Снег застал Ваню на подходе к морю: мелкая галька постепенно намокала от густых белых хлопьев, но крупные камни цыганского пляжа оставались сухими. Прыгая по камням, он мечтал о том времени, когда тут пройдет набережная.
Осмотр места происшествия занял несколько минут – пляж замело и никаких следов не осталось. Из ближнего дома вышел цыган и помахал рукой, словно хотел что-то сказать. Снег припустил, и Ваня поднял воротник куртки.
Из дома выбежала соседская дочь Милана, вся в белом: куртка и брючки в облипку. Она так торопилась, что не поздоровалась. У автобусной остановки ее поджидал мотоциклист, совсем еще юный парнишка. Через минуту они катили в город, девушка сидела за водителем, и шлема у нее не было. Значит, совсем недавнее знакомство.
Когда Ваня вышел на грунтовую дорогу, огибавшую город со стороны моря, снег пошел густыми хлопьями и уже стали намечаться сугробы.
Подходя к площади, он отметил, что на стоянке такси не осталось ни одной машины. Как дождь или снег, такси разъезжались.
Он направлялся к конторе адвоката Рожкина, но того на месте не оказалось. На столе стояла бутылка шампанского – очевидно, подарок клиента. Секретарша звонила по телефону и распечатывала документы. Потом явился адвокат – пешком, почему-то он был без машины. Он принес микстуру от кашля.
– Как дела, Гайавата? – спросил он, но Ваня ответил, что не нашел ничего нового.
Девушка приготовила чай.
Рожкин выглядел совсем больным, и разговор то и дело прерывался кашлем. Через десять минут Ваня простился, а за ним следом и Рожкин побежал по делам. Теплой куртки он так и не надел.
На центральной улице Ваня остановился у магазина с широким навесом. Вышла продавщица, вопросительно посмотрела на него. Ваня только развел руками: снег. Она ушла. Рестораны и кафе были закрыты – не сезон. Дорогу поливало снеговой мокротой. Мраморные плитки покрывались глубокими лужами.
