000
ОтложитьЧитал
Глава 2. Невероятное
Еще с километр друзья прошли бодрым шагом по пыльной дороге и очутились возле крайнего дома. Взору путешественников предстала удивительная деревня. Вдоль широкой улицы раскинулось около тридцати больших дворов. Все дома были рубленные, ничем не обшитые, а просто конопаченые мхом. Их окна напоминали подслеповатые тусклые глазницы, так как вместо стекол узкие рамы были затянуты чем-то мутным и непрозрачным, напоминающим парниковую пленку, а в некоторых окнах была натянута холщовая ткань. Центральные дома выглядели более зажиточными: они стояли на больших валунах, а их крыши были покрыты тесом. Крытые дранкой избы на окраине выглядели заметно меньше и проще, венцы лежали прямо на земле и кое-где уже начали подгнивать. В конце улицы, на горе, виднелась деревянная двухэтажная церковь с небольшой колокольней.
– Какая интересная и в тоже время странная деревня. Посмотри, у них на крышах нет труб. Такое ощущение, что здесь съемочная площадка какого-то семнадцатого века, – заметил Николай.
– А почему именно семнадцатого, откуда такая историческая точность?
– Видишь, все дома без труб, а сверху под крышей следы сажи, значит, топят по-черному. Ты не слышал, в наших местах сейчас ничего исторического не снимают? – спросил Николай у товарища, разглядывающего крайний дом.
– Я за местными новостями не слежу, но объявления о наборе в массовку бородатых мужиков не встречал. Да, вон, посмотри, мужик какой-то копошится за изгородью, в образе как раз той эпохи, сейчас у него и расспросим.
Они направились к крайнему небольшому дому, который находился в стороне от остальных деревенских построек за большим прудом. Это был старый рубленный четырехстенок с крышей из дранки, в окнах натянуты промасленные холсты, двор огорожен изгородью, виднелись еще сараи, видимо, хозяйственного назначения.
Сам персонаж, к которому с радости устремились наши друзья, был действительно весьма интересен. Небольшого роста коренастый мужичек, совершенно неопределенного возраста, с нестриженными волосами, которые выбивались из под серой войлочной шапки, и неаккуратной бородой. Одет в длинную холщовую серую рубаху с поясом, холщовые штаны, онучи и лапти.
– Здравствуйте, уважаемый. У вас тут кино снимают? – приветливо заговорил Андрей.
Мужик не спеша внимательно оглядел пришедших, и с прищуром ответил:
– Здоровеньки, дорожники1, вы откеда а́кие малохольные?
– С Москвы пешком идем, папаша, – шутливо бросил Андрей.
– Из шляхтичей2 что ль? – с явным недоверием спросил мужик.
– Из хохлов, пришли тебя поработить. Кончай эту комедию, скажи, где тут телефон и далеко ли до города, – с раздражением сказал Николай.
– Не ведаю про этаких, и слова у вас диковинные, неразумительные. Скажусь про вас старосте, а он пущай решает, куды аких, к воеводе иль обратно в Москву.
– А сам-то ты кто тогда? И как деревня эта называется?
– Посмотри сколь дворов, не деревня у нас, а цельное село – Брусничное, Кирилловского монастыря, но по грамоте кликают Спасское. А звать меня Гаврилка Непотяговский, сын Степана Непотяговского.
– Не далековато отсюда будет до Кириллова, ничего не попутал? – недовольно спросил Андрей.
– Ешо как далече, два по десять поприщ3 до Вологды, а тама ешо докуль раз семь как до Вологды. Монастырь большой и богатый, сам Иоан Васильевич надарил ему деревень по всей округе, – важно заметил мужик.
– Если он и играет, то весьма недурно, – шепнул на ухо Николай.
– Скажи-ка, Гаврилка, а кто сейчас воеводой на Вологде? – спросил, улыбаясь, Андрей.
– Так, Одоевский Иван Иванович, с прошлой весны как махнул князя Вадбольского Семена Васильевича.
– А в каком году Семен Васильевич заступил?
– Так считай, за год до тогось, значит,– подумав несколько мгновений, Гаврилка сказал: – 7119 лету от Рождества Христова.
Андрей и Николай переглянулись и отошли в сторону поговорить.
– Мужик подкованный попался, датами и именами так и сыплет, играет первоклассно. Чем бы его подловить? – Андрей посмотрел на Николая.
– Сейчас денег ему дам, он роль сразу сменит. Учись.
Николай достал из кошелька пятисотрублевую банкноту и протянул мужику:
– Гаврилка, или как там тебя по жизни, довези нас до Вологды, кончай ломать комедию, ты и так нас немало удивил, просто уже не до шуток, полдня на ногах и без еды.
Мужик с любопытством взял банкноту, повертел ее в руках, даже понюхал. Было ощущение, что деньги он видит в первый раз.
– Чудная вещица, баская4, на кой ляд она мне, – и протянул обратно.
Друзья вновь отступили на пару шагов посоветоваться.
– Что-то я совсем запутался, какие-то странные вещи происходят. Эта яма, старинная копейка, подкова ручной работы, телеги, дома под дранкой без труб, воеводы, Гаврилка этот в образе своем… Понимаешь, к чему я? – напряженно говорил Андрей, близко наклонившись к Николаю, чтоб их никто не услышал.
– Ну, так сыграть сложно. Ведь этого не может быть, это только в фантастических книгах и в фильмах – перемещения во времени или в измерении, не знаю как правильно. Кстати, какой это год, если он говорит, что сейчас 7121? – спросил Николай.
– Похоже, он по Византийскому календарю считает, Юлианский с Григорианским еще, видать, не вступил. Как раз недавно с дочкой писали школьную работу, там разница, дай Бог памяти, то ли пять тысяч пятьсот, то ли чуть больше, не помню точно. То есть сейчас 1605 – 1620 по нашему календарю. Что у нас было в это время, вспоминай.
– Смута была точно, что еще-то? Пойдем обратно, а то приведет еще мужиков, – кивая на Гаврилку, сказал Николай.
Они вернулись обратно, мужичек по-прежнему смотрел на них с недоверием. Начал Андрей:
– Гаврил, ты знаешь, брат, мы тут долго плутали, шли с Новгорода, потом на нас напали лихие люди, забрали коней, пожитки, бумаги наши, деньги. Все, что на нас – это только и осталось. Нам бы переночевать где, да одеженки какой, а утром мы бы в Вологду тронулись. Новостей никаких не знаем, ты, вроде мужик грамотный, расскажи, кто в Москве сейчас царствует, уж больно долго плутали.
На лице Гаврилки появилась добрая улыбка, видно было, что слова ему понравились:
– Грамоте немного учен, считать могу, читать немного, с письмами туго, да и комусь мне писать-то. Учился у батюшки в нашей церкви Преображение Спасово. Женка моя их обстирывает. Слыхал в Вологде на праздник новолетия от ярославских торговых людей, чтой собралси в городе Ярославле Совет всея земли русской, а созвали Кузьма Минин и князь Пожарский. Архиепископ наш, Сильвестр, благословил ратников вологодских да тотемских, устюжских с ними же, и ушли они в ополчение. Вота такие дела у нас, погонют наши литовцев с поляками из Москвы, победили ужо гетмана Ходкевича, будь он неладным.
– Ну, вот, стало проясняться, значит все-таки 1612 год, второе ополчение Минина и Пожарского, – тихо проговорил Андрей, – все-то он знает, и имена, вроде, сходятся. Угости-ка его сигаретой, посмотрим, как справится, этого добра в таком виде долго еще не будет в этих местах.
Николай подошел к Гаврилу, достал из пачки две сигареты, прикурил свою от зажигалки, вторую протянул мужичку.
– Хороший ты мужик, Гаврил, на, покури табачка.
– Церковь не велит, грешно это.
– Ну, так, и в кабак грешно ходить, а ведь ходишь, – Николай хитро подмигнул.
Прикурив вторую сигарету от зажигалки, Гаврил затянулся и закашлял.
– Чей-то за штуковина у тебя этакая, огненная?
– Это огниво заморское, – ответил Николай.
– А вас как звать-то, люди добрые? – уже с явной симпатией спросил Гаврил.
– Меня Андрей.
– А меня Никола.
– Ни кола, ни двора, значит, – пошутил Гаврилка, – а что это за кузовки у вас такие и собираете в них красюки да гнутые подковы, а, вона, в туды еще и поганцев, – показал пальцем на ведро Николая.
– Это тоже заморские кузовки, у английских купцов в Новгороде купили за большие деньги. Давай, друг, Гаврилка, так: ты нас размести на ночь, покорми, одеженки какой раздобудь, а мы тебе кузовки подарим и табачка еще подбросим, лады? – и Андрей протянул руку.
– Лады, паря, – радостно сказал Гаврил, пожимая руку Андрея, – в избе у меня места нетути, переночуете в сеннике, пока по ночам еще не стынет.
Непонятный скрип и цоканье на улице заставили друзей обернуться.
К калитке Гаврила подъехала телега, правил лошадью батюшка в черной рясе:
– Гаврилка! – зычно крикнул он, – чей-то в церкви давнось тебя не видко, Авдотья ходить, а ты чей-то носу не кажешь, – батюшка внимательно посмотрел на гостей.
– Завтрась приду и курочек прихвачу, отец Емельян.
Батюшка еще раз посмотрел на всех, цокнул языком и не спеша покатил вверх по улице в сторону церкви.
– Наш батюшка, ох и строгий. Порой кажись, дай ему хворостину – он с ней по дворам пойдет в церковь людей загонять.
– Видел на чем у них батюшки ездят? – тихонько спросил Андрей товарища. – Наши-то давно на представительский класс пересели.
– Пошли, ребятки, а то еще кто завалится, не уйдешь.
Друзья пошли за хозяином через небольшой двор и, обогнув избу, подошли к сараю, который оказался почти под крышу набит душистым сеном. Тем временем короткий осенний день клонился к концу, солнце уже село, оставалась самая малость до темноты.
– Ну, прошу, паря, чем говорится богаты. Пойду у Авдотьи пошукаю чей-нибудь похарчеваться вам. Живем мы небогато, да и урожаю несколько лет не было.
Путешественники залезли повыше на сено, пахло пряной травой, дикой мятой и клевером. Хотелось просто лечь и ни о чем не думать. Вскоре вернулся Гаврил, принес две старые сильно поношенные овчины, деревянную лохань, которую назвал кашником, две деревянные ложки и крынку с молоком. Посуда была старая и не отличалась чистотой, но этот факт уже никого не сдерживал. В кашнике было немного каши, напоминавшей ячневую, и два несвежих куска ржаного хлеба. От свежего молока Николай отказался, сославшись на возможное несварение желудка, зато Андрей пил с большим удовольствием.
– Держи в подарок английскую крынку, вещь дорогая, от всего сердца на память, – и Николай протянул Гаврилу бывалую эмалированную кружку с изображением горного козла и надписью «ОблТур».
Гаврилка повертел в руках кружку, взял за ручку и сделал вид, как-будто пьет из нее:
– Эки немцы молодцы, докумекали.
– Почему немцы, у английских торговых людей выменял на трех соболей, видишь, роспись какая.
– А для меня все немцы, раз по-нашему не говорят. Пойду ночевать, спите.
Друзья остались в темноте и тишине, каждый думал о своем.
– Дома, точно, все с ума сошли, везде нас ищут. МЧС, наверное, подняли. Надо как-то выбираться отсюда, – сказал вслух Николай. – Может этот Гаврилка – дурачок местный, застрял в своем мире, и чудятся ему повсюду старые времена.
– Ну, тогда их тут целая деревня, вернее, село Брусничное. Название-то какое, может, хиппи-коммуна прижилась под Вологдой, а мы с тобой уши развесили. Обсмеют нас дома, как вернемся, но приключение запоминающееся.
– Ну, а если все взаправду, что тогда делать?
– Вернуться к яме, так ее еще найти надо, и не факт, что сработает. Завтра доберемся до Вологды, посмотрим как там, все понятно станет. Давай повспоминаем, что было в 1612 году в Вологде. По-моему, осенью того года поляки и литовцы захватили и разорили город. Тогда надо быть осторожнее, чтоб не попасть в эту мясорубку.
– Ты, я вижу, уже и не сомневаешься, что мы провалились на четыре века назад, хотя я сам в это верю все больше и больше. Смешно завтра будет, если мы выйдем на асфальтную дорогу.
– Сейчас надо отдохнуть, силы по-любому нам еще понадобятся.
Глава 3. Необычная Вологда
1
С непривычки спали плохо, в голове вертелись события прошедшего дня. Разум не хотел верить в возможность случившегося, все еще оставалась надежда, что это чей-то розыгрыш. Внизу в сене копошились мыши, временами задувал ветер, единственное, что было неизменным – это звезды на небосклоне и луна в небе, они были точно такие же, как дома. Несколько раз во дворе что-то стучало, приближаясь к сеннику, поэтому приходилось включать фонари на смартфонах и всматриваться в тень, куда не проникало лунное свечение, после этого все утихало.
Когда утром, успокоившись, оба уснули, в округе истошно начали орать петухи. Судя по тому, как они откликались друг дружке с разных сторон, их здесь было много. Непривычные деревенские звуки сразу вернули наших путешественников из приятных снов про прежнюю жизнь в действительность.
– Просыпайся, Коля, – Андрей потряс товарища за плечо, – утро во всю, петухи уже не по одному разу прокукарекали. Гаврилка с женой, вон, скотину обряжают.
– Я просыпался с мыслями, что все это сон, а тут ты в сене, со своими петухами. Такое ощущение, что я дня три не ел, а моему организму необходимо горячее дробное питание.
– Ага, сейчас, подаст тебе Гаврилка на подносике кофейник с горячими круассанами. Но то, что ты не грустишь, уже хорошо.
– Да тут грустить некогда, выживать надо, Андрюша, приспосабливаться, а там, глядишь, и яму поищем, может, она в две стороны работает. А может, закончится сегодня это кино, и мы с тобой дома будем к обеду. Ладно, давай пока посмотрим, что у нас с собой есть, что можно обменять, а то мы так с голоду помрем. Деньги наши тут, похоже, не котируются. Гаврилка вчера повертел пятисотрублевку как фантик и вернул совсем не впечатленный.
Друзья начали доставать все из карманов и рюкзаков и складывать на овчине. Два складных ножа с короткими лезвиями, которыми тут не напугать даже курицу, были признаны не годными для самообороны и вполне могли пойти для продажи или обмена. Двое наручных часов: один хронометр был из разряда бюджетной Швейцарии, что, видимо, никак не возвышало его над добротной отечественной «Ракетой» с руки Николая. Документы и ключи от машины, не имеющие практического применения и дорогие для хозяина, договорились не пускать в оборот. Два смартфона, заряды на которых были от 70 до 75%, решено было отключить для сохранения аккумуляторов. Дополнительный аккумулятор, термос, хоть и послуживший, но исправно выполняющий свою функцию, несколько пустых пакетов, баллончик со спреем от клещей и комаров, зажигалка и пачка сигарет иностранной марки с восьмью сигаретами, на пару из которых уже претендовал Гаврилка, две карамельки и обрывок блистера с тремя таблетками от головной боли. Коробок спичек, заполненный наполовину, нашелся в кармане на рукаве у Андрея.
– Коля, а твоя увесистая золотая цепь на шее? Еще неизвестно, как к ней тут отнесутся. Но золото ценится во все времена. Давай на нее тоже рассчитывать.
– Тогда давай в актив положим твои золотые коронки.
– Коронок у меня нет, а золотые фиксы в лес не надел, – улыбаясь, сказал Андрей, а вот, обручальные кольца тоже бы подошли. Да, дома, сейчас, наверное, кошмар, не знают, что и думать. Я дочку обещал сегодня в Ярославль отвезти.
Оба товарища загрустили, каждый думал о близких. В это время снизу раздался голос Гаврила:
– Ну, чего, паря, проснулись? Пошли харчеваться, да я вас на подводу-то пристрою, доедите позапутно до Вологды.
Собрав вещи и прихватив овчину, друзья спустились и пошли в избу вслед за хозяином. Дом был не новый, дальний угол заметно просел, и от этого пол имел порядочный уклон. В скромной избе стоял полумрак из-за холстов, натянутых вместо стекол и пропускающих мало света. Комната была примерно четыре на четыре метра, треть ее занимала массивная закопченная печь с лежанкой. Вдоль стен стояли длинные деревянные лавки, накрытые ткаными половиками. Возле окна расположился большой стол из грубо обработанного дерева. В верхнем правом углу за полотняными занавесками виднелись иконы, и горела маленькая свечка. На лавке возле печи была разложена различная кухонная утварь, рядом на полке отдельно стояла подаренная эмалированная кружка. У печки возилась полноватая женщина в длинном сером зипуне, волосы были убраны под цветной платок. Она повернулась и с любопытством поглядела на вошедших гостей.
– Здравствуй, хозяюшка, – первым начал Андрей, – прости нас за беспокойство, мы ненадолго.
– Здрасьте, – поддержал Николай.
– Это женка моя, Авдотья, а это ль странники, про чьих я тебе сказывал, Андрей и Николай. Ну-с, седайте на лавку в красный угол.
Друзья сели на лавку под образа. Авдотья накрыла стол новой чистой льняной скатертью, принесла кувшин с парным молоком, деревянную миску с несколькими яйцами, миску с кусками ржаного хлеба, крынку со сметаной, две деревянные ложки и две крынки под молоко. С голодухи все выглядело очень аппетитно. Гости торопливо начали завтракать, а хозяева с любопытством на них поглядывали.
– А скажи-ка, Николай, чаво вам в Вологде-то надобно? Времена ведь сейчас лихие, того и гляди не разберутся – прибьют, везде лазутчиков ищут. Я и сам вчерась вас за их принял.
– Весть у меня для воеводы вашего, очень важная, какая не скажу, то дело государево, – уплетая очередной кусок хлеба со сметаной, ответил Николай.
– Вона как, ну, тогдысь понятно все, – раздумывая промолвил хозяин.
– То, что могут не разобраться, это ты точно, Гаврил, подметил, бумаги-то наши все у лихих людей теперь, да и одежда у нас заморская, как ты назвал, малохольная, – улыбнулся Андрей.
– Дык я не обиды ради. А с одеженкой туго, уж больно наша простетска для тебя, в такой к воеводе точно не пустют.
– Гаврил, а чьи там черные одежды висят на улице, сушатся? – спросил Николай.
– Этак рясы монастырские, батюшка велел Авдотье настирать к завтра.
– Дай нам их до Вологды доехать, мы до воеводы доберемся, а потом обратно отдадим, – продолжал Николай.
– А берите, чаво хорошим людям не жалко. Авдотья, принеси-ко со двора.
Авдотья неодобряюще посмотрела на мужа и вышла из избы.
– Ругаться будет? – спросил Андрей.
– На то она и баба, чтоб ругаться. Сбрехнет, что течением реки унесло, своим ходом в Вологду отправились, – засмеялся Гаврил.
Гости тоже засмеялись, а Андрей даже похлопал хозяина по плечу.
– Рад я, Гаврил, что свиделись мы с тобой, и мужик ты настоящий, вот тебе штука такая в подарок, называется «термос». Тоже заморская и очень дорогая, – сказал Андрей, доставая подарок из рюкзака.
– Ты сейчас все наши заначки передаришь, а завтра мы с тобой сами в холопы пойдем ради еды. Будь порасчетливее, Андрюша, – наклоняясь, негромко произнес Николай.
Андрей вкратце пояснил Гаврилу принципы работы термоса, чем очень удивил того. Тем временем вернулась Авдотья и принесла рясы. Мужчины надели их поверх своей одежды, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Авдотья перекрестилась и вышла из избы.
– А кресты где на цепях? – полушутливо спросил Андрей.
– Наперсных крестов обычные священнослужители сейчас не носят, их начнут надевать только при Николае II, – негромко пояснил товарищу Николай.
– Тем лучше, а то пришлось бы цепь твою отливать в кресты.
Рясы скрыли одежду, обувь еле виднелась из-под подола, рюкзаки на плечи надевать не стали.
– Скажи, Гаврил, а стекол в окна избы у вас никто еще не ставит? – спросил Николай.
– Стекляшки ставят в очень богатых домах Вологды. У нас в деревне либо промасленный льняной холст, иль рыбий пузырь, но он быстро рвется, хотя свету от него поболее. Волосы у вас острижены, паря, совсем не как у монахов, найду вам чавой-нибудь, – с этими словами Гаврилка выволок из сундука две серые войлочные шапки. Гости натянули их и опять улыбнулись:
– Гаврил, а зеркало у тебя есть?
– Чегось ты, добрый человек, церковь не дает вешать, говорят, зеркала и картины – все бесовское, только образа за застенком, – и Гаврилка показал пальцем на красный угол. – Сейчас подвода покатит на монастырский двор в Вологду, вас прихватит, вы только лишнего ничего не сболтните, пошли.
Хозяин, а следом за ним и гости вышли наружу, перешли небольшой двор и пошагали вдоль домов и заборов по улице. Утро было в полном разгаре, соседние крестьяне оказались заняты во дворах и на огородах, поэтому на них никто не обращал внимания. У третьего по счету дома стояла телега с запряженной рыжей лошадью. Возле ходил мужик и грузил мешки. Выглядел он моложе, ростом был выше Гаврила, одет примерно также, вместо бороды носил усы.
– Здорово, Дорошка. В Вологду запрягаешь-то, овес повезешь? – приветливо спросил Гаврил.
– И тебе здорово жить, Гаврилка, в нее самую, – не отвлекаясь от работы, отвечал Дорофей.
– Довезешь до Вологды-то двух людей монастырских? У них важное дело до самого воеводы, из Новгорода идуть, – почтенно произнес Гаврилка.
Дорофей посмотрел на путников в рясах и сказал:
– Ну, почто не отвезти-то, льзя, если дело такое, – показал на задний край телеги, где осталось свободное место, – седайте.
Андрей с Николаем уселись на телегу, нагруженную наполовину мешками, неумело подобрав под себя подолы ряс.
– Про табачок-то забыли, – терзаясь все это время, как бы невзначай, сказал Гаврилка.
– И точно забыли, – Николай запустил руку под рясу и достал из кармана полупустую пачку, две сигареты передал Гаврилке.
Дорофей с удивлением наблюдал за странными путниками. Пожав руку Гаврилке, Николай, не выходя из образа, окрестил того, а мужичек приложился губами к рукаву рясы, при этом счастливо улыбаясь. Телега медленно тронулась и покатила вдоль улицы.
– Батюшка раздает табачок пастве, как это знакомо из наших девяностых, прям картина через века, – грустно сказал Андрей.
Подвода поравнялась с сельской церковью, и оба новоиспеченных монаха перекрестились.
– Главное крестись правильно, тремя пальцами и справа налево, а то еще в раскольничестве обвинят, – напутственно сказал Николай.
– Так, вроде, раскол в середине XVII века произошел, если я правильно помню.
– Ну, может, и так. Крестись правильно, на всякий случай.
Село кончилось, и дорога пошла по прямой среди сжатых полей и небольших березовых рощиц, пожелтевших и готовых вот-вот сбросить отживший летний наряд. Телега ехала жестко, то и дело подскакивала на попадавшихся на дороге булыжниках. Один раз их обогнал конный, не обративший на них внимания.
– Дорофей, а скажи-ка, какой по счету сегодня день? – поинтересовался Николай.
– 21 день от новолетия, завтра у сынка маво младшенького именины.
– 21 сентября 1612 года. Плохо дело, Андрюша, если все сходится, то сегодня ночью польско-литовские банды, гонимые из Москвы или откуда там, войдут в Вологду, разорят и сожгут ее. Много людей погибнет, нам нельзя там оставаться, – озабоченно сообщил свои воспоминания из курса истории Николай.
– Надо попробовать что-то сделать, может как-то изменить ход событий?
– А думаешь, мы имеем право менять ход истории? Это не приведет к каким-то глобальным переменам?
– Ход чьей истории мы можем поменять, в какое время или измерение мы попали… Та наша жизнь уже останется той, а может, она будет меняться от того, что мы с тобой тут будем делать. У меня мозг не может этого осознать, но я знаю одно – нам нужно выжить здесь и лучше жить с комфортом, насколько позволяет XVII век, – оптимистически завершил свою фразу Андрей.
Меж тем подвода с друзьями переехала небольшую речку по деревянным мосткам, за узким вытянувшимся полем показалась деревня.
– Дорофей, что это за деревня, там за полем?
– Это Непотяговская, до Вологды недалече осталось.
От Непотяговской на дорогу свернуло две телеги груженные мешками с мукой, Дорофей пристроился следом.
– Это мужики князя Волконского, повезли муку на княжий двор, – обернувшись, сказал Дорофей новообращенным монахам, – через пять верст застава и Вологда.
Теплые шапки на головах и черные рясы жадно ловили теплые лучи сентябрьского солнца, становилось жарко. Николай снял шапку и обтер сырое от пота лицо.
– Ты бы шапку-то накинул обратно, а то твоя прическа, ну, никак не этой эпохи, этакий поп расстрига.
– У расстриг обстригали бороду, а не волосы, будет тебе известно. Ходу бы прибавить, чтоб обдувало. Надо было белым духовенством прикинуться. Ну что, служитель культа, как действовать в городе будем? – спросил Николай своего товарища.
– Давай подожжем и разграбим, поляки ночью придут, а ничего уже и нет. И напишут в учебниках истории о самом большом историческом обломе.
– А ты знаешь, так раньше и было, когда враг подходил, население пряталось за крепостными стенами, а городские посады сжигались. Захватчикам доставалась выжженная земля без фуража и пропитания, поэтому долгой осады не получалось.
– Значит, пробуем пробраться к воеводе, мол, мы от князя Пожарского хотим предупредить тебя, закрывай на ночь двери. Давно не ели, подбрось немного денежек, а в подарок – заморское огниво. Главное – из Вологды вовремя убраться, и не в сторону Москвы, видимо, оттуда пойдут.
План был одобрен, несерьезность и непродуманность никого не смущала. Вдоль дороги начали появляться строения – в основном небольшие полуразвалившиеся лачуги. Дорофей предупредил, что дозорные стрельцы с середины лета проверяют все телеги, ищут лазутчиков. Однако, поравнявшись со сторожкой, «недремлющие ока воеводы» были обнаружены спящими после вчерашней попойки.
– Так и Вологду пропьют, – выругался Дорофей.
По мере приближения к городу дома становились основательнее, большинство из них – рубленные из еловых бревен. Деревянные крыши были покрыты землей, которая местами поросла травой и мхом. Во дворах стояло много скотины, копошились люди. Почти на каждой улице виднелись большие и маленькие церкви. Центральная часть города была окружена деревянной крепостной стеной с множеством каменных башен с надстройками. Она начиналась по левому берегу небольшой речки и под неправильным углом уходила вглубь. Вдоль стен виднелись остатки частокола с заостренными вверх бревнами.
– Смотри, какие глубокие рвы. А какая полноводная Золотуха, это ведь она, кажется, – удивлялся Андрей, – а, вон, Софийский собор виднеется, он, правда, не белый, и купола не блестящие, и звонница деревянная.
Оба товарища озирались по сторонам, с большим удивлением распознавали знакомые архитектурные сооружения, сильно преобразившиеся через века. Сомнений, что они покинули XXI век, больше ни у кого не осталось.
– Большинство этих домов и этих людей, получается, прекратят свое существование в ближайшие несколько дней. Мне кажется, что мы должны попытаться что-то сделать, – с грустью сказал Андрей.
– Вот Благовещенские ворота, тама идите в покои воеводы, нужные люди покажут, а мне дальше в Кирилловскую слободку в Еремине враге за реку, – сказал Дорофей и притормозил телегу.
– Ну, спасибо тебе, Дорофей, помог, поезжай с Богом, – напутствовал Николай, слезая с телеги, – и еще, не задерживайся сегодня в Вологде, береги семью.
Через ворота медленно тянулась вереница из телег с разнообразной поклажей. Порой в мешках кудахтало и даже хрюкало. Все это не вызывало ни малейшего удивления. Проверяющих в воротах не было.
– Теперь понятно, как в город зайдут банды разбойников.
– Думаешь, хрюкая в мешках по двое, этакий вологодский троянский конь, – пошутил Андрей, – смотри прямо, похоже, это кабак. Давай зайдем, осмотримся, пропьем, так сказать, последнюю копейку.
– Ну, пойдем, много не нальют, но, может, что услышим, – оба друга с легкостью зашагали к заведению с покосившейся вывеской.
Отворив истерзанную дверь со следами повреждений как изнутри, так и снаружи, друзья зашли в полумрак питейного зала. В углу избы стояла большая старая наклонившаяся печь, слева располагался небольшой прилавок, по бокам и в середине находились грубые деревянные столы с лавками. Чувствовался неприятный запах браги, пота и тошноты. Несколько человек сидели за столами и громко разговаривали, один без движения лежал под столом.
– Чудесное место, пить мне уже не хочется, может, покормят чем, и то, лучше с собой взять, – остановившись на входе, произнес Николай.
– Пойдем к человеку, вон, за прилавком.
Проходя мимо крайнего стола, Николай случайно задел за локоть полусонного мужика, тот повернул голову и недовольно выругался:
– Чернецы́ питу́хи опять пришли, рясы пропивать, – он хрипло засмеялся, тряся грязной бородой.
– Не обращайте на него внимания, это Антипка, со вчерась не может отойти, – сказал работник, успевший подойти к ним из-за прилавка. – Пойдемте тудось, там почище, – и он показал на свободный стол.
– Как тебя звать-то? – спросил Николай.
– Яков Алтынев, целовальник5 государева питейного заведения.
Яков был высокого роста, худощавый с жиденькой бородой, волосы были разложены на пробор, поверх одежды был надет холщевый фартук, а на ногах сапоги.
– Сядайте тута, я вижу-то, вы люди неместные, незнакомые, приличные, что наливать? Есть виногорелка отменная, медовуха, пиво хмельное, все из своих винокурен.
– Нам бы, Яков, дружок, покушать чего, издалека идем, но чтоб денег хватило, – попросил Андрей.
– Так у нас не подают харчей-то, только питее хмельное, это вам в харчевню надобно.
– Ладно, Яков, давай виногорелки на копейку, уж коль мы к тебе пришли, – сказал Николай.
Яков ушел за прилавок и через пару минут появился с двумя кружками напитка:
– Извольте, лучшая виногорелка в городе.
Андрей принюхался к содержимому, пахло недоброженным алкоголем, отпил немного, по вкусу напоминало разбавленную водку плохой очистки. Но в горле приятно зажгло, и желудок наполнился теплом.
– Спасибо, брат, и верно хороша виногорелка у тебя. Как в городе, не шумят последние дни? – осторожно спросил Андрей.
Яков подсел на лавку и внимательно посмотрел на своих гостей.
– Да не боись, Яков, мы тебе табачка дадим, – Андрей кивнул Николаю и тот достал из пачки сигарету и положил на стол перед целовальником, – это хороший заморский табачок, – продолжал Андрей, – скажи, воевода шибко суровый?
– Суровый, он суровый, да только во хмелю ужо пятый день. Сказывают люди, как получил письмо из Москвы от князя Пожарского о победе над гетманом, так все и пьют-с. А по городу говорят, что казаки и литовцы к Вологде идут, и старец Галактион предсказывает великое разорение города. Воевать некому, ратных людей на Москву в помощь отправили, стрельцы тоже пьяные шатаются.
– Прав ты тут, Яков, беда идет на Вологду, и воевода ваш не чешется, – ответил Андрей.
– Да не поймешь их, государева они власть иль чья. Я тут пять годков целовальником выбираюсь. Сначала Лжедмитрию первому присягнули, потом Шуйскому. Затем этот, Тушинский вор объявился, и ему присягнули. Нащокина тута посадили – грабил, буянил. Одумались, вернули воеводу Пушкина Никиту Михайловича, Нащокину голову снесли, царю присягнули опять.
– Смутные времена на Руси, – поддержал беседу Николай. Видно было, что Яков болезненно переживал происходящее.
– Мужик простой, как копейку заимеет, так в кабак, а мы тут наливаем потом в долг. А у нас сбор питейной прибыли немалый. Если не выполним – кабацкий голова Серафим Кузьмич, из своих дает, а потом мне жалованье урезает. Вот и поим люд по полной. Такие вот порядки.