Глава 1. Увлекательное путешествие
Июнь начался с головной боли – ехать на юг к морю …на машине. Это же надо было такое придумать! В наш век самолетов и скоростных поездов. Но мои друзья уже успели провести артподготовку, ежедневно, в течение месяца, с маниакальной настойчивостью уговаривая отправиться в отпуск в Крым на автомобиле.
– Парни, я детский писатель, а не дальнобойщик. Пишу книжки для детей и подростков. Я не привык перегонять машины на такие расстояния, триста километров –предел для моих нервов. Кроме того, Ниссан Ноут совсем не приспособлен для таких операций. Наши конечности затекут и онемеют уже после четырех часов «увлекательного» путешествия.
– Ничего, Димон, не очкуй, – продолжали они подначивать.
– Дороги сейчас хорошие, много участков, где и 120 км в час не считается за нарушение. От Питера до Москвы домчим часов за семь-восемь. А потом будем делать остановки по желанию, а не по нужде. Мы вычитали на форумах, что по пути следования есть как минимум пятнадцать придорожных мотелей, где можно вкусно поесть и выспаться. И, судя по отзывам, сервис в них весьма достойный.
– Сомневаюсь я, однако, что «сетевые хомяки», нажимая на клавиши холёными лапками, выдают стопроцентную правду. Наверняка многие из них дальше собственного двора никуда не выбирались, а говорят «за всю Одессу», – перешел я на личности, когда мои аргументы разбились о реалии бурно развивающегося туристического бизнеса России.
Короче, суд да дело, но через месяц непрерывной осады я сдался, чему были рады заговорщики. Итак, дети розданы по бабушкам и дедушкам. Домашние животные составили компанию детям. Технический осмотр пройден, вещи утрамбованы в багажник и в пластиковую капсулу-гроб на крыше. Я за рулем, моя прекрасная Мария рядом на переднем сидении. А сзади, в тесноте да не в обиде, друг детства Максим с женой Ларисой и Леха – престарелый плейбой, находящийся в вечном поиске второй половины. С возрастом на все уколы и намеки об отсутствии семьи отвечал бородатой шуткой «Я просто ищу любовь, и мне нравится сам процесс поисков…»
– Значит так, – взял на себя роль штурмана задавленный длинными стройными ногами Ларисы Алексей. – До Москвы летим без остановок. Я сверился по Яндексу – погода пару дней будет хорошая: ни дождя, ни туманов. Потом потерпишь еще каких-то двести километров, – он покровительственно похлопал меня по плечу.
– А дальше под Тулой я нашел классный хотэл (ему нравилось выговаривать это слово на американский манер). Отдохнем, наберемся сил. Потом снова в бой – пилим восемьсот кэмэ до Ростова-на-Дону. Это не город, а сказка. Можем зависнуть на пару дней для знакомства с достопримечательностями и красотами местного населения. А после всего четыреста пятьдесят верст – и мы уже в Керчи. Оттуда до морских пляжей и загорелых девушек рукой подать.
– Тебя послушать – получается не поездка, а сказка, – бурчал я, заводя мотор. Разбежались – до Ростова без остановки! Я что вам – робот? Ладно, разберемся по ходу пьесы. Но предупреждаю сразу – буду останавливаться, где сам посчитаю нужным. Устану на участке вдоль леса – значит, там и будем отдыхать. Я машину и здоровье гробить не собираюсь ради смуглых задниц твоих очередных невест, Леха. Кроме того, до самого Крыма вводится сухой закон. Никаких коктейлей, пивасика и вискарика. Не собираюсь терпеть ваше пьяное веселье на трезвую голову. Мне за рулем нельзя – значит, никому нельзя! Надеюсь, возражений нет? Вот и хорошо, – ухмыльнулся я, глядя в зеркало заднего вида на заметно погрустневших друзей. – Тогда поехали…
До столицы нашей родины добрались без происшествий. Новая скоростная трасса М-11 действительно оказалась удобной. Если бы за пользование таким великолепием еще не брали бы денег, моему восторгу не было бы предела. Отрадно, что дорожные сборы оплачивали вынуждено трезвые друзья-товарищи.
Дорога до Тулы хоть почти и не уступала первому участку по качеству, однако убивала нервы неимоверной загрузкой легковушками и грузовиками. Прибавьте к этому посты и засады гаишников, кормящих семьи за счет зазевавшихся любителей быстрой езды.
– Надо было ехать по трассе М-4. Она хоть и платная, зато более свободная и почти без «оборотней в погонах», – через полчаса бешеного лавирования между фурами высказалась испуганная Лариса.
– Не вопрос! Любой каприз за ваши деньги, – обрадовался я.
– Вот и отлично, – заключил Максим, сверяясь с картой, так как роль штурмана наскучила Лехе еще на полпути к Москве. «Все-таки непостоянство – это диагноз», —подумал я без злобы.
– Значит так: заночуем в Туле и рванем на М-4. Сорок километров через Болохово и Оболенское – и мы на неё выедем.
– О, прикольно: смотрите – поселок Шварцевский, – оживился Леха, тыча пальцем в карту. – Далеко же забралась слава могучего Арни. Там небось в каждой избе тренажерный зал. И сеют не рожь и пшеницу, а сою для протеина.
– Это поселок шахтеров. Конкурс «Мистер Олимпия» они у себя не устраивают, но, думаю, наваляют тебе не хуже качков, если будешь стебаться, – оттолкнул его руку Максим.
Древнему городу Туле были рады все. Даже затрапезность мотеля и нерасторопность персонала не смогли испортить нам настроение. Простая возможность помыться в душе и распластаться на кровати, вытянув ноги и дав отдых затекшей пояснице – это все, что нам было нужно. Однако счастье длилось недолго.
Примерно в девять вечера в соседний номер заселилась компания дальнобойщиков. Сначала они долго спорили, где чья кровать. Потом сели выпивать и закусывать. Тонкие гипрочные перегородки не спасали слух от гогота, тупых шуток и сальных рассказов про подвиги шоферюг в сексуальных битвах с «заплечными» путанами.
Поздний обед наших соседей плавно перетек в игру в карты. Закончилось всё часа в три утра найденным в рукаве одного из игроков тузом, пробитой бутылкой головой и долгим разговором с полицейским нарядом. Его вызвала горничная, напуганная угрозами быть убитой и изнасилованной, если не даст мужикам «нормально отдохнуть»…
Понятное дело, что толком выспаться не получилось. После короткой утренней лекции в адрес Лехи, что «мудаку надо было лучше изучать отзывы, а не доверять первым попавшимся комментам» (по всей видимости, написанным выжившими дальнобойщиками), мы продолжили вояж.
Миновав Болохово, на подъезде к поселку Советский уткнулись в жуткую пробку: две встречных фуры столкнулись на полном ходу. Одна из них лежала опрокинутая на бок, перегораживая полдороги. Вторая валялась в придорожной канаве. Искореженный металл, битое стекло, растекшаяся вонючая солярка, порванные покрышки были повсюду. Зону аварии водители объезжали с черепашьей скоростью, отчего едущие следом машины образовали гигантский хвост.
Усталость от недосыпа и медленная езда сделали свое чёрное дело. В какой-то момент я отключился и заснул…
***
Такого дурацкого сна я не видел давно. К нам в квартиру пришла школьная подружка сына – лет десяти. Она принесла с собой сову, по размерам больше напоминающую индюшку. И еще какую-то птицу, смахивающую на орла. Я как раз собирался лечь спать и зачем-то взял с собой в кровать ящерицу сына. Разноцветный геккон эублефар разместился на подушке. Сова быстренько подлезла под одеяло и устроилась за моей спиной. Одну мясистую лапу она нагло закинула мне на спину. Когда я, раздраженный, обернулся посмотреть, в чем дело, лапа оказалась жаренной с аппетитной светло-коричневой корочкой. Ящерица засуетилась и начала кусать меня за пальцы рук. Довершал безумие большой чёрный кот. Он порывался залезть на кровать и схватить геккона зубами. Каждый раз, когда ему это не удавалось, он фырчал на сову и бил его когтистой лапой.
***
Проснулся я еще более разбитым, чем засыпал.
– Надо было взять зонтик, Мари, – не узнал я собственного голоса.
Открылась дверь, и я стал спускаться по гранитной лестнице на выходе из какой-то гостиницы. Следом вышла изящная женщина лет тридцати пяти в темно-бежевом пальто, подчеркивающем прекрасную фигуру, и в ярко-красной шляпке.
На улице действительно шел слабый дождь. Тротуар и дорога были покрыты редкими лужицами, собирающимися в ямках и трещинках в асфальте.
– Наш автобус! – с заметным акцентом вскрикнула девушка и решительным шагом направилась в сторону стеклянного павильона остановки. Я последовал за ней, не понимая, что происходит и как я здесь оказался, но почему-то абсолютно уверенный, что надо следовать за спутницей.
Подошел желтый Икарус «с гармошкой», – так называли удлиненный вариант автобуса в моём детстве. Мы вошли и устроились на задней площадке.
– Проездной! – громко отчиталась Мари и подняла высоко над головой карту, похожую на обычный «Подорожник», только красного цвета. Я же стал рыться в карманах в поисках мелочи. Откуда-то мне вдруг стало известно, что проезд стоит десять рублей.
Медные десятки нашлись быстро, но мне почему-то захотелось расплатиться оттягивающими карман одно- и двухрублевыми монетами. Пока я их отсчитывал, автобус остановился. Мари вдруг резко схватила меня за руку и с волнением произнесла: «Все, опоздай, теперь можешь убирай деньг».
Я повернул голову и увидел, как одного из пассажиров берут под руки и выводят из автобуса двое крепких полицейских. Меня удивило, что одеты они были в светло-синюю форму, которую носили милиционеры во времена СССР.
– Что происходит, Мари? – в недоумении я обернулся к своей спутнице… Но ее уже не было рядом. В замешательстве я проследовал к прозрачной пластиковой перегородке, отделяющей водительскую кабину. За рулем сидел типичный афганец, в национальной одежде – длинной рубашке и широких брюках песочного цвета. Афганский жилет и шапочка «паколь» из белой шерсти довершали наряд. Именно такими изображают талибов в фильмах про афганскую войну.
– Салам! Дай, пожалуйста, билет, – протянул я ему монеты.
– Извини, брат, продать нельзя теперь. Надо было покупай до приход контрол.
– Но мы же только сели на предыдущей остановке. Я просто не успел отсчитать деньги. Что тебе, жалко, что ли? – волнуясь, уговаривал я «талиба».
– Не могу: вы все – расходный материал, – изрёк он многозначительно. Тем не менее деньги взял и оторвал билетик от толстого рулона. Но мне его не отдал.
Поразмыслив, я решил не испытывать судьбу и вышел из автобуса на следующей остановке. Уплаченных денег было не жалко: свобода дороже.
Не понимая куда, я следовал по улице за группой прохожих в одинаковых серых плащах и шляпах и наконец очутился в помещении, напоминающем обсерваторию. Большой круглый зал, высокая стеклянная купольная крыша и ряды изогнутых скамеек, расставленных как в цирке. На них сидели в основном мужчины в серых и черных костюмах. Периодически приходили и уходили женщины разных возрастов, в строгих нарядах.
Пока я стоял в центре зала и осматривался, ко мне подошел невысокий мужчина лет пятидесяти с едва заметной сединой в волосах и что-то спросил.
– Простите, что? Я не расслышал, ― извинился я.
– Я спрашивай, кто это последний? ― уточнил незнакомец. Теперь я заметил, что говорил он с сильным акцентом, как многие жители прибалтийских стран, когда пытаются изъясняться на русском.
– Вы мне уже, наверна, слышал? Я захочу спросит – вы пришли на церемоний?
Коверкание слов было гораздо чудовищнее его акцента. Казалось, мужчина нарочно говорит неправильно. Но его взгляд и мимика этого не подтверждали. Он был вполне искренен в стремлении выяснить, последний ли я…
– Простите, я вас не понимаю. И честно говоря, даже не знаю, где нахожусь в данный момент времени. Если вы мне объясните, буду весьма благодарен.
– У вас очень вычурна речь. Это я заметить еще там, на автобуса, ― и мужчина махнул рукой в сторону выхода. ― На твоём месте молча будет лучше, чем говор, ― с сочувствием похлопал меня по плечу и стал подниматься наверх, где заметил свободное место.
Я стоял, опешив от его нелепой, но такой душевной речи. Потом стал вслушиваться в разговоры окружающих. Удивительно кривые и местами нелогичные словесные обороты резали уши, словно клинок из дамасской стали.
Складывалось впечатление, что все эти люди проживали в разных странах и занялись изучением русского языка совсем недавно. Однако нелепые выражения произносились настолько обыденным тоном, что становилось очевидно: на подобной тарабарщине они общаются долгие годы. Да и схожий внешний вид свидетельствовал, что все эти мужчины и женщины из «одного села».
Решив не спешить с выводами, я, по примеру моего недавнего собеседника, отыскал глазами свободное место, сел и стал наблюдать.
Тут же сосед слева вопросил, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Вот объясните мне, откуда появиться этот неудобный слов «ботинки»? Почему его говори как идиоты и откуда идти его смысла?
Забыв про недавнее предостережение, я выпалил в ответ:
– Вероятно, «ботинки» произошли от слова «боты». В древние, точнее средние века, во Франции так именовали кожаную обувь с завязками и сапоги.
В зале повисла гробовая тишина. Было заметно, что моя «чистая речь» поразила окружающих. Но больше их зацепило другое. О чем вопрошавший не преминул тут же заметить:
– Вы слишком умничать, молодо человека. Говорите не надо так, чтобы смущать другой вокруг вас люди.
– А что тут такого? ― вдруг выкрикнул сидящий двумя рядами выше болезненно худой, интеллигентного вида мужчина с квадратными очками на переносице. ― Я вот тоже не понимаю, почему «терпимый человек» можно говорить, а «терпимый президент» нельзя!
Тотчас негромко завыла серена, и с самого верха в сторону очкарика стали спускаться трое мужланов в одинаковых серых костюмах.
– Ну вот, один допизделся… ― со злобой процедил кто-то сквозь зубы. Интеллигента, несмотря на его протесты, быстро скрутили и увели под белые рученьки. Вскоре нелогичный бубнеж продолжился как ни в чем не бывало.
Я сидел ошарашенный, ничего не понимая, принимая происходящее за какой-то сюр и бред. В подобных случаях в памяти всплывают сцены из фильма «Город Зеро» – лютая смесь философии, бытовухи и полнейшего идиотизма. Из ступора меня вывел бодрый голос диктора из развешанных по периметру «цирка» огромных динамиков: «Дорогие собратья, мы рады, что вы не пропустить дату памяти и не забывай про наш свято праздновай!»
– О чем это он? – не успел я договорить, как в мои руки вложили небольшую листовку. На ней красовалось цветное изображение Адольфа Гитлера в неизменной шинели и фуражке. Фашистский лидер был запечатлен в окружении крестьян и рабочих, лица которых излучали счастье и готовность идти за своим лидером хоть на край света. На заднем плане возвышался здоровенный плакат с надписью «Добро пожаловать, наши Великие германские освободители!»
После приветственного слова в зал промаршировал духовой оркестр в немецкой форме времен Второй Мировой войны. Бравые молодцы были как на подбор: высокие, подтянутые, с мышцами, заметно проступающими через ткань кителей.
– Наверное, это сон, – старался я себя взбодрить. – Снова Машка забыла выключить телевизор в гостиной, и я сплю под звуки очередного «киношедевра». А это всегда чревато бредовыми сновидениями – проверено не раз. Помню, как-то закемарил под детище Петросяна «Кривое зеркало». Душевные травмы того насильственного киносеанса мне не удалось залечить до сих пор. Даже по прошествии многих месяцев придурковатые мужики, переодетые в страшных женщин и изрыгающие плоские шутки, частенько наведываются без приглашения в мое сознание.
– Эй, пижон, сделай ртом повеселее, а то они подумай может, что мы не рад, – вывел меня из оцепенения толчком в плечо сосед справа.
– Простите, что вы сказали? – уже начиная привыкать к всеобщему панибратству и чудовищному косноязычию, спросил я.
– Улыбайся, падла, говорено тебе! – менее дружелюбным тоном продолжил мужчина. – У меня, промежду прочим, три сопли по лавкам спят. И я не хотеть из-за какого-то невежы садиться в тюрьма и жравши баланду.
Я решил, что лучше не злить окружающих, тем более, что вообще ни хрена не понимал, что происходит в этом цирке моральных уродцев. Посижу, посмотрю, послушаю. Станет совсем скучно – уйду в другой… сон.
Оркестр отыграл парочку бравурных маршей и выстроился наизготовку перед небольшой трибуной, которую во время музыкальной паузы успела установить в центре зала группа низкорослых крепышей в рабочих комбинезонах.
Трибуна была обтянута красным сукном, с большой черной свастикой на фоне белого круга посередине. Поднос с пузатым графином, заполненным то ли водой, то ли водкой, окруженный тремя гранеными стаканами, материализовался из воздуха. Эта мрачная конструкция сразу напомнила мне гроб нестандартных размеров – двуспальный, так сказать…. Я было хотел поделиться удачной шуткой с окружающими, но сдержался, вспомнив про отсутствие у тех чувства юмора.
– Всем встать – власть идет! – проорали динамики, а голос диктора в конце сорвался на фальцет.
Зал послушно вскочил. Я, было, замешкался, но соседи, уже готовые к сюрпризам с моей стороны, без прелюдий подхватили меня под руки и оторвали от скамейки. Так что мгновение я провисел в воздухе, не успев разогнуть ноги.
Их было трое: два маленьких пузатых старичка, возрастом за 70 – так мне показалось на первый взгляд. Причем один из них был ужасно кривоногий, да еще прихрамывал на левый бок, словно раненный. Помощницей ему служила трость из красного дерева с большим золотым набалдашником в виде головы орла.
Второй старик выглядел бодрее, но страдал чудовищной одышкой. Его тяжелое сипенье при ходьбе было хорошо слышно в полнейшей тишине зала. Замыкал ветеранское шествие высокий худощавый седовласый «Дракула» с темными кругами вокруг глаз и большим крючковатым носом. Образ усиливал длинный черный плащ с подбоем красного цвета, как у Понтия Пилата из знаменитого романа.
К сожалению, я сидел далеко не в первом ряду, поэтому рассмотреть комедиантов во всех деталях не смог. В том, что присутствую на спектакле, я уже не сомневался. Иначе и быть не могло. Все-таки прошло почти восемьдесят лет после победы над фашистской Германией. Свастика, пропаганда и даже малейшее упоминание о нацистах давно под строжайшим запретом в большинстве цивилизованных стран. И только комикам еще позволительно глумиться над «подвигами» больных фанатиков прошлого.
«Артисты» наконец доковыляли до трибуны. Крепыши молниеносно подсунули им под задницы массивные деревянные стулья с высокими резными спинками, на которые старички не преминули плюхнуться с видимым облегчением. Вслед за ними уселись на свои места присутствующие в зале. Мои «заботливые» соседи, не сговариваясь, дружно опустили меня на скамейку, прижав для верности тяжелыми руками.
– Терпи, старик. Очевидно, это интерактивный спектакль, в котором зрители принимают участие даже против воли. А в конце будет раздача бесплатного немецкого пива и баварских колбасок, – пытался я хоть как-то себя приободрить.
Минуты три троица восседала с гордым видом, не произнося ни слова. «Дракула» обводил грозным взглядом присутствующих, отпуская сквозь сомкнутые губы короткие замечания, которые «астматик» тут же фиксировал в блокноте с красной обложкой и неизменной свастикой.
– Приветствую Вас, разумные граждане свободной Русии! – первым взял слово колченогий. – Сегодня мы празднуем знаменательную дату. Ровно 76 лет тому назад русияне поняли, что только Великая германская нация способна выступить в роли мудрого пастыря и рачительного управленца на столь огромной территории, которую занимает Русия.
9 сентября 1941 года наиболее разумные из «красных Иванов» прекратили сопротивление, сложили оружие и заключили договор с гитлеровской Германией о полной капитуляции, повсеместном подчинении и переходе на германскую государственную модель управления. С тех самых пор наши народы обрели гармонию и единство, к которому стремились сотни лет.
И сегодня, видя ваши счастливые лица, хочу отметить, что усилия были не напрасны. Вместе с вами мы построили крепкое, благополучное государство, в котором счастливы все – от ребенка до глубокого старика. И это стало возможно исключительно благодаря мудрости наших германских завоевателей, а точнее освободителей!
– Что за ересь вы несете! – моему терпенью пришел конец. Невзирая на шиканье соседей и их попытки удержать меня на месте, я вскочил и продолжил. – Какую дурман- траву курил режиссер этого бредового спектакля? Вы хоть немного изучали историю? Заглядывали в учебники? Какая победа великой Германии? У вас тут что – кружок мракобесов? Или секта почитателей сумасшедшего Адольфа Гитлера?
Аааааа!!! – громко взвыв и затыкая пальцами уши, шарахнулись в разные стороны сидящие поблизости люди.
– Я еще раз спрашиваю: мне кто-нибудь вразумительно объяснит, что здесь происходит? И почему вы все так уродливо одеты и изъясняетесь на ужасно корявом язы….
Договорить я не успел. Оказалось, что во время пламенной речи ко мне за спину пробрались несколько охранников из тех, кто недавно скрутил любознательного интеллигента. И буквально на последней фразе один из них хорошенько стукнул меня по затылку увесистой резиновой дубинкой. И свет померк, и смолкли звуки…
Глава 2. Разоблачение
– Просыпайтесь, молодой человек! – прозвучал над ухом вкрадчивый голос, словно кто-то из друзей проявлял заботу, боясь, что я после очередной попойки опоздаю на работу. Однако прилетевшая следом в лицо порция ледяной воды четко обозначила – друзей здесь не водится. После такого «теплого» приема сознание вернулось ко мне со скоростью пули.
Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в огромном кабинете с высоченным потолком, с которого свисала титанического размера золоченая люстра с подвесками из горного хрусталя. Свет, который она давала, так ярко играл на многочисленных стеклянных гранях, что в первое мгновение пришлось зажмуриться.
Помещение было почти пустым, если не считать убогого высокого двустворчатого шкафа со стертой лакировкой и покосившимися дверцами, стола и пары стульев, на одном из которых сидел ваш покорный слуга. И все это мебельное «излишество» занимало лишь угол кабинета, лишний раз подчеркивая его размеры.
Место, куда меня «поцеловала» дубинка, саднило, добавилась тупая боль, которая усиливалась при малейшем движении. Мутило, было сложно сосредоточиться, да и просто сидеть прямо представляло непосильный труд. Поэтому я был отчасти благодарен солдату за спиной, чьи крепкие руки поддерживали меня за плечи, не давая сползти с узкого стула на пол, и упокоиться там в позе эмбриона.
За столом сидел мужчина лет тридцати пяти–сорока в чёрной офицерской форме войск СС, хорошо известной мне еще с детства по военным фильмам. Правильные утонченные черты лица, аккуратная стрижка, холеные руки и очки в серебряной оправе – большего я рассмотреть не успел – меня снова начало мутить, и пришлось, прикрыв глаза, опустить голову.
– Да, сотрясение мозга – штука весьма неприятная, – снова «включил» заботливого друга фриц за столом. – Вам сейчас надо глубже дышать и меньше нервничать. Помню, как-то на занятиях по политическому программированию один мой товарищ (теперь он служит командиром станции морального зондирования) упал и ударился головой о край парты. Крови было немного, он даже форму не испачкал.
Но вот мозг ему встряхнуло основательно. На пару дней бедолага позабыл имена наших великих вождей, всех до единого. Мы страшно переполошились: еще бы – такой конфуз! Педагогический совет долго решал, как поступить с ушибленным. То ли отдать медикам, чтобы те разобрали его на органы, то ли отправить в лабораторию по испытанию оружия в качестве живой мишени. К счастью для Иванга, память к нему вернулась и он продолжил обучение.
– На органы? Мишень? Не проще было просто отчислить? – спросил я, начиная привыкать к головной боли, бешеной иллюминации и невесть откуда взявшимся в нашем времени фашистам.
– Как отчислить? Ха-ха, насмешили, сразу видно, что вы не из здешних мест, – заметно повеселел собеседник.
– Конечно, не из ваших. Мне в дурдом еще рановато, – съязвил я. – И вообще потрудитесь объяснить, где я нахожусь и кто вы такие?
– Проще простого! Меня зовут Семенг Хрусталв, я старший головач отдела морального контроля и учета городской управы. А находитесь вы, мой незнакомый смутьян, в зале для идентификации и определения возможности пребывания в свободном обществе.
– Это вы сейчас со мной разговаривали? – съязвил я. – Потому что из всего сказанного ни хрена не понял.
– Однако, вас приложили сильнее, чем я предполагал, – удивился «головач».
– Смотрю на вас – и не понимаю: то ли дурачится, то ли полный шизик? Как можно не знать таких простых истин? Ну да ладно, работа у меня такая – вправлять мозги, пытающиеся вырваться на волю. Повторяю еще раз: меня зовут Семенг Хрусталв…
– Позвольте, может быть, Семен Хрусталев? – боролись остатки моего разума с происходящим.
– А… ну теперь всё стало понятно, – хлопнул себя по лбу офицер и широко улыбнулся. – Я, было, занервничал, думал вызывать утилизаторов. А оно вон что.
– Лучше психиатров…. И какая мысль вас осенила?
– После того, как вы произнесли мое имя на старый, допобедный манер «Семен Хрусталев», сомнений не осталось. Дело в том, что после нашего полного освобождения великой Германией был проведен ряд реформ, которые коснулись, в том числе, и антропонимики. Новые правители были настолько мудры, что не стали «стричь» всех под одну немецкую гребенку. Наоборот, они постаралась максимально сохранить самобытность прежних имен, фамилий и отчеств, лишь с ювелирной точностью облагородив их. Поэтому не Семен, а Семенг. Звучит гораздо красивее и солиднее, согласитесь? Словно горный орел парит над землей, выискивая своим феноменальным зрением добычу.
– А вы вообще в курсе, что Семён – это русская версия еврейского имени Шимон из Библии. Это никак не противоречит вашим арийским убеждениям? – теперь уже пришла очередь улыбаться мне.
– Боже мой, по каким учебникам вас обучали? Такое ощущение, что вы только что прибыли из самого глухого уголка Сибирейской тайги. Как вы вообще оказались в нашем цивилизационном раю? Более семидесяти лет тому назад лучшие германские и русиянские ученые доказали, что евреи не имели никакого отношения к написанию библейских книг. Более того, было доказано, что такого народа вообще не существовало на нашей планете.
– То есть как? Люди были, а слова не было, как в анекдоте, что ли? – продолжал я улыбаться, пока охранник, стоящий позади, не сдавил мою трапециевидную мышцу (по-простому «загривок»). Да так, что перед глазами заплясали искорки и уродливые зайчики.
– Люди, безусловно, были. Только не евреи, а греки, римляне, персы, древние арии, наконец…
– И после таких высказываний вы еще смеете говорить про мое образование? Я – человек из двадцать первого века, в отличие от вас, застрявшего где-то в начале девятнадцатого. Какие великие арии? У вас жар и бред. Или все вы здесь актеры из программы «Розыгрыш»?
– Успокойтесь. Вас никто не разыгрывает. Мы с Иванхом, так же, как и вы, живем в двадцать первом веке. Сейчас за окном 2021 год, 9 сентября, суббота. И погода, кстати сказать, стоит прекрасная. Но вместо того, чтобы наслаждаться заслуженным выходным в кругу семьи, мы вынуждены тратить время на диагностические беседы с вами.
В подтверждение его слов Иванх (очевидно, Иван в обществе психически здоровых людей) снова с силой сдавил мой загривок. Гримаса боли сковала лицо.
– Поэтому я бы предложил вам перестать валять дурака, и после того, как стихнет головная боль, пройти нехитрый тест. Тогда, надеюсь, мы сможем определиться со степенью социального отклонения от нормы и принять решение о вашей дальнейшей судьбе.
– Что, тоже на органы пустите? – вспомнил я недавний рассказ про бедолагу курсанта.
– Ну, это еще надо заслужить. Не каждое отребье годится в доноры для наших дорогих сограждан. Мы верим, что жизненные взгляды человека сильно влияют на состояние его внутренних органов.
– Это как? – удивился я.
– Очень просто. Кровь – величайший хранитель и переносчик информации. Она запоминает все: что вы ели, пили, видели, какие лекарства принимали, с кем спали, какие мысли посещали разум, какие слова слетали с ваших губ. Кровь питает все системы и органы, являясь важнейшей соединительной тканью. Поэтому не только алкоголик убивает своё тело, но и смутьян и сквернослов.
А у революционных элементов вообще большинство органов прогнило насквозь. Их жизнь – сплошной яд, которым они брызжут на окружающих. И пересаживать такие органы нормальным гражданам – значит обрекать их на пребывание в постоянном когнитивном диссонансе. А этого никак допустить нельзя. Так что пока посидите в камере, а мы подумаем, что с вами делать. Может статься, что Сибирейская тайга станет вашей родиной на следующие лет сорок.
И даже не думайте помышлять о побеге. Мы хоть и являемся сотрудниками интеллектуального департамента, но стреляем отменно. И проверять это я вам не советую! – в подтверждение своих слов офицер Хрусталв достал из ящика стола и помахал перед моим лицом большим черным пистолетом, отполированным до блеска.
Я не успел ответить, как жлоб Иванх подхватил меня под руки, приподнял со стула и легким пинком в пятую точку придал ускорение в направлении незаметной двери рядом со шкафом. Заприметить издалека её было крайне трудно, так как выкрашенная в цвет стены дверь не имела ручек, выступающих петель и даже замочной скважины.
Когда мы подошли к стене, Иванх пару раз с силой стукнул по ней кулаком. Каково же было мое удивление, когда в ответ распахнулась не сама дверь, а одна из створок покосившегося шкафа.
– Проходь жива, только головой пригни, мебеля не попорти, – буркнул охранник.
На секунду я почувствовал себя Алисой в стране чудес и даже пожалел, что не имею в запасе пару бутылочек с волшебной жидкостью. Сначала я бы увеличил себя до неприличных размеров и расхреначил к свиньям собачим весь этот фашистский цирк. А потом, приняв дозу уменьшительного напитка, поймал первого пролетающего мимо воробья и умчался подальше от царившего вокруг маразма.
С такими мыслями я шагнул вглубь шкафа и оказался в узком коридоре с кирпичными стенами и полукруглыми потолочными сводами. И хотя здесь было не очень темно, но контраст с жалящим светом зала допросов оказался чудовищным, словно ты на мгновенье ослеп.
Иванх за мной не проследовал. Он быстро захлопнул дверцу шкафа и снова гулко стукнул по ней два раза. Принимающей стороной оказался пожилой мужчина в форме, как мне показалось, германского солдата времен Первой Мировой войны, если судить по иллюстрациям из книги про бравого солдата Швейка. На его почти лысой голове были небрежно разбросаны несколько седых волос. Сгорбленная спина и согнутые тоненькие ножки, которые явно уже не справлялись с нагрузкой. Руки тряслись, заставляя побрякивать увесистую связку ключей на металлическом кольце, надетом на запястье.
