Любовь Ангелины

«Как же у нас все замечательно!»

Мария Николаевна смотрела на молодых супругов умиленно:

– Как же у нас все замечательно! Вы любите друг друга, меня, я – вас. Такой покой в доме. Такой покой! Не всем так везет, не всем…

– Конечно, – отвела глаза в сторону Ангелина.

Муж икнул, откидываясь на спинку стула:

– Спасибо за ужин, мамочка! Так хорошо, как у тебя, как дома, нигде не поешь…

Мария Николаевна всплеснула руками:

– Конечно-конечно, сыночек! Дома же так ладно, так уютно. Вот еще ремонт сделаем, и глаз будет просто радоваться…

– Сделаем, мама, сделаем! – ковырял во рту зубочисткой муж. Покорно кивнула Ангелина.

Мария Николаевна бродила взглядом по стенам, по потолку:

– Обои переклеим – я такие красивые, в ягодку присмотрела, двери-косяки покрасим, потолок побелим, пол обновим. Сами все сделаем, чтобы как надо, да и денег сэкономим. Зачем чужим людям платить, верно, дети?

Муж молча кивнул.

– Конечно, – вздохнула Ангелина.

Мария Николаевна в радостных мыслях резко встала из-за стола, как будто хотела вспорхнуть бабочкой, но зацепилась ногой за ножку стола, ее повело в сторону. Она точно рухнула бы на пол, не подхвати ее за локоть Ангелина. Усадила на диван:

– Отдохните. Я уберу со стола…

Муж бросил на стол зубочистку и включил телевизор. Мария Николаевна посмотрела на экран, прислушалась:

– Что делается-то? В какое время живем! Каждый день то тут, то там стреляют, убивают! Когда ж это кончится?.. Но у нас, слава Богу, все хорошо: крыша над головой есть, машина есть, работа есть… Вот еще родите наконец ребеночка… Ангелиночка, ты же родишь все-таки?

– Я постараюсь!

– Ты уж постарайся, постарайся. Я с ребеночком помогу, воспитаю, а потом уйду в мир иной и освобожу жилплощадь. Будете жить – меня добром вспоминать…

Ангелина снова вздохнула, покачала головой:

– Ну, что вы говорите! Вы еще такая молодая!

– Свои годы и болячки знаю…

– Будете жить еще долго и счастливо!

– Дай-то Бог, с такими заботливыми детьми…

Мария Николаевна несколько раз качнула головой и задремала под комментарий какого-то эксперта о подробностях очередного теракта в центре Москвы.

Ангелина унесла посуду на кухню, помыла, потом зашла в ванную, достала из стиральной машинки постиранное, развесила на балконной сушке и уже не вернулась в комнату свекрови, служившей, по желанию Марии Николаевны, всем и столовой, и общим залом. В их с мужем комнате разобрала постель. Хотя еще было совсем не поздно, выключила свет, разделась и забралась под одеяло. Согрелась, размякла…

Вдруг одеяло и сладкую дрему стянули. В кровать забрался муж. Пошарил руками, пощупал, навалился, быстро удовлетворился и, не принеся никакой радости жене, отвернулся к стене, заснул. К Ангелине же теперь сон не шел, в голове роились мысли – вопросы, на которые она не знала ответов…

Утром, как обычно, Мария Николаевна выдала невестке деньги:

– Это тебе на обед.

– Спасибо, Мария Николаевна!

– Карта на транспорт у тебя есть… Да, вот тебе еще на продукты. Купишь, когда будешь возвращаться с работы, по этому списку. И не забудь, я вот подчеркнула, фильтры и моющая жидкость для пылесоса: завтра у тебя сухая и влажная уборка…

Вечером, когда вновь собрались все вместе за ужином, Мария Николаевна опять смотрела умиленно:

– Как же у нас все замечательно! Вы любите друг друга, меня, я – вас. Такой покой в доме. Такой покой! Не всем так везет, не всем…

– Конечно, – отвела глаза в сторону Ангелина.

– Спасибо за ужин, мамочка! Так хорошо, как у тебя, как дома, нигде не поешь…

Мария Николаевна всплеснула руками:

– Конечно-конечно, сыночек! Дома же так ладно, так уютно. Вот еще ремонт сделаем, и глаз будет просто радоваться…

– Сделаем, мама, сделаем! – ковырял во рту зубочисткой муж. Покорно кивнула Ангелина.

Мария Николаевна бродила взглядом по стенам, по потолку:

– Обои переклеим – я такие красивые, в ягодку присмотрела, двери-косяки покрасим, потолок побелим, пол обновим. Сами все сделаем, чтобы как надо, да и денег сэкономим. Зачем чужим людям платить, верно, дети?

Муж молча кивнул.

– Конечно, – вздохнула Ангелина.

Мария Николаевна как будто бы хотела встать, но невестка опередила ее:

– Отдохните. Я уберу со стола…

Муж бросил на стол зубочистку и включил телевизор. Мария Николаевна посмотрела на экран, прислушалась:

– Что делается-то? В какое время живем! Каждый день то тут, то там стреляют, убивают! Когда ж это кончится?.. Но у нас, слава Богу, все хорошо: крыша над головой есть, машина есть, работа есть… Вот еще родите наконец ребеночка… Ангелиночка, ты же родишь все-таки?

– Я постараюсь!

– Ты уж постарайся, постарайся. Я с ребеночком помогу, воспитаю, а потом уйду в мир иной и освобожу жилплощадь. Будете жить – меня добром вспоминать…

Ангелина привычно покачала головой:

– Ну, что вы говорите! Вы еще такая молодая!

– Свои годы и болячки знаю…

– Будете жить еще долго и счастливо!

– Дай-то Бог, с такими заботливыми детьми…

Мария Николаевна несколько раз качнула головой и задремала под комментарий какого-то эксперта о подробностях очередного теракта в центре Москвы.

Ангелина унесла посуду на кухню, помыла, потом зашла в ванную и уже не вернулась в комнату свекрови. Разобрала их с мужем постель. Выключила свет, разделась и забралась под одеяло. Не успела заснуть, как к ней присоединился супруг. Пошарил руками, пощупал, как будто проверяя: все ли на месте. Потом отвернулся к стене и почти сразу захрапел. К Ангелине же сон упорно не шел, в голове снова появились мысли – вопросы, на которые она не знала ответов…

Утром, как обычно, Мария Николаевна выдаст невестке деньги:

– Это тебе на обед.

– Спасибо, Мария Николаевна!

– Карта на транспорт у тебя есть… Да, вот еще два списка…

Вечером, когда вновь соберутся все вместе за ужином, Мария Николаевна будет смотреть умиленно:

– Как же у нас все замечательно! Вы любите друг друга, меня, я – вас. Такой покой в доме. Такой покой! Не всем так везет, не всем… Что делается-то?.. Когда ж это кончится?.. Но у нас, слава Богу, все хорошо: крыша над головой есть, машина есть, работа есть… Вот еще родите наконец ребеночка. Ангелиночка, ты же родишь все-таки?..

«Все-таки, все-таки, все-таки…», «Что делается-то… Когда ж это кончится?..» «Что делается-то… Когда ж это кончится?..» А когда все началось?

Ангелина помнила, как ее нес на руках отец, как в сквере покупал пломбир с миндальным вкусом, как, сидя на скамейке, говорил что-то про уроки, учебники, учителей и все время придумывал ей такие смешные и радостные имена:

– Ты – мой Ангел. А еще – Ангела, Ангеля, Ангелинка, Ангелочек, Ангелок, Ангелиночка, Ангелюся…

– А еще?

– Геля, Гела, Гелина, Гелечка, Гелюша, Гелюня, Гелюся, Генюнчик…

– Еще!

– Лина, Линочка, Ела, Еля…

– А еще, еще, еще!..

Но в школу ее повела мама. Грустно сказала по дороге:

– Папа ушел жить к чужой тете. Они уехали в другой город…

Больше Ангелина отца не видела и не слышала даже по телефону. А в школу ходила вместе с мамой, потому что та работала там.

– Биологичка Ольга Петровна – твоя мать?

– Да, моя мама!

– Понят-но…

Что им было понятно? Возвращаясь из школы в одиночку, Геля только жала плечиками. Разогревала дома обед, делала уроки и ждала маму, которая задерживалась в классах и учительской по своим учебным делам. Сидела у окна, всматривалась, перебирая вслух память его голосом: «Ангеля, Ангелинка, Ангелочек, Ангелок, Ангелиночка, Ангелюся…»

Год за годом отец исправно присылал алименты. Он, как сказала мама, всегда неплохо зарабатывал – руководил автоколоннами. Наверняка его новая семья – жена и два сына – ни в чем не нуждаются, как и они раньше с мамой ни в чем особо не нуждались. Да и теперь им с маминым заработком и отцовскими алиментами на еду, одежду, квартплату, транспорт хватало. Все, что остается, уходило на покупку так вкусно пахнущих книг, а еще они вместе с другими школьниками часто выбирались на экскурсии, в цирк, в театр: обычно в ТЮЗ, но иногда и в оперетту, а то и в Большой. По льготным билетам.

Чем дальше, тем реже удавалось посидеть днем у окна. Мама записала ее в кружок рисования, английского языка, а еще на художественную гимнастику и в музыкальную школу на скрипку:

– Ты должна стать разносторонне развитой личностью!

Геля послушно становилось такой личностью: училась в школе на пятерки («Чтобы маме-учительнице не было стыдно перед учениками и коллегами!»), вполне преуспевала в кружках («А этот кувшин у тебя неплохо прорисован», «I am doing my best!»), старательно тянулась в спортзале («Хорошо, Ангелина, хорошо!»), задумчиво водила смычком по струнам («Слух у тебя, конечно, есть…»).

С каждым годом мама все чаще зябко куталась в теплую шаль и иногда сетовала:

– На море бы выбраться. Мы ведь ездили с отцом и с тобой на море. Ты была совсем крошкой, не помнишь. Там тепло, ультрафиолет, ионы – катионы и анионы…

Геля, правда, ничего не помнила про море, но летом по льготной путевке ездила на одну смену в подмосковный детский лагерь. Там можно было купаться в озере, собирать землянику, играть в «ручеек». Но еще там опять же были распорядок дня, строгие вожатые и кружки, кружки, кружки, от скуки в которых сводило зубы. Возвращаясь из лагеря, она ждала маминого:

– В Тарусу!

И своего радостным эхом:

– В Тарусу! В Тарусу!

В этом маленьком, почти соседнем с Москвой древнем, красивом городке-открытке жила любимая тетя Надя – родная сестра мамы, которая почему-то так и не вышла замуж. Хотя сын у нее был. Женился и жил в Белоруссии. Редко приезжал. Геля лишь раз его видела, и то на московском вокзале.

Тетя Надя работала на почте. Кормила жданных гостей со своего огорода: «Посадим еще огурчики, помидорчики, перчики, картошечку, ну и клубнички – пару грядок. Все будет свое, без нитритов-нитратов. Да и в радость ведь, в удовольствие – на свежем воздухе, под солнышком, на земле…» Каждую зиму тетя Надя приезжала к ним в гости, привозила в банках эти самые огурчики-помидорчики:

– Ну, еле дотащила!

– Да зачем же себя так нагружать?

– Ну как же вы без моих баночек-то. Ведь, хочется же?

– Хочется…

В Тарусе отпускная мама, даже в теплынь не расставаясь с шалью, целыми днями перебирала с сестрой на огороде овощи, корнеплоды, слова. А Геля бежала навстречу местным подружкам – Вере и Кате, жившим рядом, на той же улице. А дальше на углу был дом Коли, который дружил с соседскими девчонками и отважно защищал их от других мальчишек. И еще этот смелый, крепкий пацан начинал так забавно заикаться, когда заговаривал с Гелей наедине.

Веселой ватагой гоняли они по всей Тарусе, вторгаясь в чужие улицы. Плескались и рыбалили в мелкой у берега Оке. Частенько на теплоходике безо всяких там билетов срывались в Поленово, в котором в первый раз побывала с мамой и тетей.

– Красота! – блуждали по усадьбе, разглядывая владения знаменитого художника и разномодных туристов.

– Красота безумная!

Геля вздыхала, услаждая взор изумительными, разноцветными пейзажами, и думала о том, что, может быть, стоит все-таки серьезнее отнестись к изобразительному искусству. Вдруг, если хорошенько поработать над собой в кружке и не только в нем, то и у нее образуется вот такая картинная усадьба, по которой гуляешь себе свободно круглый год в окружении близких, любимых людей. И не надо платить за входной билет.

Думала о рисовании, но на самом деле черчение ей всегда нравилось куда больше. То и дело на разных листочках из-под ее руки выходили линии, линии, линии, чаще всего превращающиеся в какие-то непонятные, фантастические механизмы с зубчатыми колесами, цепными передачами…

Друзья-тарусята ни разу не бывали в Москве. Расспрашивали о столичной жизни, тихо завидовали:

– Счастливая. В столице живешь, по Красной площади гуляешь, артистов не в телевизоре видишь…

– Это вы здесь такие счастливые на полной свободе. Не понимаете!

– Не понимаем!

– Эх! – срывалась с места. – На Оку?!

– На Оку!!! – бежали следом.

Брызги и капли, мокрое солнце, дурманящий запах разнотравья вдоль тропинки…

А потом приходил конец лета, и они прощались до следующего. У подружек по щекам ползли слезы. У Коли блестели глаза:

– Ну, ты же приедешь?

– Конечно! Обязательно, как же я без вас! Следующим летом! Через год!

– Следующим летом… Через год…

Обнимались, целовались на прощание с девчонками. С Колей тоже. С ним по-особенному. Сначала в щечку. А в то лето, когда они стали выше полыни и крапивы, он впервые в ее жизни поцеловал в губы. И еще прикоснулся. Не случайно…

Потом снова началась школа. В ней уже были не только уроки и кружки. Еще и танцевальные вечера, дискотеки. С них Геля возвращалась вместе с мамой. А вот днем, начиная с восьмого класса, она шла домой то с одним одноклассником – Вовой, то с другим – Витей. Первый подкарауливший ее на выходе из школы нес портфель. Это было очень приятно. Ей хотелось рассказать о «двух В» подружкам-тарусятам, но чтобы все-таки не знал Коля. Он писал хорошие, добрые, простые письма с такими милыми ошибками: «…седели на берегу… как живеш… жду тибя…»

Оба провожатых ей нравились. Вовка все время смешил какими-то нелепыми историями и анекдотами – с ним не соскучишься. Витя же не только лучше учился, но и хотел поступать в институт. Мечтал: «Стану инженером, буду зарабатывать большие деньги. И все для тебя, чтобы ты себе ни в чем отказу не знала: мороженое с миндальным вкусом захочешь – пожалуйста, пирожное – вот тебе, в ресторан пойти – так запросто!»

И Коля обещал издалека: «Поступлю после восьмого в мореходку буду много денег закалачивать чтоб ты была принцеса с ананасами и жемчугами…»

Коля был не в Москве, а его мореходка – где-то вообще на другом краю страны. И будет он уходить в свои плавания на долгие месяцы. «Принцеса» будет терпеливо ждать?

«Принцеса»… Геля подолгу рассматривала себя в зеркало, вздыхала: ничего-то особенного нет – среднего росточка, не худая и не полная, темные волосы чуть в рыжину (в маму), карие глаза (в папу), слегка курносый носик (вроде бы в бабушку), личико милое, но таких тысячи… Потом успокаивалась: при желании можно назвать себя стройной и миловидной. А еще она ведь не глупая, не дура и характером не стервозная, покладистая даже очень. Вполне может быть настоящей принцессой и даже, если постараться, стать со временем «королевишной»…

Думавший об институте Витя был намного проворнее одноклассника и поэтому чаще нес портфель Ангелины. Собиравшийся в техникум Вовка повздыхал-повздыхал и в девятом классе отстал, переключился на Гелину школьную подружку и соседку по дому – пухленькую Лену. Все вчетвером они дружили. Колины письма из Тарусы продолжали приходить, но Ангелина, хотя и читала, перечитывала их время от времени, не спешила отвечать.

Они пробовали курить: ни Геле, ни Лене не понравилось, а вот Витя с Вовкой пристрастились. Пробовали и выпивать: это оказалось приятно. Так что, если имелись деньги, то покупали и распивали во дворе за гаражами бутылку то красного, то белого сухого. Целовались, присасывались друг к другу до одури. Вовка дурачился, оторвавшись от Лены:

– Геля, и меня поцелуй!

Витя спокойно пожимал плечами, а Лена нервничала.

Когда Ангелине исполнилось шестнадцать, на ее имя пришла бандероль от отца. В ней – тоненькая золотая цепочка с золотой подковкой. «Геля, Гела, Гелина, Гелечка, Гелюша…»

В Тарусу не поехала, сказала маме:

– Надо готовиться к экзаменам.

Письма от Коли перестали приходить. Не сразу это заметила.

После школы Геля поступила на бюджетное отделение института финансов, хотя хотела в автодорожный, на конструкторско-механический факультет. Мама настояла:

– Не девичье это дело в железках копаться, да и копейки будешь получать – посмотри на современных инженеров! А так при финансах окажешься, прокормишь себя, семью, если что…

Витя между поцелуями хотя и собирался, но ни в какой вуз поступать не стал:

– Схожу сначала в армию, чтобы потом не прерываться. Да после службы и поступить в институт легче, у меня же льготы будут.

Пошел работать в автомастерскую и сразу же стал неплохо зарабатывать:

– Гуляем, ребята, пока в армию не загребли!

Покупал Геле цветы, шоколадные конфеты в красивых коробках и обязательно пломбир с миндальным вкусом. Они пили сладкое вино и продолжали целоваться до одури…

Этот год за учебой в институте и ежевечерними объятиями-поцелуями пролетел быстро. На проводах в армию Витя был очень настойчив:

– Мы же два года теперь можем не увидеться. А приду – все равно поженимся!

Она верила ему: отдалась, проводила, ждала. Читала письма от армейского шофера и слала обратно аккуратно прорисованные между строчек сердечки. В нескольких плоскостях. Вид слева, вид справа, вид сверху, в разрезе…

Новым летом съездила с мамой в Тарусу. Лицо и руки тети Нади стали совсем морщинистыми. Она вздыхала, глядя на фотографию сына, стоящую на комоде. Подружка Вера училась в техникуме в Серпухове и вроде была беременна, собиралась замуж. Коли в Тарусе не оказалось – поступил-таки в мореходку на Сахалине. Катя никуда не уехала, работала продавщицей здесь же. У нее дома и посидели. Ангелина принесла бутылку сухого.

– А покрепче ничего нет?

Геля пожала плечами:

– Да я как-то крепче ничего и не пью.

Катя кивнула и залпом осушила стакан. Рассказывая подруге о тарусских делах, взялась за второй. Потом пришел какой-то пьяный парень. Полез обниматься сразу с обеими. Геля ушла. Больше ей в Тарусу возвращаться не хотелось…

Второй курс института, третий:

– Мама, осточертели мне эти дебеты-кредиты!

– Ты все-таки доучись, доча! Получишь высшее образование, а там уже – как знаешь, как захочешь, по обстоятельствам…

А обстоятельства указывали на одно и то же: жизнь почему-то все время дорожала. Ангелина стала совершеннолетней, и отец перестал присылать деньги. Маминых финансов не хватало, так что Ангелина в свободное от учебы время чертила для студентов технических вузов. Это приносило и деньги, и радость. С высунутым изо рта языком она могла часами зависать над чертежной доской: прямые линии, углы, радиусы, резьба…

В отпуск Витю по какой-то причине не пустили. Так что ждать пришлось все два года. А в институте ей то и дело предлагали «донести портфель». Иннокентий – высокий серьезный парень – каждый день ждал ее у выхода из учебного корпуса. Вздыхал, завидев Ангелину, набирал в грудь воздуха, решаясь сказать. Но она опережала его:

– Провожать меня не надо!

– У меня вот случайно два билета в театр…

– Я подумаю…

Потом нагонял Василий – энергичный крепыш. Пытался выхватить из ее рук тубус, но в конце концов удовлетворялся тем, что просто плелся за ней по пятам и то читал стихи неизвестного сочинителя:

 
«Я вас любил,
Конечно, очень страстно.
Вы скажете – дебил!
Но скажете напрасно…»,
 

то прорисовывал перспективу их отношений:

– Окончим институт. Я стану большим начальником. Стану зарабатывать кучу денег. Будем с тобой и детьми ездить по заграничным курортам. Да-да, я серьезно. И крутую тачку обязательно купим… Хочешь, завтра на концерт пойдем? У меня билеты есть на отличные места…

Ангелина задумчиво рисовала сердечки между строчек письма, адресованного солдату. Раз – сердечко, два – сердечко: и Василий ей нравился, и Иннокентий, похоже, далеко пойдет…

Витя вернулся из армии и при первой же встрече, обняв, целуя, шепнул в ухо:

– На неделе пойдем в ЗАГС, распишемся, как и хотели.

Когда же она ничего не ответила, то, переполненный страстью, вожделением, глянул на нее изумленно:

– Ты что? Ты, ты… не хочешь?

Тряхнул ее. Геля, как очнулась, улыбнулась, кивнула:

– Конечно-конечно, я согласна…

Сыграли две свадьбы в один день: Лена также дождалась Вову. Пришла новая бандероль. С золотыми сережками. «Лина, Линочка, Ела, Еля…»

Ангелина переехала с безликой улицы Шверника на другой конец Москвы – на такую же безликую Парковую. От мамы к свекрови. Витя, подгоняемый молодой супругой – «ты же хотел, обещал!», стал готовиться к экзаменам. Благодаря армейским льготам поступил в автодорожный институт, в котором так хотела учиться сама Геля. Но учился не очень, снова, как и до армии, устроился в автомастерскую:

– Надо и деньги зарабатывать, жить на что-то!

Ангелина, когда могла, бегала за него в институт на лекции, заслушивалась вещаемым с трибун, влегкую делала чертежи за мужа, писала курсовую. Напрасно. Не доучившись до конца первого курса, Витя решил бросить институт:

– Надоело! Да и что это дает? Я сейчас зарабатываю больше, чем если стану инженером и буду работать на производстве!

– Но это сейчас. Может, все изменится. Спрос на инженеров растет!

– Вот когда вырастет, когда все изменится, то тогда, может быть, и восстановлюсь.

– Не бросай! Я уже свой институт заканчиваю, пойду работать, с моей зарплатой проживем, пока не закончишь!

– С твоей зарплатой! Я не мужик, что ли?

– Мужик, мужик, – гладила его по голове Мария Николаевна, бесшумно возникающая из-за спин супругов.

Ангелина, хотя и не очень-то была увлечена финансами, училась въедливо и настойчиво. Окончила институт с красным дипломом, и ее, уже знакомую работодателю по учебной практике, взяли младшим помощником аудитора в известную компанию. Деньги пока платили небольшие, но перспектива была весьма многообещающая: только работай, не ленись и учись постоянно, набирайся новых знаний.

– Мы прорвемся! – подбадривала ее и себя Маргарита.

Эта также вчерашняя студентка – блондинка с пышными формами – в один день вместе с Ангелиной была принята в штат компании. Они нередко уходили из офиса вместе, болтали по дороге, обсуждали свои рабочие дела:

– У нас все получится!

– Обязательно!

Маргарита рассуждала:

– Начнем с малого. Разберемся сначала, от кого здесь что зависит, наведем мосты с начальством, подружимся с кем надо…

Ангелина думала по-другому:

– Надо очень хорошо работать, тогда нас заметят: повысят и в зарплате, и в должности.

Маргарита на это смеялась:

– Ага, до пенсии будешь ждать, пока заметят. Надо самим пробиваться, как в институте.

Ангелина пожала плечами:

– Ну да, именно, как в институте: я хорошо училась, потому и оценки отличные, и сюда взяли.

Маргарита снова смеялась:

– У меня тоже все оценки отличные. Но я не очень-то напрягалась в учебе, надо же было время и на личную жизнь оставлять. Просто дружила кое с кем в деканате, и вот результат – работаю в этой компании. Так что не все в жизни зависит от хороших оценок и выдающихся рабочих достижений…

По примеру Вити всю зарплату Геля отдавала Марии Николаевне. Та распоряжалась семейным бюджетом. Решала, когда Ангелине покупать новые зимние сапоги или колготки взамен порванных. Утром выдавала рублик в рублик:

– Это тебе на обед.

– Спасибо, Мария Николаевна!

– Карта на транспорт у тебя есть… Да, вот еще купишь по новому списку…

«Как же у нас все замечательно! Вы любите друг друга, меня, я – вас. Такой покой в доме. Такой покой! Не всем так везет, не всем… Что делается-то?.. Когда ж это кончится?.. Но у нас, слава Богу, все хорошо: крыша над головой есть, машина есть, работа есть… Вот еще родите наконец ребеночка. Ангелиночка, ты же родишь все-таки?..»

«Все-таки… все-таки…» Еще один день. Еще один вечер. Снова одеяло и мысли стянули. В кровать забрался муж. Пошарил руками, пощупал, замер, как будто раздумывая, навалился, быстро удовлетворился и, не принеся никакой радости жене, отвернулся к стене, заснул.

Может быть, сейчас получится? Когда он овладел ею в первый раз, перед армией, неразумная еще была. Потом только порадовалась, что не забеременела, не осталась незамужней студенткой с ребенком на руках. Хотя, конечно, как-нибудь бы пережила с помощью мамы, а Витя бы вернулся через два года и обязательно женился. Но женился ли бы теперь, когда уже столько времени ждут, а ничего не случается. Лена уже второго вынашивает, а у Ангелины и на первого намека нет. Вовка шутит:

– Может, подсобить? У меня, как видишь, хорошо получается! Да, Лен?

Витька хмыкает:

– Сами справимся! Я в Ангелину верю!

Вовка продолжает шутить:

– А че? Я серьезно!

А может, и к лучшему? Кто его знает, что появится на свет в такие времена? В новостях передают: в Египте родился двухголовый и шестиногий теленок, в России увеличилось количество новорожденных-аутистов. По всей необъятной стране деньги собирают на больных детей. Будет ли здоров ее? Да будет ли он вообще? Врачи, которых она обошла немерено, говорят, что все у нее в порядке, надо верить, надеяться, пытаться и еще обследовать Витю. Но тот только морщится. Мама Ангелины подозревает «биологическую несовместимость» («биологичка» же). Свекровь четыре года каждый вечер твердит, как заведенная:

– Вот еще родите наконец ребеночка. Ты же родишь все-таки?.. Ты уж постарайся, постарайся. Я с ребеночком помогу, воспитаю, а потом уйду в мир иной и освобожу жилплощадь. Будете жить – меня добром вспоминать…

Попробовать ЭКО? Но страшно: в Англии, опять же в новостях было, по вине врачей у белой пары в клинике искусственного оплодотворения родилась темнокожая двойня. Сотрудники лаборатории просто перепутали пробирки. В России, конечно, негритенок вряд ли получится. Но еще страшней, если и не поймешь, что чужого ребенка вынашиваешь, воспитываешь. Про такие случаи тоже по телевидению было. А еще при слове «ЭКО» Витя морщится сильнее, и говорит:

– Да и денег на это кучу надо!

И все разговоры о детях как-то на нет сходят. Как будто ему не очень-то и нужен ребенок. А Мария Николаевна только говорит о детях, но сама Витю на анализы не гонит. Посмотришь: ей, кроме сына, больше никто и не нужен, а ему – никто, кроме мамочки.

А вот если все-таки родится? Удастся ли нормально воспитать? Так, как ее воспитала мама? В стране вводят ЕГЭ, против которого выступают учителя, преподаватели вузов, директора школ, академики. Каждый день теракты по всей России, на железной дороге, в аэропортах, в самой Москве – в театре, в метро. Может, лучше вообще не рожать, чем выскребать потом останки своего ребенка из взорванного салона троллейбуса или вагона метро?

Муж поможет воспитать? Но Вите это интересно? А что ему вообще интересно? Говорить про ребенка не интересно, про спектакли и картины – на выставку или в театр не вытянешь – не интересно. Ангелина нет-нет да и вспоминает восторгавшихся столицей друзей-тарусят – Колю, Веру, Катю, приглашавших в студенческие годы на концерты и на спектакли Иннокентия и Василия, говорит Вите:

– В Москве живем, а никуда не ходим!

Он только плечами пожимает:

– Чего куда-то ходить, все и так по телеку показывают.

А ведь до армии, кажется, совсем другим человеком был. Планы строили: хотели весь мир облететь, объехать, обойти.

– Ну, давай съездим куда-нибудь! Или хоть в парк пойдем погуляем – в двух шагах ведь.

– Садись рядом, как раз «Путевые заметки» по первому каналу идут – смотри, и денег тратить не надо. Или в интернет загляни на какой-нибудь сайт путешествий!

– Давай тогда вместе по сайтам полазим, хоть так на мир посмотрим!

– Да мне и телека хватает!

Вот и весь разговор. Каждый вечер Мария Николаевна гладит сына по голове и умиляется:

– Как же у нас все замечательно!

Витя перевернулся на спину, захрапел. Ангелина вздохнула и погладила его по голове:

– Как же у нас все замечательно…