два километра. И что? Линейки-то нет.
Я подумал, открыл бардачок, порылся в нем и выудил на свет божий коробок спичек, который валялся там с тех пор, как я бросил курить. И еще – полпачки сигарет, кстати. Даже не знаю, почему я все это не выбросил. Вернее, знаю, но признаваться не хочется: вдруг опять до зарезу захочется покурить, а сигарет не окажется? Вечный страх курильщика, даже завязавшего. Некурильщик давно бы спокойно выбросил и сигареты, и спички.
Как бы то ни было, мне известно, что стандартный коробок имеет пять сантиметров в длину. Не помню, откуда я это знаю. Знаю – и все. И это хорошо, потому что лезть в Интернет и искать там способы измерить расстояние на бумаге без линейки не хочется. Во-первых, лень. Во-вторых, западло. В-третьих… А что у нас, кстати, с Интернетом? Просто интересно.
Я включил смартфон. Так и есть – всемирной сети ни следа. И мобильной тоже. То есть даже реши я все-таки позвонить заказчику, ничего не выйдет. Облом.
От поворота до поворота по прямой уместилось четыре с половиной коробка. Двадцать два – двадцать три сантиметра на бумаге или сорок четыре – сорок шесть километров на местности. С учетом того, что грунтовка петляет, как раз получаются искомые пятьдесят три – пятьдесят пять километров.
Ну и что это мне дает, если поворота нет?
Я развернулся и медленно проехал назад четыре километра.
Нет поворота.
Остановил машину и вышел. Дождь закончился, и кое-где между облаками уже просвечивало голубое небо. Пахло мокрой травой и смешанным лесом, опушка которого виднелась метрах в двухстах по правую руку, сразу за кочковатой болотистой низинкой, вплотную подступающей к грунтовке.
Тишина. Господи, как же здесь тихо… Стоп, Даня. А почему, собственно, тихо? Хочу музыку. И новости с прогнозом погоды. Цивилизации хочу.
Я быстро сел в машину и включил радио. Кстати, разве оно было выключено перед тем, как я въехал в этот чертов туман? Не помню. Ладно, неважно, вспомню потом. Где моя любимая волна…
Волны не было. Точнее, ничего на ней не было. И на других волнах тоже. Автонастройка дважды прошлась по всему доступному диапазону. Ни обрывка мелодии, ни фразы, ни слова, ни осмысленного звука. Ни-че-го. Только шум и треск атмосферных помех.
Видимо, на сегодня мой лимит страха был исчерпан, поэтому я просто разозлился. Какого черта, действительно? Ну ладно, понимаю, проблемы с навигатором и мобильной связью. Бывает, не впервой. Но радио?! Я не специалист, но, по-моему, в том месте, где я сейчас нахожусь, не поймать хоть какую-то передачу обычным автомобильным приемником невозможно. Факты, однако, говорят о другом. Что ж, значит, верно одно из двух: или это по каким-то причинам все-таки возможно, или я нахожусь не там, где мне кажется. Первое мне нравилось больше. Потому что второе крепко противоречило здравому смыслу, а мне хотелось бы иметь его при себе.
Надо же, и дорогу спросить не у кого. Даже и не помню, когда последний раз я оказывался в столь пустынных местах. Только две машины мне попалось на этой грунтовке с тех пор, как я на нее свернул. Старенький зеленоватый «Фольксваген» и новенький желтый пустопорожний «КамАЗ». Оба навстречу, и оба на первых двадцати километрах. Затем промелькнули четыре начинающих байкера на малокубатурных изделиях японского автопрома, тоже навстречу, и один велосипедист – таджик или узбек, лет сорока с лишним. Я еще подумал, что дядька очень органично смотрится на этой дороге среди наших полей и перелесков в джинсах, заправленных в пыльные кирзачи, и в стареньком пиджаке поверх выцветшей майки. У него еще и мятая кепка была на голове. Такая… характерная, будто вытащенная из гардероба костюмера, участвующего в съемках фильма о сороковых-пятидесятых годах прошлого века. Велосипед тоже был под стать сапогам, пиджаку и кепке – односкоростная облезлая «Украина» с багажником сзади. На таком я в деревне у деда рассекал на летних школьных каникулах лет пятнадцать назад. Классное было время.
Надо же, как много я помню. Даже то, что после этого таджика (или узбека) мне попалась на глаза группа конников, следующая шагом вдоль опушки леса. На этот раз примерно в том же направлении, что и я. Любители туристической верховой езды, судя по всему. И после них будто отрезало. Никого. А прошло с тех пор… Я посмотрел на часы. Ровно полтора часа, милостивые государи и государыни. В принципе, для пустынного русского направления, изо всех сил прикидывающегося дорогой, проходящей в относительной дали от крупных и средних населенных пунктов, не так уж и много. Но все равно как-то неуютно.
Чуть поразмыслив, я решил не рисковать и поехал обратно. Впереди в отсутствии правильной карты, а также спутниковой, мобильной и радиосвязи – неизвестность. А позади точно есть холм, с которого я въехал в туман и на котором вышеозначенная связь была. Ну, или мне кажется, что была. Заодно и проверим. В самом крайнем случае поеду обратно к шоссе, там уж точно люди повстречаются.
Обратный путь занял меньше времени, потому что туман давно исчез, заколдованный поворот я уже не искал и гнал машину по колее на полной возможной скорости. На опоздание давно было плевать, хотелось только одного – поскорее закончить со всей этой нелепицей.
Однако нелепица заканчиваться не хотела.
Для начала я так и не обнаружил того места, где закончилась нормальная грунтовка и началась заросшая колея. Не было его. Знакомый пейзаж по сторонам был, а грунтовки – фиг. Только колея. Свернуть с дороги, не заметив подобного действия, я не мог, исключено. Но если бы и свернул, то давно бы уже доехал до этого поворота. Но никакого поворота не было. Колея, бывшая некогда грунтовкой, вывела меня на плоскую вершину знакомого (как мне казалось) холма, с которого я вроде бы не так давно съехал в туман! Машина на второй передаче проехала еще метров тридцать, и тут моя правая нога уже второй раз за день соскочила с педали газа и резко ударила по тормозам, левая выжала сцепление, а правая рука сама, без малейшего вмешательства сознания, перевела рычаг переключения передач в нейтральное положение. «Патриот» замер, и вместе с ним, не веря своим глазам, замер я.
Впереди, в низине, бывшая грунтовка перепрыгивала через речку, а затем пересекалась с асфальтированным шоссе. И там, за шоссе, был город.
Можете делать со мной что хотите, но ни шоссе, ни тем более города два часа назад здесь и близко не наблюдалось.
С минуту я просидел в машине, тупо разглядывая мираж (в том, что это именно он, у меня не возникало ни малейшего сомнения), затем выключил двигатель, вытащил ключи и выбрался наружу. Отошел чуть в сторону, отлил в придорожные кусты, сосредоточенно глядя прямо перед собой, застегнулся и снова посмотрел налево, в низину.
Ничего не изменилось: едва заметная колея, бывшая (я готов был поставить на это двухмесячный заработок) еще два часа назад нормальной грунтовой дорогой, шоссе, город. Сюрреализм ситуации усугублялся тем, что ландшафт я узнавал. Его главная примета – речка со смешным названием Мохнатка, как было два часа назад, поблескивала тихой водой между ивами и кустами, разросшимися по берегам. И хорошо был виден мост, по которому я проезжал утром…
Одну минуту. Мост.
Утром он был железобетонным. С металлическими перилами. Но тот мост, на который я сейчас смотрел, был деревянным.
И еще. Самое, пожалуй, главное. Сразу за мостом и перед выездом на шоссе (на котором, к слову, не наблюдалось ни одной машины, будто вымерло все) поперек колеи в траве валялся сильно поржавевший шлагбаум. Создавалось впечатление, что его поперечина свалилась некогда на дорогу с поддерживающих и тоже весьма ржавых опор без всякого участия человека, просто время ее пришло. Справа, метрах в пятнадцати за шлагбаумом, виднелось до боли знакомое сооружение, которое я сразу не разглядел из-за обильной поросли кустарника и молодых деревьев. Низкое, сложенное в три ряда из мощных бетонных блоков, оно равнодушно пялилось на меня черным прямоугольным провалом амбразуры, внутри которого я прямо кишками ощутил расширенный зрачок пулемета. Теперь, когда глаза уже знали, что искать, я увидел и старую недобрую спираль Бруно, тянущуюся вправо и влево от заброшенного проселка сквозь кусты. Колючая проволока, так же как шлагбаум, сильно проржавела, в некоторых местах колья, на которых она держалась, сгнили и упали на землю, но она все еще мешала пройти к шоссе тому, кто вздумал бы воспользоваться обходным путем.
Ну, здравствуй, блокпост, семь два твою мать. Давно не виделись.