В феврале 202… года я распрощался с психбольницей, скорректировав понимание жизни и своего назначения в ней. Не скажу, что за душой у меня не было ни гроша или что жить негде –проблема заключалась в другом. Я всегда один, и это не лечится. Я искал, лекарства нет. Так что менять это нет смысла. Мечтаю прожить остаток жизни на Солянке в старом доме с видом на кремлевские пейзажи. Меня называют глупцом. Нет, глупец – это безрассудный игрок. В бильярдной их встретишь множество, и на них смотришь, как в театре на актеров, исполняющих комедию.
Сегодня я стал зрителем одного такого спектакля. Вернувшись после завтрака в палату, я увидел в углу на своей кровати человеческую фигуру. Первым побуждением было сбросить его на пол. Господин выглядел каменным, но весила эта статуя не больше картонной коробки. Из всей одежды он мог похвастать черной жилеткой и галстуком-бабочкой (то и другое принадлежало мне). Манекен прикрывал собой зеленое байковое одеяло, поверх которого лежали шарики пинг-понга и древко швабры. Слеза скатилась с щеки и упала на зеленое сукно стола, на котором заботливая рука приготовила шары и кий. Если что-нибудь и держало меня в окружающем мире, это бильярд.
Завершающим штрихом композиции послужил красный цветок бегонии, сорванной с растения в кабинете врача. Я коснулся его рукой и погладил бархатистый лепесток.
Автором прощального подарка выступил Веселкин, бывший художник-иллюстратор, который поплатился за свои художества и угодил в изолятор. Полагаю, ему особенно влетело за цветок бегонии. Поэтому он не пришел меня проводить, когда я покидал больницу.
– Как самочувствие? – поинтересовалась лечащий врач.
Она опасалась воспаления аппендикса, такой диагноз был записан в моей медицинской карте за подписью хирурга. Не острая форма аппендицита, но возможно обострение. Я заверил, что пока все терпимо и пообещал в случае необходимости вызывать «скорую помощь».
Не думал, что обо мне кто-нибудь вспомнит, однако у больничного корпуса маячила фигура встречавшего. При виде меня он не сдвинулся с места. Возникло ощущение, что он откладывал нашу встречу, но подошел, потому что более откладывать невозможно. Я забыл, что накануне медсестра упоминала мужчину, который интересовался днем моей выписки.
Это оказался всего-навсего швейцар, а я-то боялся встретиться с кем-либо из друзей. Забыл, что друзей у меня нет.
Его появление меня смутило. Он тоже держался напряженно.
– Ты болен, Ваня? – в студенческие времена мы общались, поэтому наедине звали друг друга по имени.
– Да, Альберт Игоревич. – Выпалил сразу, потом подумал и поправился: – Нет.
С непривычки я ошибался.
Я никак не мог представить, что встречу швейцара из бильярдной «Витязь». Бережной был не тем человеком, которого хочешь увидеть. Я попытался от него избавиться, объяснил, что хочу, подышать воздухом, и Бережной предложил двинуть на ипподром, хотя я имел в виду ближайший парк. Для ипподрома я выглядел неподобающим образом: затрапезная одежда, да и душ принять не мешало. Он предложил заехать туда буквально на минуту, а потом пообещал отвезти меня в любое место. У него «порш», хозяйский. Мне неловко было садиться в дорогую машину. Когда начинаешь жить скромной жизнью, интересуют совсем другие вещи.
– Не против покататься? – спросил Альберт.
– Вообще-то меня ждут к обеду, – ответил я уклончиво.
– До обеда сто раз успеем, – заверил он.
Я хорошо знал тачку. За четыре месяца число вмятин увеличилось. Её владелец Савва любил ездить быстро.
– Как там в неволе? – поинтересовался Бережной.
Ему нравилось демонстрировать свое превосходство, пусть бы и на чужой машине.
– Везде жить можно, – я уклонился от ответа.
Не хотелось откровенничать, поэтому пришлось слушать Бережного. Он утверждал, что имеет повышенную чувствительность, является «экстрасенсом» и даже воспринимает сигналы, недоступные другим людям. Я спросил, хорошо ли он спит и как у него с аппетитом. Он плохо спал по ночам, но аппетита не терял.
Мне вообще везет на интересных людей. Взять хотя бы психушку – там я познакомился с Веселкиным. Насмотрелся и на стервозных мальчиков-игроманов. Они рисовали себе мобильные телефоны на картоне и тыкали пальцем в нарисованные клавиши. А что мне изобразить? Ложе бильярдного стола?
Врач диагностировал у меня склонность к гэмблингу. Полагаю, что об этом диагнозе позаботились конкуренты, которых я принимал за друзей. Конкуренция среди бильярдистов-профессионалов сейчас высока как никогда. Жучил расплодилось масса, и они даже не давали мне приблизиться к состоятельному игроку, сразу брали его в кольцо и разводили на плотские радости. Подозреваю, что швейцар Альберт был с ними в доле. Он сообщал о появлении клиента.
Я это точно знаю, потому что сам видел. Заклинал Альберта никому не звонить и пообещал хорошо отстегнуть. Он даже согласился. Я не поверил и проследил за ним. Знаете, он все равно позвонил.
Ладно, ипподром так ипподром. Во время вынужденного отсутствия я соскучился по новым впечатлениям. К заезду мы чуть не опоздали. Альберт чертыхался, пока парковался, перед нами богатые бездельники никак не могли припарковаться, а потом бросили машину поперек стоянки, так что пришлось их объезжать. Альберт и без того легко вскипал, а тут получил повода, чтобы разгуляться. Он обрушил проклятия на безмозглого водителя, на сторожей, мне тоже досталось. Впрочем, это мелочи. После четырех месяцев заточения я с удовольствием вдыхал свежий воздух и любовался на небо, усеянное мелкими облачками. Из-за ночного заморозка асфальт покрылся тонким льдом, которые разбивался под ногами.
Из-за горе-водителя, перегородившего стоянку, оставлять машину пришлось в соседнем дворе, так что нам пришлось прогуляться. Альберт провел мне экскурсию. На средства от ипподрома и был выстроен целый квартал, дед Бережного лично распределял деньги. Его семья владела квартирой на Ленинградском проспекте, которую пришлось продать: старик спустил все на бегах, так что его наследникам пришлось переехать в Одинцово. Но страсть к игре у них осталась в крови.
– Скоро будет заезд, надо поторопиться, – произнес мой спутник.
Жалуясь, что день выдался довольно хлопотным, Альберт отправился покупать воду, а потом и вовсе скрылся из вида. Вне всякого сомнения, у него тут имелись дела, к тому же он не хотел упускать случая он не упустил случая сделать ставку. Мол азарт стимулирует мыслительную деятельность, а это ведет к высоким результатам. По мне, так азарт парализует тело и мозг. Но это у кого как.
Я любовался рысаками, готовящихся к старту, они нервно перебирали ногами, а жокеи их подбадривали, пуская вскачь или водя в поводу. Снег на треке расцветился шапочками и куртками разных цветов. Дистанция была классической, 1600 м, и скакуны преодолевали четыре четверти по 400 метров. После сигнала на дорожки высыпали лошади разных мастей, гонку возглавил гнедой, потом его сменил рыжий. На короткие гривы падали блестящие снежинки. Жокеи шумно дышали, словно сами шли по кругу, все – краснолицые от мороза.
Пока я любовался на лошадей, Альберт сделал ставку. Он верил в удачу. Я верил в причину и следствие.
– Клим! Кравцов! Аллё! – мой спутник кричал знакомому на другой трибуне.
Тот не отзывался, видно, не слышал или не горел желанием его видеть. Бережной смачно выругался и поковылял к нему, похоже, по неотложному делу. Обо мне он забыл, но я не обиделся. Глупо претендовать на дружеское участие, мы с ним не никогда не считались близкими друзьями.
Только через час он вернулся и сообщил, что мы ничего не выиграли. Я поинтересовался, как прошла встреча, и он сказал, что обознался, и его товарищ не пришел. Я любовался лошадями, которые готовились к следующему забегу, но Бережной сказал, что нам пора и предложил отметить мое возвращение коньяком. Я отказался, пообещав пригласить его позже, когда заработаю на ресторан. Он не понял. Не в его правилах было откладывать что-либо на потом. Он был жаден до удовольствий, поэтому в свои пятьдесят так и оставался швейцаром.
Несмотря на капиталы деда-ипподромщика, он не добился успеха в жизни и жил в панельке Одинцово. Наше знакомство велось со студенческих времен, когда мы сходились в общежитии играть в покер. Альберт в деньгах не купался, но часто щеголял обновами. При старом руководстве он имел непыльную работенку в управе, но его «ушли», новое место он получил тоже через покерные связи. Жена с ним развелась, детей нет. Он хвастался, что совершенно свободен.
Такие люди напоминают мне ампир пятидесятых годов с колоннадами, обилием декора, порядком покрошенного – запустевшие палаты, ныне никому не нужные.
– Остановишься у дяди? – швейцар проявил осведомленность в моих делах.
– Нет. В маленьком отеле у метро.
– Жильцов там меняют реже, чем мебель, – проворчал Альберт.
На Славянской площади сдавалось четыре люксовых номера, бронировать их следовало заранее, но я все предусмотрел.
Пообедали мы в обжорке на ипподроме, там до сих пор функционировала дешевая столовая для проигравшихся: тушеная капуста и сосиски. Повар тут работал тот же, что и в ресторане. Из недостатков имелся только один, пива не подавали, а компотом был я сыт по горло.
Наевшись, Альберт решил поболтать.
– Прими мои поздравления с днем рождения, – неожиданно изрек он.
Оно наступит только завтра, но я не собирался его огорчать:
– Ты первый.
– Хочу вручить тебе подарок, Виноградов. Эти часы носил генерал Лебедь. Ты ведь знал его?
Я сделал глубокий вдох. Бережной явно набивался в друзья, это настораживало. Впрочем, подарок был приятный, и я поблагодарил его от всей души. Генерал Лебедь – это из области несбывшихся надежд. Александр Иванович учредил литературный фонд для молодых литераторов России, который содействовал выходу моей первой повести. Не разбейся генерал в 2002 году на вертолете, история России сложилась бы по-другому. Да и я вряд ли стал игроком первой величины (не мои слова), тогда меня манила слава писателя.
Я стал обладателем часов марки «Полет», довольно старых и не на ходу. Альберт уверял, что они исправны, просто засорился часовой механизм. Часами давно не пользовались.
Покончив с торжественной частью, он перешел к делу и спросил, не хочу ли я открыть дело с ним на паях.
– Ты обладаешь качествами лидера, коммуникативными навыками и организаторскими способностями.
Это прозвучало как строчка из следственного дела, что меня насторожило. Мне не нравилось, что Альберт ходил кругами, и захотелось выяснить, для чего я ему понадобился.
– Есть шанс заполучить к нам третьим Полозова, а он подгонит в нашу бильярдную клиентов.
Вот те на, с каких это пор Альберт сделался шестеркой, а ведь раньше считался неплохим игроком.
– Посмотрим.
Я ушел от ответа, но про себя решил, что с таким партнером не стал бы связываться.
То, что Альберт выполнял чьё-то поручение, понятно. Да и подарок напоминал попытку подкупить. Вести бизнес на паях с кем-либо не входило в мои планы, но я поблагодарил за предложение. Объяснил свой отказ тем, что не имею никаких сбережений – ни счета в банке, ни виллы за границей. Я не верю в стабильность финансовой системы после девальваций и инфляций. Ренты мне не дождаться, так что копить деньги не имело смысла.
Альберт возразил, что отсутствие первоначального капитала его не останавливает, он позаботится о спонсорах. Вероятно, тот самый Сергей Иванович Каплунов, с которым он так настойчиво пытался связаться.
На самом деле у меня все не так плохо. И бизнес я планировал, но без партнера. Особенно такого, который цитирует УК.
Благодаря Бережному я стал владельцем исторических часов, дорогого раритета, с которым скуповатый швейцар с легкостью расстался. Этот эпизод не принес ему ни выгоды, ни морального удовлетворения – всё-таки отношения между нами оставляли желать лучшего. Что-то происходило, и я хотел об этом знать.
За разговором я присматривался к окружающим, отметив знакомую – престарелую даму с Солянки. Эта старушенция пережила всех своих сверстников, ее возраст приближался к восьмидесяти пяти, но она всюду бывала. Могла отправиться на край города за сосисками.
С сосредоточенным видом она сжимала в руке программку. Ее звали Роза Ардалионовна, она часто заходила в гости к моему дяде. Один раз мы с ним побывали у Розы в гостях и пили чай из синих чашек. Вспоминать такие мелочи всегда приятно.
Альберт с ней раскланялся, и они поговорили о здоровье. Меня старушка не разглядела из-за синих флажков, украшавших стол, сегодняшние заезды на ипподроме приурочили к годовщине деятельности российско-французского общества дружбы. Как постоянному посетителю ей предоставили зарезервированный столик. Да, и в обжорке имелся свой узкий круг.
Пока Альберт ходил за машиной, я расспросил охранника о стоимости билетов. Пускали по бесплатным приглашениям. Ну и отлично, значит, я ничего не должен своему приятелю.
После ипподрома мы оправились на Покровку, где Альберт зашел в вестибюль офисного здания, и пока я любовался интерьером и фонтаном, он расспрашивал охранника об обитателях апартаментов. Тот направил его к администратору. У симпатичной девушки мой спутник принялся выклянчивать разрешение подняться наверх, уверив, что его ждет Сергей Иванович Каплунов. Она пропустила его только после звонка к постояльцу. Тот дал разрешение, и Альберт направился к лифту.
Отсутствовал он минут десять, это время я наблюдал за рыбками в аквариуме на стойке.
Она прятала лицо за круглым стеклом аквариума, но кое-что я успел разглядеть. Костюм с шалевым воротником, золотой крестик на цепочке. Так же и она рассматривала и меня.
– Увидели что-нибудь интересное? – спросила администратор. На бейджике значилось ее имя – Марина.
Я заметил, что рыбка плавает по параболе, а это признак болезни.
– Как вы это поняли?
– Сконцентрировался на ощущениях и переживаниях.
– Чем же она больна?
Девушка покачала головой, она не доверяла мне. Такие дотошные женщины всех пытаются вывести на чистую воду.
– Это нервное заболевание.
– А вы специалист по психологии рыбок?
– Не только.
Я еще не сделал ничего, что бы рассердило Марину, а она уже была на взводе.
– Вас что-нибудь беспокоит? – я попытался ее отвлечь от грустных дум.
– Меня – нет. Один постоялец привел собаку, которая постоянно воет. Вот кому бы не помешал психолог. Его собака сбежала, гуляет по помойкам. Назад я её не пропущу.
Много времени этот разговор не занял. Быстро пронесся по коридору Альберт, крикнул, чтобы я поторапливался. Мы едва успели выйти за стеклянную дверь, как в здании поднялась суета. Бегали горничные, Марина набирала номер по телефону, и выражение лица при этом было каменным.
Дожидаться приезда полицейской машины мы не стали. «Порш» завизжал тормозами – взвинченный водитель нажал одновременно на газ и на тормоз. За все время в пути Альберт гнал без остановки и ни словом не обмолвился о происшествии, а я не стал расспрашивать. Остановились мы только возле Милютинского парка.
– Будут спрашивать, где мы были, молчи, – предупредил он. – ради своего же блага. Про Каплунова ты не слышал.
Объяснять он ничего не стал, и до Солянки мы добрались в молчании. Выполнив свою миссию, Альберт мог больше со мной не церемонился. Он не отрывал взгляда от дороги, стремясь быстрее добраться до места назначения. Вероятно, машину ему велели вернуть к определенному часу.
У метро я попросил остановиться, чтобы купить еды, но никаких киосков там не оказалось, их снесли при реконструкции. Зато появилась стоянка автобусов, из-за чего историческая площадь превратилась в автовокзал.
Прошло четыре месяца – и как все изменилось. Хотя куда-то девались цыгане и продавцы дешевой бытовой техники, мошенники не исчезли. Один из них сейчас работал на автобусной остановке, где расположились туристы. Место было неудобное из-за ремонта соседнего храма, и на маленьком пятачке толпился народ, и это не считая потока, следующего мимо в сторону Ивановой горки.
От Альберта не укрылся мой интерес к карманнику в кепке, и он сказал, что раньше тот обчищал карманы пьяных посетителей бильярдной, так что ему пришлось с ним разбираться.
– Если бы не я, Лёшу ждали бы крупные неприятности.
У меня на глазах развернулся мужчина в сером форменном плаще и направился в сторону карманника. Все понятно, агент со Старой площади. Их тут немало. Я указал Альберту на соглядатая, и тот свистнул. Предупрежденный карманник сразу растворился в толпе.
Мы распрощались. Альберта ждали дела. Работа швейцаром в бильярдной была у него не единственной. Такие люди мне встречались. На работе они не «служат», а «отбывают часы» и часто халтурят. Хотя на его фоне я, наверное, выглядел сущим бездельником.
– А то смотри, можно срубить деньжат, – предложил он напоследок.
– Нет, не нужно.
Просто не нужно. Не устал и забил, а не нужно. Меня это не интересовало. Сам от себя такого не ожидал.
– Как знаешь. Приходи вечером к Савве на игру.
– Непременно буду. – Мы обнялись на прощание, чего раньше не делали.
Есть воздух и земля. Есть Солянка, куда я вернулся. В голове вертелись кое-какие мысли, а кров и пища найдется.
Пришлось купить карточку на метро, старая недействительная. Денег оставалось в обрез, но насущными делами я не хотел заниматься.
Знакомый Альберта, парень в кепке, подобрался близко к коренастому дяде, который прикладывал карточку к валидатору, и виртуозно проскользнул вместе с ним. Мне показалось, что они сообщники, но я ошибся. Дядя даже не оглянулся. Они отправились на разные линии. Я держался подальше от кепки, не доверяю ловкачам.
Добравшись до Красной площади, я купил в ГУМе немного еды и вернулся на Солянку. Магазины нашлись бы и поближе, но я просто шатался, не мог надышаться воздухом свободы.
Ноги сами привели меня к особнячку бильярдной «Витязь» в Петроверигском переулке. Курильщики заняли места у дверей. Швейцара в вестибюле не оказалось, и Савва Локтев, владелец бильярдного зала, сам принимал пальто и выдавал номерки. Для настоящих игроков было еще рано, и парадный зал не открывали, заходили случайные люди, которых проводили в малый зал, где они могли воспроизвести что-нибудь простенькое. Шататься по клубу никому не разрешалось.
– Как здоровье? – осведомился Локтев. – Выглядишь не очень.
– У меня гриппозный психоз. – Это я вычитал в интернете.
Если верить официальным бюллетеням, с ковидом было покончено. Но мой организм этого не знал. У меня повысилась температура. Меня крутило и ломало. Лекарства, горячий чай, постельное белье, насквозь мокрое от пота.
– Нормально, выздоравливаю. А ты отдыхаешь? – спросил в свою очередь я.
– Устал после такого отдыха, – пожаловался он.
Я поблагодарил его за хирурга, который консультировал меня в психушке, благодаря его диагнозу мне удалось выйти пораньше. Мой друг сказал, это устроил Альберт. Мужик он неоценимый, но ведет себя странно, вот и сейчас только поставил машину, а уже куда-то исчез. Дисциплина тут оставляла желать лучшего. Я спросил, нельзя ли мне его номер, но Савва отмахнулся. Он безуспешно пытался связаться с ним весь вечер.
– В Одинцово он не появлялся. – Савва звонил и домой.
Я поразмыслил, куда бы я подался, если бы решил скрыться. Судя по тому, что я наблюдал утром, Альберт не собирался никуда бежать, но что-то произошло уже после того, как мы простились. Савву он в свои дела не посвящал, толку от этого толстяка мало.
– Роза Ардалионовна по-прежнему сдает комнаты? – спросил я.
– Они не пригодны для жилья. Там ходят крысы величиной с собаку.
Тема закрылась. Я впомнил, что Альберт приветствовал Розу на ипподроме. «Как ваше здоровье?» Он говорил минут пять, но ответа не получил. Вряд ли она в своем уме. Потусторонняя старуха.
– Одну минуту! – Савва отошел ответить на звонок.
Вернулся он встревоженным, из бизнес-центра «Покровский» сообщили, что швейцар из его бильярдной заходил к ним вместе со спутником. Теперь обоих срочно разыскивали. Савва пришел им на помощь, хотя его об этом не просили. Ну не дурак ли?
– Альберта нигде нет, но второй по описанию точно ты. Не хочешь помочь?
Исчезновение Бережного имело отношение к происшествию в бизнес-центру. Я сразу подумал на Каплунова, про которого упоминать не следовало. Почему меня занимал человек, которого я никогда в жизни не видел? Между ним и Альбертом имелась связь, но с какой стати это меня должно заботить?
– Нет. Я ничего не знаю.
Бильярдная «Витязь» казалась пустоватой, днем основные игроки отсутствовали. Локтев провел меня по холлу, демонстрируя свой зимний сад, где росли монстеры, араукарии и банановые пальмы. Вечером тут собирался народ, и поговорить не удастся. Так что важные дела мы обсуждаем до игры.
В кабинете мой друг задержался, чтобы полить изумительной красоты бегонию. Она тянулась длинной лианой, точно водоросль, цепляясь и оплетая на своем пути преграды. Три метра крупных нежно розовых соцветий, которым необходимо много пространства и воздуха. Я смотрел на хрустальную люстру, на бегонию, поднимавшуюся вверх с подоконника – меня привлекала хрупкая красота.
Слушать его болтовню не хотелось.
Мне хотелось взять эту лиану в руки и понежить, а если бы сломалась, ну и пусть. Я потянул руки, но Савва смотрел в оба глаза. Он потащил меня дальше, туда, где я не мог испортить его цветок. По глазам прочитал, что я нацелился на его новое приобретение. Цветы – его страсть, хотя ухаживать за ними он не умеет. Можно быть уверенным, что через пару месяцев эта красавица загнется, если ее тут оставить. Я решил, что заберу ее, и на этом успокоился. Пусть Савва зарабатывает деньги, а я буду разводить бегонии.
Пригласил он меня вовсе не для того, чтобы поговорить о цветах. Его интересовало, куда подевался Альберт Бережной. Меня ожидал допрос. Итак, помним, про Каплунова не упоминать.
– Подозреваю, что он устраивает сомнительные сделки, за которые его когда-нибудь посадят. Его ведь привлекали, но доказать его вину не удалось.
– А если виноват был не он?
Вопрос в эстетических предпочтениях: можно убить бешеного пса, а бабочку нельзя. Поэтому будут подозревать швейцара, а не лощеного молодца в фирменной рубашке и галстуке-бабочке. А ведь игроки в бильярдных подворовывают и жульничают, как и везде.
Савва сменил тему:
– О тебе спрашивала Каренина, ну та женщина-хирург с Устьинской набережной.
– Карина? Ну давай, выкладывай.
–Ты морочил ей голову, но она месяц как вышла замуж.
– И кто у нас муж?
– Парень из Тирасполя, отставник. Хам, но что-то в нем есть.
Я ответил, что с Кариной мы просто друзья. Почему Локтев решил нас поженить, не знаю.
– Ладно, забыли. Лучше сыграем, мы купили антикварный стол.
Раньше я бы не стал играть на таком старье, но сейчас выбирать не приходилось. Надо с чего-то начинать. Локтев украдкой смотрел на мои руки, не дрожат ли. Я приник к зеленому сукну, полежал немного на столе, потерся щекой – от сукна пахло табаком и пылью. Потом оттолкнулся ногой и сделал шаг. Кием тронул шар и двинулся дальше, оценить картину. Савва молча ждал, пока я закончу с первым шаром, потом стал смотреть мне на ноги, надеясь, что я споткнусь.
– Стол продала Волкова? – поинтересовался я.
– Да. Не отвлекайся.
Савва играл нервно и неровно, из-за чего и потерпел поражение. Он не привык уступать, и со времени работы в государственном аппарате считал себя всемогущим. Я определил бы его характер как вязкий. Четыре месяца назад я попал в непростую ситуацию: тоже игра, большой выигрыш, мой соперник уговаривал дать ему отыграться. Потом его долг достиг астрономической суммы., которую он до сих пор не выплатил. Вместо этого он засадил меня в психушку. Хотя все это происходило у Саввы, он предпочел умыть руки. Сказал, что в тот день его в зале не было. Вам, наверное, покажется странным, почему за меня не заступился. Мне тоже. Я ведь не имел проблем с психикой. Мой дядя – отдельный вопрос. Мы испугались, что у тебя это семейное, объяснил Савва. Полагаю, ему пригрозили. Мне вот грозить нечем, а у него есть бильярдная и бегонии. За которые он платит колоссальные деньжищи.
По моим сведениям, заведение Локтева опережало по доходам другие бильярдные на Солянке, но сейчас он выглядел не очень довольный жизнью. Не поэтому ли он слишком много пил? В других бильярдных тоже подают спиртное, но я не видел там так много безбожно пьяных людей, как у Локтева. У него по вечерам как будто Октоберфест в Мюнхене. Куча народу и все едва на ногах.
– Тебе придется отмечаться в больнице? – Локтев опасался, что имеет дело с психом.
– Сегодня утром меня вытолкали вон! Сказали, что здоров.
Через минуту он про это забыл, ему предложил сыграть другой парень, вечер начался. Когда он закончил, я перехватил его по пути к барной стойке. Не хватало бы, чтобы он забыл про Альберта
– Что будем делать со швейцаром? – пришлось напомнить.
Локтев сделал вид, что не расслышал вопроса. Он уже с кем-то обсудил предстоящий чемпионата по снукеру и жаждал поделился со мной своими планами. Профессиональные игроки Москвы хорошо известны, среди них есть авторитеты, которые устраивают матчи и чемпионаты. Я в этот бизнес не лезу, слишком много неучтенных факторов. Взять Савву Локтева, который при своих больших доходах едва сводит концы с концами, хотя и владеет успешным игорным заведением в центре Москвы. Кроме того, в бизнесе есть и совершенно безбашенные типы, которые, в большинстве, живут за границей, а в Москве появляются наездами. Особого упоминания требуют шулеры, но те предпочитают играть в регионах с тех пор, как общим решением бильярдного комитета кое-кого из них изгнали из Москвы за нарушение правил.
Про такого незадачливого профессионала мне и говорил Альберт Бережной. Мол хочет вернуться, устал мотаться по турнирам, да и попивает, по слухам. Вот и теперь Савва спросил, не возражаю ли я, если ему пришлют приглашение. Я категорически против.
– Вряд ли он раскошелится на вступительный взнос.
– Ерунда, заплатит спонсор. Вечером появишься? – спросил Локтев.
– Договорились сыграть с Альбертом.
– Ты в курсе, что у него судимость? Статья 159, мошенничество. Сам понимаешь, это секрет.
Теперь понятно, поэтому при всех своих талантах Бережной не может устроиться на приличную работу. Савва обязан швейцару лицензией на бильярдную, у Бережного обширные связи, еще со времен отца.
– Если ты хочешь свой бизнес, Альберт будет тебе полезен. Его надо вытащить, понимаешь?
Я не понимал, почему Савва сохранял спокойствие. Он знал о швейцаре гораздо больше моего. Более того, своей бильярдной бон был обязан покровительству друзей Бережного. Конкуренция очень высока, а подходящих мест в центре города немного. И тут я понял. Всю ответственность он взвалил на меня.
– Ты издеваешься? – можно только поражаться его наглости.
– Я не издеваюсь.
– Кто такой Каплунов? – задал я вопрос.
И что же? Земля не закачалась, небеса не дрогнули. Я остался стоять на своем месте.
– Бизнесмен, денежный туз. Играл у нас несколько вечеров. Альберт к нему присматривался.
Информацию Савва выдавал малыми порциями.
– Он иногородний? Ни для кого не секрет, что ты наводишь справки об игроках. Так как насчет Каплунова?
– Он из Саратова. Хочет приобрести бизнес в Москве. Сам к нему присматривался.
Далее ничего не последовало. С какой стати я задал вопрос про человека, которого не видел, Савву не интересовало. Он направлялся к машине. Темно-бордовый «порш» ждал его у входа. Ему ехать до Дангаэровки.
– Ты запер дверь? – напомнил я.
Савва отличался мнительностью. Через пару часов сюда придут клинеры, но он все равно должен убедиться, все ли в порядке, Он потоптался у двери, дернул за ручку, отпер дверь, снова пошерудил ключом, сделал небольшой круг вокруг себя, затем с укоризной посмотрел на меня.
– Будь ты проклят.
– Ты закрыл на два оборота?
Далее последовала комбинация из непечатных слов, и ключ опять отправился в скважину.
– Или на четыре?
До него дошло, что я потешаюсь над ним. И еще он заметил, что любимая машина сияет свежей царапиной. Выведенный из себя, он принялся бранить охранника. Это был подменщика из охранного агентства. Сам виноват, не надо экономить на кадрах и камерах.
Я воспользовался случаем и ушел по-английски. Во дворе я выкинул в мусорный бак железку, которую подобрал на улице, и обтер о снег руки. Царапина вышла что надо.
Интересно, куда еще задумал втравить меня Савва.
Нет, неинтересно.
Во дворе меня перехватил Веселкин, который выписался сразу после меня. Похоже, в психушке сегодня был день открытых дверей. Он был озабочен, искал, куда я выбросил железяку.
– Отличное железо, в хозяйстве пригодится. – Он сунулся в бак и забрал себе вещь, от которой я избавился.
Довольный находкой, он поделился своими новостями. На то время, что он провел в больнице, он оставлял другу немецкую овчарку, чтобы тот гулял с ней каждые утро и вечер. Этот тип его подвел, он считал пустой тратой времени слоняться по улицам, считая, что Джек уже освоился и мог гулять самостоятельно, не попадаясь на глаза прохожим. Так вот, пес пропал на улице, и теперь Веселкин бродил по дворам в поисках собаки.
Мы немного поискали вместе. Художник искал случая поговорить с кем-нибудь о своем любимце, какой он умный. Заодно он вспомнил, что у дома крутился один тип – типичный браток, с такими лучше не связываться.
– Тебе докучают гости? – спросил я у Веселкина.
Он посмотрел на меня укоризненно и заметил, что от бандитов не видел ничего плохого.
– Люди как люди.
Кого он не любил, это живодеров.
– Джек у меня сообразительный. Даже если согнать сюда фургоны живодеров, он от них уйдет. У него потрясающий нюх. Его кто-то украл. Иван Павлович, ты у нас детектив. Отыщи мне собаку.
Хоть кто-то имел высокое мнение о моих способностях.
От Петроверигского переулка до метро мне пять минут пешком. Отель находился рядом со станцией «Китай-город». Однако мои планы изменились. На Славянской площади я встретил парнишку в кепке, про которого мне рассказывал Альберт. Карманник высматривал свою жертву, делая вид, что ожидает автобуса. В отличие от пассажиров, он никуда не ехал.
Для карманника он выглядел приметно: на нем была розовая рубашка, как у цыгана, а сверху – черная куртка с белым мехом, которую он носил нараспашку, так что открывался крест на груди. Он был не христианской, а с каким-то растительным орнаментом, возможно, без меня они вошли в моду.
– Привет от Альберта, – я обратился к нему. – Ты Лёша?
– Он самый. За предупреждение спасибо. Что нужно?
– Лёша, ты знаешь бизнес-центр «Покровский»?
– На Покровке? Работал там когда-то.
– Почему ушел?
– Резаная рана в живот.
Я не стал расспрашивать, в чем заключалась такая опасная работа, да и вряд ли он ответил бы. Лёша болтал преимущественно попусту и постоянно хвалился, что вызывало у меня омерзение, но я понял, что негативные чувства следует скрывать, иначе снова упекут в больницу. Так что мы болтали с ним, как два приятеля. Собственно, это был монолог, в который я вставлял свои словечки. Да, еще раз я похвалил его крест, потому что больше у него ничего примечательного не было. Куртки у нас были похожи, только я носил шерстяную шапку, а он – бейсболку.