Нас просто не было

Пролог

Опустила рассеянный взгляд на панель управления. Часы равнодушно показывали, что я просидела в машине уже час. Целый час, вцепившись потными ладонями в кожаную оплетку руля, не отрываясь, смотрю на его окна, словно они – единственное, что осталось в этой вселенной

Ровный, чуть приглушенный занавесками, свет, льющийся из них, говорит о том, что Артем дома, занят своими делами. До него рукой подать. Казалось бы, что проще, выйти из машины, подняться на седьмой этаж, нажать на кнопку звонка, но я не могу себя заставить сделать первый шаг, нет сил даже пальцем пошевелить, словно приросла к салону машины. Я боюсь.

Боюсь, что он уже все для себя решил, окончательно, бесповоротно.  Боюсь, что он, закрыл дверь, оставив все в прошлом, и в первую очередь меня. Боюсь того, что поднявшись к нему, увижу в глазах, ставших до боли родными, приговор.

Мне страшно, что я зря сюда приехала, что уже поздно пытаться что-то изменить, исправить, склеить осколки того, что с таким упоением сама ломала. Не ценила, не берегла, размениваясь на несущественные мелочи, а когда опомнилась, было уже поздно. Каждый мой поступок, каждое слово, каждая ложь, казавшаяся незначительной, сбились в один огромный снежный ком, который уже было не под силу остановить ни ему, ни мне. Это ком, набрав колоссальную скорость, со всей своей ужасающей мощью врезался в нас, беспощадно раздавил все то светлое, что между нами было, раскидал в разные стороны.

Кто же знал, что эта нелепая афера, поначалу казавшаяся глупой игрой, в конечном итоге так сильно ударит, в первую очередь по мне самой? Разве я могла тогда предположить, что спустя несколько месяцев после памятной встречи бывших одногруппников, буду сидеть в машине, гипнотизировать отчаянным взглядом его окна, не находя в себе сил подняться, поговорить с ним?

Мне есть, что сказать, но захочет ли он меня слушать? Я сутки напролет обрывала его телефон, а в ответ тишина, равнодушные гудки, сообщающие, что абоненту нет никакого дела, до меня и моих жалких попыток поговорить.

Я мечтала увидеть его, но вместе с тем хотелось сбежать отсюда, спрятаться, или заснуть, а, проснувшись, с облегчением обнаружить, что все это лишь сон, неприятный, выматывающий душу, но все-таки сон, из которого надо сделать соответствующие выводы и жить дальше. Нелепая, убогая мечта. Мое вечное стремление спрятать голову в песок, после того, как натворила глупостей. Отвернуться, сделать вид, что ни при чем и ждать, пока кто-нибудь исправит мои ошибки.

В этот раз исправлять не кому, и кажется, будто весь мир восстал против меня, решив наказать, за мои проступки. По ту сторону баррикад все: отец, Карина, Макс, а здесь осталась только я. Одна. И как бы не хотелось оправдаться, отбелить себя, понимаю, что все правильно, все так, как и должно быть. И эта боль в груди, заслуженное наказание.

Я не могу уехать, не имею права на это, мне надо поговорить с Артемом, мне надо его увидеть, услышать голос, без этого просто не могу, умираю от тоски, пронизывающей все мое тело. Этот разговор нужен как воздух, потому что глубоко внутри живет вера в то, что все еще может измениться в лучшую сторону, стоит только поговорить.

Немеющими пальцами открыла дверь, и на ватных ногах побрела к подъезду. Какой-то мужчина выходил на улицу и галантно придержал для меня дверь, в ответ я лишь рассеянно кивнула и зашла внутрь. Вызвала лифт, чувствуя, что сердце бьется где-то в горле, что меня всю трясет, потому что сейчас увижу его. На цифровой панели одна цифра лениво сменяла другую, и этот подъем до седьмого этажа показался мне длинным, словно путь на Голгофу.

Наконец, двери плавно скользнули в стороны, и я оказалась на лестничной площадке, выкрашенной в светло-зеленый цвет. Темная дверь с блестящим номером 35 в самом углу. Вот она – финальная цель моего пути.

Остановилась перед ней, чувствуя, что еще немного и не выдержу, сломаюсь, не смогу нажать на звонок, отступлю.

Так и замерла, словно не живая, гипнотизируя ее взглядом, отчаянно молясь, чтобы он сам все понял, почувствовал. Мечтая, что сейчас, как в романтическом фильме, она распахнется, а на пороге будет стоять Артем, с улыбкой на губах и словами, как же я скучал.

Это все трусливый бред, иллюзии того, что все может исправиться само собой. Нет, так не бывает. В жизни все сложно, на разрыв, через личный ад, через агонию.

Подняв руку, замерла в сантиметре от звонка. Давай же, давай, звони! Смелее!

Сомнения, страхи, опасения, затопили с ног до головы. Что если он не откроет? Не станет говорить? Даже на порог не пустит? Что тогда делать? Стоять под его окнами и кричать о своих чувствах, до тех пор не охрипну или пока он не сжалится и не согласится уделить хотя бы пару минут? Если потребуется, я готова даже на это. Мне уже плевать на все, на ненужные принципы, на репутацию, на извращенную гордость. Я пойду на все, лишь бы он дал еще один шанс, пусть крошечный, пусть призрачный, но все таки шанс все исправить, доказать, что мои чувства настоящие, что люблю его.

Закусив губу, обреченно наблюдала, как мой палец, словно в замедленной съемке приближается к поверхности звонка, а потом давит на нее сильно, отчаянно, будто от этого зависит моя жизнь.

За дверью послышалась замысловатая птичья трель, а внутри все оборвалось, от осознания, что пути назад нет, что сейчас я, наконец, увижу его, что от этой встречи зависит, буду ли я пылать или сгорю дотла, разлетевшись по ветру.

Я не знала чего ждать от нашей встречи. До безумия хотела его увидеть, и этого же боялась больше всего на свете. Стояла, не в силах пошевелить, боясь даже предположить, что я увижу в его глазах: холод, пренебрежение, может ненависть, а может отголоски тех чувств, что он ко мне испытывал.

Послышались легкие шаги, звук поворачиваемого в скважине ключа, и эта темная дверь, ставшая для меня рубежом между прошлым и будущим, распахнулась.

Я смотрела на человека, стоящего на пороге и чувствовала как медленно тону, иду ко дну, и нет сил сделать вдох, легкие словно стянуло железными обручами, покрытыми острыми шипами. Каждый удар сердца как последний, с надрывом, через силу, причиняя неимоверную боль. Прижала руку к груди, надеясь хоть немного уменьшить ее, прогнать. Бесполезно.

Это был не Артем.

Это была Светлана.

Обмотанная кремовым полотенцем, чуть ли не сваливавшимся с груди, едва прикрывающем пятую точку. Капли воды блестели на смуглой коже, сырые волосы разметались по плечам. Она была здесь, с ним. И от этих мыслей хотелось удавиться, упасть на колени и реветь белугой, понимая, что проиграла. Что сама своими руками толкнула его в чужие объятия. И только остатки гордости, не позволили сломаться у нее на глазах, зареветь. Закусив губу, умирая внутри, стояла, превратившись в каменное изваяние, это единственное на что меня хватило. Стояла и смотрела на нее не в силах уйти, не имея права остаться.

Она в ответ глядела на меня с холодной снисходительностью, равнодушно скользя взглядом по искусанным от волнения губам, по красным из-за бессонной ночи глазам:

– Тебе здесь больше не рады. Уходи, – наконец произнесла Зимина, в полной мере насладившись моим жалким, потерянным видом.

Глава 1

День обещал быть насыщенным. Сначала надо съездить к отцу. Судя по суровому тону, каким он разговаривал сегодня со мной по телефону, вызывая к себе в загородный особняк, что-то у него случилось. Или, может, просто решил меня повоспитывать. И такое бывает.

Примерно раз в полгода на него нападает родительский азарт, и он с особым рвением пытается заняться моим воспитанием. Правда, надолго его не хватает: слишком много работы, поэтому времени на дочь почти не остается. Ладно, ничего страшного. Посидим, послушаем, похлопаем глазками, потом подмажемся и скажем, что он лучший папуля на свете и разойдемся каждый по своим делам. Все как всегда.

Потом меня ждут они! Шикарные туфли из новой коллекции! Я их отложила вчера вечером, потому что забыла кошелек дома. Они великолепны, роскошны, обалденны! И стоят всего-то каких-то 25 тысяч рублей. Каринка локти кусать будет, что я их первая ухватила! При мыслях о новой обуви я почувствовала такой восторг, что даже мурашки по рукам побежали. Быстрее, быстрее, я хочу, чтобы они стали моими.

Заехала внутрь отцовских владений, миновав охранника, сидящего в будке рядом с воротами. Он лишь кивнул, признавая дочь своего работодателя, и я направилась к утопающему в зелени дому. Я сказала дому? Извините, оговорилась. К дворцу. Самому настоящему, трехэтажному, роскошному.

Припарковала свою красненькую Ауди недалеко от крыльца, резонно предположив, что я тут ненадолго, и не стоит терять время на заезд на подземную парковку. Выбралась из машины, вдохнула полной грудью свежий загородный воздух и бодрым шагом направилась внутрь, продолжая мысленным взором ласкать вожделенные туфли.

***

Отец сверлил меня тяжелым мрачным взглядом, пробирающим до самых костей. Я даже невольно выпрямилась на стуле, превратившись в каменное изваяние. Когда он так смотрит впору бежать и прятаться. Похоже, разговор будет действительно серьезным.

Мы сидели в его домашнем кабинете, где все было удобно, функционально, лаконично и в тоже время роскошно. Стол из красного дерева, на котором стояли дорогие канцтовары и огромный ноутбук, картины (оригиналы!) на стенах, кожаная мебель. Отец всегда брал самое лучшее, и цена не имела значения.

Он сидел, облокотившись на локти, нагнувшись чуть вперед и рассматривая меня. Ох, не нравится мне все это. Я привыкла, что у меня есть отец, к которому можно приехать на ужин раз в месяц и который исправно обеспечивает меня деньгами. Красота! Я не мешаю ему работать, заводить новых любовниц, выкидывая старых как ненужный хлам, а он не мешает мне жить в свое удовольствие. Вот она, семейная идиллия. То, что он вызвал меня к себе в середине недели, да еще в приказном порядке – очень нехорошо. Наверное, какой-нибудь доброжелатель опять нажаловался на меня. Вообще не понимаю, кому какое дело, чем я занимаюсь? Завидно, завидуйте молча!

– Нам предстоит серьезный разговор, Кристина Алексеевна, – строго произнес он.

Ого! Кристина Алексеевна?! Это уже серьезно. Так он меня называет только когда, я что-то натворю. Против воли начала перебирать в уме все свои недавние поступки. Вроде ничего из ряда вон. Все как обычно.

– Расскажи мне, чем ты занимаешься?

– В каком смысле?

– В прямом. Как проходит твой день?

Я растерянно посмотрела на него, не понимая, куда он клонит:

– Встаю, умываюсь, чищу зубы, иду на кухню…

– Прекрати паясничать, я не об этом! – он сердито прервал меня, грозно сверкнув глазами.

Похоже, чувство юмора у него сегодня отсутствует. Плохо.

– Пап, чего ты хочешь услышать? Я не понимаю. Мой день проходит так же как у всех остальных. Встаю, делаю свои дела, встречаюсь с людьми. Все как всегда.

– Какие именно дела ты делаешь? – все тем же суровым тоном уточнил он.

– Разные, – я неопределенно повела плечами.

– Разные говоришь? – он рывком выдвинул верхний ящик у стола и достал оттуда синюю толстую папку, – давай-ка посмотрим, что это за дела. Понедельник – поход в салон, вторник забег по магазинам, среда – посиделки с подружками в кафе. И так далее и тому подобное. Каждый день одно и то же, разница только в салонах, магазинах и забегаловках!

– Ты следил за мной!? – с негодованием воскликнула я, вскакивая на ноги. Это уже ни в какие ворота не лезет.

– Сядь! – он ударил ладонью по столу, – и не смей вопить, когда с тобой отец разговаривает. Свой норов оставляй для своих подруженек, а со мной, будь добра, веди себя достойно!

И я села. Поджала хвостик и села. Выражение его глаз подсказало, что сейчас самое время для того, чтобы заткнуться. Он был зол на меня. Очень зол. Да что ж такое произошло?

Он тем временем снова обратился к папке:

– Каждый твой день проходит так: встала ближе в полудню, потом пошла по магазинам, салонам, потом с подружками по кафе, ресторанам, потом по гостям, затем веселая ночь в клубах, из которых возвращаешься только под утро. А на следующий день все повторяется заново. И так по кругу. Не надоело еще?

Я промолчала, резонно подозревая, что мой ответ "нет, совсем не надоело" разозлит его еще больше.

Он несколько секунд сверлил меня грозным взглядом, а потом, словно прочитав мои мысли, продолжил:

– А мне вот надоело. Я вчера был на благотворительном вечере. Обычное сборище толстосумов. Не секрет, что мы ходим по таким мероприятиям, чтобы тряхнуть перед всеми своим достатком, похвастаться успехами. Сама знаешь, не маленькая. Так вот, когда разговаривали о бизнесе – я был на высоте, когда говорили о любовницах – тоже. Но стоило зайти разговору о детях, как я оказался в таком болоте из стыда и позора, что словами не передать!

Теперь понятно, откуда такой порыв в очередной раз заняться моим воспитанием. Я сидела молча, уткнувшись взглядом в свои руки, по опыту зная, что когда у него такое настроение, лучше схорониться и не показывать виду, что жива.

– У одного сын – глава крупного филиала банка. У другого – открыл сеть магазинов. У третьего дочь домохозяйка, которая к 25 родила ему трех внуков! И я стою, краснею, потому что сказать нечего! У меня одна единственная дочь, на которую была вся надежда, и что толку? Ни карьеры, ни внуков. Ничего! Я оплатил тебе учебу в ВУЗе. Что в итоге? Ты еле вытянула на троешный диплом, проходив на грани отчисления весь срок обучения.

– Пап, они просто хотели, чтоб ты больше платил, – промямлила я, – поэтому специально заваливали меня.

– Правда? Прямо валили, не покладая рук, а ты бедняга ночи напролет над учебниками корпела? – припечатал он, – ладно, получила ты этот диплом, филькину грамоту, и что дальше? Уже три года ты ни черта не делаешь!

От его тона я вся сжалась в комочек, мечтая стать невидимой.

– Кроме гулянок и шмоток тебя вообще ничего не интересует! У тебя хоть хобби есть какое-нибудь? – в его голосе сквозило такое презрение, что я буквально чувствовала его кожей.

– Я фотографирую… – начала оправдываться, но была безжалостно перебита.

– Ты имела ввиду, что купила безумно дорогой фотоаппарат, который пылится в шкафу? Или может твои фотки в соц.сетях, где ты выставляешь тарелки с едой или свои наманикюренные ногти? Отличное хобби, ничего не скажешь, – его слова колоколом гудели в ушах. Когда он злился, то не жалел чувства собеседника, и ему было плевать кто перед ним: деловой партнер или собственная дочь.

– Пап, – обиженно начала я.

– Что пап? Что? Неужели тебе нравится вот такая жизнь беспросветного овоща? Целей нет, стремлений нет, даже отношений прочных и то нет. На что ты рассчитываешь? Что будешь вот так мотыльком, пустоголовой стрекозой порхать всю жизнь за мой счет?

Про деньги заговорит, значит совсем все плохо. Сейчас начнет попрекать куском хлеба.

– А может ты на Карину свою ненаглядную равняешься? Зря. Знаешь в чем между вами разница? Ты – единственная дочь, на которую возложены определенные моральные обязательства перед семьей, а она пятый ребенок, долгожданная поздняя девочка. И ее папаша, имея четырех преуспевающих сыновей, может себе позволить с умилением смотреть на все ее выходки, и позволять делать, что душе угодно. Так вот, я – не он, а ты – не Карина. И мне весь этот бардак, в который ты превратила свою жизнь, надоел. Тебе сейчас сколько? Двадцать пять?

– Вообще-то двадцать три! – обиделась я.

– Не велика разница, – отмахнулся он от моего задетого самолюбия, – самое время браться за ум, пока еще есть возможность.

Обязательно, вот прямо сейчас как возьмусь покрепче…

– Я требую, чтобы ты или нашла работу или завела семью. И тот и другой вариант меня устроит, – огорошил он меня прямым безапелляционным заявлением.

Я поперхнулась и удивленно уставилась на отца. Красивый, породистый мужик, которого не портили ни морщинки вокруг глаз, ни серебро седины на висках. В отличной форме для своих пятидесяти лет. Безупречно одет, с иголочки. Ум холодный, расчетливый… и такие несуразные глупости иногда выдает.

Я с трудом сглотнула, чувствуя себя букашкой под его взглядом, и опусти взгляд на свои руки. Так, Кристина Алексеевна, успокаиваемся, включаем дочернюю покорность и тихо сваливаем отсюда. Ждем, пока его отпускает "родительский приступ" и живем дальше своей жизнью.

– Хорошо, пап, – смиренно проблеяла, все также не поднимая взгляда, – я буду работать над этой проблемой.

– Правда? И когда начнутся работы? – сарказм в его голосе показывал, что мне он не поверил, – через неделю? Месяц? Год? Пять лет? А может к своему пятидесятилетию?

– В самое ближайшее время, – пламенно заверила я его.

– Во-о-о-т, – протянул он, – молодец. Это уже серьезный разговор.

Я вскинула на него ничего непонимающий взгляд. Его интонация мне не понравилась, что-то было не так, неправильно.

– И чтобы поддержать тебя в твоем яростном неудержимом стремлении найти работу или мужа, – продолжал он, глядя на меня не моргая, словно королевская кобра, – я урезаю твое ежемесячное содержание.

Отлично! Вот только этого мне не хватало! Пару раз он уже применял такие меры, и, скажу прямо, приятного в этом мало.

– И насколько? – постаралась поинтересоваться как можно более спокойно, чтобы голос от обиды и негодования не дрожал.

– Начиная с этого момента, и до тех пор, пока не выполнишь одно из этих двух требований. Все равно какое, выбирай сама. Ты будешь получать от меня двадцать тысяч рублей в месяц.

СКОЛЬКО? Он шутит да?

Уже не пытаясь сдержать изумление, уставилась на отца, открыв рот:

– Двадцать тысяч? – сипло переспросила, надеясь, что все-таки мне послышалось.

– Да, – он с готовностью кивнул, – двадцать тысяч рублей.

– Да, на такие деньги не прожить! Ты смерти моей голодной хочешь?

– Ошибаешься, дорогая моя дочь. Для нашего города это нормальная зарплата, многие получают меньше. Люди на такие деньги живут, детей растят, отдыхать ездят. Так что это вполне достойная сумма.

Чего в ней достойного? Да я за одну ночь могу столько спустить! Меня туфли в магазине ждут и то дороже! Блиииииин.

– Как только я узнаю, что ты работаешь, причем не для вида, а на самом деле, я восстановлю твое содержание в полном размере. Если после этого бросишь работу, опять урежу. И не дай Бог, я узнаю, что ты пилильщицей ногтей работаешь! Ищи что-то достойное, пусть с небольшой зарплатой, но с возможными перспективами. То же самое с семьей. Находишь мужа, живете крепкой дружной семьей, и я опять-таки восстанавливаю твое обеспечение. Все просто.

– И где я эту работу, по-твоему, должна найти? – чувствую, как внутри ворочается истерика.

– Где хочешь. Я предлагал тебе десятки вариантов, но ты отказывалась. Так что теперь и палец о палец не ударю. Справляйся сама.

Сижу перед ним и чувствую, будто попала в западню, из которой так просто не выбраться. Ведь не шутит. Ни грамма. Ни капельки. Абсолютно серьезен, собран и решителен. Это четкое, продуманное решение, а не всплеск эмоций, как я сначала решила.

– Если с работой не справишься, то ищи мужа. Ты красивая, так что проблем, я думаю, не возникнет.

Мужа? Не хочу я никакого мужа! Мне и так прекрасно, без брачных оков, цепей и обязательств.

– Не боишься, что я какого-нибудь прощелыгу найду, который охотится за чужим состоянием? – не удержалась и желчно спросила у него.

– Хм, какое состояние? У тебя в распоряжении двадцать тысяч ежемесячно, не думаю, что такими доходами ты кого-то поразишь. А я с юридической точки зрения, все тылы уже прикрыл. Так что мне бояться нечего, а вот тебе придется, если решишь себе, как ты выражаешься, прощелыгу в мужья взять. Тебе с ним жить под одной крышей, спать в одной постели. Так что смотри сама, решай сама, это твоя жизнь. И предупреждаю сразу, не приходи ко мне за дополнительными средствами. Не дам больше не копейки. Учись экономить, планировать расходы, контролировать свой бюджет.

– Что тут контролировать, если в распоряжении всего двадцать тысяч? – воскликнула я, всплеснув руками.

– Сократишь свои рестораны, клубы, солярии и маникюры. Будешь коротать вечера с книгой, – он явно надо мной глумился, – перед тем как идти в магазин – список будешь писать, что купить. Приобретешь проездной. Будешь свет везде выключать и воду экономить. В общем, делать все то, что обычные люди. Если уж совсем невмоготу станет, приезжай ко мне, накормлю. Но денег все равно не дам.

 Если бы это не был мой отец, чей авторитет для меня непререкаем, я бы уже скандалила изо всех сил, борясь с несправедливостью. А с ним этот номер не пройдет, все бесполезно. Решение принято, и он не отступит.

Катастрофа.

***

Выходила от отца я в состоянии зомби, до сих пор не в силах поверить в происходящее.

Двадцать. Тысяч. Рублей. Это же просто издевательство какое-то! Ни в магазин нормально не сходить, ни в салоне не посидеть. Ничего.

Перед глазами всплыл образ туфлей. Проклятье, ну почему я не купила их вчера, когда у меня был безлимитный тариф? Почему? И платье новое хотела, и телефончик. Почему я вчера забыла кошелек? Знала бы, что сегодня окажусь в такой клоаке, вчера бы потратила много-много тысяч, скупая все, до чего смогла бы дотянуться!

Хотелось выть от отчаяния и стучаться головой об руль. Очень некстати всплыла мысль о том, что я удачно вчера заправила бак по полной, а то бы на бензин куча денег ушла.

День прошел ужасно. Вся на эмоциях я поехала в центр города, мечтая перекусить в каком-нибудь кафе, так сказать, заесть печаль. Да вот только потом вспомнила, что те кафе, к которым я привыкла, мне теперь не по карману. Засада. Стиснув зубы, проехала мимо бутика, на витрине которого красовались туфли, которые могли бы быть моими, но теперь уже не станут.

Вне себя от злости отправилась домой, отключила телефон, чтобы никто не беспокоил и, наскоро перекусив, устроилась в огромном кресле перед телевизором, пытаясь найти выход из этого ужасного положения.

В том, что отец не шутит, я не сомневалась. Похоже, в этот раз он серьезно решил меня переделать. В таких условиях хочешь – не хочешь, а работать пойдешь, не подыхать же с голоду.

И кем мне работать? Идти консультантом в магазин? Ни за что! Если в моем кругу об этом узнают – все, пиши пропало! Не отмоешься от позора до конца дней своих. Секретарша? Та же ерунда. У нас считают, что раз секретарша, то сто процентов секретутка. Не вариант.

Устроиться по образованию? Отличный вариант! У меня диплом финансиста. Да вот только отец прав, диплом-то ни о чем. Я ни черта не понимаю во всем этом финансировании.

Что же делать? Чем быстрее я эту проклятую работу найду, тем скорее папаша вернет мне доступ к своим деньгам. Но где ее найти? Такую, чтобы и нравилась, и перед тусовкой не было стыдно, да еще и с перспективами, как он хочет?

Вариант с замужеством я даже не принимала во внимание. На фиг надо, обузу на себя такую взваливать?

Это были тяжкие думы, и в них я просидела до самого вечера, так и не найдя выхода.

Засада. Куда не плюнь, везде засада!

Спасибо дорогой папочка! Спасибо!