Резкое нажатие на спусковой крючок. Раздался лязг затвора, вспышка, хлопок, гильза завертелась по серому кафелю. Снова выстрел. За ним ещё и ещё. Плач ребёнка, родного ребёнка.
Сдавленный рёв мальчика вывел Отца из шока. Открыв ослепшие от резких ярких вспышек глаза, он увидел четыре бездыханных тела, одно из которых рухнуло прямиком на стеллаж, разбросав по полу сотни различных медикаментов. Едва придя в себя, Отец посмотрел на мальчика, который не мог уже и кричать. Он пытался лишь хватать ртом воздух, уже почти что беззвучно.
– Чёрт, ингалятор! Сейчас сынок, ещё чуть-чуть!
Мужчина отпрянул от свернувшегося калачиком безмолвно открывающего рот, как какая-нибудь рыба, выуженная старым рыбаком на серую морскую гальку. По его побледневшему личику текли едва заметные в монотонном мигании люминесцентных ламп, тоненькие ручейки слёз. Текли из широко раскрытых, покрасневших от давления и плача глаз, которые непрерывно наблюдали за мерцающим в свете такой же неисправной лампы силуэтом мужчины, судорожно перебиравшем десятки стальных баллончиков.
От шкафа, разделённого по алфавиту на секции, как в библиотеке, доносится звон падающих на пол ингаляторов и нервный шепот мужчины, постепенно переходящий в злобное рычание:
– С-с-с, да где этот грёбанный сальбутамол?! Твою же мать, где он! – резкий удар об одно из рёбер шкафа.
Удар выражающий всю боль и отчаяние, овладевшее им в тот момент. Мужчина ухватился за верхние полки шкафчика в полной решимости опрокинуть весь этот фанерный массив на пол. Но голова его повисла. О серый кафель с брызгами разбилась первая за многие годы слеза. Капля упала впритык к алюминиевому флакончику, увенчанному белой наклейкой, разделённой снизу двумя голубыми полосками. В оранжевом зареве пылающего автомобиля, пробивавшемся сквозь аптечную витрину, мужчина с трудом прочёл надпись: "Сальбутамол AB".
– О, Боже! – воскликнул он, позволив краткой улыбке расплыться по его суровому и в то же время безнадёжно печальному лицу. Подняв столь драгоценный для них баллончик, мужчина в мгновение ока преодолел немалую аптечную галерею.
Он усадил мальчика на кафель так, что оказался у него за спиной. Его голову он запрокинул на своё плечо. Правую руку с перезаряженным ингалятором поднёс к губам мальчика, а левую держал у его груди.
– Так, сынок, вспомни как учил нас доктор: на два выдоха, нужно сделать два глубоких вдоха. Ну же, давай!
Мальчик пытался вдохнуть, действительно пытался, но лёгкие упорно не хотели раскрываться.
– Давай, давай, Роб, пожалуйста, умоляю тебя вдохни!
Вместе со сдавленным всхлипом у паренька наконец-то получилось собрать воздух. Его грудная клетка дотронулась до ладони Отца и в то же мгновение в лёгкие поступила первая доза аэрозоля.
– Да! Вот, отлично, молодец! Теперь давай ещё раз. Ещё разочек, Роб, и дальше будешь дышать сам!
Три коротких вдоха, больше похожих на сопение, и за ними четвёртый. Удачный. Грудь вновь соприкоснулась с рукой, толкая её вперёд, когда смесь лекарства с кислородом окутала целебной пеленой плотно сжатую параличом трахею. Смертельная хватка, вздумавшая оборвать жизнь бедного ребёнка, слабела с каждой секундой всё больше. Роберт наяву ощущал, как с горла медленно сползают холодные костлявые пальцы его скорой гибели. Спазм постепенно проходил. Мальчик старался дышать без задержек. Сначала у него выходили лишь короткие, быстрые вдохи, но вскоре он осмелел и позволил лёгким работать в полную силу. Поддавшись буре эмоций, что буквально сгущали воздух вокруг, мужчина положил свою голову на плечо сыну, обнимая его. Оба они сидели в кругу яркого, постоянно мигающего света люминесцентной лампы. Это был их круг безопасности, прямо за которым лежало четыре трупа, перевёрнутые стеллажи и тёмный холодный зал аптеки. А прямо перед глазами Отца и сына располагался главный вход и панорамные окна, из-за которых аптека больше походила на аквариум. Стекло было толстым. Казалось пуленепробиваемым, хотя и большая его часть уже разошлась замысловатой паутинкой трещин. За стеклом, на