bannerbannerbanner
Название книги:

Отряд-2

Автор:
Алексей Евтушенко
Отряд-2

0012

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

От автора

Не знаю, возможно, кому-то его первый роман дался легко. Мне нет. Хотя удовольствие от «Отряда» я получил и хочется верить, что получил удовольствие и читатель. «Отряд», однако, оказался незаконченным. Я и сам это понимал, и читатели подсказали. Но браться сразу за продолжение не было ни сил, ни желания, – в сердце стучалась книга «Под колесами – звезды». И только после того, как она была дописана и сдана в издательство, я смог сесть за продолжение, а точнее, за окончание «Отряда», которое нынче вам и предлагаю. Для тех, кто не читал первую книгу, напомню, о чем там шла речь.

Две космические империи разумной расы сварогов не поделили вновь обретенную планету-праматерь Пейану. Дело могло закончиться всеобщей галактической войной, но Старший советник премьер-министра «северных» сварогов предложил иной выход. С Земли, из лета 1943 года, были похищены два взвода разведки: советский и вермахта. Их заставили драться друг с другом на специально отведенной территории планеты-праматери Пейаны. «Северные» ставили на наших, «южные» – на немцев. Победившей стороне была обещана помощь во Второй мировой войне, а та из империй, чьи «представители» побеждали, получала в свое полное владение Пейану. Однако дело кончилось тем, что русские и немцы объединились, захватили инициативу и вынудили сварогов доставить их обратно на Землю. По дороге они пережили множество приключений, да и Земля оказалась уже совершенно другой….

Итак, я оставил своих героев на обочине четырехрядного шоссе какой-то параллельной Земли, измученных, раненых, практически истративших боеприпасы, но не потерявших силы духа. Вернемся же к ним!

Действующие лица из романа «Отряд»

Русские:

1. Александр Велга, лейтенант Красной Армии, командир взвода разведки.

2. Сергей Вешняк, сержант.

3. Михаил Малышев, рядовой.

4. Валерий Стихарь, рядовой.

5. Анна Громова, травница, целительница и белая колдунья.

Немцы:

1. Хельмут Дитц, обер-лейтенант вермахта, командир взвода разведки.

2. Рудольф Майер, рядовой, пулеметчик.

3. Курт Шнайдер, рядовой.

4. Карл Хейниц, ефрейтор.

Часть первая.
Двойная угроза.

«Успех – значит успеть»

Марина Цветаева

Глава первая

…Они стояли на обочине широкого и гладкого четырехрядного шоссе, изумленно провожая глазами проносящиеся время от времени мимо машины совершенно незнакомых марок и очертаний.

– Что скажешь, Карл? – повернулся к Хейницу Александр. – Ты у нас самый ученый. Опять параллельный мир?

– Я уже ничего не предполагаю и ничему не удивляюсь, герр лейтенант, – покачал головой ефрейтор и глупо хихикнул.

– А я знаю только одно, – решительно сказала Аня. – Если мы быстро не доставим Хельмута в больницу, он, скорее всего, умрет.

Из-за поворота показался широкий и длинный бело-синий автобус. Отраженное солнце ослепительно сияло на его лобовом стекле.

– Этот нам подойдет, – сказал Стихарь, снимая с плеча автомат.

Автобус сбросил скорость и плавно остановился на другой стороне дороги.

– Ну-ну, – сказал Велга, прищурившись.

Из кабины высунулся молодой черноволосый водитель и, с веселой тревогой оглядев замерший отряд, махнул рукой и крикнул:

– Что случилось, ребята?! Вам в город? Садитесь, подвезу!

Автобус оказался совершенно пустым, и они споро погрузили в его обширное, пахнущее незнакомыми запахами нутро, носилки с не приходящим в сознание Дитцем и обессилено устроились вокруг на мягких удобных сиденьях. Только Велга сел впереди, рядом с водителем, оглянулся, проверяя как устроились остальные, и скомандовал:

– Поехали!

Автобус плавно тронулся с места и, стремительно набирая скорость, поплыл-понесся по гладкому покрытию дороги.

Хорошая дорога, подумал Александр, нетрясская. Хельмуту и так хреново, если бы еще и колдобины…. Он покосился на водителя, который с преувеличенным вниманием вглядывался в летящую под колеса серую ленту шоссе.

– Тебя как звать? – негромко спросил лейтенант.

– Николаем, – охотно откликнулся тот.

Мотор автобуса, несмотря на явную мощь, был почти не слышен – так, урчало слегка где-то под ногами, и поэтому разговаривать можно было не напрягая голоса.

– Можно просто Колей, – уточнил черноволосый паренек и дружелюбно улыбнулся, показав ровные белые зубы. – А вы, я так понимаю, с Полигона?

Александр понятия не имел, что имеет в виду водитель, поэтому изобразил на лице неопределенно-утвердительную гримасу и спросил, чтобы сменить тему:

– Далеко до города?

– Семьдесят километров, – удивленно ответил водитель Коля.

– Да, действительно, – нарочито смущенно пробормотал Велга, – что это я…

– Не понимаю я вас, полигонщиков, честно говоря, – сказал Николай. Ему хотелось пообщаться и молчать всю дорогу он явно не собирался. – Охота была бегать и ползать по пыли и грязи и стрелять друг в дружку! Конечно, риска, в общем-то, никакого, – врачи и с того света вытащат. Но ведь больно же, наверное, когда в тебя пуля попадает, а? Ну скажи, больно?

– Еще как, – совершенно искренне ответил Велга, невольно прикоснувшись ладонью правой к повязке на простреленном (слава богу, кость не задело!) левом предплечье и машинально обернулся на своих товарищей.

Зрелище, представшее его взору, назвать радостным было никак нельзя. Семеро потных и грязных мужчин и одна женщина, скорее даже девочка. Двое ранены. Один почти убит. И все измучены. Сначала просто войной. А потом снова войной и полной неизвестностью. Полной неизвестностью вчера, полной неизвестностью сегодня и, скорее всего, полной же неизвестностью и завтра. Судя по беспечному и здоровому виду водителя автобуса, здесь нет войны. Но неизвестности для отряда по-прежнему хватает с избытком. Пожалуй, только Аня и Валерка Стихарь выглядят пободрее остальных. Что до прочих…. Ч-черт, им всем срочно нужен врач и длительный отдых. Интересно, что за Полигон такой, о котором говорит шофер Николай? И ведь как говорит! Полигон. С большой буквы. Место, где люди, по его мнению, бегают и ползают по пыли и грязи и стреляют друг в дружку. Гм…. Он, лейтенант Красной Армии Александр Иванович Велга, очень хорошо знает такое место. Только называется оно не полигон, а передняя линия фронта. Передовая. А на полигоне люди, конечно, тоже стреляют, но только не друг в друга, а по мишеням. Полигон – это место для учения, а не для боя. Или здесь все иначе?

– Я один раз попробовал, – продолжал тем временем словоохотливый Николай. – Знакомые уговорили. Взяли меня, что называется, на слабо, – он весело хохотнул, не отрывая глаз от дороги. – Ну, я и согласился. Молодой был совсем.

– И что? – вежливо поинтересовался Александр.

– Да ничего. Послушал я, как пули свистят, посмотрел, как в товарищей моих эти пули попадают, поспал ночку-другую на сырой земле в обнимку с винтовкой, и сам себе сказал: «Все, Коля, хватит. Эти игры не для тебя. Пора домой.» Ну, и свалил.

– Сбежал, – неожиданно для себя самого уточнил Велга.

– Можно и так сказать, – охотно согласился с уточнением Коля. – Но ведь это правилами не запрещено, верно? Хочу – участвую. Не хочу – не участвую. Мое личное дело и никого не касается. Верно?

– Да я и не спорю, – пожал плечами Александр и поморщился от боли в левом предплечье. Он уже пожалел о своих словах.

– Город – да, согласен, там хотя бы интересно бывает и весело, хоть и не всегда безопасно. Но только не Полигон. Какое уж тут веселье…. Ну вот взять вас, к примеру. Я имею ввиду вашу группу. Раненые, глаза ввалились от усталости. Один, вон, так вообще без сознания. Сейчас, конечно, до города доберемся – оклемаетесь. Но какое в этом всем удовольствие? Нет, не понимаю.

– А что, – спокойно спросил Александр, – ты называешь удовольствием? А, Коля? И почему ты считаешь, что человек непременно к этому самому удовольствию должен стремиться?

– Удовольствием, – охотно поддержал тему водитель, – я называю удовольствие. То, от чего человеку делается приятно. Я уже знаю, что ты сейчас скажешь. Счастье, мол, человека заключается в испытаниях и преодолении себя и все такое прочее. Но я так отвечу. Может быть, в испытаниях и преодолении и заключается счастье, не знаю. Но – повторяю – вполне может быть. Только испытания эти и прочие преодоления должны быть… как бы это правильно сказать… ну, естественными, что ли. Не придуманными специально, понимаешь? А Полигон ваш – это место, где все испытания и преодоления, а также тяготы, лишения и даже смертельная опасность, придуманы вами же от начала и до конца. Что, не так? Так. Не-ет, ты мне дай испытание естественное, природное. И тогда, возможно, преодолевая опасности этого испытания, я испытаю удовольствие и даже счастье, – и он опять улыбнулся короткой и победоносной улыбкой разобравшегося во всех проблемах человека.

– Ну ты, братишка, и рассуждаешь, – с веселой задиристостью произнес за спиной Александра Валерка Стихарь. – Я прям тобой восхищаюсь!

Велга вздрогнул и подумал, что отдых ему действительно крайне необходим, раз он стал пугаться неожиданных звуков и не услышал, как сзади подошел Валерка.

Тем временем ростовчанин, опершись ладонью на подлокотник кресла, в котором сидел Велга, ловко выудил из нагрудного кармана сигарету и, обращаясь к водителю, спросил:

– Прикурить есть?

– Да я не курю, – как-то растерянно ответил Коля.

– И не пьешь? – иронично осведомился Стихарь, скосив на водителя черный бедовый глаз.

– Э-э… да нет, в общем-то…. А что? И что тебе не так в моих рассуждениях? – до Николая, наконец, стало доходить, что его подначивают.

– Да ничего, – пожал плечами Валерка и прикурил от спички. – Я не против. Рассуждай. Я вот только интересуюсь, зачем человечество придумало такую штуку, например, как спорт? Там ведь тоже все препятствия и трудности… как это ты говоришь… а! Неестественные, вот. И даже смертельная опасность во многих видах очень даже присутствует. Альпинизм, скажем, или те же автогонки.

 

– Ну ты сравнил! – воскликнул водитель Коля. – Спорт и Полигон! Нет такого вида спорта, где бы соперники друг в дружку стреляли настоящими пулями. И вообще. В спорте соперники, а на Полигоне вашем соперник частенько превращается во врага. А это уже совсем другое.

– Эх, ты, Коля-Николай, сиди дома не гуляй – миролюбиво улыбнулся своей фирменной обезоруживающей улыбкой Валерка. – Вот и видно, что ты спортом никогда по-настоящему не занимался. Бывают, знаешь ли, моменты, когда соперник кажется самым, что ни на есть, злейшим врагом. Ну да ладно, замнем для ясности. Ты мне лучше вот что скажи, братишка. Где нам в городе лучше остановиться? А то мы, понимаешь, первый раз и…

– Так вы новички? – во второй раз удивился Коля. – Хм-м… а по виду и не скажешь. Я думал, вы из таких… матерых.

– А мы действительно из таких, – с веселым энтузиазмом подтвердил Стихарь и заговорщицки подмигнул. – Но в городе этом никогда не были и никого не знаем. Всякое, знаешь ли, бывает в этой жизни. Да и во всех прочих жизнях тоже. Я тебе, будет желание и время, при случае могу такое рассказать, чего ты даже вообразить себе не можешь.

– Интересные вы ребята, – с оттенком уважения сказал водитель. – На Полигоне бываете, а в городе первый раз. Ну ладно. Сделаем тогда так. Я вас сначала к больнице отвезу, – пусть там врачи раненым помогут, а потом к себе. Ну, то есть, не совсем к себе, я – то в городе редко живу, но это такой общий дом. Кто его занял, того он и есть на это время. В холодильнике там полно еды, и деньги есть в сейфе на первые дни. Код замка я вам дам. Пользуйтесь. Мне все равно завтра вечером обратно ехать.

– Ты хочешь сказать, что даешь нам взаймы? – уточнил Валерка.

– Взаймы? Нет. Эти деньги, они как бы общие, для всех, кто первый раз в городе. Потом те, кто остается в городе надолго, идет жить в другое место и добывает деньги уже сам.

– А кто не остается?

– А зачем деньги тому, кто не остается? Нет, ребята, видать вас на Полигоне, действительно, крепко потрепало…. Ничего, скоро уже доедем, потом отдохнете, и все в голове и организме встанет на свои места. Верно я говорю, братишка? – подражая Валеркиным интонациям, улыбнулся он.

– На все сто! – с энтузиазмом подтвердил Стихарь и тут же принялся расспрашивать Николая о технических особенностях его автобуса.

Велга расслабленно сидел в кресле, следил за летящей навстречу серой и гладкой лентой шоссе с редкими автомобилями и уплывающими по бокам дороги назад, поросшими густым смешанным лесом, холмами; слушал Валеркин треп и никак не мог отделаться от ощущения того, что все это ему сниться. И шоссе, и лесистые холмы, и водитель автобуса Коля, и Валерка, и все…все…

– Товарищ лейтенант! Проснитесь, товарищ лейтенант! Саша, проснись, подъезжаем!

Кто-то осторожно, но настойчиво тряс его за здоровое плечо.

Опять, подумал Велга, не открывая глаз, опять поспать не дадут. Когда, интересно, я уже по-настоящему высплюсь? На том свете, что ли?

Заснул он, как выяснилось, крепко, потому что, с трудом разлепив глаза, секунды две, не меньше, не мог сообразить, где он находится, и кто с ним рядом. Наконец, окружающая действительность, словно день, сменяющий ночь, вымыла из мозга остатки сна, и лейтенант Красной Армии Александр Велга вернулся в реальный мир. А вернувшись, вспомнил все.

– Подъезжаем, – повторил он и крепко растер лицо правой ладонью. – Это хорошо. Как там Дитц, Валера?

– Дышит пока, – сказал Валерка Стихарь. – Но, по-моему, через раз.

Велга огляделся и поднялся со слишком удобного кресла.

Автобус небыстро катил по широкой дороге, проложенной уже не среди лесистых холмов, а в каком-то большом и ухоженном парке.

– Вон она, больница, – показал рукой Николай.

Александр посмотрел вперед и увидел светлое трехэтажное здание с широкими окнами, в которых отражалось синее небо и белые облака.

Водитель Николай аккуратно затормозил возле входа, нажал на приборной доске какую-то кнопку, и двери автобуса бесшумно распахнулись.

От входа в больницу к ним уже спешил молодой человек в белом халате.

Велга и рта раскрыть не успел, как белый халат легко вскочил на подножку, профессионально оглядел сидящих в автобусе и, явно для проформы, быстро осведомился:

– С Полигона?

Не дожидаясь ответа, он соскочил обратно на улицу, махнул кому-то рукой и показал три пальца. Стеклянные двери больницы тотчас отъехали в стороны, и шестеро дюжих молодцев, облаченных в одинаковые зеленоватые робы, выкатили наружу три санитарных каталки и целеустремленно устремились к автобусу.

– Э-э… у нас один лежачий, – сказал Велга. – Остальные способны передвигаться сами.

– Вы не на Полигоне, юноша, – улыбнулся хорошей быстрой улыбкой врач в белом халате, который выглядел на несколько лет моложе Велги, – и ваше командование с этой минуты переходит ко мне. Договорились? Я вижу, кстати, что вы тоже ранены, но без каталки действительно пока можете обойтись. Всем же остальным советую на время забыть про мужество и героизм и полностью довериться врачам нашей больницы. Раненым помощь, остальным кров и отдых. И не вздумайте со мной спорить!

– Да я, в общем-то, и не собирался, – сказал Александр. – Тем более, что медицинская помощь и отдых нам действительно необходимы.

– Вот и славно! – обрадовался врач. – А теперь я попросил бы вас выйти из автобуса, чтобы мы могли помочь вашим товарищам.

Велга подчинился и, махнув рукой остальным, осторожно ступил на землю. Плечо болело и очень хотелось спать. Следом за ним вышли Валерка Стихарь, Аня Громова, рыжий Курт Шнайдер, Карл Хейниц и гигант Малышев, а в автобус сноровисто поднялись санитары. Не приходящего в сознание Хельмута Дитца вынесли на носилках, быстро и осторожно переложили на каталку и тут же увезли. Рудольф Майер и Сергей Вешняк вышли сами, бережно поддерживаемые с боков медбратьями.

– Медицинская помощь, комфорт и отдых! – воскликнул пулеметчик, завидев, ожидающую его каталку. – Возможно, даже горячая пища и милосердные во всех смыслах сестры! Неужто всеблагой Господь смилостивился над бедным Рудольфом Майером и послал ему за все им пережитое на русском и прочих фронтах толику покоя и счастья?! Что ж, не хвастаясь, скажу, что я, как никто другой заслужил все эти блага, а посему отдаюсь в умелые руки врачей и, безмерно полагаясь на их искусство…

– Спокойно, Руди, – ласково прогудел Михаил Малышев. – Уже все кончилось.

– Просто очень больно, Миша, – улыбнулся виноватой улыбкой пулеметчик и покорно дал себя уложить.

Следом за ним, покряхтывая, на свою каталку водрузился Сергей Вешняк, и санитары сноровисто покатили раненых ко входу.

– Ну-с, прошу и всех остальных за мной, – явно подражая русским врачам конца девятнадцатого – начала двадцатого века, обратился к оставшимся молоденький доктор. – Зная ваши негласные законы, могу со стопроцентной уверенностью предположить, что вы не уйдете, пока мы не поставим ваших товарищей на ноги. Вы ведь у нас впервые?

Велга молча кивнул. Он чувствовал себя совсем уставшим и не хотел тратить малые, оставшиеся в нем силы, на слова.

– Что ж, надеюсь, вы останетесь довольны нашим обслуживанием и гостеприимством. Прошу, – и он сделал приглашающий жест.

– Один момент, – сказал Валерка Стихарь. – Коля, ты что-то говорил насчет дома и ключей….

– Я их вам завтра завезу, – пообещал водитель. – Все равно вы до завтра здесь будете. Прямо с утра и завезу.

– Правильно, – сказал врач. – Все – завтра. А сегодня им необходим отдых и лечение.

– Завтра так завтра, – согласился Стихарь и протянул Николаю руку. – Пока, братишка. Спасибо за помощь. Завтра ждем.

– Не за что, – смущенно улыбнулся Николай и пожал протянутую руку. – Часов в десять я приеду.

– Лучше в одиннадцать, – сказал врач. – пациентам нужно как следует выспаться.

– Да хоть в двенадцать, – милостиво разрешил Стихарь. – Времени у нас теперь, насколько я понимаю, хоть отбавляй.

Глава вторая

Врачебная помощь, горячая ванна, чистая одежда, вкусная и обильная еда. Что еще нужно наконец-то вышедшему из боя солдату? Пожалуй только сон. Долгий, крепкий и спокойный. Желательно без сновидений. А если со сновидениями, то со сновидениями хорошими и приятными.

Сон, однако, не шел.

Уже всем была оказана квалифицированная врачебная помощь, и предоставлена горячая ванна, чистая одежда и отменный ужин. Уже Велга самолично проверил размещение личного состава отряда на третьем, гостевом этаже (каждому был выделен небольшой, но очень уютный одноместный номер) и состояние Хельмута Дитца (обер-лейтенант спокойно спал после операции, и врачи уверяли, что уже послезавтра он встанет на ноги, – чудеса медицины, да и только!), а сна не было и в помине. Казалось, что после всего пережитого за сегодняшний день, он, Александр Велга, просто свалится при малейшей возможности на ближайшее, пусть даже совершенно не похожее на постель место, и в ту же секунду уснет без задних ног, но….

Уснуть не удавалось.

Что с тобой, Саша? Ты устал и ты в безопасности. Это понятно, потому что никто даже не сделал попытки забрать у нас оружие, как будто все так и должно быть, и они чуть ли не каждый день принимают у себя вооруженных измученных и раненых в бою людей. Оказали помощь, накормили, уложили в чистую мягкую постель…. Что тебе еще надо? Ты спал в мокром окопе под грохот артиллерийских залпов и разрывы вражеских мин. В дощатом кузове грузовика, который мотало и швыряло по разбитой снарядами и танками дороге. В танке, впрочем, ты тоже спал. В землянке. На снегу, на траве и на камне. В разрушенных домах, на крышах и в подвалах. Даже однажды высоко на дереве, накрепко привязавшись к стволу веревкой, чтобы не упасть, ты спал. Отчего же ты не спишь сейчас? Невероятность происходящего? С нами уже давно происходят самые невероятные вещи, но это не мешает нам крепко спать, когда предоставляется такая возможность. Перебил сон тем, что подремал в автобусе? Ерунда. Сна много не бывает. Сна на войне бывает только мало. На войне…. Может, в этом все дело? Все это время мы были на войне, а теперь война для нас кончилась. Война кончилась, и я пока не могу к этому привыкнуть. Не могу привыкнуть и поэтому не могу заснуть. Нервы. Это все нервы.

Он отбросил простыню, поднялся, накинул чертовски приятный на ощупь мягкий халат, прихватил с тумбочки сигарету и зажигалку и вышел на балкон.

На землю легла ночь.

Широкий балкон безо всяких перегородок тянулся вдоль всего третьего этажа, и Велга подумал, что для того, чтобы попасть в гости, например, к Ане Громовой, вовсе не обязательно выходить в коридор. Эта мысль неожиданно его взволновала, он глубоко вдохнул насыщенный запахом ночных трав и листвы воздух и, облокотившись на легкие металлические перила, закурил сигарету.

Невысокая ладная и синеглазая, с густыми, цвета майского липового меда волосами, скуластая и чуть курносая девчонка-колдунья, однако, не спешила покидать его мысли.

Кажется, вторая дверь направо, подумал лейтенант и посмотрел направо. И тут же увидел фигуру человека. Фигура, крадучись, сделала несколько шагов по направлению к нему и остановилась в нерешительности.

Заметил, усмехнулся про себя Велга. Кто это такой шустрый, интересно? Стихарь, не иначе…

Он тихонько свистнул и призывно махнул рукой.

Это действительно оказался Валерка Стихарь.

– Не спится? – с независимым видом осведомился он, подходя к своему командиру.

– Не мне одному, – притворно вздохнул Велга, отметив, что ростовчанин отчего-то не вынимает из кармана халата правую руку.

– Да вот, понимаешь, Саша, решил перед сном прогуляться по балкону. Подышать, можно сказать, свежим воздухом и…

– Ладно, ладно, – перебил его Александр, – давай, доставай, что там у тебя. Хотя нет, погоди. Хочешь, с первого раза угадаю?

– Ну? – прищурился Валерка.

– Спирт, – безапелляционно заявил Велга. – Спирт медицинский неразбавленный.

– Ну вы даете, товарищ лейтенант! – восхищенно качнул головой ростовчанин. – Прямо наповал.

– Опыт, Валера, великая штука. Хочешь вторым разом скажу куда ты с этим спиртом направлялся?

– К вам, – быстро сказал Валерка. – Как бог свят, к тебе шел, Саша. Малышев спит, Шнайдер и Хейниц тоже спят. Не одному же мне честно украденный спирт пить, верно? Вышел на балкон – ты стоишь, куришь. Я и обрадовался.

– Ну-ну, – сказал Велга. – А где спирт умудрился стырить, а?

– Где-где… В процедурной, где же еще. И не то чтобы даже вертанул, а как бы это поаккуратнее выразиться…

 

– Позаимствовал, – подсказал Велга.

– М-м… тоже не совсем то. Если позаимствовал, то это предполагает отдачу. А ежели вертанул, то, значит, забрал украдкой, таясь и оглядываясь. А я не таился. Смело взял – и все!

– Ну ты прямо лингвист! – восхитился Велга.

– А как же! Мы в Ростове все лингвисты. И эти… как их… филологи. Иногда такие попадаются, что прямо и не знаешь – с русского его переводить на ростовский или наоборот. Чешут языком – куда там твоему пулемету и, что самое главное…

– Да я верю, – сказал Александр, улыбаясь. Ему отчего-то стало спокойно и хорошо.

– А? Ну да. А насчет спирта…. Тут, понимаешь, такое дело вышло…. Слушай, а чего это мы стоим? Пошли к тебе, что ли. У меня и закуска есть.

Они вошли в номер, и Александр включил свет. Спирта оказалось грамм двести с прицепом и был он налит в длинную узкую стеклянную банку с завинчивающейся крышкой. Разбавили водой из-под крана, налили в стаканы, взяли по яблоку, которые Валерка вместе со спиртом щедро выложил на стол.

– Ну, – сказал Велга, – за победу.

– За победу, – эхом откликнулся Стихарь.

Выпили, резко вдохнули через ноздри воздух, захрустели яблоками.

– Теплый, зараза, – пожаловался Валерка сдавленным голосом. – А чтоб охладить вечно терпелки не хватает.

– Так ведь и холодильника нет, – резонно заметил Александр.

– Вода, вон, что из крана течет, – холоднющая! Можно было банку под струю поставить.

– Что ж ты, если такой умный, не поставил?

– Это я только потом умный становлюсь, а поначалу вовсе даже наоборот, – авторитетно объяснил Стихарь.

Велга засмеялся. Разбавленный градусов до пятидесяти спирт горячей дорожкой протек в желудок, разбежался по жилам, мягко, но настойчиво ткнулся в голову.

– Ну, так что там у тебя за дело вышло? – спросил он, доставая сигареты. И Валерка охотно рассказал.

Оказывается он еще во время всяческих медицинских процедур приметил симпатичную сестру милосердия. Сказал ей пару слов и ему показалось, что сестра эта самая отнеслась к словам его с пониманием. А посему после ванны и ужина, он смело проник в процедурную, где и застал эту самую сестру одну-одинешеньку, занятую каким-то совершенно пустым, с точки зрения рядового Стихаря, делом. И тут же попытался симпатичной сестрице показать, каким именно делом необходимо немедленно заняться.

«Ты понимаешь, Саша, – блестя черными глазами и отчаянно жестикулируя, рассказывал он, – все было хорошо, пока я не попытался ее обнять. Шучу – смеется. Намекаю – опять смеется. Поощрительно смеется, заметь! А только я ее за грудь ухватил, как она, как бы это… ну, окаменела, что ли. Или остекленела. Стоит – столб столбом. Только женского рода. Глаза в одну точку уставились и даже, как мне – с испугу верно – показалось, не дышит.»

– А потом? – осведомился Велга, разливая по стаканам вторую порцию.

– А потом я растерялся…

– Ты?! – не поверил Александр.

– Сам удивляюсь. Растерялся и отпустил ее. А она, эдак, от меня попятилась, попятилась…. И глаза – заметь! – все так же – в одну точку где-то на стене поверх моей головы смотрят. И не мигают. Так вот задом за дверь и вышла. А в коридоре повернулась, будто на плацу и молча ушла.

– Обиделась, наверное, – предположил Александр.

– Обиделась! – возмущенно воскликнул Валерка. – Да на что обижаться-то! Я ведь не кавалерийским наскоком, а с подходом, вежливо.

– Знаем мы твою вежливость. За рога – и в стойло.

– Нет, не понимаешь ты, – вздохнул ростовчанин. – Говорю тебе, странная она какая-то. Не могу подобрать слова, но…. В общем, первый раз со мной такое. Ну дала бы по морде в конце концов! Это было бы понятно. А так… Что-то, здесь, нечисто. Уж ты мне, лейтенант, поверь.

– То, что здесь нечисто, я и сам вижу, – назидательно сказал Велга. – Полигон какой-то. Домом предлагают воспользоваться.

– Где деньги лежат, – подсказал Валерка.

– Вот-вот. Непонятный мир.

– А когда это мы за последнее время попадали в мир понятный? И вообще, что понятного происходило с нами за это же последнее время? Сплошная непонятка. Одного не отнимешь.

– М-м? – вопросительно приподнял брови Велга.

– Нам чертовски везло.

– Это да. Только не всем.

И они вторым стаканом помянули погибших товарищей.

– Пошли, что ли, на балкон покурим, – предложил Стихарь. – А то надымим тебе тут. Спать будет тяжело.

– Пошли, – согласился Велга.

Они вышли на балкон и закурили, молча вслушиваясь в ночь.

– Тихо как, – сказал Валерка. – И пахнет… Куда мы на этот раз попали, а, товарищ лейтенант?

– Откуда ж мне знать, – вздохнул Александр. – Пока ясно только одно. Здесь мир, а не война.

– Мир, – повторил Стихарь. – Только какой он, этот мир?

И будто ответ на его вопрос, где-то далеко, на пределе слышимости, донеслась до привычного слуха короткая автоматная очередь. За ней два раза пролаял пистолет. И снова очередь. На этот раз длиннее. И чей-то высокий, полный боли, крик. Сирена. Снова очередь. И снова сирена. Уау-уау-уау! Вроде бы визг тормозов. Опять пистолет. И тишина. Тишина, полная чудных запахов ночного летнего парка.

– Вот тебе и мир, – криво усмехнулся Валерка. – Пусть мне никогда не увидеть левого берега Дона, если это не перестрелка.

– Перестрелка еще не война, – возразил Велга. – Тут город неподалеку, насколько я понимаю. И город, видимо, большой. Мало ли кто может стрелять в городе.

– Например, бандиты, – подсказал Стихарь.

– Например.

– Ну, если в этом мире есть бандиты, то, значит, должны быть и милиция. А раз есть милиция, то есть и армия. А раз есть армия…

– То может быть и война, – вздохнул Александр.

– Вот именно.

– Данных мало, – Велга в одну затяжку докурил сигарету и щелчком отправил ее вниз, в темноту. – Как всегда, мало данных. Но на то мы и разведка, чтобы эти самые данные добывать. А, как думаете, товарищ боец?!

– Так точно, товарищ лейтенант, – ухмыльнулся Стихарь и свел вместе обутые в тапочки пятки. – Думаю!

– Молодец. Раз мы разведка, а не просто пехтура, то просто обязаны думать. А что нужно для думания в первую очередь?

– Голова, товарищ лейтенант!

– Правильно. Но не просто голова, а голова свежая. А посему слушай, Валера, приказ. По последней – и на боковую!

Приказ был выполнен незамедлительно и через пять минут Стихарь ушел по балкону к себе, а еще через пять лейтенант Красной Армии Александр Иванович Велга крепко спал безо всяких сновидений.

Утром здоровые первым делом навестили раненых. Майер и Вешняк были уже практически в полном порядке, хотя врач настоятельно рекомендовал остаться в больнице еще на сутки. В принципе никто и не возражал, поскольку непонятно было, куда, собственно, из этой больницы двигаться дальше. Наводить же прямые справки Велга не решался и бойцам запретил, поскольку понимал, что сейчас их принимают за своих, вернувшихся с неведомого Полигона. А вот что будет, когда станет ясно, что они не свои…. Этого лейтенант не знал. И проверять реакцию аборигенов на сей факт путем проведения прямого эксперимента у него не было никакого желания. Впрочем, говорили здесь по-русски и это несколько утешало.

Обер-лейтенант Хельмут Дитц, когда к нему в палату осторожно вошли, находился в полном сознании и в положении полулежа с аппетитом кушал что-то весьма напоминающее молочную кашу из красивой стеклянной миски. Медсестра, сидящая рядом, увидев посетителей, деликатно удалилась, и отряд робко приблизился к кровати.

– Гляньте-ка, – первым обрел дар речи Стихарь. – Живой!

– Если честно, я вчера доктору не очень поверил, когда он сказал, что вы, господин лейтенант, через пару дней будете на ногах, – застенчиво признался ефрейтор Карл Хейниц. – А теперь вижу, что правда.

– Доброе утро, – улыбнулся Дитц, и по его потеплевшему прозрачно-голубому взгляду было заметно, что он искренне рад всех видеть. – Что вчера было-то? Ничего не помню. Очнулся сегодня утром, и мне тут же принесли кашу.

– Ранили тебя, – объяснил Велга. – Тяжело ранили. А потом мы попали в этот мир.

– То есть, – прищурился Дитц, – ты хочешь сказать, что это какой-то другой мир? Не тот, в котором мы находились?

– Именно, – вздохнул Александр.

– Приключения продолжаются, господин обер-лейтенант! – широко ухмыльнулся Рудольф Майер. – Должен вам сказать, что мы очень за вас переживали. Но здешняя медицина, действительно, делает чудеса. На такое, по-моему, даже свароги не были способны.

– Погодите вы! – вмешалась Аня. – Хельмут, позвольте я вас послушаю? Доктора докторами, но желательно убедиться, что с вами действительно все в порядке.