Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь

© Елисеев М.Б., 2017

© ООО «Издательство «Вече», 2017

* * *

Посвящается памяти Елисеева Николая Акимовича, сержанта, командира отделения 51-го особого разведывательного батальона 20-й армии, Елисеева Валентина Акимовича, курсанта Псковской артиллерийской школы, Нархуноса Бронислава Антоновича, лейтенанта, командира роты 666-го стрелкового полка – моих родственников, павших на фронтах Великой Отечественной в 1941 году

Предисловие

Монгольское нашествие – это, пожалуй, самая страшная и кровавая страница в нашей истории, за исключением Великой Отечественной войны. И если в Смутное время народ нашёл в себе силы собраться и справиться с иноземной угрозой, то в XIII веке этого не произошло. Именно тогда случилась катастрофа, последствия которой сказываются до наших дней. Мощнейшая держава, которой в то время являлась Владимиро-Суздальская Русь, чья культура вознеслась на невиданную высоту, а дружины могли «Волгу вёслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать», рухнула в течение трёх месяцев под копыта диких монгольских орд. Не только для простых людей того времени, но и для элиты, как духовной, так и светской, подобное крушение основ, казавшихся незыблемыми, требовало переосмысления и понимания. Привычный мир рухнул, и рухнул навсегда. Это воспринималось как конец света, как гнев Божий на Русскую землю, посланный свыше за многочисленные грехи не только князей, но и всего народа. Жизнь русских людей чётко разделилась на ДО и ПОСЛЕ нашествия.

О причинах такой невиданной катастрофы историки спорят до сих пор. Версии выдвигаются самые разные, но не все они верно отражают положение дел. Например, прочно въевшийся в сознание миф о княжеских междоусобицах, как о причинах поражения русских войск, явно не состоятелен. Это особенно заметно при внимательном изучении материала. После битвы на Липице в 1216 году до нашествия Батыя прошло 20 лет, и за это время на территории Владимиро-Суздальской земли не было ни одной усобицы. Там вообще выросло поколение, которое не знало, что это такое.

С другой стороны, объяснять всё численным преимуществом орды тоже не корректно. Просто Батый и его полководцы очень грамотно спланировали вторжение и всегда могли в нужное время и в нужном месте обеспечить превосходство в живой силе. И бить русские войска по частям.

Нельзя сбрасывать со счета и техническое превосходство монголов. Их осадной технике русские ничего не могли противопоставить. Поэтому бревенчатые укрепления городов были не в состоянии выдержать массированных атак кочевников. Военные инженеры, сокрушившие каменные цитадели Хорезма, не испытывали проблем при штурме деревянных городов Северо-Восточной Руси.

Немалое значение имели тактические и стратегические ошибки, которые были допущены русским командованием. Непродуманное и эмоциональное решение рязанского князя атаковать орду Батыя не дождавшись суздальских полков, имело катастрофические последствия для всей Северо-Восточной Руси. Остальное было только следствием этой роковой ошибки.

В данной работе я постарался как можно подробнее осветить картину похода Батыя на Северо-Восточную Русь, опираясь на свидетельства как отечественных, так и зарубежных письменных источников. Привлекая при этом археологические данные и где возможно те сведения, которые сообщают местные краеведы. Ведь и в народных преданьях сохранилась масса интереснейшей информации по данной теме.

I. «Пришел безбожный царь Батый на Русскую землю…»

1. «Князья грозные»

О, светло светлая

и прекрасно украшенная,

земля Русская!

Многими красотами прославлена ты:

озерами многими славишься, реками

и источниками местночтимыми, горами,

крутыми холмами, высокими дубравами,

чистыми полями, дивными зверями,

разнообразными птицами,

бесчисленными городами великими,

селениями славными, садами монастырскими,

храмами Божьими и князьями грозными,

боярами честными, вельможами многими.

Всем ты преисполнена, земля Русская,

о правоверная вера христианская!

Повесть о погибели Русской земли

На северо-востоке Русской земли, «за лесами на полночь» раскинулись обширные земли Рязанского княжества. Граничила на западе Рязань с Черниговом, на севере с владениями суздальских князей, на востоке с мордовскими племенами, а на юге со степью. Именно это соседство и сказалось на характере жителей Рязанской земли, поскольку были они воинственные и бесстрашные, опытные в ратном деле, «удальцы, и резвецы, узорочье рязанское». Именно так именует их «Повесть о разорении Рязани Батыем». Дружины у местных князей были в битвах и сечах испытанные, к бою всегда готовые, поскольку именно на них лежала охрана рязанских рубежей от набегов из степи. Жители княжества знали, как бороться против этой угрозы, знали, что и как надо делать во время половецких набегов. Поэтому постоянное напряжение, в котором по идее они должны были бы пребывать, практически не сказывалось на их жизни, ибо были эти люди ко всему привычные.

Некогда Рязанская земля входила в состав Черниговского княжества, но в XII веке начала постепенно освобождаться от этой зависимости. У сына Ярослава Мудрого, черниговского князя Святослава было пять сыновей – Глеб, Роман, Давыд, Олег и Ярослав, названный так в честь деда. Глеб, будучи новгородским князем, погиб во время похода на чудь, Роман был убит половцами, а оставшиеся три брата разделили между собой земли отца. Давыд как старший получил Чернигов, Олег, прозванный Гориславичем, Новгород-Северский, а самый младший, Ярослав, Муромское княжество, находившееся в Богом забытых местах. Рязань тогда была небольшим городком, а столицей земли считался древний Муром.

Со временем именно Рязань вышла на первые роли, а Муром ушел в тень. В Муроме и в Рязани княжили потомки Ярослава Святославича, в каждом городе утвердилась своя династия – в Рязани стали править потомки Ростислава Ярославича, а в Муроме Святослава Ярославича. Несмотря на то что это были два разных княжества, в исторической науке за ним утвердилось название Муромо-Рязанского. Но Муромское княжество было зависимым от Рязанского только номинально, и очень часто муромские князья конфликтовали со своими рязанскими родичами и в пику им поддерживали суздальцев. Но постепенно и эти два княжества стали дробиться на более мелкие уделы, особенно этот процесс усилился в последней четверти XII века. Первым уделом, который выделился из Рязанского княжества, был Пронский, поскольку о его князьях Никоновская летопись упоминает под 1131 годом: «Того же лета князи Рязанстии, и Пронстии и Муромстии много Половець побиша»^[1] (т. 9, с. 157).

Около 1180 г. появляется свой князь в Коломне. На рубеже XII–XIII вв. возникает ещё один удел со столицей в Переяславле-Рязанском (современная Рязань). Таким образом, наиболее крупными городами княжества являлись Рязань, Переяславль-Рязанский, Пронск, Коломна. Помимо них были городки и крепости гораздо меньшие по размерам – Белгород, Ростиславль, Ижеславец, Дубок, Перевитск, Зарайск (Красное), Ожск, Ольгов, Борисов-Глебов. Несмотря на внешнеполитические сложности, на рубеже XII–XIII вв., население Рязанского княжества начинает осваивать незаселенные пограничные пространства бассейна верхнего Дона. Те самые места, в которые зимой 1237 года придет монгольская орда.

Современная Рязань, бывший Переяславль-Рязанский.

На переднем плане земляные валы Кремля

Фото автора

В начале XIII века рязанские властители окончательно обособились от Чернигова. Однако теперь они находились практически в вассальной зависимости от владимиро-суздальских князей. Этому предшествовала серия кровопролитных войн, завершившаяся грандиозной битвой на реке Колокше зимой 1177 года. В плен тогда попал рязанский князь Глеб Ростиславич и его сын Роман, многие бояре и воеводы. Глеб так и сгинул во владимирском порубе, а Романа со временем выпустил из заключения Всеволод Большое Гнездо. Впрочем, участь отца ничему Романа не научила, и он продолжал интриговать против суздальцев. Всеволод ему этого не простил, и Роман Глебович в компании пятерых родственников снова оказался в темнице, где и умер в 1212 году. Что же касается Рязанской земли, то она подверглась тотальному разгрому, а её столица была сожжена дотла. Со временем город возродился и отстроился, но Роман этого так и не увидел.

Вскоре число претендентов на волости и уделы в Рязанской земле резко сократилось. 20 июля 1217 года князь Глеб Владимирович и его брат Константин пригласили своего брата Изяслава и пятерых двоюродных братьев на совет в село Исады, которое находилось недалеко от Рязани. Как повествует «Рассказ о преступлении Рязанских князей»^[2], когда гости вошли в приготовленные шатры и там начался пир, Глеб и Константин Владимировичи рванули из ножен мечи и бросились на родичей. С помощью наёмных половцев они перебили всех присутствующих. Были изрублены не только родственники убийц, но и множество бояр, слуг и дружинников.

Это убийство лиходеям впрок не пошло. Родственники убитых жаждали мести, собрали войска и нанесли Глебу с Константином ряд поражений. В итоге князь Глеб всё потерял и бежал к половцам, а затем сошёл с ума. Достойная кара за совершенное злодеяние. Между тем «Рассказ о преступлении Рязанских князей» конкретно называет имена погибших на том злополучном пиру. А заодно и тех, кого тоже хотели убить, но не сумели. Это «Изяслав, Кир Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман; Ингварь же не смог приехать к ним: не пришел еще час его». И здесь присутствует один очень любопытный момент.

В Галицко-Волынской летописи, которая входит в Ипатьевский летописный свод, один из убитых князей вдруг воскресает самым чудесным образом. И не просто воскресает, а принимает самое активное участие в событиях Батыева нашествия. Этот кто-то – Кир Михаил, которого галицкий летописец называет Кир Михайлович, путая тем самым крестильное имя с отчеством. Беда Галицко-Волынской летописи в том, что о событиях монгольского вторжения на Северо-Восточную Русь она, мягко говоря, сообщает не совсем точно. К тому же южнорусские летописцы были настроены явно негативно по отношению к князьям Северо-Восточной Руси. По этому поводу высказался английский историк Джон Феннел: «С идеологической точки зрения эта летопись представляет интерес лишь постольку, поскольку явно пытается очернить князей Суздальской земли, по отношению к которым летописец-южанин вряд ли мог питать какие-либо добрые чувства»^[3].

Поэтому к тем сведениям, которые сообщает Ипатьевский летописный свод, надо относиться очень осторожно. Очень часто они путаны, противоречивы и идут вразрез с общеизвестными фактами, которые подтверждаются другими летописями. И история с «Киром Михайловичем» тому наглядный пример.

Имя Кир на Руси очень редкое, экзотическое и практически эксклюзивное. Если бы с таким чудным именем в Рязани появился ещё какой-либо князь, то это явление обязательно было бы отмечено летописцами, поскольку Рязанская земля это не держава Ахеменидов, где подобное имя не редкость. Но Кир II в Рязани так и не объявился. Поэтому сообщение Галицко-Волынской летописи о том, что «Кир Михайлович убежал со своими людьми в Суздаль и рассказал великому князю Юрию о приходе и нашествии безбожных агарян»^[4], явно не соответствует действительности. Кто поведал князю Георгию о появлении монголов, мы узнаем в дальнейшем, а пока отметим лишь тот факт, что человек, которого убили в Исадах в 1217 году, этого сделать не мог. С нелепостями, которые сообщает Галицко-Волынская летопись, мы ещё не раз столкнёмся, а пока продолжим рассказ о Рязанском княжестве и его отношениях с северным соседом.

Как уже отмечалось, после резни в Исадах случайно уцелевший Ингварь Игоревич становится рязанским князем. Впрочем, столь массовое убийство родственников пошло ему на пользу, потому что власть у нового князя теперь никто не оспаривал. Сократилось количество мелких уделов, ибо многие его родичи были либо убиты, либо бежали и умерли в изгнанье. Воистину не было бы счастья, да несчастье помогло, поскольку в Рязанской земле, наконец, наступила тишина. Поэтому после смерти князя Ингваря в 1235 году власть без всяких усобиц перешла к его сыну Юрию: «а по Ингваре княжиста дети его Роман, Юрьи, Олег» (Воскресенская летопись, т. 7, с. 243). При нем ситуация в княжестве тоже оставалась достаточно стабильной. То, что мы знаем о Юрии Ингваревиче, позволят характеризовать его с самой положительной стороны. Это был человек умный, пользовавшийся большим влиянием и уважением среди родственников, обладающий талантом военачальника и огромным личным мужеством. Юрий очень любил свою семью, был глубоко верующим человеком и уделял много внимания религии – строил храмы, привлекал в свои земли святые реликвии и т. д.

Жизнь Юрия Ингваревича до того времени, как он стал рязанским князем, нельзя было назвать лёгкой. По воле Всеволода Большое Гнездо с 1207 по 1213 год он сидел в заключении вместе с Романом Глебовичем и другими родичами. И только после смерти Всеволода Юрий оказался на свободе. Новый великий князь Георгий Всеволодович отпустил на волю всех рязанских князей, которые томились в суздальских темницах. Поэтому вряд ли Юрий мог испытывать к князю Георгию какое-либо другое чувство, кроме благодарности, поскольку не сын Всеволода его в тюрьму сажал и не он его там морил. И как это ни парадоксально прозвучит, учитывая тюремное заключение в Суздальской земле, у Юрия Ингваревича были хорошие отношения с великим князем владимирским, который его из этого самого заключения и выпустил. Князь Юрий был признателен Георгию Всеволодовичу и никаких интриг против своего соседа плести не собирался. Молчаливо признавая его главенство, рязанский князь предпочитал опираться на военную мощь Владимира – Суздальского.

К тому времени, когда у рязанских границ появились первые монгольские разъезды, ситуация в княжестве была следующей: в Рязани правил Юрий Ингваревич, а в Коломне сидел на княжении его брат Роман. Это был человек редкой храбрости, хорошо знающий ратное дело. Коломна находилась на самой границе с Суздальской землей, и в силу этого Роман чаще остальных своих родственников общался с могущественными соседями. Князя хорошо знали в стольном Владимире. Кто княжил в Пронске и Переяславле-Рязанском, неизвестно. Возможно, что Переяславль был уделом Олега Красного.

Была среди рязанских князей ещё одна загадочная личность, как будто одного Кира было мало. Речь идет об Ингваре Ингваревиче, который является одним из главных действующих лиц в «Повести о разорении Рязани Батыем». Дело в том, что в летописях упоминания об этом персонаже отсутствуют. Мы помним, что в Воскресенской летописи конкретно прописано, что у Ингваря Игоревича было трое сыновей: Юрий, Роман и Олег. Никакой Ингварь Ингваревич не присутствует. В.Н. Татищев при описании нашествия Батыя упоминает некоего князя Игоря Ингваревича, однако этим дело и заканчивается. Некоторая информация о нём есть у Н.М. Карамзина, историк, ссылаясь на «Русский временник», говорит о том, что это был «Ингорь (сын Ингварев)»^[5] (с. 638).

Проблема заключается в том, что до наших дней не дошли рязанские летописи. Частично они представлены в некоторых других летописных сводах, например новгородских, но не более того. Между тем в «Повести о разорении Рязани Батыем» помимо народных преданий могли сохраниться и некоторые свидетельства местных летописей. Ещё один момент. Дело в том, что у нас совершенно нет информации о том, кто же княжил в Рязани после взятия города ордой в декабре 1237 года. Юрий будет убит в битве с монголами на подступах к Рязани, Олега захватят в плен, а Роман погибнет во время Коломенского сражения в начале января 1238 года. Причем Олега Батый отпустит на Русь только в 1252 году: «пустиша Татарове изо Орды князя Олга Рязанскаго Ингваровичя, внука Игорева, правнука Глебова, на его отчину» (Никоновская летопись, т. 10, с. 139). Но ведь кто-то же в Рязани должен был всё это время править! Поэтому не исключено, что это и мог быть князь Ингвар. Другое дело, что он мог быть представителем боковой ветви княжеского дома, а не обязательно приходиться родным братом Юрию, Роману и Олегу. Ведь автор «Повести о разорении Рязани Батыем» мог и напутать с отчеством князя, благо, что в его произведении давно умершие князья принимают активное участие в отражении монгольского нашествия на Рязань. С уверенностью можно утверждать одно – не все рязанские князья пали на поле боя или попали в плен, кто-то из них уцелел и восстанавливал княжество из руин.

Муромский князь Юрий Давыдович был давним союзником Георгия Всеволодовича. Он продолжал политику своего отца, Давыда Юрьевича, не раз воевавшего под стягом великого князя. В знаменитой битве на Липице муромская дружина рубилась плечом к плечу с гриднями князя Георгия. В 1228 и 1232 гг. Юрий Давыдович ходил с владимирскими полками на мордву, и вряд ли у него могли быть какие-либо разногласия с властелином Суздальской земли. Поэтому, в свете изложенного, можно говорить о том, что накануне монгольского вторжения у рязанских и муромских князей никаких оснований для конфликта с Георгием Всеволодовичем не было. Так же как и у великого князя не было причин для недовольства соседями. Наоборот, несмотря на прошлые обиды и то, что Рязань находилась в некоторой зависимости от стольного Владимира, на данном этапе взаимоотношения между двумя княжествами были неплохие. Мало того, рязанцы имели все основания рассчитывать на поддержку со стороны князей Суздальской земли. Ведь в 1219 году, когда убийца братьев Глеб Владимирович повел на Рязань половецкую орду, Георгий Всеволодович отправил на помощь Ингварю Игоревичу и его сыновьям великокняжеские полки (Воскресенская летопись, с. 126). Рязанские князья попросили о военной поддержке и получили её. Данный факт очень часто обходят вниманием, а между тем он имеет принципиальное значение для понимания дальнейших событий.

* * *

Русь Залесская – так называли жители Южной и Юго-Западной Руси земли Руси Северо-Восточной. Начиная с Юрия Долгорукого местные князья играют всё большую роль в политической жизни страны и наконец становятся самыми могущественными правителями в Русской земле. Походы на Киев, Новгород и Рязань привели к тому, что теперь судьба Руси решалась не на берегах Днепра, а на берегах Клязьмы. Пользуясь тем, что от набегов степняков их земли были защищены Рязанским княжеством, владимиро-суздальские князья вели активную внешнюю политику на востоке. Ряд успешных войн против Волжской Болгарии и походы против мордвы привели к стабилизации ситуации на восточных рубежах. Это в свою очередь позволило великим князьям вмешаться на стороне новгородцев в прибалтийские дела. Начиная с Юрия Долгорукого они обладали огромными ресурсами и мощнейшим военным потенциалом, недаром, по словам автора «Слова о полку Игореве», полки и дружины Всеволода Большое Гнездо могли «Волгу веслами расплескать, а Дон вычерпать шеломами».

После смерти Всеволода Юрьевича положение Суздальской земли пошатнулась, поскольку в ней началась ожесточенная борьба за власть между братьями Константином и Георгием Всеволодовичами. Это противостояние закончилось 21 апреля 1216 года грандиозным побоищем на Липице, где Константин победил, а Георгий потерпел поражение. Но хотелось бы обратить внимание вот на какой момент. Дело в том, что в усобице, которая началась в суздальской земле после смерти Всеволода Большое Гнездо, были виноваты совершенно другие люди, а не князь Георгий. Виновны были три человека – великий князь владимирский Всеволод III, его старший сын ростовский князь Константин и Мстислав Удатный, возмутитель спокойствия и поджигатель княжеских усобиц на Руси.

Перед смертью Всеволод разделил княжество между сыновьями, дав Константину как старшему стольный Владимир, а Георгию Ростов. Однако Константин этому решению воспротивился и заявил, что ему нужны оба города. А Георгий пусть идет в Суздаль. По большому счету, в данной ситуации прав был именно Константин, поскольку мыслил как государственный муж. Он резонно полагал, что сохранив в одних руках два крупнейших города княжества, тем самым сумеет избежать дробления Владимиро-Суздальской земли на более мелкие уделы. Сохранив свою власть в Ростове и Владимире, Константин изначально становился сильнее всех своих остальных братьев, вместе взятых, и при любом конфликте мог легко подавить их выступления.

Всеволод с сыном не согласился. Судя по всему, князь на старости лет свято уверовал в собственную непогрешимость, но с другой стороны, считал, что только он имеет право распоряжаться судьбой великого княжения. Всё, чего Всеволод достиг в жизни, он достиг сам, потом и кровью добиваясь поставленных целей. В юности будущий властелин Северо-Восточной Руси даже побывал в роли изгоя, поскольку на Руси ему места не нашлось. Изгнанный своим братом Андреем Боголюбским, он некоторое время был вынужден вместе с матерью жить в Византии. Поэтому Всеволод на Суздальскую землю смотрел как на личную вотчину, которой только он может распоряжаться по своему усмотрению. Константин этого не понял и пошел на обострение конфликта. За что и поплатился.

Всеволод был очень жестоким человеком и никогда не гнушался пролить кровь близких родственников. В свое время он велел ослепить племянников Мстислава и Ярополка. Но Константин был ему сыном, и поэтому старый князь поступил по-другому – он объявил своим наследником второго сына, Георгия. Чем и спровоцировал грядущую междоусобицу. Хотя Константин знал, на что шёл, когда противился воле Всеволода и раздувал с ним конфликт.

Георгий Всеволодович стал великим князем в обход старшего брата по воле отца своего, а не по старшинству. Поэтому, вполне естественно, что после смерти Всеволода Константин решил стать великим князем. Но и Георгий, который получил власть абсолютно законным путём, не видел теперь оснований с ней расставаться. Вялотекущая борьба шла с переменным успехом, и казалось, что ей не будет конца, но внезапно всё изменилось. Конфликт вспыхнул с новой силой, когда в него вмешался Мстислав Удатный, знаменитый воин и смутьян, большой любитель поправить свои дела за чужой счет. Затем грянула битва на Липице. Именно Мстислав и Константин несут персональную ответственность за 10 000 суздальских ратников, убитых в этой битве. Князья могли остановить бойню и отозвать своих озверевших дружинников, которые рубили беглецов и резали пленных. Но Константин с Мстиславом этого не сделали.

В результате столь сокрушительного поражения Георгий Всеволодович оказался на княжении в Городце, что подразумевало ссылку. Однако Константин, чувствуя, что его земной путь подходит к концу, вскоре вызвал брата, дал ему Суздаль и назначил своим наследником. Константин Всеволодович прекрасно понимал, что как только он отойдёт в мир иной, то его малолетние сыновья Василько, Всеволод и Владимир верховной власти не удержат. Поэтому поступил очень мудро, назначив своим преемником Георгия и отказавшись навсегда за своих детей от великого княжения. Этим он сумел сохранить за потомками Ростовский удел. Правда, с мечтой о едином и неделимом княжестве пришлось расстаться, но иного выхода у Константина уже не было.

После смерти старшего брата Георгий Всеволодович снова стал великим князем. Судя по всему, он заботился о племянниках, и они в свою очередь относились к дяде с уважением. Недаром в страшную годину нашествия Батыя князья Константиновичи как один встали под его стяги. Единственный конфликт между великим князем и племянниками произошёл в 1229 году, причем главным провокатором здесь оказался младший брат Георгия, Ярослав, известный на всю Русь своим неуживчивым и склочным характером. Но Георгию Всеволодовичу удалось задушить смуту в самом зародыше и, не прибегая к силе, убедить родственников в их неправоте. Константиновичи покаялись, а Ярослав притих, опасаясь открытого вооруженного противостояния.

Во время своего правления князь Георгий держал родню крепко, и даже его поднаторевший в интригах брат Ярослав предпочитал давать выход своей неуёмной энергии в других землях и княжествах. В отношениях с соседями Георгий Всеволодович с одинаковым успехом использовал как мирные средства, так и грубую силу, и при нём Владимиро-Суздальское княжество достигло наивысшего расцвета. После страшной битвы на Липице в апреле 1216 года и до самого монгольского нашествия Суздальская земля оставалась самым спокойным регионом Руси. Именно там выросло целое поколение, которое понятия не имело о том, что такое княжеские усобицы. В то время, когда в Южной и Юго-Западной Руси князья сражались друг с другом за волости и уделы, гибли люди, горели города и сёла, на Руси Северо-Восточной стояла тишина. Крестьяне пахали землю, торговля процветала, строились новые города, возводились белокаменные соборы. По воле Георгия Всеволодовича на Волге были основаны города Юрьевец и Нижний Новгород, причём основание последнего явилось воистину судьбоносным событием. Уже за одно это деяние потомки должны быть благодарны князю Георгию. За годы его правления люди забыли о войнах, и лишь иногда княжеские дружины ходили войной на Волжскую Болгарию, мордву и в Прибалтику. И всегда возвращались с победой.

В походы владимиро-суздальские дружины водили два человека, которые пользовались исключительным доверием великого князя – его младший брат Святослав и племянник Василько Константинович. Помимо того, что были они хорошими воинами, их объединяло ещё кое-что общее. Дело в том, что тот и другой, в меру возможностей, украшали главные города своих уделов: Святослав – Юрьев-Польской, а Василько – Ростов. В 1230–1234 годах князь Святослав Всеволодович построил в столице своего княжества Георгиевский собор, ставший последним белокаменным строением на Руси перед монгольским нашествием. Что же касается Василька Константиновича, то при нем в Ростове было закончено строительство белокаменного Успенского собора, которое продолжалось целых 17 лет.

Василько удостоился от летописцев самых восторженных отзывов: «Был же Василек лицом красив, очами светел и грозен, храбр безмерно на охоте, сердцем легок, с боярами ласков. Кто из бояр ему служил, и хлеб его ел, и пил из его чаши, и дары получал, тот из-за преданности Васильку никакому другому князю уже не мог служить. Крепко любил Василек слуг своих, мужество и ум в нем жили, правда и истина с ним ходили. Был он сведущ во всем и искусен, и княжил он мудро на отцовском и дедовском столе» (Из Лаврентьевской летописи^[6]).

Не менее ярко нарисовал образ этого легендарного князя и другой ученый книжник: «Был же Василек лицом красив, очами светел, грозен взглядом, необыкновенно храбр, а сердцем легок» (Из Тверской летописи). Ещё более восторженным панегириком разражаются составители Никоновского летописного свода: «Василко Констянтиновичь Ростовский храбр зело, и лицем красен, и очима светел, и телом велик, и мужествен и крепок зело, и к священником много почитателен, и иноком любезен и советен, и к всем милостив, и щедр и даровит, и к боаром и слугам ласков, и бе всякому рукоделию изучен и хитр зело, и бе отнуд памятозлобен, и к согрешающим прощателен, и никто же по животе его можаше служити иному князю, не могуще забыти любви и ласки его» (т. 10, с. 112).

Недалеко ушел от летописцев и В.Н. Татищев: «Сей князь Василько был телом велик, лицом красив, очи светлые, храбр в воинстве и силен, весьма знающим был многие писания, рукоделия и хитрости, милостив ко всем и незлопамятен, виновных, наказуя словами, прощал»^[7] (с. 730). Что и говорить, все характеристики сугубо положительные, и далеко не каждый князь на Руси столь лестных слов удостоился. В Ростове Василька действительно очень любили, и это особенно проявилось после его трагической гибели, когда скорбел весь город. Перед нами образ рыцаря без страха и упрека, щедрого князя и храброго воина. А ростовская дружина всегда была одной из лучших в Северо-Восточной Руси, недаром в ней служили такие прославленные воины, как Александр Попович.

К началу 1237 года Владимиро-Суздальское княжество находилось на вершине могущества как в военно-политическом, так и экономическом плане. Но все эти успехи не пришли сами по себе, а напрямую были связаны с именем того, кто стоял во главе государства – великого князя Георгия Всеволодовича. «Был Юрий милостив безмерно, помня слово господа: “Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут”. Поэтому он не дорожил своим имуществом, раздавая его нуждающимся; он строил церкви, украшая их иконами бесценными и книгами, и много городов основал, прежде всего Новгород второй на Волге в устье Оки, и многие церкви воздвиг и монастырь святой Богородицы в Новгороде. Особенно же почитал он иноков и священников, наделяя их всем необходимым. Поэтому и бог выполнял его просьбы, и было мудро правление его» (Из Лаврентьевской летописи). Но самое главное заключается в том, что возразить против этого абсолютно нечего, поскольку двадцатипятилетние правление князя Георгия действительно было временем наивысшего расцвета и подъёма Владимиро-Суздальского княжества. Однако…

Однако всегда находятся люди, которые по определенным причинам стараются исказить реальное положение дел. Как это не покажется странным, но Георгию Всеволодовичу очень не повезло в историографии. С лёгкой руки историков XIX века за ним утвердилась слава человека недалекого, обуянного гордыней и с пренебрежением смотрящего на весь белый свет: «Великий Князь, надменный своим могуществом» (Н.М. Карамзин, с. 507). В дальнейшем Николай Михайлович, опять-таки подразумевая Георгия, отметит, что «Провидение, готовое наказать людей, ослепляет их разум» (с. 507). Говоря современным языком, налицо головокружение от успехов. Впрочем, и В.Н. Татищев именно Георгия Всеволодовича считал главным виновником постигшей Северо-Восточную Русь катастрофы. Получалось, что историки решили назначить князя ответственным за все беды Руси во время монгольского нашествия.

Досталось владимирскому князю и от Н.И. Костомарова. У Николая Ивановича подход к проблеме вообще интересный, поскольку Мстислав Удатный, главный виновник страшного разгрома на Калке, по его мнению, «лучший человек своего времени». С другой стороны, говоря об обороне Северо-Восточной Руси от полчищ Батыя, историк отмечает, что «защита эта была бестолковая и потому совсем безуспешная»^[8] (с. 113). Рассказывая о гибели Рязанского княжества, Николай Иванович пишет, что «все города этой земли были истреблены дотла; страна обезлюдела, а между тем суздальско-ростовская земля не выручала её из беды и вслед за нею подверглась тому же жребию» (с. 113). А кто стоял во главе Владимиро-Суздальского княжества и, соответственно, нес персональную ответственность за случившееся, понятно и без комментариев.